Текст книги "Физрук 3: Назад в СССР"

Впрочем, до этого он попытался поссорить меня с Илгой. Тоже ведь глупость, но вполне укладывается в образ мечущегося от обиды, но связанного законом по рукам и ногам обманутого мужа… Правда, в эту картинку не помещаются попытки втащить меня в дело Стропилина. Хотя почему не помещаются?.. Я ведь не знаю, что было раньше? Потуги меня пристегнуть к уголовному делу или эта игра в неблагородного мстителя? А какая, в общем, разница. Главное, мне теперь понятно, что Киреев вовсе не неподкупный страж закона. Так что пусть только рыпнется!

Я вернулся домой уже ближе к ночи. Нужно было выспаться перед рабочей неделей. Илга посмотрела на меня с удивлением, но ни слова в упрек не произнесла. Вряд ли ей было не интересно, где я болтался весь день, но она хорошо усвоила правило: если мужчина сочтет нужным, он сам все расскажет. А если не сочтет, значит, ей и знать этого не нужно. Я немного перекусил, вымылся и лег спать. Мне снились здоровенные клопы с рожами Коленкина, Третьяковского, Дольского и Киреева, они ползали по стадиону наперегонки, а клопиха с физиономией Эсмеральды погоняла их хлыстом из арсенала БДСМ. Приснится же такое.

Утро в школе началось как обычно. Трёп преподов в учительской. Первый урок. Косые взгляды Шапокляк, которая, видимо, все никак не могла успокоиться, что ей не удалось меня прищучить. Правда, после показа нашего фильма она слегка попритихла. А может – не после фильма. Недаром же, время от время, она косится влюбленными глазами на военрука, а бедолага Григорий Емельяныч не знает куда ему деваться от такого счастья. Видать, малость перестарался, утихомиривая по моему совету завучиху. В любом случае, я ему благодарен. Мне бы ни за что не решиться на такое.

На большой перемене меня вызвал к себе директор. Мы с ним давно не общались с глазу на глаз. Мне даже было немного стыдно за то, что я перестал заглядывать в гости к семейству Разуваевых. Правда, с Пал Палычем и Тигрой я регулярно виделся на работе, но так то работа. Вот и сейчас, вызывая меня в свой кабинет, директор вряд ли хотел поболтать со мною по душам. Причина, скорее всего, та же работа. Если – не хуже. К сожалению, я угадал. Когда я переступил порог, сердце екнуло. Разуваев был не один. Кроме него присутствовала Эвелина Ардалионовна, Лилия Игнатьевна и… мой ученик.

– Что случилось?! – выпалил я с порога.

– У нас ЧэПэ, Александр Сергеевич, – вздохнул Пал Палыч, кивая на Зимина – единственного из присутствующих, кто оставался на ногах, не считая меня.

– Что ты натворил, Сергей? – спросил я у него.

Тот лишь дернул плечом.

– Вашего ученика, товарищ Данилов, задержали на месте преступления, – произнесла инспектор по делам несовершеннолетних.

– Так уж и преступления? – не поверил я.

– Вчера вечером, в двадцать два часа, дружинники, проходя по улице Луначарского, увидели в аптеке номер пятнадцать свет, – принялась докладывать старший лейтенант. – Кто-то бродил по торговому залу с фонариком. Обследовав входную дверь, ребята убедились, что замки целы, тогда они обогнули здание аптеки и затаились у служебного входа. И через пять минут показался мальчик с коробками в руках. Они его задержали и привели в опорный пункт. При первичном допросе задержанный назвался Зиминым Сергеем Севастьяновичем, учащимся восьмого «Г» класса средней школы номер двадцать два.

– Это и впрямь был ты, Сергей? – спросил я.

Тот лишь мрачно кивнул.

– Зачем ты забрался в аптеку?

– За лекарствами, – буркнул он.

– Уверенна, что за наркотиками! – встряла товарищ Царева. – Это результат разлагающего влияния преподавателя физкультуры!

– Я для матери хотел взять лекарства! – вскинулся паренек.

– Украсть! – злорадно уточнила завучиха.

– Я не крал, – упрямо возразил Зимин. – Я оставил деньги на прилавке!

Я вопросительно посмотрел на милиционершу.

– Да, это верно, – подтвердила инспектор.

– Так почему же ты не пришел днем, чтобы купить их? – спросил директор.

– Я приходил, – ответил парнишка, – но тетка, которая там работает, сказала, что нужного лекарства нет… А это неправда!

– Как это – неправда?! – закудахтала Шапокляк. – И какая она тебе тетка?.. Это уважаемая женщина, провизор…

– Неправда, потому что их позавчера завезли, – продолжал Зимин. – Я видел, как разгружали коробки, а на них название по-иностранному.

– Может, ты что-нибудь перепутал? – спросил я.

– Ничего я не перепутал, – пробурчал он. – Нам раньше тетя Вера из Германии присылала. Она там на стройке работала, а сейчас вернулась на Родину… И вот я хотел купить, а эта… провизор… врет… А матери нельзя без этого лекарства…

– А что стало с лекарством, которое у него отняли дружинники? – спросил я Лилию Игнатьевну.

– Как положено, – пожала та плечами, при этом пряча взгляд, – будет приобщено к делу…

– Да вы что, с ума посходили! – заорал я. – Пойдем, Сережа, купим твоей маме эти лекарства.

Я подошел к нему и взял его за плечо.

– Что за самоуправство! – подскочила Эвелина Ардалионовна. – Пал Палыч, прекратите это безобразие!

– Идите, Александр Сергеевич, – сказал Разуваев. – Я попрошу Григория Емельяныча провести начало вашего следующего урока.

– Я с вами, товарищ Данилов, – сказала милиционерша. – Посмотрим, как будет вертеться эта… провизор, когда увидит мои погоны.

Глава 9

Мы, ни о чем больше не говоря, вышли из школы и почти бегом двинулись по улице. Мне хотелось рвать и метать. Из-за какой-то сучки пацан вынужден был залезть ночью в аптеку! Наверняка, это лекарство придерживалось «для своих», как и многие другие товары народного потребления. Торгаши частенько искусственно создавали дефицит, чтобы греть на нем руки, а власти либо не могли, либо не хотели дать им по этим рукам. А здесь, в Литейске, их крышует еще и капитан ОБХСС.

И где гарантия, что – он один, что ниточки не тянутся куда-нибудь повыше? У меня со времен службы в армии идиосинкразия к тому, что кто-то за меня решает, как мне жить, но на службе это хотя бы оправдано. А на гражданке люди должны иметь шанс вести тот образ жизни, который их устраивает, а если – не устраивает, то – менять его по своему усмотрению, оставаясь в рамках закона. Да, я тоже нередко нарушал законы, но в чужой карман не лез и уж тем более – не отнимал у таких, как Серега Зимин, пацанов возможность купить лекарство для матери.

Когда мы подошли к аптеке номер 15, на улице Луначарского, Лилия Игнатьевна сказала:

– Дадим этому провизору шанс исправиться. Сначала зайди ты, Сережа, и спроси нужное тебе лекарство. Если тебе снова откажут, тогда за дело возьмемся мы.

Я сунул своему подопечному пятерку.

– Этого хватит?

Он кивнул, взял купюру и скрылся за остекленными дверями.

– Что его ждет? – спросил я у инспектора.

– Трудно сказать, – вздохнула Красавина. – Фактически кражи не было… Он оставил сумму даже превышающую стоимость взятого лекарства, но незаконное проникновение в госучреждение все же имело место… Надеюсь, следователь решит не доводить дело до суда, а передаст на рассмотрение комиссии… Ему уже шестнадцать – возраст уголовной ответственности за такую категорию преступлений наступил.

– Интересно у вас получается, – пробурчал я. – А если его матери станет плохо, из-за того, что она вовремя не получила необходимые препараты?.. За это кто-то ответит?.. Вы, товарищи правоохранительные органы, вообще понимаете, что творится в городе?.. Это Серега такой решительный, полез в аптеку ночью, чтобы не украсть, а купить лекарство для матери, большинство же просто будет терпеть…

– Как бы то ни было – имело место нарушение закона, – сказала старший лейтенант. – Комиссия, а если дойдет до суда, то и суд, учтут, разумеется, все смягчающие вину обстоятельства, но смягчающие, а не отменяющие!

– Я своего ученика в обиду не дам, – упрямо произнес я.

В этот момент на крыльце появился Зимин. Вид у него был удрученный.

– Что, опять не продали?

– Нет, – пробурчал он. – Говорит, выпустили тебя, вора, ну так сейчас опять заберут…

– Ну я ей объясню, кого сейчас заберут… – пробормотал я. – Она в каком окошке торчит?

– Во втором от входа, справа…

– Постойте, Саша! – сказала милиционерша. – Лучше – я!

– Вы же сами сказали: «дадим шанс исправиться»… Вот я и дам еще один шанс… Если и мое увещевание не подействует, то минуты через три подходите… Как ты говоришь, называется это лекарство?..

Пацан по слогам произнес название. Я кивнул и двинулся в аптеку. За стеклянным окошечком торчало раскормленное рыло, с безвкусно накрашенными губами и сливоподобным носом. Я назвал лекарство, которое мне требуется, и рыло искривилось, словно ее обладательницу внезапно посетила зубная боль.

– Не завезли, молодой человек, – прошмакала провизорша.

– Завезли-завезли, – нарочито издевательским тоном произнес я. – Позавчера разгружали, сам видел.

– Вы мне тут не хамите, молодой человек, – проворчала та. – Нет, говорят вам, такого лекарства, и не будет!

– А за создание искусственного дефицита знаете, что бывает?..

– Это не ко мне вопрос, – не испугалась провизорша. – Обращайтесь к заведующей…

– Тогда зовите заведующую.

– В аптечном управлении она…

– Слушай, мымра, – произнес я интимным шепотом. – Если ты сейчас лекарство не выдашь, завтра твоя жирная задница будет сидеть перед следователем и давать показания…

– Ой, напугал! – на весь торговый зал заорала она. – Я щас милицию вызову и скажу ей, что ты ограбить аптеку хотел…

На меня тут же уставились другие посетители, из окошек стали выглядывать прочие аптекари. В этот момент дверь распахнулась и в зал вошла старший лейтенант Красавина, в сопровождении набыченного Зимина.

– А вот и милиция! – торжественно объявил я.

Возникла немая сцена, нарушенная робким девичьим голосом:

– Ой, Марь Ванна, это ж контрольная закупка!

– Молчи, дура! – огрызнулась та.

– Старший лейтенант Красавина! – как положено, по форме представилась милиционерша. – Что тут у вас происходит?

– Вы очень кстати, товарищ милиционер! – не растерялась Марь Ванна. – Этот охламон требовал с меня деньги!.. Люди подтвердят! Задержите его!

– Почему вы отказали этому мальчику в продаже препарата, жизненно необходимого его матери? – игнорируя ее брехню, осведомилась Лилия Игнатьевна.

– Данного препарата нет в наличии, – продолжала упорствовать провизорша.

– И накладные подтвердят это?

– У вас есть санкция на выемку документов?

Я смотрел на эту жабу почти с восхищением. Провизорша оказалась крепким орешком, но и милиционерша сдаваться не собиралась.

– Я сейчас позвоню в аптечное управление и попрошу уточнить, имеется ли в продаже вышеназванный препарат, – произнесла она. – Уж на это имеет право любой покупатель, а не только сотрудник милиции.

Может быть упрямая бестия, Марь Ванна, и продолжала бы упорствовать, но тут загалдели посетители:

– Правильно, товарищ милиционер, давно пора прищучить эту Маньку!

– Валидолу иной раз не допросишься!

– По блату толкает лекарства!

– Проверьте, откуда у ее мужа «Волга»!

– А ну тихо! – заорала провизорша и тут же обратилась к молоденькой аптекарше. – Ритка, принеси, что товарищ милиция желают…

– Твоя мама постоянно принимает это лекарство? – спросил я у Сереги.

– По таблетке в день, – ответил он.

– А в упаковке сколько?

– Тридцать.

– А сколько упаковок ты хотел купить?

– Две. У нас больше не было денег.

– Принесите четыре упаковки! – потребовал я.

Марь Ванна обожгла меня ненавистным взглядом, но буркнула своей коллеге:

– Принеси.

Рита притащила четыре упаковки.

– Двадцать рублей, – потребовала провизорша, потрещав кнопочками кассового аппарата.

Зимин вернул мне пятерку. Я покопался в карманах и выгреб из них все, до копейки. Получилось восемь пятьдесят. Выручила Красавина. Она протянула мне два червонца. Рассчитавшись и забрав лекарства, мы покинули аптеку номер 15. Я сунул было Лилии Игнатьевне свои восемь рублей, но она покачала головой.

– Пригласишь меня в кафе «Мороженое» и будем в расчете, – сказала старший лейтенант с улыбкой.

– Договорились, – кивнул я и обратился к ученику: – Неси, Зимин, лекарство домой. Я скажу директору, что отпустил тебя.

– Спасибо вам! И вам, Лилия Игнатьевна! – радостно откликнулся тот и припустил по улице.

– Я постараюсь, чтобы ему вернули и те две упаковки, что он купил вчера, хотя и экстравагантным способом, – сказала милиционерша таким голосом, словно давала торжественную клятву.

– Надо еще как-то вытаскивать парня из беды, – пробурчал я. – Ты же видишь, с какой тварью ему пришлось иметь дело! На нее даже твои погоны не произвели впечатления.

– Это потому, что они старлеевские, – самокритично заметила Красавина. – Будь я чинами повыше, эта Марь Ванна так бы со мной не разговаривала.

– А ведь она не вела бы себя так нагло, не будь у нее кого-то за спиной, – ввернул я.

– Кто же? – спросила она. – Ты уже, Саша, второй раз за сегодня на что-то намекаешь. Может, скажешь прямо?..

– Может и скажу, – уклонился я от прямого ответа. – В кафе «Мороженое»… Тебе когда, Лиля, будет удобно встретиться?

– К сожалению – не раньше субботы.

– Тогда в субботу, после шести!

– Договорились. Только позвони мне предварительно.

– Хорошо.

Мы попрощались, и я вернулся в школу. Урок я все-таки пропустил. Поэтому сразу же отправился к директору, чтобы ему доложить.

– Нельзя допустить, чтобы Зимина наказали, Пал Палыч, – сказал я ему. – Глупость, он, конечно, сделал, но провизорша придерживает дефицитные препараты для блатных клиентов.

– Увы, это общая беда, – вздохнул Разуваев.

– Я одного не пойму – почему все терпят и молчат?.. – продолжал я. – Вы же все здесь коммунисты и комсомольцы? Где же ваша партийная совесть?

Я добавил в голос пафоса.

Директор уставился на меня с недоумением во взгляде.

– Где это – здесь, Саша? – спросил он. – И почему вы отделяете себя от остальных?

Я понял, что в запале сболтнул лишнего.

– Ну, я хотел сказать, что надо как-то бороться с этим злом, в любом случае, отдать своего ученика на съедение я не позволю.

– Разумеется, я лично и вся школьная общественность… Мы примем меры, – пообещал директор. – Возьмем Зимина на поруки.

– Помимо всего прочего, – продолжал наседать на него я, – этот парень один из лучших самбистов в моей секции. Без него тяжело будет участвовать в спартакиаде!

– Я все понял, Александр Сергеевич! – устало произнес Пал Палыч. – Сделаю все, от меня зависящее!

– Спасибо! – я пожал ему руку и отправился на урок.

Тот как раз был у восьмого «Г». Само собой, что пацаны оказались в курсе случившегося и потому обступили меня в раздевалке, потребовав отчета о судьбе их товарища. Меня это только порадовало. Выходит, мне удалось превратить этих оболтусов в дружную команду или я все-таки принимаю желаемое за действительное? Как бы то ни было, сейчас они вели себя так, как мне хотелось бы. И говорить я с ними собирался напрямую. Пусть хоть они не обманываются.

– Серега сейчас дома, – сказал я им. – Завтра придет на занятия.

– Так его не посадят? – спросил «Чапаев».

– Надеюсь, что до суда дело не дойдет, и оно будет рассматриваться на комиссии по делам несовершеннолетних.

– За что – в суд?! – возмутился Сидоров. – Да если б моя мамка болела, я бы куда угодно залез!

Пацаны его поддержали.

– Давайте договоримся, парни, – сказал я. – Если возникают серьезные проблемы, сразу обращайтесь ко мне. Запишите номер моего домашнего телефона в свои дневники.

Они защелкали замками портфелей, доставая ручки и дневники. Когда все были готовы, я продиктовал номер. Я понимал, что с этой минуты обрекаю себя на веселую жизнь, но так хоть появлялся шанс, что они наделают меньше глупостей, подобно той, что совершил Зимин. Потом я, наконец, начал урок. И уже с чистой совестью распустил своих подопечных по домам. И с радостью отправился сам.

Утром Серега пришел в школу. Я спросил его о матери. Он сказал, что все нормально. Надеюсь, и с ним самим будет все в порядке. Все-таки, общественность, включающая директора школы и инспектора по делам несовершеннолетних на его стороне. И я – тоже. Из-за всей это истории я даже выбросил из головы свои детективные похождения. Тем более у меня хватало хлопот в школе. Да и признаться, подустал я от общения со всей этой компашкой. И мне уже хотелось праздника.

До Нового года оставалось еще несколько недель. До встречи с Лилей – дней. А вот чтобы такое учудить посреди недели? И я решил осуществить свою давнюю задумку – собрать у себя своих друганов-педагогов. Начиная с директора. На выходных у каждого найдутся дела, а вот, к примеру, в пятницу, после работы… В среду я известил Павла Павловича, Карла Фридриховича, Виктора Сергеевича, Григория Емельяновича, а так же Петра Николаевича, что хочу устроить небольшой вечерний междусобойчик.

Ни один не отказался и каждый спросил, что принести? Я сказал, что буду рад любой выпивке и закуси. Илгу я, разумеется, тоже оповестил, что у нас в пятницу будут гости. Так как с мебелью в квартире по-прежнему был напряг, обсудив, как будем размещать гостей, мы пришли к выводу, что идеальный вариант – фуршет. Закуски расставим на столе в кухне, а выпивку и бокалы – в большой комнате. Каждый сам себе будет наливать и выбирать, чем налитое закусить. Конечно, в СССР – это не самый распространенный формат вечеринок, но полагаю, что коллеги оценят.

И вот наступила пятница. С утра мужики в учительской появились с авоськами и сумками, набив до отказа холодильник в приемной. Школьные дамы посматривали на нас подозрительно. Они уже догадались о том, что мужчины что-то затевают, а также – о том, что их приглашать они не собираются. Ну ничего – впереди еще праздники, так что и женской половине коллектива будет уделено внимание. А пока нам, мужикам, тоже нужно пообщаться с глазу на глаз. Тем более, что Илга вечером будет занята со своим Кирюшей.

Однако до наступления вечера мне предстоял секретный разговор с Екатериной Семеновной. О чем она мне намекнула этим же утром. Мы решили поговорить на большой перемене в ее кабинете. И вот когда после звонка вся орава учащихся вырвалась в коридоры, мы уединились с химичкой в ее заветном закутке. Я еще в учительской заметил, что она чем-то взбудоражена. Не хотелось, чтобы нынешний вечер был испорчен.

– Ну, что у тебя случилось? – спросил я, едва затворив за собой дверь.

– Он что-то знает! – выпалила она.

– Твой?

– Ну да! Кто же еще?!

– А про что именно?

– Ну как – про что!.. – удивилась она. – Про нас с тобой!

Вот это новость!

– Э-э… А что, до этого он не знал?

– Нет! Откуда?!

– Ну мало ли – откуда… – пробурчал я. – Родственники твои могли рассказать… Или ты сама?..

– Как ты это себе представляешь?..

– Прости… – вздохнул я, – но сейчас тогда откуда он узнал?

– Понятия не имею…

– Ну а в чем выражается это его нынешнее знание?

– Он стал вдруг интересоваться тобой… Как, говорит, ведет себя ваш новый физрук Данилов?.. Я ему говорю, учитель как учитель… Я с ним, с тобой, то есть, редко вижусь, слишком разные у нас специальности… В учительской здороваемся, ну и на педсоветах заседаем… А он не унимается, все выспрашивает…

– Успокойся, – отмахнулся я. – Он меня пытается к одному делу подшить. Приятеля моего школьного арестовал, меня несколько раз на допросы вызывал…

– Да что же ты раньше молчал! – ахнула Екатерина Сергеевна. – А я тебя втянула в эту слежку дурацкую… Если он об этом узнает, тебе несдобровать…

– Ничего он мне не сделает… – пробурчал я. – Ты лучше скажи мне, Катя, откуда у вас деньги на машину?

– Что ты хочешь этим сказать? – насупилась она.

– Ничего особенного… – все больше раздражаясь, заговорил я. – Да вот только у тебя учительская зарплата, у милиционера твоего – капитанская… Он же – не генерал… И вдруг – машина, шубка импортная, сапожки… Откуда?

Я понимал, что может быть теряю в эту минуту союзницу, но мне до чертиков надоел капитан Киреев – подпольный воротила, оборотень в погонах, который неизвестно почему в меня впился, как клещ! Ведь я же думал, что он мстит мне за поруганную честь, а если это не так, то его мотивы и вовсе непонятны… В общем, это предстояло выяснить. И этот разговор мне лишний раз доказал, что расслабляться рано, главные схватки еще впереди. Так что пусть Катенька обижается, я не собираюсь скрывать от нее свое отношение к ее муженьку-рогоносцу…

– Да, ты прав, – пробормотала химичка. – Я ведь не задумывалась об источниках наших доходов… Ну почти не задумывалась…

Глава 10

– А напрасно! – сказал я тоном правильного милиционера из советского кинодетектива. – О таких вещах всегда следует думать…

– Что ты хочешь сказать? – спросила Екатерина Семеновна. – Что Киреев не чист на руку?..

– Возможно, – кивнул я, – хотя прямых доказательств у меня нет.

– Выходит, он не только нудный тип, но еще и преступник…

– Я не исключаю такой возможности.

– С нудным типом, даже с изменщиком, я бы еще могла жить, но с преступником – никогда!

Я с удивлением на нее уставился. Не ожидал от химички такого пыла.

– Ты же понимаешь, что если окажется, что я прав, то могут не только арестовать твоего мужа, но и конфисковать имущество, если следствие установит, что оно нажито преступным путем.

– А мне плевать! – отмахнулась она. – Никогда я не жила богато, так что нечего и начинать.

– И что ты сделаешь?

– Пойду в милицию.

– Я даже могу подсказать, к кому обратиться.

– К кому же?

– К старшему лейтенанту Свиридову, следователю УВД Приречного района. Или лучше сразу в прокуратуру.

– А почему именно к Свиридову?

– Он ведет дело о нападении на меня.

– Хочешь сказать, Киреев имеет к этому отношение?

– Есть такое подозрение…

– Почему же ты сам к нему не пойдешь?

Это хороший вопрос. И в самом деле – почему я сам не пойду к следователю и не расскажу ему все, что мне известно? Раньше мне мешало то, что у Рогоносца были мотивы личной мести и я не хотел впутывать в эту историю химичку, ибо это не по-мужски, но теперь понятно, что меньше всего капитан руководствовался желанием поквитаться со мною за поруганную честь. Не исключено, что он до сих пор не знает, что супруга ему изменила с физруком. Следовательно, у него есть какие-то иные причины. И вот эти-то причины я и хочу выяснить.

– Мне хочется сначала получить надежные доказательства, – произнес я вслух, – а уж потом идти к следователю.

– То есть, на тебя лучше не ссылаться? – уточнила Екатерина Семеновна.

– Именно так!

– Хорошо, – кивнула она. – Я расскажу лишь о том, что знаю сама.

– Только постарайся сделать это так, чтобы твой муженек не пронюхал… Кстати, что за вещество ты использовала для слежки?

– Радиоизотоп таллий двести четыре, период полураспада всего двенадцать дней, – сказала химичка. – Я нанесла их на шины его служебного автомобиля.

– А это не опасно?

– Нет. Количество совершенно ничтожное, дающее излучение немногим выше естественного радиационного фона. При рентгеноскопии применяют гораздо более мощные изотопы.

– А где ты их взяла?

Екатерина Семеновна усмехнулась.

– Так, подарок одного друга…

– Все равно, будь осторожнее со своим Киреевым.

– Думаешь, он может сделать со мной что-нибудь плохое?

– Думаю, что может.

Прозвенел звонок на урок и я отправился в спортзал. Конечно, разговор с химичкой взбаламутил мне душу. Не переложил ли я на ее плечи то, что должен был сделать сам? Надеюсь, она не наделает глупостей, например, не выложит все муженьку, дабы высказать ему свое презрение. Во всяком случае, если она расскажет следователю о левых доходах Киреева и тот попадет под следствие, вреда от этого не будет. Рогоносца, наверняка, отстранят от дела и пакостить мне, прикрываясь погонами, ему станет затруднительно.

Уроки закончились и, захватив с собою, всю компанию коллег, я повел их к себе домой. Нагруженные бутылками и снедью, в радостном предвкушении предстоящего междусобойчика, они шагали за мною, как пионеры за вожатым, только что без барабанов и трубы. Легкая метель толкала нас в спины, лишь добавляя нам скорости. Не хотелось думать ни о чем, кроме того, что можно провести несколько часов в обществе исключительно приятных мне людей.

Илги не было дома, но на столе в кухне красовались приготовленные ею и разложенные по тарелкам закуски. Было кое-что из горячительных напитков: коньячок, водочка, портвейн. В общем, было чем угостить дорогих гостей. Однако и они не подкачали. Директор тоже принес коньяк и палочку сервелата из ветеранского продзаказа. Военрук порадовал балычком и двумя бутылками «Киндзмараули». Преподаватель немецкого притащил пирог, как выяснилось, с мясом и вишневую наливку. Трудовик приволок бутылку «Столичной» и шмат сала, а историк – целую авоську пива и соленые орешки.

В общем, было чем разогреться. Я объявил друзьям, что у нас фуршет, но из этой затеи ничего не вышло. Мужики решили перенести стол в большую комнату, где есть диван. Туда же приволокли скамейку и устроили нормальное русское застолье, без разных там европейских выдумок. Выпили, как полагается, за хозяев, хотя хозяйка отсутствовала, потом за мир во всем мире и победу социализма во всех прогрессивных странах. Стали рассказывать анекдоты, порою скабрезные.

Потом перешли на школьные дела. Расспрашивали Пал Палыча о том, какие будут нововведения во второй четверти? Гости жаловались на завучиху, которая доставала не только меня одного. Обсуждали разные сплетни, неизбежные в любом коллективе. Честно говоря, я был разочарован. Мне казалось, что общение у нас будет более интересным. Не, ну пили и закусывали с удовольствием, а вот более увлекательных тем, нежели дурь Эвелины Ардалионовны не нашлось.

Наверное, я и сам был виноват. Не учел, что кроме работы, присутствующих ничего не объединяет. У нас с Карлом, правда, есть наша киностудия, проблемы которой не интересны остальным. Петр Николаевич охотно говорит на исторические темы, но его тоже не слишком поддерживают. Разуваев с удовольствием бы потрепался о новинках западной рок-музыки, но боится раскрыть свой интерес перед остальными. Витек вообще оживлялся лишь тогда, когда речь заходила о вещах сугубо прикладных. К тому же, он был единственным из нас, кто пил только чай. А военрук сожалел, что нет гитары и порывался спеть, но его не поддержали. И тут меня осенило.

– Друзья! – обратился я к гостям. – У меня идея… Давайте поиграем!

– Если в карты, то я пас! – откликнулся директор.

– В города? – хмыкнул военрук.

– В шахматы? – с надеждой поинтересовался историк.

– Ни первое, ни второе ни в третье, – ответил я всем троим. – В детектив!

– Любопытно, – проговорил преподаватель немецкого.

– Это как? – буркнул трудовик.

– Я сейчас объясню, – пообещал я. – Один из нас будет играть преступника, но кто именно – никто из вас до поры, до времени знать не должен. Остальные свидетели и сыщики. Преступник не имеет права себя выдавать. Более того – он может оказаться как среди свидетелей, так и среди сыщиков. Всю правду знать буду только я, и соответственно мне решать, насколько успешно проведено следствие… Ну что, коллеги, попробуем?

Коллеги одобрительно закивали и даже подняли рюмки, дабы выпить за эту идею.

– Тогда я выйду на кухню, а вы будете приходить ко мне по одному. И просьба, не только преступник, но и другие не должны без моего разрешения рассказывать о том, что услышит от меня.

И я отправился на кухню. Первым пришел Рунге.

– Карл, – обратился я к нему. – Прости, но преступником будешь ты.

– Да уж, удружил, – усмехнулся он.

– Это самая сложная роль, – продолжал я. – Тебе придется изображать одного из сыщиков, следовательно – заводить следствие в тупик, но при этом, по возможности, оставаясь вне подозрений.

– Понятно. Постараюсь оправдать.

– Уверен, что у тебя получится. Позови следующего.

Он ушел и следом появился Разуваев.

– Пал Палыч, – сказал я ему. – Вы наш главный сыщик… Комиссар Мэгре…

– Это потому, что я – директор?

– Это потому, что вы из нас самый опытный, – не моргнув глазом, польстил я ему. – К тому же – бывший военный разведчик.

– Хорошо, – кивнул он.

– Под вашим началом будет два помощника. Ваша задача суммировать все, собранные показания и сделать выводы. Ну и вывести, в конце концов, преступника на чистую воду.

– Сделаю, что смогу.

– Тогда позовите следующего.

Третьим появился Петров.

– Гриша, ты назначаешься сыщиком, вернее – помощником главного сыщика.

– Понял. Буду стараться, – откликнулся он.

– Зови следующего.

Следующим пришел Трошин.

– Вам, Петр Николаевич, быть свидетелем, – сообщил ему я.

– Хорошо.

– Ну тогда позовите Виктора Сергеевича. Он единственный, не охваченный.

Курбатова я тоже назначил свидетелем. Мы с ним вдвоем вернулись в большую комнату, и я обратился уже ко всем присутствующим:

– Итак, коллеги, у нас три сыщика и три свидетеля. Сыщики – Пал Палыч, он босс, и два его помощника – Григорий Емельянович и Карл Фридрихович. Свидетели, соответственно – Петр Николаевич, Виктор Сергеевич и ваш покорный слуга. Один из нас – преступник. Задача сыщиков его изобличить. Для того, чтобы это сделать, сыщики должны рассмотреть показания свидетелей и сделать на их основании выводы, относительно личности подозреваемого… Теперь трое сыщиков должны удалиться на кухню, куда потом они будут вызывать свидетелей и допрашивать их по одному. Будете ли вы, товарищи сыщики, делать это по очереди или все вместе – решать вам. Если по очереди, то не задействованные в допросе должны вернуться сюда. Если вопросов нет, прошу сыщиков покинуть комнату.

Разуваев, Рунге и Петров поднялись и ушли на кухню. А я заговорил с Курбатовым и Трошиным:

– Коллеги, смотрите, каждый из нас должен противоречить в показаниях двум другим. Нас шестеро, следовательно, есть шесть вариантов того, кто может быть преступником. Я не напрасно просил не сообщать подробности моего разговора с каждым из вас. То есть – мы все, по отношению друг к другу, подозреваемые. Теперь вы должны выбрать себе по два подозреваемых, и намеренно смешать приметы их внешности, но не свидетельствовать против себя. Эти приметы вы должны назвать следователям, но больше никому. Вопросы?

– А как поступите вы, точно зная, кто преступник? – поинтересовался историк.

– Точно также – смешаю приметы внешности двух подозреваемых по своему произвольному выбору. Даже если я сознательно внесу в свои показания приметы преступника, это не сделает их более информативными, чем ваши. Ведь ни я, ни вы не будете знать, кто из нас на кого показывает.

– Хитро придумано! – хмыкнул трудовик.

– Вы пока думайте, а я пойду пообщаюсь с сыщиками.

И я отправился на кухню. Сыщики вопросительно на меня воззрились.

– Так, коллеги… – начал я. – Прежде, чем вы начнете допрос, я уточню задачу. Вы должны на основе показаний свидетелей вычислить преступника. Допрашивайте их строго по одному, без очных ставок. Суммируйте показания, ищите противоречия и совпадения и выносите свое решение. Как я уже сказал, будете ли вы допрашивать все вместе или по очереди, решайте сами. Сейчас я вернусь в комнату, а вы начинайте вызывать свидетелей и вести допрос.