Текст книги "Каролинец"

Глава XVIII. Примирение

Выйдя в скором времени из библиотеки, они встретили членов Тайного совета, собравшихся в ожидании губернатора. Фергюссон, изъявивший вчера желание увидеть Ратледжа на виселице, выступил с покаянной речью.

– Ваша светлость, – начал он, – от своего имени и от имени моих товарищей, членов Совета, приношу вам глубокие извинения за проявленное нами недоверие. Нам следовало обратить внимание на то, что каждый ваш поступок в прошлом являл собою образец самоотверженного служения на благо штата. Позвольте также выразить наше восхищение дальновидностью вашего плана уничтожения врага и стойкостью перед лицом достойной всяческого порицания оппозиции. Мы понимаем, как важно было сохранить все в тайне.

Ратледж движением ладони прервал его излияния.

– Этого достаточно, господа. План провалился по вине, можно сказать, каприза и ненадежности фортуны. А что касается вчерашнего, то я готов допустить, что вы в меру своего разумения считали это своим долгом. Вы меня весьма обяжете, если отправитесь сейчас ко мне домой и там меня дождетесь – я хотел бы посоветоваться с вами по нескольким неотложным вопросам.

И, больше не обращая на них внимания, Ратледж отвернулся. Члены Тайного Совета потянулись к выходу. Чувствовали они себя неуютно и опасались, что снискали заслуженную неприязнь губернатора. Лэтимер медлил, стоя рядом с Ратледжем.

– А, вы еще здесь, – сказал тот. – Жена вас, наверное, заждалась.

И Молтри, у которого были подозрительно влажные для солдата глаза, тоже начал его подгонять.

– Да, да, мальчик, иди к ней, иди. И попроси у нее прощения за меня. Может быть, она поймет, если ты скажешь, что моя ненависть – обратная сторона любви. Я ведь подумал – прости, Господи, старого дурака! – что ты повернул против нас.

Лэтимер улыбнулся в добрые, печальные глаза друга своего отца и сказал Ратледжу:

– Я не могу уйти, не поблагодарив вас, сэр.

– За резкую критику?

– Нет, сэр. За то, что вы выступили в мою защиту.

– Каждый справедливый суд, – высказался Ратледж, – обязан предоставить обвиняемому право на защиту. Но были и другие причины, по которым я должен был попытаться спасти вас. Во-первых, благодаря только вчера вынесенному мне на Совете приговору, я помнил, что внешние обстоятельства могут благоприятствовать осуждению невиновного; кроме того, я не забыл, что на собрании вы были единственным, кто, вопреки этим внешним обстоятельствам, не осудил меня. Во-вторых, – продолжал он, и глаза его весело блеснули, – если бы вас не оправдали, на моей репутации осталось бы пятно. Меня могли обвинить в том, что я трусливо преследовал свои личные интересы. Помнится, вы что-то говорили о намерении вызвать кое-кого на дуэль, когда дела государственные будут оставлять мне больше времени для досуга. Свободное время у меня, вероятно, теперь появится.

– Сэр, можете ли вы меня простить? – сокрушенно воскликнул Лэтимер.

Ратледж рассмеялся и протянул ему руку.

– По всей видимости, мы никогда не поймем друг друга до конца, – сказал он. Тем примечательнее тот факт, что вчера в палатке Бикмена вы, Лэтимер, были единственным, кто не обозвал меня негодяем.

– Я никогда не сомневался в том, что к вам это слово неприменимо, – ответил тот, пожимая протянутую руку, и кинулся вниз по лестнице на поиски Миртль.

– Возможно, мы еще станем друзьями, – догнал его голос Ратледжа, но Лэтимер уже не ответил.

Он сбежал в холл и вошел в столовую. Миртль сидела у окна под опекой Тома Айзарда, который прохаживался мимо нее взад-вперед. Она вздрогнула и обернулась на звук открывшейся двери. Под ее глазами не успели высохнуть слезы. Она встала ни жива, ни мертва от страха, и в тот же миг, увидев Гарри, почувствовала мгновенно охватившее ее, ни с чем не сравнимое блаженство.

– Свободен! Они оправдали его! – завопил Том, указывая на шпагу Гарри.

Миртль сделала два несмелых шага, ноги ее подкосились и, почти теряя сознание, она упала в объятия Гарри.

– Гарри, родной… Наконец-то ты все знаешь… – всхлипывала она, уткнувшись лицом в его грудь.

Итак, они окончательно обрели друг друга. Том Айзард, не скупясь на подробности, осветил этот трогательный эпизод в письмах к своей сестре, леди Уильям Кемпбелл, на Ямайку, а мы вслед за благоразумным хроникером покидаем наших героев и ставим на этом точку.