Текст книги "Последний сёгун"

– Ни сотня планов, ни сотня доводов не могут перебороть дух времени, – сказал он ей однажды. Перед глазами Ёсинобу стояло круглое смуглое лицо Хисамицу Симадзу, который встречал все его слова с молчаливым упрямством, а рот открывал только для того, чтобы сказать «нет». Сёгун чувствовал, что этот человек не слышит его доводов. Почему? Да потому, что времена на стороне Симадзу. Этот невежда – а Ёсинобу не мог относиться к нему иначе – восседал перед ним, олицетворяя собой дух времени. Можно из кожи вон вылезти, танцуя перед ним, но настырный Симадзу, словно капризный ребенок, ни разу не улыбнется и не выйдет в круг.

Поскольку Ёсинобу сам обладал необыкновенным даром улавливать в воздухе малейшие изменения политической обстановки, он был убежден в непобедимости человека, находящегося на одной волне со своей эпохой, и убеждение это исходило из самых глубин его души. Узколобый консервативный Симадзу должен был бы по праву занять его место, а он – остаться провинциальным князьком. Но к величайшему сожалению, именно он, Ёсинобу, носил звание сёгуна.

У него, правда, была в запасе еще одна идея по поводу того, как решить проблему Хёго. Надо собрать совет во дворце императора, в этом гнезде оппозиции открытию портов, пригласить наиболее влиятельных сановников и даймё и сломить их сопротивление безупречными доводами.

Ёсинобу немедленно взялся за претворение этого плана в жизнь. Но клан Сацума воспротивился, и Хисамицу, поддавшись уговорам Окубо, не явился. В результате Мунэнари Датэ из Увадзимы занял позицию «поживем – увидим» и также не пришел, опасаясь, что будет вынужден раз и навсегда переплести свою судьбу с судьбой Ёсинобу. Даже Сюнгаку Мацудайра не хотел идти. Он уже махнул рукой на будущее бакуфу и, несмотря на то что в прошлом оказывал Ёсинобу всяческую поддержку, теперь боялся связываться с ним, опасаясь, что и его, Сюнгаку, выметут вон той же поганой метлой. Хоть и позже других, но он тоже встал на позицию остальных даймё: надо незаметно оборвать все связи с Токугава и создать систему независимых княжеств, которая сможет справиться с назревающей национальной катастрофой. Если он в ближайшее время не отделится от Ёсинобу, его клан Фукуи постигнет печальная участь распада и гибели.

И все же Сюнгаку Мацудайра был человеком слабовольным. Поддавшись настоятельным просьбам сёгуна, он единственный из «мудрецов» явился в Тигровый зал императорского дворца. В число остальных членов совета вошли вельможи Нидзё, левый и правый министры, два бывших императорских канцлера – кампаку, пять старших советников и еще двое придворных.

Встреча проходила на двадцать третий день пятого лунного месяца (25 июня), жара стояла просто невыносимая. В строгом соответствии с обычаями дворца она началась после захода солнца. Заседание обернулось марафоном, который продлился всю ночь и весь день и закончился только в одиннадцать часов следующего вечера. Было несколько передышек и перерыв на короткий сон, но, как председатель собрания, других поблажек Ёсинобу не допустил.

– Теперь, когда империя находится на краю пропасти, вы обязаны пожертвовать своим отдыхом, – заявил он в лицо тем, кто хотел уйти пораньше. Сёгун считал, что единственный способ справиться с придворными и даймё – собрать их всех в одном помещении и силой заставить довести дело до конца. Такова была его цель. Более того, на протяжении всех двадцати часов он выступал с такой страстью, что у него даже голос сел, зато никто из членов совета не только не посмел, но и попросту не сумел задремать. Все присутствовавшие были ошеломлены. Ни один не отважился вступить с ним в спор. В итоге к одиннадцати часам вечера следующего дня они поддались его нажиму, и было вынесено официальное решение: порт Хёго должен быть открыт.

Таким образом, бакуфу, которое находилось на волосок от гибели, сумело избежать катастрофы и ненадолго продлить себе жизнь. Тем, кто плел против него интриги, осталось только скрежетать зубами. Но вместо того чтобы продолжить наступление на бакуфу как институт власти, враги военного правительства обратили свою ненависть против самого Ёсинобу. Хуже того: они научились его бояться. Страх перед сёгуном породил в воспаленном воображении Такамори Сайго из Сацумы бредовую идею: юному императору угрожает опасность и, если Ёсинобу не уничтожить, от этой угрозы избавиться не удастся. Отношение Сайго к сёгуну так и не изменилось до самого конца, оно подогревало его пыл и вело вперед, когда он разрабатывал план атаки на Эдоский замок.

Дзюнъитиро Кидо, глава княжества Тёсю, пошел еще дальше в оценке исходящей со стороны Ёсинобу угрозы и заявил своим товарищам:

– Отвагой и находчивостью этот человек не уступает самому Иэясу. Пока он остается нашим врагом, Сацума и Тёсю должны проявлять великую твердость, иначе мы неизбежно рухнем в пропасть. Ёсинобу не замедлит реформировать структуру государственного управления в Канто, и, когда он сделает это, бакуфу, вместо того чтобы пасть, вполне может подняться на небывалую высоту!

Ёсинобу был выписан слишком большой кредит доверия. Но в то же время именно эта переоценка его возможностей породила страх, и сразу же после успешного открытия порта Хёго в Сацуме и Тёсю начал быстро набирать обороты заговор, имевший целью силовое свержение бакуфу. Наряду с этим в Киото стараниями Томоми Ивакуры и других придворных полным ходом шли приготовления к выпуску Указа императора о низложении бакуфу. Приостановить стремительный рост влияния Ёсинобу могли только действия быстрые и решительные.

XV. Решение о капитуляции

Ёсинобу подозревал, что в Киото люди Сацумы и Тёсю спешно разрабатывают план по свержению сёгуната. И поступавшие из надежных источников сведения подтверждали его догадки. Одной из выдающихся особенностей управленческой политики Токугава было хорошо поставленное разведывательное дело. Князь Айдзу, генерал-губернатор Киото, целиком и полностью полагался на шпионов, а также на «Синсэнгуми» – отряды ронинов, сформированные бакуфу и находившиеся под его командованием. Доверенный вассал Ёсинобу Итиносин Хара пользовался всеми доступными ему средствами для того, чтобы раздобыть секретную информацию. Его агенты пристально следили за всеми телодвижениями сацумцев. Однако эта сложная разведывательная сеть упустила один очень важный факт: заключенный между кланами Сацума и Тёсю тайный альянс, в который они вступили при посредничестве Ремы Сакамото из Тосы, сумевшего объединить эти некогда враждовавшие княжества под знаменем ненависти к бакуфу. В дальнейшем даже несведущие в этом деле обыватели не могли не заметить, что все действия Сацумы указывают на существование подобного союза.

После решения вопроса об открытии порта Хёго Едо Яманоути из Тосы понял, что патриоты Сацумы и Тёсю, должно быть, сговорились. Он предвидел скорое вооруженное восстание в Киото и гибель бакуфу. Едо был человеком добросердечным и относился к Ёсинобу и эдоскому правительству с большей лояльностью, чем другие фудай-даймё; и тем не менее он не испытывал желания сражаться на стороне сёгуна и разделить судьбу бакуфу. Его собственное княжество, Тоса, всегда было и оставалось для него на первом плане. Если страна вернется к временам противоборствующих полководцев, все, что он сможет сделать для бакуфу, – это подбодрить его со стороны, формально сохраняя нейтралитет. Более того, он прекрасно знал, что высокопоставленные подданные его княжества, включая военачальника Тайскэ Итагаки, вступили в сговор с Сайго и компанией. Развитие событий достигло того предела, за которым даже такой могущественный человек, как Едо, был не в силах повлиять на наиболее радикально настроенных самураев и призвать их к дисциплине.

Теперь спасти бакуфу не представлялось никакой возможности. Едо в отчаянии наблюдал за состоянием дел в государстве.

Примерно в то же время, в августе 1867 года, Сёдзиро Гото, первый вассал клана Тоса, наведался в Киото и примчался обратно в Нагасаки с потрясающим известием: у него есть чудесный план спасения, который поможет вытащить Токугава из пропасти и притом умиротворит Сацуму и Тёсю. Выполнить задуманное проще простого: бакуфу должно добровольно передать бразды правления императору. Разработчиком этого плана являлся Рема Сакамото, однако Гото даже не подумал упомянуть его имя, представив Едо проект как свой собственный. Ради единства политической системы, разорванной на две части – императорский двор и сёгунат, – Ёсинобу придется уступить власть, но дом Токугава сохранится, и более того – укрепит свое положение, как внесший самый большой вклад в революцию.

– Великолепно! Поздравляю! – возликовал Едо, от избытка чувств ударив себя по колену. Это был шанс для клана Тоса, обойденного Сацумой и Тёсю, сделать так, что оба эти княжества будут ходить у него в должниках, а Тоса тем временем обретет всенародную славу и встанет во главе нации. Гениальный политический ход!

Оставалось только заставить Ёсинобу сыграть свою роль в этом спектакле. Едо опять отправил Гото в императорскую столицу. Тот доплыл на пароходе до Осаки и оттуда добрался до Киото, где при помощи Сакамото склонил на свою сторону людей Сацумы и еще нескольких дружественных княжеств, а также доверенных советников Ёсинобу в бакуфу.

Сам Ёсинобу ничего не знал о происходящем. К несчастью, он потерял свой источник информации. 11 сентября его советник и самый верный вассал Итиносин Хара был убит фанатиками, выступавшими против иностранного присутствия на островах. Некоторые хатамото уже давно ненавидели Хару, обвиняли его в странном и непостижимом с их точки зрения поведении Ёсинобу. Будучи самураем из дома Мито, колыбели монархической доктрины, он, должно быть, пытается заставить Ёсинобу предать бакуфу, – сделали они вывод. В убийстве участвовали двое, оба – вассалы сёгуната. Утром они прибыли к воротам резиденции Хары, объявили себя «людьми Мито» и проникли в особняк. Застав Хару за расчесыванием волос, злодеи обнажили мечи, убили его и скрылись, прихватив с собой его голову. Один храбрый юноша из семейства Хара бросился в погоню за преступниками и зарубил одного из них.

Услышав об этом инциденте, Ёсинобу закрыл лицо руками и зарыдал, содрогаясь всем телом. Убийцы отняли жизнь его первого вассала, Тёдзюро Наканэ, у ворот Кидзибаси Эдоского замка, затем от их рук в Киото пал Энсиро Хираока, и вот теперь – Итиносин Хара. Враги Ёсинобу не пытались уничтожить его самого – знали, что это бесполезно, – вместо этого сносили головы его ближайших советников. Смерть этих троих служила ярким доказательством того, что политические действия Ёсинобу с тех пор, как он покинул Эдо, оставались для большинства людей неприемлемыми и непостижимыми.

Как бы то ни было, лишившись своего самого толкового вассала, сёгун быстро утратил контроль над ситуацией, перестал получать информацию о том, что происходило вокруг. Он даже не подозревал о существовании плана реставрации власти императора, пока Гото и Сакамото не перетянули на свою сторону влиятельных князей и чиновников сёгуната. И только генеральному инспектору Наомунэ Нагаи хватило смелости сообщить об этом Ёсинобу – ему для этого понадобилось собрать все свое мужество, хотя, как оказалось, нервничал он понапрасну. К величайшему изумлению Нагаи, ни гнева, ни раздражения сёгун не выказал. Напротив, он вроде бы даже несказанно обрадовался. Выложив ему новости, Нагаи не осмеливался поднять голову, ожидая, что на него обрушится ярость правителя.

– Понятно, – произнес сёгун. И замолчал.

Ёсинобу ничего больше не сказал Нагаи, ничем не выдал свою радость, но это был один из самых счастливых моментов в его жизни. С тех самых пор, как он стал пятнадцатым сёгуном – авантюра куда более опасная, чем прогулка по лезвию ножа, – единственным способом разрешить назревший в стране кризис ему виделась передача политической власти императору. Если бы события окончательно загнали его в угол, ему бы ничего не осталось, как взять эту самую политическую власть и бросить ее через ограду дворца к ногам императора, а потом вернуться обратно в Канто. Он и прощальное письмо уже сочинил: «Отныне дела будут вершиться по воле Небесного государя». И только погибший Итиносин Хара знал об этой заветной мечте своего господина – больше Ёсинобу ни одной живой душе о ней не обмолвился.

Какой же он умница, этот Ёдо, подумал сёгун, пораженный умением князя читать его мысли. Он даже не догадывался, что автором этого плана был не Ёдо, а другой человек из Тосы – Рема Сакамото, с которым Ёдо никогда не встречался.

Между тем помощник Ёдо, Сёдзиро Гото, без устали продолжал плести закулисные интриги. В итоге он добился частичного одобрения Сацумы и представил бакуфу официальный проект меморандума, в котором говорилось о реставрации единовластного императорского правления. Датирован этот документ был третьим днем десятого лунного месяца третьего года Кэйо (29 октября 1867 года).

Однако сацумцы, которые на словах весьма неохотно согласились с условиями меморандума, на деле решительно вели последние приготовления к началу вооруженного восстания. По случайному совпадению в тот самый день, 29 октября, когда Гото подал документ на рассмотрение бакуфу, самурай секретной службы Тёсю Ядзиро Синагава тайно прибыл в Киото и направился в резиденцию клана Сацума.

Многочисленные сведения о подозрительной активности сацумцев уже достигли ушей представителей Айдзу и «Синсэнгу-ми», узнал о том и Ёсинобу – от своего нового помощника Наомунэ Нагаи. К этому времени Ёсинобу уже перестал строить из себя сёгуна и превратился в наблюдателя, который с нетерпением ждет дальнейшего развития событий. Даже Тацугоро Симмон и его пожарные были разосланы по трактирам и «веселым кварталам» в качестве тайных соглядатаев Ёсинобу. Им приказали держать ушки на макушке, но пока еще никто из них ничего не разнюхал.

И все же в воздухе пахло переменами. Что-то, несомненно, назревало, и Ёсинобу решился.

– Это единственный способ унять сацумцев, умерить их амбиции, – взялся он убеждать главного советника Кацукиё Итакуру, пытаясь объяснить ему все преимущества проекта реставрации императорской власти. Сёгун поверил Гото, заявившему, что для Токугава нет ничего более выгодного, чем последовать этому плану, – в случае успеха они сумеют сохранить свои земли и вассалов, а расстанутся лишь с бременем политической власти.

Вышло так, что Гото изъял из плана Сакамото жало, представив его высшим чиновникам военного правительства в виде сладкой приманки, и Ёсинобу тоже попался в эту ловушку.

И все же его мучил один вопрос: что же император будет делать потом? Принимая во внимание некомпетентность дворцовой знати и слишком низкий доход киотоского двора, нет никакой надежды на то, что им удастся сформировать достойное правительство. Кто-нибудь когда-нибудь слышал о правительстве, у которого нет ни единого солдата и ни единого военного корабля, способных встать на его защиту?

Более того, согласно плану Сакамото, предполагалось учредить двухпалатный законодательный орган по образцу парламента Соединенных Штатов, который будет руководить всеми действиями правительства. Гото тактично предложил Ёсинобу на пост главы этого законодательного органа. В таком случае Ёсинобу на самом деле не лишится политической власти. Как новое правительство сможет обойтись без земель, людей, денег и армии? Им просто придется положиться на Токугава, в распоряжении которых есть четыре миллиона коку, дюжина военных кораблей и десятки тысяч солдат.

Если кто-то что-то и потеряет от передачи власти, то только сам император, пришел к выводу Ёсинобу. Он находил подобную перспективу весьма заманчивой. С другой стороны, возникало опасение, что в процессе долгих споров и обсуждений изначальный план реставрации императорской власти, в том виде, в каком он был представлен бакуфу стараниями Гото, наверняка подвергнется изменениям, обрастет поправками и дополнениями. Тогда ему, сёгуну, ничего не останется, как смириться и приспособиться к искусственно созданной ситуации. Поэтому чем раньше этот план будет принят официально, тем лучше – таким образом можно обезопасить себя от новых хитростей Сацумы. Вот об этом Ёсинобу и толковал Итакуре, который, будучи не в силах дать достойный отпор, в конце концов согласился скрепя сердце.

Осталось уломать чиновников бакуфу. Ёсинобу пообещал лично все им объяснить и добиться поддержки.

Прекрасно понимая, что ему с подобной миссией не справиться, Итакура пал перед сёгуном ниц:

– Нижайше молю ваше превосходительство сделать это!

Если он, Итакура, прямой вассал бакуфу, сам поднимет столь серьезный вопрос и предложит отстранить сёгуна от должности, то может и с головой распрощаться. Ни душевных сил, ни веских аргументов ему не найти. В такой ситуации ничего не остается, как только просить самого красноречивого государственного мужа, сёгуна Ёсинобу, взять на себя эту обязанность.

– Я смогу их убедить! – заверил Ёсинобу, уже предвкушавший словесную баталию.

Странный он был человек, очень сложная личность – готовился своими руками разрушить то, что создавалось его предками на протяжении двух с половиной веков, объявить о самоликвидации сёгуната Токугава, и при этом не испытывал ни священного трепета, ни страха, ни сожаления. Им двигала не сентиментальность, его захлестнуло волнение совсем иного рода – вскоре он сам разъяснит суть головокружительных перемен в судьбе страны своим подданным, получит возможность в очередной раз воспользоваться силой ораторского мастерства и заставит их уступить своей несокрушимой логике. Конечно же Ёсинобу ничего не знал о замечании, которое однажды сделал Сюнгаку Мацудайра в его адрес: «Есть у него один недостаток: он привык полагаться лишь на себя самого и собственные силы, не принимая в расчет остальных».

7 ноября того же года Ёсинобу собрал всех чиновников бакуфу в главном церемониальном зале замка Нидзё. Затаив дыхание присутствующие ждали главного героя, сгорая от желания узнать, в чем дело.

Наконец появился сам сёгун и занял свое место. Все тут же простерлись перед ним. Ёсинобу повелел зачитать вслух меморандум о возвращении политической власти императору и вслед за этим начал свое выступление. Речь его была чересчур витиеватой по форме и содержанию, но обладала необычайной силой воздействия.

«Нам не на что больше надеяться…»

«Это единственный способ сохранить великое наследие Иэясу…»

«Молва шумит, что мятежники уже обнажили оружие и готовы в любой момент выступить против сёгуната; но мы принимаем это решение о передаче власти не потому, что боимся их. Сколь многочисленными ни были бы их ряды, мы легко сумеем справиться с ними. Однако устраивать кровопролитные схватки на улицах имперской столицы недопустимо…»

«Пусть все идет так, как шло, можете сказать вы, но даже это уже невозможно. Чтобы сохранить существующее положение вещей, потребуются реформы куда более решительные, нежели простая передача власти, а мы ограничены в своих действиях. Чтобы сделать хоть что-то, придется упразднить институт хатамото и даймё, но они – часть меня самого, мои плоть и кровь, я не могу взять и отбросить их в сторону, как не могу вытащить из собственного тела кости и внутренности…»

«Неестественность сложившейся в империи ситуации сказывается и на наших отношениях с западными державами. Вассалы сёгуната отправляются с миссиями за границу. С точки зрения императорского двора, это вассалы вассалов, обычные слуги низшего ранга. Посылая подобных второсортных представителей к коронованным особам мира, в то время как все остальные страны отправляют к нам послов самых высочайших званий и регалий, Япония наqгрубейшим образом нарушает международный этикет. Если правительственные указы будут исходить из одного источника, то даже снаряженные за море по указу Небесного государя вассалы Токугава будут считаться полномочными представителями правительства Японии…»

«Ныне правители различных княжеств сражаются каждый сам за себя, как в Эпоху воюющих провинций. Влияние бакуфу слабеет, князья не являются на наш зов. Японии грозит распад на три сотни независимых крохотных государств. Если дом Токугава вернет бразды правления императору, можно будет добиться объединения. Этот план поможет сохранить мир и порядок на нашей земле. Именно для этого более двухсот пятидесяти лет назад Иэясу основал сёгунат. И теперь я отрекаюсь от власти ради той же цели. Разрушая то, что создал мой великий предшественник, я выполняю его волю…»

Речь сёгуна звучала несколько часов, он снова и снова возвращался к одним и тем же вопросам, пока в итоге не произнес:

– Есть возражения? Я готов выслушать.

Никто даже не шелохнулся.

Пораженные до глубины души, собравшиеся онемели. «Мы как будто опьянели от его красноречия», – написал один из них в своем дневнике, стремясь передать странную атмосферу той встречи.

– Хорошо. В таком случае я возвращаю власть императору. – Ёсинобу удовлетворенно кивнул, обводя взглядом зал.

И только минут через десять после его ухода люди начали приходить в себя. Поднялся невероятный гвалт, присутствующие сгрудились вокруг главного советника и генерального инспектора, но все уже было кончено. Сёгун интересовался их мнением, хотел вызвать на спор, но никто не сумел собраться с силами и выйти из коллективного транса. А когда он сказал «Хорошо» и поднялся, никто не очнулся, не воспользовался моментом и не схватил его за рукав, чтобы удержать.

– Завтра же соберите самураев из всех княжеств, – приказал Ёсинобу.

Это была полная неожиданность для чиновников, они возроптали, напомнив, что самураям не дозволяется встречаться с сёгуном. То ли дело созвать всех даймё империи – издавна заведено так, что лишь они удостаиваются чести лицезреть правителя.

Но Ёсинобу только покачал головой:

– Что могут ваши даймё?

Он прекрасно понимал: власть, некогда принадлежавшая даймё, теперь сосредоточена в руках их толковых вассалов. Именно к ним и следовало обратиться с призывом, чтобы перетянуть общественное мнение на свою сторону.

На следующий день чиновники бакуфу сделали необходимые приготовления.

К полудню 8 ноября в замок Нидзё прибыли четыре десятка самураев, которые представляли более тридцати различных кланов, державших на тот момент свои войска в Киото. Кэйки повторил перед ними вчерашнее заявление и пояснения к нему. Свою речь он завершил следующими словами:

– Если у кого-нибудь из вас возникнут сомнения по поводу этого решения, я готов встретиться с ними позже и обсудить спорные вопросы.

Неслыханное нарушение традиций поразило собравшихся меньше, чем невероятная смелость сёгуна. Он изъявил желание назначить аудиенцию для обсуждения спорных вопросов! Шесть человек из пяти провинций – Сацумы, Аки, Тосы, Бидзэн и Увадзимы – поймали его на слове. Среди них были Татэваки Комацу из Сацумы и Сёдзиро Гото из Тосы. На этой встрече даже Гото, человек не ведающий страха, так переживал при мысли о первой приватной беседе с сёгуном, что с него пот градом катил. Вчерашние храбрецы были просто не в состоянии начать беседу. Не в силах выдавить ни слова, прибывшие простерлись перед Ёсинобу и вознесли хвалу его решительности. Ёсинобу же воспользовался этим случаем, чтобы произнести очередную речь.

«О, я говорил им что-то, но забыл, что именно», – годы спустя, когда эра Мэйдзи[55]55
  Сентябрь 1867-го – июль 1912 года.


[Закрыть] уже подходила к концу, сказал он своему биографу по поводу этой импровизации. А шестеро мужчин в тот, показавшийся Ёсинобу столь незначительным, день аудиенции только и способны были, что лежать ниц, расхваливать смелость правителя и благодарить его за мудрое решение. Из замка они ушли только после заката.

Сёдзиро Гото, отвечавший за осуществление плана передачи власти, отправился после этого с визитом к кампаку и засиделся у него допоздна, а Рема Сакамото, истинный автор идеи об отречении сёгуна, тем временем с волнением ждал вестей о судьбе своего детища. Он уже начал впадать в отчаяние и сказал вассалам, что отречение сёгуна неизбежно должно было закончиться кровавым побоищем. Однако вскоре прибыло нацарапанное в спешке послание Гото. Раздираемый эмоциями Сакамото дрожащими руками схватил свиток. И вот, после стольких лет борьбы за возвращение власти императору, этот заклятый враг бакуфу впервые отдал должное главе военного правительства:

– Представляю, что должен чувствовать сёгун в такой день! Сколько смелости надо иметь, чтобы пойти на такой шаг! Клянусь, я бы с радостью отдал жизнь за этого великого человека!

Но Сакамото недолго задержался на этом свете, попасть в мир иной ему помогли наемники бакуфу из Киото.

Годы спустя Ёсинобу пристрастился к чтению документов, имеющих отношение к Реставрации Мэйдзи; вот так он впервые узнал о том, что происходило за пределами замка.

Два дня спустя, 10 ноября, меморандум о передаче власти был официально одобрен императором. Эпопея завершилась.

Или, лучше сказать, с этого момента все и началось.

Планы сацумцев по проведению кровавого переворота были расстроены, но заговорщики не собирались сдаваться. Они пришли к выводу, что отсрочка неизбежна, и заняли выжидательную позицию. Не то чтобы ожидание это было пассивным – нет, они использовали любую возможность спровоцировать бакуфу, норовя создать условия для вооруженного восстания, подсылали в Эдо ронинов с целью организовать поджоги, разбои и иные беззакония в столице сёгуната. Хуже того, они подстрекали двор нанести Ёсинобу жестокий удар в спину: не только отправить его в отставку, но и упразднить все ведомства сёгуната, а также конфисковать богатые земельные владения Токугава.