Текст книги "Гвенди и ее волшебное перышко"

23

Самолет Гвенди приземляется в окружном аэропорту Касла у шоссе номер 39. С низкого серого неба сыпется слабый снежок – даже не снегопад, а легкий поцелуй в щечку от севера, который к обеду покроет дворы и дороги дюймовым слоем слякоти.

Перед вылетом Гвенди позвонила Билли Финкельштейну, одному из всего двоих штатных сотрудников окружного аэропорта Касла, и попросила зарядить аккумулятор ее «субару», оставленного в ангаре на шоссе номер 39, и подогнать его к зданию аэропорта.

Билли верен своему слову. Машина ждет Гвенди на стоянке. Двигатель прогрет, печка жарит вовсю. Гвенди благодарит Билли, дает ему чаевые, хоть это и против правил, и кивает его начальнику, Джесси Мартину, старому папиному приятелю и партнеру по боулингу. Чемодан с пультом она ставит поближе к себе, на переднее пассажирское сиденье, а сверху кладет свою сумку.

По дороге домой Гвенди делает пару коротких звонков. Сначала звонит папе – сообщить, что приземлилась благополучно и вечером будет у них. Мама спит на диване в гостиной, поэтому Гвенди не удается с ней поговорить, но папа безумно доволен и с нетерпением ждет ее к ужину.

Второй звонок – на мобильный Норриса Риджвика, шерифа округа Касл. Норрис не берет трубку, но включается автоответчик, и после сигнала Гвенди оставляет ему сообщение:

– Норрис, привет. Это Гвенди Питерсон. Я только что прилетела в Касл-Рок. Думаю, нам надо встретиться. Позвони, когда освободишься.

Нажимая кнопку «Завершить вызов», Гвенди чувствует, как задние колеса ее «субару» на мгновение теряют сцепление с дорогой. Она осторожно выруливает обратно на середину полосы, снижает скорость и думает: Вот чего тебе не хватает, так это врезаться в столб и потерять сознание, чтобы пульт управления обнаружил водитель снегоуборочной машины, какой-нибудь девятнадцатилетний юнец с банкой жевательного табака в заднем кармане и замерзшими под носом соплями.

24

В 1999 году до Касл-Вью можно добраться только двумя путями: по шоссе номер 117 или по Плезант-роуд. Гвенди едет по Плезант, мимо частных жилых домов, растянувшихся на полмили – почти все уже украшены к Рождеству, – и сразу после новой спортивной площадки от Американского легиона поворачивает налево, на Вью-драйв. Проезжает еще двести ярдов и поворачивает направо к засыпанной снегом стоянке в квартале кооперативных домов на Касл-Вью. Гвенди с Райаном оказались в числе первых десяти человек, купивших квартиры в новом многоквартирном комплексе. Это было несколько лет назад. И хотя оба постоянно в разъездах, здесь они всегда счастливы вместе.

Гвенди заезжает на место в первом ряду, зарезервированное за ней, и выключает двигатель. Направляясь к пассажирской двери, чтобы вытащить чемодан, обводит взглядом холмы и огороженный крутой обрыв, где когда-то бегала по металлической лестнице, проходившей зигзагом по отвесному склону. Лестнице самоубийц. На самом верху, как темный шрам на заснеженном склоне холма, стоит деревянная скамейка, где Гвенди впервые встретила незнакомца в маленькой черной шляпе.

Гвенди набирает на домофоне четырехзначный код, входит в подъезд и поднимается по лестнице на второй этаж. Заходит в квартиру 19В, снимает пальто, бросает его прямо на пол в прихожей, вынимает из чемодана пульт управления, несет его в спальню и ставит на половину кровати Райана. Потом ложится сама и уже через тридцать секунд крепко спит.

25

Она открывает глаза. В комнате темно и тихо. Сбитая с толку густой темнотой за окном, Гвенди даже не сразу соображает, где она и что с ней. Она бежит в туалет и только потом в панике вспоминает об ужине у родителей.

Спрятав пульт в огнеупорный сейф в кабинете, который они с мужем делят на двоих, она минут пять ищет ключи. Наконец находит их в кармане брошенного в прихожей пальто и мчится к машине, решительно настроившись не опаздывать к ужину.

Она едет быстрее, чем надо бы по таким скользким дорогам, и буквально в квартале от дома родителей вновь вспоминает о пульте.

– В сейфе он спрятан надежно. Как в сейфе, – говорит она вслух и смеется.

Установить дома сейф предложил Райан. Он вбил себе в голову, что им нужно место для хранения ценных вещей, и заказал установку домашнего сейфа через несколько месяцев после того, как они с Гвенди справили новоселье. Впрочем, каких-то особенных ценностей у них никогда не было. В сейфе хранились экземпляры договоров, старые страховые бумаги, конверт с небольшой суммой наличных, бейсбольный мяч с автографом Теда Уильямса в пластиковом футляре – и вот теперь пульт управления.

Не могу же я постоянно таскать пульт с собой, думает Гвенди, сворачивая на Карбин-стрит. И не могу держать дома, когда вернется Райан. Все четыре года учебы в Университете Брауна она хранила пульт управления в сейфовой ячейке в банке Род-Айленда, и все было нормально. Может быть, в понедельник она заедет в Кредитно-сберегательный банк Касл-Рока и узнает, можно ли арендовать у них банковскую ячейку.

Гвенди уже видит родительский дом и улыбается. В этом году папа превзошел сам себя. Разноцветные электрические гирлянды – зеленые, красные и синие – тянутся по водостокам крыши и оплетают перила крыльца. Огромный надувной Санта-Клаус, подсвеченный яркими садовыми прожекторами, пляшет на легком ветру во дворе перед домом. Надувной красноносый олень пасется в снегу у ног Санты.

Он постарался для мамы, думает Гвенди, заезжая во двор и паркуясь за папиным пикапом. По-прежнему улыбаясь, она поднимается на крыльцо. Она вернулась домой.

26

Мистер Питерсон приготовил на ужин курицу с клецками, любимое блюдо Гвенди. Разговор за столом не умолкает ни на секунду. Они говорят обо всем: о двух пропавших девочках, о Бетти Джонсон, соседке из дома напротив, внезапно перекрасившейся в блондинку, о третьем подряд поражении «Патриотов Новой Англии». Миссис Питерсон, которая выглядит намного лучше по сравнению с прошлыми встречами с Гвенди, сетует, что ее по-прежнему клонит в сон после обеда и что муж нянчится с ней, как с младенцем, но при этом с благодарностью улыбается мистеру Питерсону и нежно касается его руки. Сегодня она надела новый парик, которого Гвенди еще не видела, – чуть темнее обычного и на пару дюймов длиннее. Он ей очень идет. В нем она выглядит свежее и моложе. Гвенди говорит маме об этом, и та сияет.

– Есть какие-то новости от Райана? – спрашивает миссис Питерсон, когда ее муж идет в кухню, чтобы выключить духовку.

– Он звонил мне два дня назад, – отвечает Гвенди, – и с тех пор новостей нет.

– Думаешь, он успеет вернуться домой к Рождеству?

Гвенди качает головой:

– Не знаю, мам. Все зависит от обстановки в стране. Я смотрю новости, но они почти ничего не сообщают.

Мистер Питерсон возвращается в столовую с большой тарелкой домашнего печенья.

– Видел сегодня по телевизору выступление нашего президента. Я до сих пор не могу поверить, что наша Гвенди работает с главнокомандующим.

Миссис Питерсон улыбается дочери и закатывает глаза. Она уже слышала это не раз. И не два. Они обе слышали.

– Ты с ним общалась в последнее время? – спрашивает папа с искренним интересом.

– На прошлой неделе было совещание, на котором присутствовал президент, – говорит Гвенди. – И вице-президент.

Папа сияет от гордости.

– Уж поверь мне на слово, все не так плохо, как кажется некоторым.

Как обычно, Гвенди подмывает разъяснить папе реальное положение дел: президент Хамлин – сексист, который почти никогда не смотрит ей в глаза, а пялится на ее ноги, если она в платье, или на грудь, если она в брюках; и при общении с президентом она нарочно старается встать подальше, потому что ее раздражает его привычка трогать ее за плечо или за руку во время беседы. Также ее подмывает сообщить папе, что президент Хамлин – тупой как бревно и у него плохо пахнет изо рта. Но она ничего этого не говорит. Уж точно не папе. С мамой все проще.

– Мне понравилось, как он говорил о Северной Корее, – говорит мистер Питерсон. – Нам нужен сильный лидер, чтобы разобраться с этим психованным маньяком.

– Он ведет себя как капризный ребенок, а не как лидер.

Папа задумчиво смотрит на Гвенди.

– Тебе он не нравится, да?

– Дело не в этом… – говорит она. Осторожнее, девочка. – Просто я не одобряю его политику. Каждый год своего президентского срока он сокращает бюджет на медицинское обслуживание для малоимущих слоев населения. Он сократил федеральное финансирование клиник для больных СПИДом и ужесточил законы против сексуальных меньшинств. Он возглавил движение по сокращению бюджета на гуманитарное образование в государственных школах. Все-таки хочется, чтобы он больше думал о людях, а не о том, как победить в любом споре.

Мистер Питерсон угрюмо молчит.

Гвенди пожимает плечами.

– Что тут можно сказать? Он просто магл, папа.

– Кто такой магл?

Миссис Питерсон касается руки мужа.

– Это из «Гарри Поттера», милый.

Мистер Питерсон озадаченно хмурится.

– Что еще за Гарри Поттер?

На этот раз жена шлепает его по руке.

– Вот любишь ты умничать!

Все трое смеются.

– Как я вас подловил, а? – говорит он и подмигивает им обеим.

За все время, проведенное в родительском доме, Гвенди почти и не вспоминает о пульте управления. Вспоминает только однажды, когда стоит в кухне и смотрит в окно, выходящее на задний двор: там растет старый дуб, под корнями которого, в маленькой ямке, она прятала пульт. Но мысль, промелькнув в голове, тут же уходит, и Гвенди возвращается в гостиную, где родители смотрят «Чудо на 34-й улице». Она смотрит кино вместе с ними, а потом помогает папе решать кроссворд.

27

– …когда вооруженные формирования противников независимости расстреляли толпу мирных граждан.

Лицо у диктора новостей на Пятом канале напряженное и очень серьезное. По низу экрана идет надпись бегущей строкой: «СРОЧНАЯ НОВОСТЬ – КРИЗИС В ВОСТОЧНОМ ТИМОРЕ».

– Есть сообщения о волне массового насилия, прокатившейся по регионам. Самые кровопролитные уличные бои развернулись в столице, в городе Дили. Вооруженные столкновения начались после того, как стали известны результаты референдума. Большинство граждан, имеющих право голоса, выбрали независимость от Индонезии. Число жертв среди гражданского населения уже превышает две сотни человек и продолжает расти…

Гвенди сидит на кровати, одетая в длинную фланелевую ночную рубашку. Пульт управления лежит на подушке рядом с ней. В бледном свечении телеэкрана его разноцветные кнопки похожи на зубы.

Диктор обещает вернуться к новостям из Тимора, как только появятся новые сообщения, и на Пятом канале начинается блок рекламы.

Сначала Гвенди сидит неподвижно, кажется, даже не дышит, потом оборачивается к пульту и говорит странным бесцветным голосом:

– Любопытному на днях прищемили нос в дверях.

Она подцепляет мизинцем крошечный рычажок на правой стороне пульта и вдвигает его на себя.

Из прорези в центре выезжает узенькая деревянная дощечка. На дощечке – серебряный доллар. Гвенди не глядя берет сверкающую монету и кладет на кровать. Дощечка бесшумно убирается внутрь.

– Он об этом не грустит, нос надежно защитит, – говорит Гвенди все тем же ровным, бесцветным голосом и сдвигает второй рычажок.

На этот раз на дощечке, выехавшей из прорези, лежит крошечная шоколадка в виде лошадки.

Гвенди берет ее двумя пальцами и восхищенно рассматривает со всех сторон. Подносит к носу, закрывает глаза и вдыхает божественный, неземной аромат. Открывает глаза и смотрит на шоколадку с неприкрытым вожделением. Облизнувшись, она открывает рот…

…мчится в ванную, обливаясь горючими слезами, швыряет шоколадную лошадку в унитаз и спускает воду.

28

Около десяти утра в воскресенье Гвенди идет завтракать в закусочную «Касл-Рок» и видит там старого мистера Пилки, бывшего начальника почтамта, а ныне пенсионера. Хэнку Пилки скоро исполнится девяносто. Левый глаз у него стеклянный, из-за несчастного случая на рыбалке. По слухам, причиной стала его вторая жена, Рут, которая изрядно выпила во время их свадебного путешествия по Новой Шотландии. Когда Гвенди была маленькой, она жутко боялась мистера Пилки и обмирала от страха, когда родители по субботам водили ее на почту. Сам по себе искусственный глаз ее не пугал и не вызывал отвращения. Она просто боялась, что начнет пялиться на него, словно в трансе, и тем самым смутит старика.

К счастью, Гвенди давно уже преодолела эти детские страхи. Когда она входит в закусочную – снаружи на стеклянной двери висят два плаката «ПОМОГИТЕ НАЙТИ ЧЕЛОВЕКА» с фотографиями двух пропавших девочек – и мистер Пилки приветствует ее радушной беззубой улыбкой и встает с табурета у барной стойки, раскрывая объятия, Гвенди смотрит прямо ему в глаза и обнимает его с искренней симпатией.

– Вот она, наша местная героиня, – говорит он, сжимая ей плечи костлявыми пальцами, и чуть отстраняет ее от себя, чтобы получше рассмотреть.

Гвенди смеется, и это так приятно после долгой тревожной ночи.

– Как жизнь, мистер Пилки?

– Живем потихоньку, – отвечает он, забираясь обратно на табурет. – Живем потихоньку.

– Как миссис Пилки?

– Как всегда, своенравна, но неимоверно мила.

– В этом смысле вы с ней похожи, – говорит Гвенди, подмигнув старику. – Удачного вам воскресенья, мистер Пилки.

– И вам того же, дорогая. Кланяйтесь от меня родителям.

Гвенди идет к свободному столику у окна, по пути кивая знакомым – многие принарядились для воскресного похода в церковь, – и садится. Знакомых здесь много. Наверное, две трети из всех посетителей. Может быть, больше. И примерно половина из них голосовала за нее на выборах в прошлом ноябре. Да, Касл-Рок – ее родной город, но он всегда был и, наверное, всегда будет оплотом республиканцев.

– Я так и подумал, что это ты.

Гвенди испуганно поднимает взгляд.

– Господи, Норрис. Ты меня напугал.

– Прошу прощения. Весь город на взводе. Нервы ни к черту. – Он кивает на пустой стул. – Я присяду?

– Конечно, – говорит Гвенди.

Шериф садится и поправляет ремень с кобурой.

– Я получил твое сообщение. Думал перезвонить тебе сегодня утром. Но сначала мне нужен кофе. Вчера засиделся допоздна.

Норрис Риджвик на два года старше Гвенди. Он получил должность шерифа округа Касл в конце 1991 года, сменив на этом посту Алана Пэнгборна. При росте чуть больше пяти футов шести дюймов и весе сто пятьдесят фунтов[1]1
  Около 170 см и 68 кг соответственно. – Примеч. пер.


[Закрыть] (вместе с формой, ботинками и табельным пистолетом) шериф Риджвик явно не обладает внушительными габаритами, но этот маленький недостаток с лихвой компенсируется сообразительностью и добротой. Гвенди всегда кажется, что Норрис носит в себе бездонную пропасть печали – может быть, это связано с гибелью его отца, которого не стало, когда самому Норрису было четырнадцать, и смертью матери десятью годами позже. Гвенди он очень нравится.

– А чего засиделся? – спрашивает она. – Есть какие-то новости о пропавших девочках?

Шериф обводит глазами закусочную. Проследив за его взглядом, Гвенди видит, что многие из присутствующих прекратили есть и смотрят в их сторону.

– Почти никаких, – говорит он, понизив голос. – Мы проверяем зацепки по делу девочки Томлинсон. Учитель, работающий на замене у нее в школе. Уборщик в ее танцевальной студии. Но я не назвал бы их… главными подозреваемыми.

– А что с девочкой Хоффман?

Шериф пожимает плечами и машет официантке.

– Тут все сложнее. Нам точно известен временной интервал – четырнадцать минут. Именно столько времени брата не было дома. За эти четырнадцать минут кто-то разбил стекло в задней двери, вошел в дом, похитил Карлу Хоффман из ее комнаты наверху и исчез без следа.

– Без следа, – шепотом повторяет Гвенди.

Норрис кивает.

– И без всяких следов борьбы. Никаких отпечатков на двери или где-либо в доме. В тот день шел снег, но детишки играли в снежки во дворе, и даже если там были следы злоумышленника, их уже не различишь. Он мог приехать на машине, но никто из соседей не видел и не слышал ничего подозрительного.

– Никто не звонил на горячую линию? – спрашивает Гвенди. – Я видела, Хоффманы объявили вознаграждение.

– Звонят постоянно… но если и были какие-то важные сведения, то раз-два и обчелся. С чем можно работать, мы, конечно, работаем.

– И больше ничего?

Шериф пожимает плечами.

– Мы стараемся выявить связь между этими двумя девочками, но пока ничего не находится. Они живут в разных районах, ходят в разные школы, они совсем не похожи внешне… разное телосложение, разный цвет волос. Разные увлечения. Насколько мы знаем, они не знакомы друг с другом. У них нет общих друзей. Ни у той ни у другой нет парня. Ни у той ни у другой никогда не было неприятностей с законом.

– Какова вероятность, что эти два исчезновения никак не связаны друг с другом?

– Невысокая.

– А что подсказывает нутро?

– Нутро подсказывает, что мне срочно нужен кофе. – Он опять оглядывается в поисках официантки. Гвенди морщится. – Ты что, во все это веришь? – спрашивает он. – Интуиция, шестое чувство, прочие шаманские пляски?

– Верю, – говорит она.

Шериф делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Долго смотрит в окно, потом оборачивается к Гвенди и встречается с ней взглядом.

– Много странного происходит в Касл-Роке в последние годы, да ты и сама знаешь. Большой пожар в девяносто первом. Маньяк-убийца Фрэнк Додд. Этот бешеный сенбернар, загрызший шерифа Баннермана и еще нескольких человек. Черт, даже Лестница самоубийц. Если ты веришь, что она обрушилась из-за землетрясения, могу предложить тебе Бруклинский мост. Продам по дешевке.

Гвенди сидит с совершенно непроницаемым лицом. Умение делать такое лицо она довела практически до совершенства меньше чем за год работы в конгрессе.

– Очень надеюсь, что я не прав, – говорит Норрис и тяжко вздыхает, – но у меня есть предчувствие, что мы уже никогда не увидим этих девчонок. Живыми уж точно.

29

После завтрака Гвенди идет в магазинчик «Книжный приют» и покупает воскресные выпуски «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». Владелица магазина, Грейс Физерстоун, стильная дама, которой за пятьдесят, радостно обнимает Гвенди и выдает пятиминутную речь, ругая президента Хамлина, причем в выражениях весьма цветистых. Гвенди стоит у прилавка и согласно кивает, не имея возможности вставить хоть слово. Когда Грейс наконец делает паузу, чтобы перевести дух, Гвенди спешит расплатиться за газеты и пакетик мятных леденцов. Потом выходит на улицу, садится в машину и листает газеты. Ищет новости о Тиморе и, самое главное, фотографии из Тимора.

Несколько лет назад Райан ездил в Бразилию в составе журналистской команды, освещавшей события в нескольких приморских городках, захваченных и уничтоженных местным наркобароном. Райан три недели прятался в джунглях вместе с отрядом вооруженных повстанцев и не выходил на связь с Гвенди. Она не знала, где он и что с ним. У нее был единственный способ понять, что он жив и здоров: искать его имя в копирайтах под фотографиями в газетах и на сайтах в Интернете. Способ, конечно, не самый надежный, но с тех пор Гвенди всегда прибегала к нему в схожих обстоятельствах. Увидев имя мужа, напечатанное мелким шрифтом под одним из его снимков, она успокаивалась на день-два, а там уже появлялась следующая фотография.

Гвенди дважды просматривает обе газеты – кончики ее пальцев почернели от типографской краски, пассажирское сиденье и приборная доска скрылись под кипами разрозненных страниц и рекламных проспектов, – но не находит ни одной фотографии Райана. В обеих газетах есть только коротенькие репортажи на внутренних разворотах, и в основном это лишь пересказы старых статей. Агентство Ассошиэйтед пресс сообщило, что в Восточный Тимор вошли миротворческие войска ООН, состоящие по большей части из служащих Сил обороны Австралии. После этого никаких новостей не было.

30

Ближе к вечеру в воскресенье Гвенди с мамой отправляются по магазинам за рождественскими подарками. Сначала они едут в «Уолмарт», где Гвенди покупает для папы несколько пазлов, а миссис Питерсон хватает с полки последний оставшийся плеер – в подарок давней подруге Бланш Гофф, чтобы та «слушала музыку на утренних прогулках по школьному стадиону».

Когда они выходят из магазина, у Гвенди звонит телефон. Это папа переживает, как дела у мамы. Гвенди уверяет его, что у мамы все хорошо, и обещает за ней присмотреть. Миссис Питерсон вырывает телефон из рук дочери и говорит:

– Смотри свой футбол, старый гриб, и оставь нас в покое. Не мешай девочкам развлекаться.

Они садятся в «субару», сгружают покупки на заднее сиденье и хихикают, как две школьницы.

На самом деле Гвенди присматривает за мамой, и пока увиденное ей нравится. Миссис Питерсон еще немного слаба и ходит медленнее обычного, но это нормально – после всего, что она перенесла. Самое главное, думает Гвенди, мама снова веселая и остроумная. И опять улыбается. Все два месяца химиотерапии она не шутила и почти не улыбалась.

После «Уолмарта» они заезжают перекусить в «Крекер баррел» и едут в новый торговый центр на шоссе номер 119. Сегодня здесь шумно и людно, словно на стадионе во время пятничного футбольного матча – такое впечатление, что в торговом центре собралась половина всего подросткового населения Касл-Рока, – но это не портит веселья. Гвенди с мамой два часа ходят по магазинам, потихоньку вычеркивая последние пункты из списков подарков, съедают по двойной порции мороженого, разглядывая посетителей ресторанного дворика, и подпевают рождественским песням, что звучат из динамиков по всему торговому центру.

В конце концов Гвенди сажает маму на лавочку неподалеку от входа в большой магазин спорттоваров, а сама идет выбирать комбинезон-дождевик Райану для сплавов на байдарках. Перед отъездом он попросил только его, и Гвенди твердо решила, что желанный подарок будет ждать мужа под елкой. Комбинезон куплен, Гвенди убирает чек в сумку и направляется к выходу из магазина. Погруженная в свои мысли, она ничего вокруг не замечает и натыкается на кого-то из покупателей.

– Прошу прощения, – говорит она, поднимает взгляд и видит, кто это. – О Боже, Бриджит!

Высокая блондинка смеется и поднимает с пола пакет с покупками, который уронила, когда на нее налетела Гвенди.

– Узнаю нашу старушку Гвенди. Вечно несется куда-то выпучив глаза.

Гвенди с Бриджит Дежарден учились в одной школе, только Бриджит на два класса старше. Они занимались в одной спортивной секции и проводили немало времени друг у друга в гостях.

– Когда мы в последний раз виделись? На параде Четвертого июля? – спрашивает Гвенди, обнимая подругу.

– Тогда ты тоже меня чуть не сшибла, помнишь?

Гвенди ахает и закрывает рот ладонью.

– О Господи, точно! Надеюсь, ты меня простила. – Тогда Гвенди случайно выбила из руки Бриджит стакан с лимонадом, и тот выплеснулся прямо на ее новый сарафан. – Раньше я не была такой неуклюжей, но теперь, похоже, наверстываю упущенное за все предыдущие годы.

– Ничего страшного, Гвен. Я, кажется, знаю, как ты можешь загладить свою вину.

– Как?

Бриджит приподнимает брови.

– Возможно, ты не в курсе, но в сентябре меня выбрали председателем городского родительского комитета.

– Круто, – говорит Гвенди с искренним восхищением. – Поздравляю.

– Да ладно. – Бриджит улыбается, закатив глаза. – Госпожа сенатор, важная птица.

– Я не сенатор…

– Не важно. В общем, в этом году я отвечаю за новогодние торжества. Если позволит погода, праздник будет на площади у мэрии, и я подумала…

Гвенди молчит. Она уже догадалась, что будет дальше.

– …ты сможешь сказать небольшую речь?

Гвенди сразу же вспоминается один из любимых маминых афоризмов: Не ищи легких путей, ищи правильный путь.

– На две-три минуты, не больше. Но я пойму, если ты вдруг не сможешь, или не захочешь, или у тебя уже есть какие-то другие планы…

Гвенди кладет руку ей на плечо.

– Я согласна.

Радостно взвизгнув, Бриджит заключает ее в объятия.

– Спасибо, спасибо, спасибо! Ты даже не представляешь, что это для меня значит.

– Только смотри, чтобы у тебя в руках не было кружки с горячим шоколадом, когда к тебе подойду.

Бриджит хихикает и разжимает объятия.

– Хорошо.

– Я тебе позвоню на следующей неделе. Договоримся, когда и куда приходить.

– Отлично. Еще раз огромное спасибо. – Бриджит идет прочь, потом оборачивается. – С Рождеством!

– И тебя с Рождеством! Удачно мы с тобой столкнулись.

Гвенди выходит из магазина и пробирается сквозь толпу. Она уже видит скамейку, где сидит мама, и собирается помахать ей рукой – но рука застывает в воздухе.

Мама сидит не одна.

Сердце Гвенди пронзает ужас, и она мчится к скамейке, расталкивая всех на своем пути.