Текст книги "Девочка из рода О'Хара"

Прекрасная незнакомка

…Через двадцать минут принесли платье монашки, румяна и белила.

– Батлер, вам надо сбрить усы, – руководила операцией бабуся Робийяр.

Почтенный джентльмен взвился на дыбы:

– Мне сбрить усы?! Пусть я лучше превращусь в настоящую женщину, но усы сбривать не буду.

– Ладно, обойдемся гримом, – смилостивилась миссис Робийяр.

Батлера загримировали.

– Какая хорошенькая монашка, – с одобрением пробасила старуха Робийяр.

– Может быть, вы пойдете со мной как дуэнья, – с надеждой в голосе спросил дрожащий Чарльз.

– Монашки не нуждаются в дуэньях, – захохотала старуха. И потом, не пристало такой старой женщине, как я, ходить на ночь глядя с мужчиной, как вы. У вас плохая репутация.

Батлер захлюпал носом.

– Но я ведь сейчас не мужчина. И моей репутации вам нечего бояться. Пойдемте со мной. Без вас я не справлюсь.

– Ничего, – успокоила его бабушка, – Дойдете.

Через десять минут дом Саймона Потифара покинула полная монашка с чрезвычайно белым лицом и красными щеками. Ее лицо было до половины закрыто платком.

Монашка прятала на животе письма к Джеку Харвею. Город погружался во тьму. Путь был неблизок. Монашка могучими прыжками бежала по пустым улицам города.

На очередном перекрестке ее заметили гвардейцы капитана Макинтоша.

– Ха, какая хорошенькая девица. Вся в соку. В моем вкусе, – сказал один из них. – Куда это она несется. Может, из монастыря сбежала?

– Давай спросим, – подсказал другой.

Гвардейцы выставили вперед свои ружья.

– Эй, сестра, – позвали они женщину. – Именем закона – остановитесь.

«Чертова бабушка вам сестра, а не я, – злобно подумала монашка. – Жаль, что у меня нет пистолета». Монашка остановилась.

– Покажите свое лицо, – попросил один.

– Вам плохо? – спросил другой.

– Может быть, вы сбежали из монастыря? – спросил снова первый.

– О, джентльмены, – мозг монашки лихорадочно работал. – Вы видите перед собой грешницу. Я не могу открыть своего лица, потому что в этом городе меня очень хорошо знают. Со мной приключилась беда, я рожаю. Бегу к доброй женщине за помощью. Не чините препятствий, и Господь вас не забудет!!!

Лица гвардейцев вытянулись. К откровенности в этом ханжеском протестантском городе не привыкли.

Один густо покраснел, другой от неловкости побелел. Два солдата думали смутить монашку, а монашка смутила их.

– О, простите нас, – залепетал тот, что был помоложе. – Я не знал, что вы в таком положении, мы поможем вам дойти, куда вам надо.

Другой застеснялся еще больше.

– Что ты, Мэтью. Нам нельзя отлучаться! Капитан Макинтош голову снимет. Еще подумают чего, – зашипел он в самое ухо своему напарнику. – Ну-ка отвяжись от этой бабы, а то вдруг привяжется, чтобы мы ее проводили – стыда не обберешься.

– Извините нас, святая сестра, – промямлил парень помоложе. – Мы вас не хотели задерживать.

«Как будто это я к вам пристала, сволочи, – злобно подумала монашка, – Сейчас бы садануть вам ногой каждому, чтобы запомнили».

Голос у монашки был хриплый, парень помоложе вспомнил, что такой был у его сестры, когда она рожала своего первенца. Он еще больше испугался.

– Темно уже, сестра. Боязно ходить одним в сумерки, – прошептал он.

Тот, что был постарше, зашипел на него:

– Это не так, сестра! Мы – не должны уходить со своего поста. Идите отсюда, давайте, не отвлекайте нас.

На монашку напал столбняк. Она набычилась и в упор смотрела на того, кто остановил ее – на младшего.

«Сейчас признает во мне отца своего ребенка, – с замиранием сердца подумал гвардеец. – И – прощай честь, прощай репутация. Меня выгонят из гвардии, а родители несчастной вызовут меня на дуэль».

– Не смотрите на меня так, мисс. Мне страшно.

Монашка криво усмехнулась, и молоденький гвардеец с ужасом увидел, что нижняя часть ее лица обезображена: покрыта волосами – густыми и черными.

«Да она уродка. Силы небесные, избавьте от нее».

Монашка гигантскими шагами побежала от двух гвардейцев.

«Чтоб тебе пропасть», – думали солдаты ей в спину.

«Чтоб у вас внизу все отсохло», – грозно думала про них монашка.

Через два поворота на улице опять показались люди. Толпа горожан, которое обступила что-то на асфальте.

– Что их черт носит на ночь глядя устраивать сборища, – выругалась монашка. – Спокойно дойти не дадут.

Перед женщиной в черном толпа расступилась.

– Монахиня! Она поможет! – раздались чьи-то рассудительные голоса.

– Черт, кому я понадобилась, – заскрипела зубами монашка.

– Эй, благочестивая сестрица, – несколько мужских рук взяли монашку под локотки.

– Не лапайте меня, – заорала она, вырываясь из их рук.

– Да мы не трогаем! – испугались мужчины. – Тут парню плохо, помогла бы. Наверняка же обученная.

– Ничему я не обученная, – передразнила джентльменов монашка. – Мужланы!!! Я и не знала, что нашим дамам опасно одним ходить по улицам.

Толпа расступилась перед ней и сомкнулась. Монашка очутилась в кольце людей. У ее ног на земле лежал красивый джентльмен – с лицом в кровоподтеках, очень бледный и, по-видимому, без сознания.

Монашка увидела его и непроизвольно ойкнула.

– Что, умирает? – откликнулось несколько голосов.

Монашка склонилась над распростертым юношей.

– Филипп, – позвала она. Толпа загудела.

– Она его знает! – зазвучали голоса. – Наверное, из их братии.

– Да вы что? Он же – джентльмен, а она – дева.

– Может рядом живут, – предположил кто-то.

– Через стенку, – передразнили его. – Скажешь тоже. У нас только один монастырь – женский. Мужского нет.

– Куда же джентльменам-то деваться? – озаботился кто-то.

– Да тише вы! Дайте оказать помощь, – оборвали его.

Монашка прислонилась своим огромным ухом к груди юноши.

– Помирает, – сказала она громко.

– Как же это? – загудели голоса. – Спасти нельзя?

– Спасти можно – в монастыре. Монашкой овладела прыть. Она легко раздвинула цепь мужчин и подняла юношу на руки.

– Ух ты, – пронеслось в толпе. – Да она – силачка?

– Расступись! – заревела монашка таким басом, что ближние к ней отступили назад. – Я сына своего нашла. Ему – плохо. Вот доставил Господь встречу! Я и не знала, что такое будет.

Дальние ничего не понимали. Ближние не поверили чудесным стечением обстоятельств. Родной матери сыночка привелось найти.

– Бывает же, Господь подарки зашлет, – проскрипел кто-то.

– Мисс, вам помочь? – вступило несколько мужских голосов одновременно.

– Нет, – выдавливала из себя монашка, поудобнее забрасывая тело на плечи. – Я уж сама.

Материя соскользнула с ее лица, и все увидели блестящие черные усы на лице женщины.

– О-о, – в ужасе охнула толпа. – Смотрите, баба усатая.

Монашка, как паровоз, устремилась на толпу, разметая ее направо и налево.

– Оставьте меня, – ревела она. – Кто меня тронет, того Господь Бог накажет.

Кто-то из мужчин преградил ей дорогу.

– А точно ли это женщина? – крикнул кто-то. – Чтобы монашки были с усами…

– Только монашки и бывают, – возразил кто-то сомневающемуся.

– Ну так остановите ее. Она человека уносит?

– Да это сын ее, – ответили другие.

– А может не сын – возразили им. Может, она обманывает: сотворит чего с мистером.

– Остановите ее, – зарыдал чей-то голос, – это же мужик, господа! Ловите его!

– Нет, это баба с усами! – крикнул кто-то.

Тут уж загомонили все. Монашка отбросила приличия и теперь громадными прыжками убегала от преследователей с юношей на руках. Но, видимо, женщине было не под силу состязаться с преследователями в скорости бега. Ее стали настигать.

«Догонят, – думала монашка, – и от меня ничего не оставят».

– Эх, прощай, Филипп, только нашел тебя и снова расставаться. Ведь буквально на дороге валялся, кто же тебя так обманул, что ты от всех убегать устал. Эх, узнать бы. Кому-то не поздоровилось бы.

Монашка бережно положила юношу на землю и моментально скрылась от преследователей в сумерках.

После выступления карлов город серьезно заболел идиотизмом.

По ночным улицам бежало странное существо: похожее на гермафродита: усы его топорщились, а монашеское платье развевалось.

Кое-кто из окон наблюдал это триумфальное шествие.

Подарки Галлимару

У дома Джека Харвея существо остановилось и оглянулось по сторонам. Улица была пуста, но уже где-то на соседней слышались голоса преследователей.

«Однако, – подумал гермафродит, – а если его нет дома?»

И дверной молоток отчаянно забился в руках таинственного существа.

Джек Харвей готовился отойти ко сну, когда его разбудили громовые удары в дверь. «Деньги сгорели, – моментально испугался он. – Оставил такую большую наличность – зачем?» Харвей моментально сунул ноги в шлепанцы и помчался открывать сам. Слуги запаздывали.

На пороге дома стояла монашка. Тьфу, черт. Харвей испугался еще больше. Кто умер? Родных в монастырях не было.

– Я от мистера Робийяра, впустите меня в дом, – фальцетом закричала монашка. Ее выговор был таким ненатуральным, что Харвей испугался еще больше.

– Что вам надо, мисс? – сурово спросил он.

И глаза его недобро сверкнули.

– Сначала вы меня впустите.

– Нет, вы сначала скажите, что случилось?

Монашка заскрежетала зубами.

– Да впустите же вы меня наконец. Я от Робийяра. Вот письмо. Из него все поймете.

Харвей от удивления ослабил бдительность, монашка, оттолкнув его, проникла в дом и заперла за собой дверь.

Перед домом Харвея послышались встревоженные голоса.

– Куда она подевались?

– Куда она подевалась?

– Надо спросить здешних хозяев!

– Стучите по домам!

И сразу забарабанили дверные молотки соседей. Следующая очередь была за домом Харвея.

Монашенка выхватила из-за пазухи письмо и поднесла к самым глазам Харвея.

– Читайте скорее послание.

Но Харвей не смотрел на письмо. Он видел толстые мужские пальцы, покрытые черными волосами. Пальцы дрожали и письмо дрожало. Харвей понял, что серьезно влип. По всей видимости, к нему в дом проник грабитель.

– Вы мужчина, – произнес он с внезапной хрипотцой.

– Да, конечно, же!!!

Монашка содрала с головы покрывало.

– Я Чарльз Батлер, эсквайр, – заревел он. – Неужто вы меня не узнаете, Харвей?!

Харвей не поверил своим глазам – перед ним стояла женщина с яркими румянами. Гроза города в женском костюме. Джек Харвей помимо своей воли усмехнулся. Всхлипнул! Издал гортанный звук и, наконец, захохотал во все горло.

В дверь забарабанили дверным молотком.

– Ради Бога, Харвей, скажите, что у вас нет никакой монашки – умоляюще воскликнул Батлер.

Джек Харвей стонал от смеха и ничего не отвечал. Он подполз к двери и открыл ее.

Батлер секундой раньше успел стянуть с себя культовый костюм и затолкал его под скамейку.

Румяна на его лице стерлись, и лицо выглядело белым в красную полоску.

На пороге стояли несколько сердитых мужчин. Их лица освещались факелами.

– Мистер Харвей, – начали они… и увидели Батлера. Тот увидел их.

– Что угодно, господа? – спросил он с вызовом, выходя на свет.

Ночные посетители убавили свой пыл.

– Простите, мистер, к вам сейчас монашка не забегала?

– Монашка? – в глазах Харвея плясали огоньки. – Нет-нет! У меня только мои друзья, – Мистер Харвей указал на Батлера и непроизвольно хихикнул.

Батлер потупился в землю.

– А кого вы ищите?

– Да мы са-ами не знаем, – поскучнели преследователи.

– Оборотня, говорят, застукали.

– Вампира, – подсказал кто-то.

– Мальчика похитить хотел.

– Надругаться, – закончили задние в толпе.

Батлер вытер лицо носовым платком. Краска размазалась по его лицу. В свете факелов он выглядел мясником, которому пришлось поработать без выходных.

– А где этот юноша? – спросил он, выходя их темноты.

«Гости» испуганно посмотрели на него.

– Это мой приятель, приятель, мистер Батлер, – опять повторил Харвей.

– Ах, Батлер, – узнал наконец кто-то в толпе.

– Юноша лежит на асфальте, где его бросил мужчина в женской одежде.

– А что такое?

– Несите его сюда. Мы можем оказать ему помощь, – приказал Батлер.

– Да уже вроде послали за капитаном Макинтошем.

– Ничего-ничего! – Батлер повернулся к банкиру за помощью.

Харвей понял намек:

«Конечно, нечего, чтобы юноша благородных кровей лежал в столь поздний час где-то на улицах города. Несите его в мой дом, а капитан Макинтош, если это будет нужно, заберет его отсюда».

Харвей движением руки приказал «гостям» отойти от дверей. Преследователи растворились в ночной мгле.

Батлер и Харвей поднялись наверх.

– Почему вы напугали полгорода вашим монашеским поведением?

– О-о! Довольно долгая история. Берите трубку, садитесь поближе к огню, расскажу. Боюсь даже, что вы чему-то можете не поверить.

И Батлер стал рассказывать. По мере рассказа по лицу Харвея все чаще прогуливалась улыбка. Наконец, он принялся хохотать во все горло, и это нашло отклик в душе Батлера.

Но он не успел им поделиться.

В дом опять застучали.

Харвей открыл дверь. На пороге стояли недавние преследователи.

– А где юноша? – нахмурясь спросил банкир.

– Мистер, мы ни при чем. – Лица людей были в растерянности. – Мы хотели его отнести к вам. А он очнулся, увидел нас и задал такого стрекача, что мы не могли его догнать.

Вниз спустился Батлер.

– Болваны! – на лице Чарльза выразилось негодование.

Вы же его могли убить своим преследование.

Батлер побежал наверх. За ним поспешил Харвей.

– Мистер Харвей! Помочь мне могут только ваши деньги. Я должен спокойно перемещаться по городу, чтобы искать Филиппа.

Банкир уже все давно понял.

– Идемте наверх! Я вам все дам, – банкир повел Чарльза Батлера в свое хранилище.

Батлер обдумывал то, как ему встретиться с хозяином Галлимаром. Тот жил в единственно приличной в городе гостинице «Атлантик». Ужасно злой! По-прежнему без денег.

Путь к нему по-прежнему был один. Снова переодевание и путешествие по городу. Но Батлер уже боялся пользоваться костюмом монашки.

– Мистер Харвей, я и не подозревал, что к женщине могут столь часто приставать, – поделился он своим опытом. – Надо поставить вопрос об этом на ближайшей сессии нашего штата. Чарльз Батлер невольно оказался первым последовательным феминистом в истории Соединенных Штатов.

Харвей задумался о том, как доставить Батлера к Галлимару, минуя патрули капитана Макинтоша.

– Может быть вы прикинитесь негром? – предложил он. – Женщиной вы уже были. Из всех бесправных существ в нашем городе остались только негры.

– О, господи! – простонал Батлер. – Я уже на все согласен.

Но Батлеру это нравилось. Он был истинным сыном своего молодого государства.

– Тащите сажу или чем вы там думаете меня намазать.

Харвей увел Батлера в свою спальню, и через пару минут из нее вышел негр с очень благородными и правильными чертами лица. Харвей посмотрел на него издали.

– Вас не узнать, мистер Батлер. Наверняка ваша прабабушка была негритянка. Вам идет этот цвет.

Батлер поморщился, но ничего не ответил.

Для достоверности Харвей снарядил с ним целую толпу своих рабов, которые должны были изобразить процессию: восемь человек, как бы с подарком для Галлимара – от Харвея.

Батлер отбыл.

Банкир послал Галлимару фикус…

…А в это время Филипп убежав от преследователей бродил по ночному городу и молил Бога О помощи. Он хотел найти свою Эллин и не подозревал, что бродит где-то совсем недалеко от того дома, в котором она была заперта с Евлалией и нянькой Ду…

…Карнавальная эпопея Батлера закончилась уже поздно ночью.

Сонного мистера Галлимара подняли из постели и заставили принять деньги. Потом заставили написать письмо судье Элайхью, в котором он отказывался от всех обвинений в адрес Батлера.

После этого мистер Галлимар мог догонять спою труппу, которая кочевала где-то по загородным имениям саваннцев.

И Батлер мог разыскивать Филиппа не опасаясь, что его привлекут к ответу.

Но был еще кое-что любопытное в этой истории, о которой знал сполна только мистер Галлимар. И это было весьма важна для понимания той тайны, которая не давала Пьеру Робийяру покоя.

Рассказ Галлимара

Это слишком утомительно всю неделю питаться сплетнями об Чарльзе Батлере. Я уже истратил свои последние деньги. Когда я проходил мимо портье, он красноречиво смотрел мне в спину, намекая о сроке оплаты. Я – ощетинивался, делал вид, что слишком важен, чтобы допускать сомнения в свой адрес.

Однажды ночью в дверь моего номера забарабанили. Я запрещал себя беспокоить.

– Кто там? – произнес я как можно строже, хотя коленки мои затряслись от страха.

– Портье, мистер, – раздался гнусавый голос. «В такой час!»

– Я уже сплю, – зарычал я.

– Откройте, вам посылка!!!

– Мне?

Я с сомнением открыл дверь. На пороге стояли восемь негров. Сейчас выволокут, и будет что-то ужасное. Началась икота.

– Кем вы посланы, – сухо просипел я.

– От мистера Харвея – банкира, – глухо произнесли негры.

Портье прятался за их спинами. Я облизал губы пересохшим языком и посторонился, жестом давая понять, что подчиняюсь ситуации. Черные посетители ввалились в комнату. Двое из них держали огромный сверток. Я подумал, что это вполне может быть миниатюрная виселица. Только для чего?

Портье испарился.

Неужели это возможно?

Я посмотрел в глаза чернокожих.

Один из них что-то властно произнес.

Остальные, как высыхающая на дороге лужа, стали исчезать из комнаты.

Я полез в свой самый большой кофр. Там у меня лежал мой тесак. Вожак не проявлял к моим действиям ни малейшего интереса.

Негры испарились окончательно.

Когда я повернулся, передо мной стоял белый человек, с черной краской на лице. Я неожиданности вскрикнул. Это был окаянный Батлер.

Сдается мне, он вылез из того пакета, что принесли мне негры. Но сверток был завязан по-прежнему. Лицо Батлера было в размазанных черных подтеках. В руках он держал платок, который когда-то был белый. И вообще его костюм… Сдается мне, что я видел такой совсем недавно. Портье был в нем одет или я путаю.

– Вы? – спросил я как можно невозмутимее. – После всего, что вы сделали со мной, я бы мог не пускать вас на порог этого убежища, мистер Чарльз.

Фамильярность с «Чарльзом» я сказал специально, чтобы он не очень злился на дерзость речей. Еще прибьет.

– Меня скоро вышвырнут из гостиницы по вашей милости, а вы еще пугаете меня по ночам!!! Чем обязан такому вторжению. – Потихоньку я стал кипятится.

Казалось, мой словесный поток сбил с Батлера спесь. Но уже через секунду его наглое лицо исказила ухмылочка.

– Я принес вам деньги, мистер директор. Только сначала хочу, чтобы вы забрали из кабинета шерифа свою жалобу на меня и написали покаянное письмо, в котором черным по белому, скажите, что приносите мне извинение за вымогательство крупной суммы денег.

Я всегда знал, что Батлер наглец. Но настолько!

– Вы заблуждаетесь, мистер…

Он меня прервал как нашкодившего слугу. Бросил мне на кровать пачку купюр. А я не смог сдержать себя – кинулся не на него, а к деньгам – пересчитывать. А вдруг он блефует? о деньги оказались настоящие. Мне показалось, что ночью выглянуло солнце…

– Вроде все точно, мистер Батлер. Он даже бровью не повел.

– Присаживайтесь, – сказал я еще любезнее.

– Садитесь вы, – заорал он – и пишите записку шерифу.

Я попробовал отшутиться, хотя конечно было понятно, что он не шутить и собирается меня бить.

Мои резоны покончить дело утром его не тронули. Более того, он пристал ко мне с бредовой идеей, будто я должен залезть вместе с ним в кабинет шерифа сейчас! ночью! – изъять мою жалобу и положить взамен оправдательное письмо. Он достал пистолет.

– Мистер Чарльз Батлер, – заюлил я, – вы как будто знали, что в молодости я был акробатом. Мне приятно, что я смогу вспомнить молодость и воспользоваться ее уроками, но скажите, зачем вам этот цирк ночью, если завтра утром я сделаю все то самое, войдя через двери.

– Мне это нужно сейчас, и это достаточный повод! – заорал Батлер. – О'кей?

Это его «о'кей» меня убедило больше всего. После такого вопроса не шутят.

В конце концов я ничего не теряю. Залезу в окно к шерифу и оставлю у него все свои извинения.

– Главное, не оставить следов, так мистер Батлер? – спросил я его как можно веселее.

Как мне раньше не пришло в голову: он одет как те негры, что принесли фикус.

– А как вы умудрились проникнуть в номер за спинами черномазых? – пытался я создать непринужденную атмосферу, судорожно одеваясь.

– Секрет, – отрезал он.

Меня осенило. Батлер имеет талант фокусника. Черный платок – от следов грима. Пожалуй, с ним стоит иметь дело на арене цирка.

– По рукам, – подобострастно сказал я.

Мой вес уже не тот и возраст дает себя знать, но почему бы ради красивой шутки, которую умеет рождать Батлер, не испытать свое старое дряхлое тело на прочность.

– Вы падших дам любите? – спросил он меня без всякой видимой связи.

Я как можно простосердечнее признался, что «романы» – это мое хобби.

– Я свожу вас в клуб, куда пускают только плантаторов по рекомендации, – добавил он со значением. – Вы представляете себе, какие там девочки?

Я представил и сделал вид, что в этот час ночи мне все это безумно интересно.

– Тогда за дело, – разорался неугомонный южанин. – Моими стараниями к нему медленно возвращалось хорошее настроение. С ним он не казался мне таким опасным.

– Прежде всего садитесь и пишите. Если у вас нет ума, воспользуйтесь моим. Я могу вам надиктовать.

Как всегда его наглость не имела границ. Я изобразил любезность и уселся за конторку.

– Диктуйте, мистер Умник, – попробовал пошутить я, чтобы сохранить за собой хоть долю самостоятельности.

Батлер воспарил за мыслью.

– Итак, обращение – «судья». Нет, лучше «мой судья». «Хочу развеять ваше недоумение. Дело слишком неотложно, чтобы тянуть его, как»… «чтобы тянуть его как»… Мистер Галлимар, за что можно тянуть прилично?

– За хвост, – промямлил я.

– За хвост – это банально, хотя и вполне добропорядочно, – согласился Батлер. – Значит «дело слишком неотложно, чтобы тянуть его как питона за хвост. Он у меня в руках». Следите за нитью моего рассуждения.

– Вы это судье или мне? – прервал я его.

– Вам, конечно, – оборвал меня Батлер. – Впрочем, если вы находите это красивым, можно и судье.

Давайте дальше: «…как питона за хвост…Посему мне показалось неприлично не показать вам нить моих рассуждений. Я знаю, что мистер Батлер Чарльз, эсквайр, пострадал…»

– «Эсквайр» через «е» или через «э»?

Я зря отвлек Батлера, это было понятно по его лицу.

– Вас что, в Европе грамоте не обучают? – его взгляд выражал презрение и в том числе то, что он сам этого не знает.

– Пишите без первой буквы, – решил он, – «…засим, сообщаю вам, что я не имею ни йоты сомнения в порядочности причин задержки мистером Чарльзом Батлеро-ом»…, обойдемся без эсквайра…. «задолжения мне денег на неопределенный срок. Скорее я усматриваю свою торопливость в деле получения денег, достойной всяческого порицания-я…, зачем и приношу свои извинения… Чарльзу Батлеру Сэмуэлю – эсквайру».

Тут я возмутился.

– Мы же договорились без «эсквайр»!

Батлер долго на меня смотрел.

– Если вам не нравится мой эпистолярный слог, – он хотел сказать «пишите сами», но это был явно не лучший вариант. Он сказал как Соломон.

– …Пишите как пишется. В конце концов с судьей мы учились в одном пансионате. Я думаю, он так же относится к слову «эсквайр», как и я.

Его последующее молчание было красноречиво.

– Написали?

Я вытер пот со лба.

Он понял мой жест по – своему.

– Хорошо. Запечатайте конверт вашим перстнем. Это признак благородного происхождения? Да? И отнесите письмо судье.

– А вы?

Он, конечно, не отказался быть моим компаньоном.

Я уже одевался. Прикидывал как мы будем проходить мимо стойки портье. Это было бы забавно. Я не знал, как объясню тайное появление в номере белого господина.

Но портье спал. Во сне он пускал слюни.

– Счастливый человек, – скептически заметил Батлер, – видит, наверное, сон, как вышвыривает вас из гостиницы.

– Бросьте. Он видит сны про то, что он флибустьер. У него же рыло потомственного пирата.

Мы вышли из отеля. Дома судьи достигли быстро. Все окна были завешаны тьмой.

– Он в самом деле здесь не ночует, – спросил я Батлера.

– Если бы вы знали, какая у него жена, Галлимар, вы бы не задавали этого вопроса.

– Что, такая строгая?

– Привлекательная! Ночь вдали нее – это преступление. Знаете, я подумаю о том, чтобы сменить профессию плантатора, на профессию директора цирка. Столько знакомств с новыми людьми, с новыми местами!

– И новыми долгами. Не платит, практически, каждый второй. Поэтому я хожу с пистолетом.

Я обошел дом со всех сторон. Надо было найти место поуязвимей.

– И что, помогает пистолет?

– Как правило нет. А вот знание человеческих душ – очень. Вы думаете, если бы я этого не знал, я бы дождался от вас денег?

– То есть как бы это дождался? Меня скрутили не вы, а обстоятельства.

– Может быть, может быть… Но то, что обнаружился труп в порту, о котором вы так неосторожно наврали Макинтошу – и на ваше честное имя навесили обвинение в убийстве, из-за чего вам стало вдвойне опасно жить в городе. И потом – бегство Филиппа, и ваше желание его найти.

На лице Батлера было написано такое изумление! Мне стало приятно.

– Чарльз, не стоит допрашивать меня здесь. Я сделал все возможное, чтобы обстоятельства сложились таким образом, дабы деньги вы заплатили сейчас, а не через год. Я складывал обстоятельства вслед за вами. То, что я подал жалобу судье – это только одно средство. А вот то, что я помог Макинтошу увидеть несуществующий труп, – это другое средство.

Я подошел к форточке первого этажа. Она была не заперта.

«Вот здесь у хозяев осечка. Попробуем ею воспользоваться».

Я потребовал у Батлера, чтобы он подставил мне плечи.

– Нет, уж расскажите, как это вы все устроили, что меня ищет весь город, и я ночью к вам приношу денежки.

Я сказал, что если мы будем перескакивать с дела на дело, то мы никогда не закончим с судьей. А историю про Батлера я ему расскажу после.

Чарльз, трясясь от нетерпения, подставил мне плечи. Стоять на них было так же удобно, как на вулкане Везувий.

Я залез в дом. Темнота была настораживающая. Такое ощущение, что лиса-судья спрятал в каждой комнате по собаке, которые налетят из темноты неожиданно и покусают мои икры.

Найти Среди письменных столов тот, в котором лежала моя жалоба, было также легко, как одного китайца отличить от другого.

По меньшей мере десять столов в той комнате, в которой судья принимал меня. И в каком из них лежит мое заявление на Чарльза Батлера – эсквайра. Может быть в этом? А может быть в том. Неясно.

Слава Богу, кто-то закурил под окном. Пламя на миг осветило часть комнаты. Но ведь Батлер был без трубки. Хотел курить в дороге и выругался, что оставил табак у меня в номере. Внутри у меня все затряслось. На цыпочках я подкрался к окну. Батлер стоял под окном. И с ним стоял еще кто-то. Это было слишком.

Этот кто-то был вполне дружелюбен. Я прислушался. Господи, это был мистер Харвей. Старый банкир пришел к дому судьи. Видно он был как-то завязан в этой истории.

Не знаю, какими уж дедуктивными методами он пришел к тому, что Батлер будет у дома Элайхью.

Джентльмены стояли и разговаривали. По всей видимости – на языке английских ищеек – это называется «алиби». Два джентльмена делают вид, что встречаются ночью друг с другом и говорят о погоде. В это время третий занимается своими делами в доме, который они выбрали местом встречи.

«Между этими южанами гораздо больше солидарности, чем между европейцами».

Я бросился вальсировать между столами. Кажется, вот тот ящик, куда судья опустил мою жалобу!

Ящик не открывался. Я тряс его как вора и рычал. Надо потолкать нижние ячейки стола.

Другие ящики открывались от малейшего прикосновения. По-видимому, странностями обладал только этот. Он был последний в моей череде проб и ошибок: я рванул на себя ручку.

Не помогло.

Рванул сильнее.

Ящик поддался чуть-чуть.

В полумраке я разглядел свой жалобный лист. Мой почерк. Сквозь щелку я изъял эту бумагу, всунул на ее место – другую. Закрыл ящик и полез обратно: неудачно – застрял в форточке.

Повис между домом и улицей. И орать было страшно, и дергаться страшно, и я не представлял как меня вытащат.

– Эй, джентльмены. Я застрял, – тихонько позвал я.

Джентльмены молчали как истуканы. Я еще раз крикнул, погромче:

– Господа, промашка вышла!

Полное молчание.

«О, господи». Каждую минуту мог раздаться топот ночного патруля Макинтоша.

– Эй, мистеры, вы слышите или нет?

И тут я заметил, что два силуэта, к которым я обращался – всего лишь переплетенные стволы вязов, у которых десять минут назад стояли Харвей и Батлер.

Каждую секунду могло треснуть стекло и тогда прощай свобода. Из-за угла вынырнули две тени. Я сделал какое-то судорожное движение животом и провалился обратно в комнату.

Под окном раздался приглушенный голос Батлера.

– Эй, Галлимар. Опасность рядом! Кажется, тут собирается съезд патрулей Макинтоша. Немедленно на выход.

– Не могу, – я опять был в форточке, – не пролезаю обратно.

– О, господи, бейте стекла!

– Будет шумно, это не выход.

– Вы же циркач, сделайте что-нибудь с вашим животом. Может вы выдохнете воздух?

Я стонал от своего усердия, но ничего не получалось. Батлер подпрыгнул, ухватил меня за мою руку, что торчала из форточки, и изо всей силы потянул на себя. Как пробка из бутылки, я выскочил из форточки. Костюм мой был порезан – стекло-таки лопнуло.

– Бежим отсюда, – скомандовал бравый плантатор!

Мы помчались.

– А где мистер Харвей? – спросил я, чуть мы отбежали на солидное расстояние.

– Спасает нашу репутацию. Он встретился с патрулем и взял огонь на себя. Что он врет, удерживая их на месте, я не знаю. Тем не менее, кажется, мы – в безопасности. Можем зайти к вам. Вы все сделали?

– Да, все. Хотя мне это стоило последнего костюма.

– Ерунда. На деньги, что я вам дал – вы можете купить себе сто таких костюмов.

В гостинице не горело ни одного окна. «Однако же сегодня все сладко спят», – нелюбезно подумал я о горожанах Саванны.

– Юг, свои законы. Жаркие ночи для сна, прохладные дни – для любви. Переезжайте сюда, привыкните, – откомментировал Батлер.

Мы были уже напротив стойкой портье. Он высунул свою сонную голову из-за стойки.

– Господа, вы к кому?

Батлер не удостоил его взглядом. Молча подошел, сжал стальными пальцами горло и холодно глядя сквозь человека, процедил:

– Кто, мерзавец, позволяет себе спать во время приезда двух самых почетных джентльменов этого города? Немедленно в номер мистера Галлимара два горячих пунша и маисовый ром. Хочешь со мной поспорить?

Портье самой лучшей гостиницы в городе узнал Чарльза Батлера.

– Мистер Батлер, простите покорно. Все будет через пару секунд, – слуга был сконфужен. – Я не узнал вас, потому что капитан Макинтош…

– Что капитан Макинтош? – рявкнул Батлер.

– Капитан Макинтош вчера похвалялся, что избавил город от вашего присутствия. Вы, мол, арестованы.

– А, – Батлер злорадно посмотрел на слугу. – Если ты еще когда-нибудь услышишь, что капитан Макинтош в мое отсутствие говорит что-то обо мне, скажи ему, что недолго его ослиной шее осталось носить его куриную голову. Если, конечно, не испугаешься, – добавил Батлер с ухмылкой и поволок меня за собой…