Текст книги "Девочка из рода О'Хара"

Филиппа трясло. Он не мог понять: от злости или от горя.

– Я ухожу, – сказал он решительно, – думаю здесь больше не появляться.

– Да? – Батлер резко развернулся в его сторону, – А деньги? Ты должен мне очень крупную сумму денег! Не забудь пожалуйста, что когда-нибудь я предъявлю векселя к оплате и не буду ждать отсрочек! – Глаза Батлера были тупы и пьяны.

Дверцы пустого шкафа захлопнулись.

– Ты даже не представляешь, как скоро я с тобой рассчитаюсь. Твоими собственными же идеями и процентами с них, – проскрежетал Филипп совсем тихо. Громко он ничего не ответил и вышел.

"Компаньон"

На следующий день жители Саванны с изумлением узнали, что в Лавергельском ущелье Батлер собирается строить увеселительные заведения. Салуны, карусели, заповедные зоны, чтобы создать иллюзию минувших десятилетий. Эпоху освоения земель штата пионерами-охотниками и так далее. Город насупился. Детям это понравилось, взрослые ждали подвоха. К ущелью потянулись повозки с людьми. На всех углах города обсуждали планы Батлера и реальность строительства.

В то же самое время пополз другой слушок. Почти конфиденциальный, подпольный – о том, что Центральная Нью-Йоркская железнодорожная компания собирается строить огромную железнодорожную ветку через все штаты, с Юга на Север. Для этого выделяются огромные деньги, и ветка пройдет где-то поблизости от Саванны. Подробности не известны, все – очень страшная тайна.

Третий слух был опять про Батлера. Специалисты выражали сомнение в успехе его дела. Что карусели будут построены, в этом никто не сомневался, а вот, что туда будут ездить на отдых горожане… – в этом сомневались очень многие. Место было удалено от города, неудобное; и пользовалось дурной славой. Все подсчитывали, какой убыток Батлеру принесет строительство ненужных каруселей и салунов. "Даже пьяницы туда ходить не будут", – грешили городские пьяницы.

Параллельно со всеми этими событиями городского масштаба развивались другие – чисто личного характера. Дело было так.

К мистеру Харвею в рабочее время поднялся Филипп. Был он таинственный и чопорный. Харвей сидел за своим столом просто ради того, чтобы изобразить хоть какую-то деятельность. Финансовые проекты рушились у него. Банк медленно, но верно прогорал. Вкладчики забирали свои вклады. Никто не хотел связываться с Харвеем. Все говорили, что его методы ведения банковского дела старомодны. Ему надо было бы поучиться у янки, которые могут делать все как надо. Харвей так делать не умел – и на этом сходились абсолютно все. Зато у него была хорошая репутация среди старых дев. Он не залезал к чужим дочкам под юбки. Каждому свое, – говорили горожане.

… Банкир пил земляничный отвар. Он любил летом похворать. Филипп вошел без стука. У него единственного была подобная привилегия. Филипп пользовался ею скрытно, чтобы служащие об этом не знали.

Джек Харвей приветственно поднял руку вверх, будто был римский легионер.

– Филипп, рад тебя приветствовать. Так рано, – а ты уже на работе. Я тебе уже сказал – ты можешь пореже появляться здесь. Объем наших операций неудержимо сокращается.

– Именно потому я и пришел к вам, мистер "компаньон".

– Ох-ох, как официально. Но ты еще не стал моим компаньоном, – лукаво возразил Харвей.

– Стану им. Стану, – затем и пришел. У меня есть дело.

– Дело в столь ранний час? – Банкир был настроен достаточно оптимистично, чтобы не думать о том, как через месяц его банк будет объявлен банкротом. Он уже не хотел ни чем заниматься. – Садись на стул. У кресла сломана ножка.

– Спасибо. Но я как раз собираюсь сесть в кресло. Мистер Харвей положение дел таково, что нам грозит крах…

– Я рад, что ты догадался об этом, значит из тебя получится неплохой банкир.

– Спасибо за комплимент. Но также нас может ожидать и удача. Знаете ли вы о том, что Батлер осваивает Лавергельское ущелье?

Харвей утвердительно хмыкнул.

– Вы хотите этим сказать, – как бы расшифровал его звук Филипп, – что не верите в эту затею?

– Я не понимаю, куда ты клонишь?

– Вы верите мне, что я могу знать абсолютно секретную информацию, которая может быть связана с большими деньгами.

– Я хочу сказать "да", но прежде всего, чтобы знать от кого.

– От Батлера.

– Я допускаю, что этот человек не выходил бы сухим даже из самой мокрой воды, если бы не обладал сильными связями. И, в общем-то, Батлер питал к тебе нежные чувства: помогал выбраться из щекотливых ситуаций. Не знаю, почему ты охладел к нему, но это, признаться, меня радует.

– Да. Но он, я полагаю, слишком поздно узнал о моем истинном к нему отношении. Я клоню к самому главному: Батлер вовсе не собирается строить Страну Грез, как он о том кричит, и всякие салуны и карусели. Он прекрасно понимает, что в Лавергельском каньоне к нему никто ходить не будет.

– Это похоже на правду. Тогда зачем же он это строит?

– Чтобы пустить пыль в глаза: на месте Лавергельского каньона будет проходить железная дорога.

У Харвея брови взлетели вверх.

– Железная дорога?

– Которая пройдет также по Перизитскому ущелью и дальше. Так вот, Центральная железнодорожная компания хочет купить эти земли. Но если земли заняты частным строительством, по закону можно выкупить землю у частного лица. Но потенциальная стоимость Левергельского ущелья после того, как Батлер начал возводить там свои балаганы, неизмеримо возрастает. Вы понимаете, что железнодорожная компания обязана выплатить Батлеру круглую сумму в качестве выкупа. Вы понимаете коммерческий гений Батлера?

– Да!!! Этому мистеру в нем не откажешь. Я полагаю, твоя тайна дорого стоит. И Батлеру было бы неспокойно, если бы он узнал, что мы ее знаем. Но какое отношение это имеет к нам? Я не собираюсь его шантажировать.

– Да-да, – торжественно заговорил Филипп. – Но: дальше, железнодорожная колея пройдет по Перизитскому ущелью, которое пока абсолютно свободно, хотя и входит в состав земель, подлежащих частной распродаже. На Перизитское ущелье у Батлера нет средств, – это его вторая тайна, которую он мне выболтал в пьяном виде. А не то, он бы скупил бы и его. – Вы понимаете! какие это миллионы? Но мы-то эти деньги можем достать – опередить Батлера; и тогда Перизитское ущелье – наше. В лучшем случае, мы с Батлером в одинаковом положении по отношению к железнодорожной компании.

Харвей уставился в одну точку.

– Даже если ты подслушал эту тайну не совсем честным путем, твоя собственная разработка этой идеи заслуживает восхищения. Это – наш шанс, плюс немного усилий. Мы беремся за него!

Харвей был воодушевлен, как в молодые годы.

Банкир попросил Филиппа выйти и заперся в кабинете. Филипп остановился за дверью и прислушался: полная тишина. Потом Филипп услышал шаги взад и вперед, скрип зубов, наконец смех. Филипп спустился вниз. Накричал на клерков за то, что болтают во время рабочего дня. Восстановил их юные лентяйские души против своей столь же юной, но деловой, и – поднялся наверх. Кабинет Харвея был открыт.

– Скажите, а чем мы будем застраивать наши земли, чтобы повысить стоимость проекта до максимума? – Харвей спросил это прямо с порога.

– Тут надо думать, – Филипп был само превосходство. – К сожалению, самые дорогие проекты – это проекты по строительству развлечений. Я думаю, нам не надо изобретать велосипед. Мы будем застраивать второй каньон, как такой же центр увеселений. Ущелье Перизитов – для дураков. Ура!

– Что же, – согласился мистер Харвей. – Будем строить ущелье дураков.

На следующий день банк мистера Харвея скупил земли Перизитского ущелья. Эта новость моментально облетела все дома Юга, дошла она и до Батлера. Он лежал в постели, когда в спальню вбежал дворецкий и сообщил:

– Мистер Чарльз, у вас – соседи.

– Что, гости пришли? – спросил Батлер.

– Нет – по Лавергельскому каньону у вас появились соседи. Мистер Харвей скупил ущелье Перизитов – следующее за вашим.

Батлер молча закатил глаза и повалился на подушки. Слуга не знал: бежать за шампанским или за доктором.

На следующий день стало известно, что банк мистера Харвея собирается начать крупнейшее на Юге строительство центра увеселений. Алкогольные заведения всех стран мира. Даже китайская "хатха" – с китайцами и китайчатами, косами которых вытирают грязные столы; а кроме того, карусели, и все, что дети любят в подобных случаях: воздушные корзины, слоны – настоящие и игрушечные, – факиры и фальшивомонетчики.

Город пришел в возбуждение. Те, у кого были деньги, стали примеряться к соседним землям. Пример столь значимых фигур в городе был заразителен. Даже затворник Пьер Робийяр прослышал об этом.

Эллин с утра прожужжала ему все уши:

– Папочка, давайте отправимся на прогулку в Перизитский каньон – посмотрим как идет строительство.

– Что? С Филиппом захотела увидеться? – осклабился грозный Цербер.

Эллин покраснела и замолчала, но младшие сестры стали канючить: "Давайте, давайте…" Робийяр наотрез отказался.

А тем временем своя жизнь шла и в другом месте – в доме Роз Бибисер, – только очень тихо. Служанки каждое утро приходили – помогали ей совершать туалет; подметали и мыли дом. Каждое утро они находили Роз Бибисер одну. Но всегда после их ухода скрипела дверь шкафа и оттуда выходил молодой человек – все бледнее и бледнее. По ночам соседи видели, как из трубы дома Роз Бибисер шел дым. Кто топит камин летом? Сумасшедшие.

Мартин ничем не интересовался – после провала идеи замужества Роз ему все опостылело. В городе он не появлялся. Слуги не видели его в доме. Мартин сидел, запершись в своих комнатах, и все ожидал вызова на дуэль.

Наконец-то мелкие плантаторы не выдержали, поддались земельному буму и стали скупать бросовые земли за пределами двух каньонов, – которые даже землей было трудно назвать. – Эта была разлагающаяся гниль. На ней ничего не росло, кроме кактусов. Те, кто ничего не купил, обсуждали только один вопрос: какие аттракционы пооригинальнее придумают конкуренты – мистер Харвей и мистер Батлер. Все забыли о том, что у них была кратковременная дружба и никто не вспоминал про вражду – их называли соперниками по бизнесу.

Осваивая земли, Батлер как мог экономил деньги. Он нагнал своих рабов из "Озерного…", заставлял их копать ямы по всему каньону, потом – засыпать и перекапывать снова. Впечатление это создавало грандиозное: в центре – громадные кротовые норы и масса черных копошащихся людей – вокруг.

В отличие от Батлера, Харвей потрясал инженерным подходом. Он выписал специалистов из Европы – они закладывали фундамент. Никто не знал, что Батлер думал обмануть только Харвея, А Харвей с Филиппом – целую правительственную комиссию. Размахи каждого были разные. Мистер Харвей занял крупные суммы в других банках – все его имущество свелось к нулю, долги росли, – но продажа земли Центральной железнодорожной компании должна была все с лихвой окупить.

Вред и польза французской косметики

К сожалению для Робийяра – дела его шли совсем плохо: не было хозяйского присмотра. Его заимодавцы начали вдруг понимать, что предоставлять кредиты Робийяру довольно глупо и тогда он стал получать от кредиторов первые письма: должен был Робийяр всем – и даже соседям. Пэтиферу он должен был сумму, равную доходу от трех урожаев хлопка, но Саймон как раз и не требовал возмещения, потребовали купцы и мануфактурщики. Их делегация в составе мистера Монро и мистера Уайтинга пришла к Робийяру днем – бабушка Робийяр спала – это спасло репутацию старого Пьера, а не то бы вся Саванна узнала, что в их доме всем заправляет полоумная старуха. Робийяр боялся громко говорить, хотя принимал гостей на втором этаже, а бабушка спала на третьем: в жаркие дни сиеста соблюдалась ею строго.

– Джентльмены, – обратился Робийяр к торговцам-негоциантам. – Догадываюсь о цели вашего прихода. Понимаю вас, но ничем не могу помочь. Денег у меня сейчас нет.

Мистер Уайтинг, который прославился тем, что был почти монополистом на все французские товары, привозимые в Саванну, горестно заметил:

– Подумайте о ваших дочках. Им нужна французская вода и пудра.

Робийяр вспылил:

– Я научу их пользоваться мукой.

– А чем же вы замените тушь для ресниц?

– Гуталином, – самоотверженно отвечал Робийяр.

Соломон Уайтинг горестно вздохнул.

– Ваши дочери сделаны не из теста, а из плоти и крови. Для того, чтобы их подрумянить – в печь их не поставишь – тут нужны настоящие французские румяна: не забывайте – им еще надо выйти замуж.

– Коли их полюбят, так возьмут и хромых и косых, – отрезал Робийяр.

– Ваша правда. Но я не хотел бы, чтобы мой сын был женат на такой, я – сторонник гармонии.

Его спутник мистер Монро, не сдержался и заговорил с раздражением.

– Мистер Робийяр, может быть, вы и заставите своих дочерей пользоваться печью вместо румян и гуталином вместо туши, но вы не заставите наших жен покупать за ваши расписки нужные им настоящие туши и румяна. Посему не забывайте, что мы живем на Цивилизованном Юге и у нас есть суды. А судья еще обладает какой-то властью. Если вы будете упорствовать – мы будем жадничать. Вы будете не отдавать – мы будем отнимать и наращивать проценты. Мы – люди практики, а не теории.

Робийяр почувствовал, что его кровь французского аристократа начинает кипеть. Ему не хотелось ругаться, но того требовало чувство приличия.

В этот момент проснулась бабушка Робийяр. Она почувствовала присутствие чужих людей в доме. Постучав в дверь, бабушка Робийяр вошла с видом грозным и готовая к бою.

– Здравствуйте, джентльмены, – сказала она громко, еще даже не узнав тех, кто перед ней стоял. И не дожидаясь представлений, начала первая.

– Я – Эльза-Мария-Роз, а также – Жозефина-Матильда де Робийяр, баронесса Шартрская.

Баронессой была мать бабушки, но это было неважно.

Господа негоцианты почувствовали всю мизерность своих родовых фамилий и были вынуждены представиться весьма скромно: негоцианты.

– Мистер Робийяр нам задолжал. Бабушка почувствовала, что инициатива в ее руках, и начала произносить вещи несусветные.

– Значит, торговать пришли. Дело важное: покажите ваш товар.

Негоцианты стушевались еще более.

– Вы нас не так поняли, миссис, мы пришли не торговать.

Бабушка поняла, что фокус номер один не прошел, и перешла ко второму.

– Вижу, не глухая, Значит, мистер Робийяр хочет вам вернуть ваш плохой товар.

Соломон попался на удочку: он покраснел и сказал басом, который вдруг отозвался эхом в тесной комнатке:

– У нас не бывает плохого товара!

Это было опасное утверждение, которое могло привести к долгому нудному спору, уводящему от основной цели визита.

Грэг Монро это понял. Козлиным тенором он заявил:

– Миссис Робийяр – все это не те предметы, которые привели нас сюда. Мы пришли требовать денежный долг с мистера Робийяра.

Это прозвучало как оскорбление, и старуха восприняла это именно так и покраснела. Ей наступили на честь.

– Пьер, – распорядилась она громовым голосом, – немедленно верните этим джентльменам деньги, которые они вам одолжили, и пусть ноги их в доме не будет.

Пьер Робийяр надеялся договориться еще об одной отсрочке. Скандал, учиненный бабушкой, лишил его этой надежды.

Нахмурясь, он сказал очень спокойно, потому что представлял всю абсурдность происходящего.

– Джентльмены, прошу вас оставить мой дом, деньги вы получите завтра в это время дня в клубе любителей древности.

Монро и Уайтинг, хотя и были оскорблены, получили точную дату и потому могли уходить, – как выдержанных людей, скандал их не интересовал.

Они молча поклонились.

Как только за ними закрылась дверь, бабушка тут же бросилась виниться перед Пьером.

– Простите меня, Пьер, я понимаю. Вам неоткуда взять денег. Но когда при упоминании титула баронессы Шартрской следом говорят о долгах – я могу только посылать людей вон и отдавать деньги. Это не я – это голос крови.

– Я все понимаю, – спокойно согласился Пьер, – но денег взять неоткуда. Я буду стреляться.

Бабушка почувствовала себя неловко:

– А вот этого делать не надо. Вы разве на необитаемом острове? Еще есть мистер Харвей, у которого – банк, и который, в конце концов, отец вашей жены. Если вы думаете, что этого мало, я могу вам сказать – вы ошибаетесь.

– Я не думаю, что этого мало, но я уже одалживал у него деньги. Обращаться к нему с той же просьбой во второй раз, не расплатившись за первый, – для меня не представляется возможным.

– Для вас – да, – согласилась бабушка. – А для меня – нет. Я еще к нему с этой просьбой не обращалась. А посему мне это сделать не сложно. Я пошла собираться.

На самом деле бабушка давно хотела повидать Филиппа. Поехать в банк к Харвею было лучшей для этого возможностью.

Бабушка появилась в банке Харвея через два часа. Она вылила себе на голову все духи, что были в доме, и напудрила лицо так, что казалась двигающейся мраморной статуей. К сожалению, пудра ей стянула кожу, и это лишило старую леди возможности улыбаться. В двери к Харвею она входила как истукан.

Мистер Харвей встал, приветствуя свою родственницу. В комнате находился Филипп. Он был застигнут врасплох визитом "родственницы".

Бабушка сделала вид, что Филипп уезжал в Европу, а сейчас вернулся.

– Мой дорогой, здравствуй!

В голову ей пришла любопытная идея. Она знала, что Филипп собирается стать младшим компаньоном Харвея.

– Мистер Харвей, никак не ожидала здесь встретить своего внучатого племянника. Можно я его на пять минут украду у вас?

Харвей решил показать свое полное незнание семейных проблем Робийяров и развел руками:

– Почему бы и нет?

Сконфуженный Филипп встал, чтобы что-то сказать, но мистер Харвей его опередил:

– Я пойду, подышу воздухом.

Перед Филиппом встала тень былого позора. Но бабушка была не из тех женщин, которые оборачиваются назад.

– Мой дорогой Филипп. Я буду кратка. Нам всем предстоит помириться друг с другом – я это понимаю очень ясно. Я стою вне вашего конфликта с дядей. Я хочу лишь довести до твоего сведения, что мистер Робийяр на грани банкротства. Я не хотела бы, чтобы завтра он стрелялся со своими кредиторами, вот, собственно, и все. Но пришла я вовсе не для того, чтобы сообщить тебе об этом. Хотела просто посмотреть на тебя и убедиться, что ты в самом деле становишься на ноги. Не буду больше докучать тебе своей болтовней. Прощай, целую.

Тут старая леди и хотела бы улыбнуться, но почувствовала, что с ее щек осыплется краска – это было некстати. И она грустно вздохнула: "Прощай", – и вышла, мягко притворив за собой дверь.

Филипп был уверен, что понял цель ее визита: бабушка Робийяр заходила ради того, чтобы посмотреть на своего внучатого племянника.

Через минуту вернулся мистер Харвей. Филипп рассказал, что его дядя на грани банкротства. Филипп честью своего имени просил банк Харвея выкупить закладные векселя Робийяра и обещал оплатить их после продажи земли Нью-Йоркской железнодорожной компании Корнелиуса Вандербильта.

Харвей в это поверил, но в банке не было денег. Филипп попросил занять у конкурентов – под самые высокие проценты, в надежде расплатиться в течении двух ближайших недель – и Харвей посчитал это правильным.

Он встретился с нужными людьми, получил у них деньги и вручил их Филиппу. С деньгами Филипп поехал в дом своего дяди. Его триумфальное возвращение было несколько неожиданным для него самого. Но так распорядилась бабушка и судьба.

Филипп приказал слугам, которые ойкнули при его появлении, о нем не докладывать и поднялся в кабинет Робийяра. Он приготовился молча выложить деньги и уйти, при условии, что его не остановят. В голове его складывался план горделивого и торжественного пожинания лавров.

Филипп открыл дверь… В комнате находилась Эллин.

Лучше нельзя было насмеяться над злоключениями Филиппа. Он потер глаза. Попасть в дом – совершенно официально – и обрести то, о чем так долго мечтал. Эллин вздохнула полной грудью. Филипп сделал шаг к ней. Эллин – к нему.

– Вот и встретились, – сказал Филипп.

– Да, – сказала Эллин.

– Что же мы не бросаемся друг другу в объятия? – удивился Филипп.

– Это ваше право, вы мужчина.

– Значит, только потому, что я – мужчина, я был обязан любить вас?

– Нет. Потому что у нас была сторожка и наша клятва.

– А почему их нет сейчас?

– А почему есть столько сплетен вокруг наших имен? Почему мы должны оправдываться в том, чего не совершали?

– Не знаю, – сказал Филипп. – Давай будем, как прежде. Забудем все.

– Забывать ничего не надо, надо не совершать нового. Вы не пришли тогда, когда я вас ждала, вы не пришли тогда, когда я должна была уехать из поместья. С приездом сюда все изменилось. Я не хочу обманывать отца, я не хочу, чтобы наша любовь прорывалась сквозь сети домысла и лжи. У меня есть своя душа, которая чиста и ничем не запятнана.

– У меня она тоже есть, Эллин, и хочет того же, что и ваша.

– Тогда пойдите и сделайте моему отцу предложение. Вы хотите быть моим мужем, я хочу быть вашей женой, а прятаться и убегать я не буду.

– Давайте возьмемся за руки и уйдем отсюда. Пусть у нас будет своя счастливая жизнь. Я не буду ничего спрашивать у вашего отца – я просто возьму вас по своему праву.

– Нет, так я не пойду.

– Эллин, одумайтесь, – мы совсем одни. Не будем никого обманывать, ничего нарушать – возьмемся за руки и уйдем отсюда. И пусть ваш отец это увидит.

– Помните детскую историю, как много лет назад моя мать прогнала вашу маму со двора. И рано утром вы уходили, взявшись за ручки, и мой отец это увидел и вернул вас. Он вас вернул – а я поняла, что взявшись за ручки из нашего дома никуда не уйти. Нас будут возвращать – поэтому я сразу говорю вам – нет, Филипп. Я не перестану вас любить, но без согласия отца я из этого дома с вами не уйду.

– Эллин, Эллин, – грустно усмехнулся Филипп. – Я хотел, чтобы вы подарили мне единственный шанс – стать свободным. Вы отказались от этого. А между прочим я ведь завидный жених в Саванне. Я компаньон банка Харвея. Да-а. Я богатый молодой человек. В конце концов, я – и лицо Филиппа исказилось бешенством, – держу в своих руках и жизнь и спасение вашего дома. Я принес деньги, чтобы выкупить ваши закладные, закладные вашего отца! А всех отцов, как и богов, рано или поздно свергают. Но воля ваша. А теперь прежнего Филиппа больше нет. Вы не захотели его видеть, что же… получайте младшего компаньона банка Харвея. Мистер Филипп Робийяр, Харвей, компаньон президента банка. К вашим услугам, мисс.

И на этих словах в кабинет вошел Пьер Робийяр. Полное представление Филиппа он слышал. И потому встречая его, мистер Робийяр увидел перед собой не насильника-племянника, а представительного молодого джентльмена, который вошел в его дом через парадный подъезд.

Все эмоции Пьера Робийяра скрыл этикет.

– Я к вашим услугам, Филипп, – сказал он торжественно. – Я знаю, что в мой дом вас привели чрезвычайные обстоятельства.

По лицу Эллин разлилась смертельная бледность. Потом спасительная мысль, что еще не все потеряно, пришла ей в голову. И она тоже приняла решение. Девушка сделал книксен и ангельским голоском сказала:

– По-видимому, я не нужна двум джентльменам. Отец, с вашего разрешения, я оставлю вас одних.

Пьер Робийяр не верил своим ушам. Откуда такая сдержанность во взорах, такое спокойствие в речах? – или между двумя молодыми людьми все кончено?

– Если мисс здесь ничего не держит, она может быть свободна, – церемонно изрек Робийяр. Он был немного заинтригован.

– Прошу вас садиться, – он указал Филиппу на почетное кресло для гостей. За девушкой закрылась дверь. Пьер и Филипп приступили к первой в своей жизни деловой беседе.

Она была краткой. Приводить ее целиком нет нужды. Но в ней были целительные нотки для сердца старого Пьера. Он увидел, что тот молодой человек, которого он называл своим племенником, повзрослел. Его молодость и бесшабашность канули в Лету. В нем проступили черты плантатора-землевладельца. А значит, на него можно было положиться, значит у него были принципы, понятные и разделяемые большинством людей их круга. В этом они друг на друга походили.

К Пьеру Робийяру вернулся заблудший племянник. И возможно, сейчас и надо было бы сделать страшное признание в том, что повлекло за собой столько страданий и жертв. Но Робийяр не нашел для этого силы и поэтому он проиграл.

Он совершил ошибку, потому что не смог покаяться в одном грехе или трагической глупости. Он ничего не сказал Филиппу. Хотя Филипп в этом и нуждался. Признайся тогда Робийяр в своем преступлении – молодой человек смог бы избавиться от шрамов на сердце. Но Робийяр не захотел повторять своего греха, Он просто согласился с тем, что у Филиппа появился на сердце шрам.

Филипп приступил к торжественному моменту пожинания лавров. Он предложил тому человеку, которого считал своим дядей, продавать свои долги ему. Как верный "племянник" Филипп хотел нести охрану долгов дяди своей частью, принять долги дяди на себя.

Робийяр сказал:

– Что же, давайте. Я рад, что вы вернулись в мой дом. В вас пробудился разум, Филипп. Я горжусь тем, что у меня такой племянник. Осталось только закрепить наши деловые и родственные отношения.

К сожалению в этой позиции на первом месте суждено было стоять деловым отношениям. Но Пьер сам согласился на операцию по приращению корки на сердце своего сына. Другим он его не устраивал.

– Отцы должны уступать свои права детям. А вы хотя и не мой сын, – на этих словах Пьер поперхнулся, – отныне являетесь единственным моим законным наследником.

"Потому и получаю в наследство одни долги", – злорадно прокомментировал завершение обмена речами Филипп.

– Мне остается только вверить свою судьбу в ваши руки и знать, что вы верно исполните свой – позвольте мне, Филипп, сказать – сыновний долг, – Пьер посчитал, что в такое виде эта тайна его устраивает, – и отойти на покой, предоставляя вам защищать мою старость.

Мужчины встали.

– Мы можем пожать друг другу руки, – сказал Пьер торжественно Филиппу. – Пойдемте к домашним, объявим им о нашем примирении.

– С удовольствием, – торжественно заключил Филипп и задрал подбородок кверху. Видел бы это Батлер – он назвал бы семейную процессию стадом гусаков, которые не знают, что находятся под предводительством мясника.

"А может быть, в этом и есть свой смысл", – мог бы подумать Батлер. Но он ничего не подумал, потому что стоял в этот момент на своих землях в Лавергельском каньоне и копал носком ботинка землю. Его душил гнев. Он ждал момента, когда отправится к Харвею и предложит за громадные деньги купить свои земли, которые будут стоить меньше ожидаемой прибыли от двух участков, что и заставит Харвея согласиться на его предложение. Потекли самые ответственные часы. Принималось решение. Батлер решил действовать, не откладывая: пора было приводить месть в исполнение.