Текст книги "Патрульные Апокалипсиса"

– А вы еще и сочинитель!

– Кто?

– Я не называю вас лгуном – это было бы слишком грубо.

– Что-о?

– И к тому же жестокий: прижимаете – или как там это называется? – людей к стенке во время хоккея. О да, я слышала, Гарри мне рассказывал.

– Только если кто-то становился мне поперек дороги.

– А кто решал, что это так?

– Очевидно, я.

– Значит, я права. Вы – человек воинственный.

– Какое, черт побери, это имеет значение?

– Но в данный момент я благодарна судьбе, что вы такой.

– Почему?

– Вспомните мужчину с фотоаппаратом на другой стороне фонтана.

– Ну и что? Люди снимают вечерний Париж. Тулуз-Лотрек писал его, а теперь его снимают.

– Да нет, это же нацист, я это чувствую, я знаю.

– Как?

– По тому, как он стоит, как он… агрессивен.

– На таком основании серьезные выводы не делают.

– Так почему же он здесь? Многие ли фотографируют поздно вечером в Булонском лесу?

– Вот это уже другое дело. Где этот тип?

– Прямо напротив нас… вернее, был там. У южной аллеи.

– Стойте здесь.

– Нет, я пойду с вами.

– Черт побери, слушайтесь меня!

– Вы не можете мне приказывать!

– Пистолета у вас нет, а если бы и был, вы же все равно не смогли бы им воспользоваться с забинтованной рукой.

– У меня есть оружие, и, будь вы понаблюдательнее, от вас бы не укрылось, что я левша.

– Что?

– Пошли.

Они побежали меж деревьев и достигли южной аллеи, которая вела к освещенному фонтану. Мужчина с фотоаппаратом, прямой как палка, все еще был там и вроде бы наугад снимал гуляющих. Лэтем тихо подошел к нему, крепко держа заткнутый за пояс пистолет.

– Развлекаетесь, фотографируя людей, которые не знают, что их снимают, – заметил Дру, хлопнув мужчину по плечу.

Ликвидатор резко обернулся и уставился на Дру. Глаза у него чуть не вылезли из орбит.

– Вы! – хрипло воскликнул он. – Да нет, это не тот! Кто вы?

– У меня есть к тебе вопросик. – Лэтем схватил мужчину за горло и прижал к стволу дерева. – Крёгер! – выкрикнул он. – Кто такой Герхард Крёгер?

Нацист быстро опомнился и двинул сапогом, стараясь попасть в низ живота Дру, но тот отскочил и увернулся от удара. Выхватив пистолет, он ударил рукояткой нациста в лицо.

– Сука ты этакая, ты меня выглядывал, да?

– Nein! – рявкнул нацист. По лицу его текла кровь, заливая глаза. – Вы не тот, что на фотографии.

– Но это кто-то на меня похожий, да? Лицо такого же типа, верно?

– Вы что, сумасшедший?! – взвизгнул нацист и замахнулся, целясь Дру в шею, но тот схватил его за запястье и вывернул руку. – Я же только фотографировал! – И ликвидатор упал в кусты.

– А теперь, когда мы это установили, – сказал, с трудом переводя дух, Дру и сел верхом на нациста, – поговорим про Крёгера! – Лэтем прижал дуло пистолета ко лбу нациста, между глаз. – Говори, или я проделаю туннель в твоей голове!

– Я готов умереть!

– Вот и хорошо, потому что смерть твоя не за горами. У тебя пять секунд, Адольф… Одна, две, три… четыре…

– Nein!.. Крёгер здесь, в Париже. Он должен найти Шмеля!

– И ты решил, что это – я, так?

– Вы не Шмель!

– Ты прав, черт возьми: я не Шмель. А ну садись!

Как это получилось, Дру так и не понял, но только в правой руке нациста вдруг оказался большой револьвер. В эту минуту сзади неожиданно раздался громкий выстрел, голова нациста дернулась назад, и кровь залила шею. Карин де Фрис спасла Лэтему жизнь. Она бежала к нему по аллее.

– Вы в порядке? – крикнула она.

– Откуда у него взялся пистолет? – спросил ошарашенный Дру.

– Оттуда же, откуда и ваш, – ответила де Фрис.

– Что?

– Он выдернул его из-за пояса. Вы встряхнули его и велели сесть – вот тут-то я и увидела, как он сунул руку под пиджак.

– Как мне вас благодарить …

– Не благодарите, а действуйте. Люди разбегаются от фонтана во все стороны. Сейчас явится полиция.

– Пошли! – приказал Лэтем, сунул пистолет за пояс и вытащил из внутреннего кармана сотовый телефон. – В гущу деревьев… поглубже! – Они пробежали под темными кронами футов шестьдесят, и Дру поднял руку. – Достаточно, – сказал он, с трудом переводя дух.

– Где вы это раздобыли? – спросила Карин, указывая на еле различимый в темноте телефон.

– У антинейцев, – ответил Дру и набрал номер. – Они отлично соображают в технике.

– Но ведь кто угодно может подключиться к частоте переносного телефона, хотя в крайних случаях, наверно…

– Стэнли! – произнес Лэтем, прерывая ее. – Господи, опять то же самое! В Булонском лесу – сюда послали нациста следить за местностью и убрать меня.

– И?

– Он мертв: Карин пристрелила его, когда он пытался снести мне голову… Но, Стэнли, послушай, он сказал, что Крёгер здесь, в Париже – приехал искать Шмеля!

– Откуда ты говоришь?

– Мы в лесу, недалеко от аллеи, ярдах в двадцати-тридцати от трупа.

– Вот что, – резко произнес Витковски. – Если можешь не попадаться на глаза полиции – а, черт, даже если и попадешься, – вынь все из карманов этого мерзавца и давай деру.

– Сделать так же, как с Гарри… – Голос Дру дрогнул.

– Теперь сделай это ради Гарри. Если то, что ты сказал про Крёгера, не байка, только этот мерзавец и может привести нас к нему.

– Этот тип вдруг решил, что я – Гарри: он сказал, что у него есть фото.

– Ты теряешь время!

– А что, если явится полиция?

– Поговори с ними официальным тоном и постарайся выйти из положения. Если не сработает, этим займусь я, хотя мне бы не хотелось официально вмешиваться. Действуй!

– Я позвоню тебе позже.

– Лучше раньше, чем позже.

– Пошли, – сказал Лэтем и, взяв Карин за руку, потянул ее к аллее.

– Назад, туда? – воскликнула пораженная де Фрис.

– Приказ полковника. И действовать надо быстро…

– Но полиция!..

– Я знаю, так что надо поспешить… Придумал! Вы остаетесь на аллее и, если появится полиция, делаете испуганный вид – на это не нужно большого таланта, тем более что вы напуганы не меньше меня. Скажите им, что ваш приятель зашел в лес облегчиться.

– Вполне возможная ситуация, – согласилась Карин, поспешая за Лэтемом. – Скорее американская, чем французская, но вполне возможная.

– А я оттащу нашего неудавшегося убийцу в лес и обчищу. Кстати, у него часы получше моих – я их тоже приберу.

Они добрались до аллеи; у фонтана почти никого уже не было, лишь несколько любопытных болтались поблизости, поглядывая в аллеи и явно поджидая полицию. Дру оттащил труп в кусты и вынул все содержимое из карманов. Пистолет, едва не убивший его, Дру оставил: оружие ничего им не скажет. Покончив с этим, Дру поспешно вернулся в аллею, где его ждала Карин; в этот момент от фонтана послышались крики:

– Les gendarmes, les gendarmes! De l’antre cote!

– Ou?

– Ou donc?[72]72
  – Жандармы, жандармы! На той стороне!
  – Где?
  – Да где же? (фр.)


[Закрыть]

По счастью, отвечая двум полицейским, зеваки показывали в разные стороны, в частности – на несколько тенистых дорожек. Полицейские разделились и побежали по аллеям. Лэтем и Карин только этого и ждали: миновав открытое место возле фонтана, они устремились по северной аллее и наконец очутились в летнем саду с небольшим искусственным прудом, где в свете прожекторов величественно плавали белые лебеди. Заметив пустую скамейку, де Фрис и Лэтем рухнули на нее. Карин сорвала с головы светлый парик и сунула его в сумку.

– Как только я отдышусь, позвоню Витковски, – сказал Дру. – Как ваша рука? Болит?

– Сейчас самое неподходящее время думать о моей руке. Пожалуйста, позвоните полковнику.

– О’кей. – Лэтем снова достал из кармана сотовый телефон и набрал номер – при свете прожекторов цифры были отчетливо видны. – Стэнли, мы добрались до него и все сделали, – сказал он.

– А кое-кто не добрался, – заметил полковник. – И мы понятия не имеем, как, черт побери, это произошло.

– О чем ты?

– Об этом ублюдке, которого я сегодня в пять утра тайно посадил в военный самолет, вылетавший в Вашингтон.

– Что же с ним случилось?

– Он прибыл на авиабазу «Эндрюс» в три тридцать утра по вашингтонскому времени – тьма, кстати, стояла кромешная. Когда он под военным конвоем шел в зал ожидания, его застрелили.

– Как же это произошло?

– На одной из крыш сидел снайпер со сверхмощным ружьем с инфракрасным оптическим прицелом.

– Кто охранял его?

– Откуда я знаю кто! Как мы условились, я передал старшим офицерам Тэлбота совершенно секретное сообщение: что мы захватили настоящего нациста, время его прилета и все прочее.

– Ну и?

– Кто-то нанял убийцу.

– Итак, что же мы делаем?

– Сужаем круг. Мы знаем про компьютеры «АА-ноль», а теперь в нашем списке появились фамилии четырех или пяти замов директора. Вот как это делается, малыш: закрываешь двери одну за другой, пока в комнате не останется открытой всего одна или две.

– А что же будет теперь со мной, с Парижем?

– Это игра в кошки-мышки, не так ли? Крёгер хочет найти Гарри, то есть тебя, не меньше, чем ты его.

– Похоже, что так. Но почему?

– Мы это узнаем, когда схватим его.

– Не очень-то ты меня успокоил…

– А я и не собираюсь тебя успокаивать. Я хочу, чтобы ты день и ночь делал стойку.

– Большое спасибо, Стэнли.

– Принеси мне все, что ты подобрал… Итак, встречаемся у меня через час, и трижды смени машину.

Глава 15

Пламя взвивалось вверх, освещая тьму. Огромный Ваклабрюкский комплекс был почти закончен, включая большое поле на склоне холма, где умещались полторы тысячи приверженцев Братства со всего света. В эту безоблачную ночь свет факелов озарял большую естественную арену, растекаясь по ее краям и концентрируясь перед помостом на вершине холма, где стоял стол в пятьдесят футов длиной. За ним сидели лидеры. В центре стола стоял микрофон, подключенный к громкоговорителям, а позади стола на высоких шестах колыхались под ветром в свете прожекторов кроваво-красные с черным знамена «третьего рейха». Однако свастику перечеркивала белая молния, ибо это было знамя «четвертого рейха».

Выступило уже немало ораторов, одетых в военную форму нацистской Германии. Их речи аудитория встретила с фанатическим восторгом и ликованием. Наконец к микрофону подошел предпоследний оратор. Вцепившись в пюпитр, он обвел горящими глазами тесные ряды слушателей и заговорил спокойно и властно:

– Сегодня вы все слышали крики тех, кому мы нужны. Эти люди во всем мире требуют нас, настаивают, чтобы мы взяли меч и навели порядок, очистили расы и выбросили на свалку весь человеческий и идеологический мусор, который засоряет цивилизованный мир. И мы к этому готовы!

От грохота аплодисментов и воплей одобрения содрогнулась земля, и гул прокатился по окрестным лесам. Человек в форме поднял руки, призывая к молчанию, все быстро успокоились, и он продолжал:

– Но руководить нами должен Зевс, фюрер более сильный, чем предыдущий, – не интеллектуально, ибо по глубине философской мысли Гитлер непревзойден, но по силе и решимости. Новый лидер должен сокрушать робких и не прислушиваться к осторожным речам военных интеллигентов, уничтожать врагов идеи расового превосходства и повести нас в атаку, когда придет время! Исторически доказано, что, если бы «третий рейх» оккупировал Англию, когда Гитлер приказал это сделать, мы жили бы сегодня в совсем другом, лучшем мире. Привилегированный корпус юнкеров-дилетантов убедил его не делать этого. Наш новый лидер, наш Зевс, никогда не уступит подобным трусам… Однако – и я знаю, как это вас разочарует, – еще не время открыть вам, кто этот человек. Поэтому он записал на пленку свое послание ко всем вам.

Оратор выбросил вверх правую руку в нацистском салюте. Рука опустилась, и тотчас из громкоговорителей зазвучал голос: странный, низкий и режущий слух. Истерические ноты вызывали в памяти речи Гитлера, но на этом сходство кончалось. Говоривший больше отвечал требованиям своего времени: выкрикам предшествовали трезвые рассуждения, высказанные медленно, холодным тоном; вслед за тем он взвизгивал, чтобы усилить эмоциональное впечатление. В отличие от Гитлера, он не произносил своих обличений на одной пронзительной ноте – он играл на контрастах, временами доверительно обращаясь к аудитории, несомненно понимавшей, к чему он клонит, и награждавшей его одобрительными возгласами, подтверждающими правильность его суждений. Век Водолея давно прошел – наступил век Манипулятора.

«Мы стоим у истоков, и будущее принадлежит нам! Но ведь вы это знаете, не так ли? Вы все, кто неустанно трудится здесь, в стране наших отцов, и в чужих странах, вы же видите, что происходит! И разве это не великолепно! Идеи, которые мы несем, не просто принимают – их жаждут, впитывают души и умы людей повсюду – вы это видите, слышите и знаете!.. Я далеко от вас, но я слышу вас и принимаю вашу благодарность, хотя не считаю, что заслуживаю ее. Я всего лишь ваш голос – голос людей всего мира, справедливо недовольных происходящим. Надеюсь, вы все понимаете, насколько тяжело наблюдать, как низшие расы заставляют нас расплачиваться за то, что они – низшие! Как трудолюбивых людей лишают плодов их тяжкого труда те, кто не желает и не способен работать или слишком безумен, чтобы даже пытаться что-то сделать! Разве должны мы страдать из-за их лени, тупости или безумия? А если нерадивые, тупые и безумные станут править миром, они лишат нас нашего морального превосходства, подавят нас своей численностью, опустошат наши закрома во имя человеколюбия! Однако какое это человеколюбие, друзья мои, ведь все они подонки!.. Но они не смогут этого сделать – и не сделают, потому что будущее принадлежит нам!

Наших врагов повсюду охватывает все большее смятение, они растерянны перед лицом того, что надвигается на них, не знают, кто с нами, кто нет, а в глубине души они приветствуют наш прогресс, даже если и отрицают наши идеи. Идите же вперед, мои солдаты. Будущее принадлежит нам!»

Снова загремели аплодисменты, и огромный, расчищенный в лесу стадион огласили звуки гимна «Horst Wessel»,[73]73
  «Хорст Вессель» – нацистский гимн.


[Закрыть] исполняемого оркестром. Между тем в заднем ряду двое мужчин, аплодировавших и кричавших вместе со всеми, стали тихо переговариваться, опознав один другого по подбритым бровям.

– Безумие! – сказал по-английски француз.

– Весьма похоже на речи Гитлера, которые мы видели в кинохронике, – добавил чиновник голландского министерства иностранных дел.

– Думаю, вы не правы, мсье. Этот фюрер вызывает куда больше доверия. Он не навязывает своих взглядов толпе, оглушая ее криками. Он ведет людей к своей цели, задавая по видимости вполне резонные вопросы. Потом вдруг взрывается и сам дает ответы, которые хотят услышать от него. Он мыслит динамично – право же, это очень умно.

– А кто он, как вы думаете?

– Полагаю, это может быть кто угодно из крайне правых в бундестаге. Согласно указаниям, я записал его речь, чтобы в нашем департаменте могли наложить его голос на имеющиеся у нас образцы голосов, если, конечно, нелепая маленькая машинка в моем кармане справилась со своей задачей.

– Я не связывался со своей конторой уже больше месяца, – заметил голландец.

– Надо все-таки отдать должное нашим начальникам. Сателлиты выявили эту вырубку в лесу так же, как почти тридцать лет назад самолеты увидели из стратосферы ракеты на Кубе. Наше начальство не приняло официальных объяснений, что это-де убежище очередной дальневосточной религиозной секты. И оказалось право.

– А у нас были убеждены, что затевается хитроумная интрига, когда здесь стали набирать иностранных строительных рабочих.

– Я работал простым плотником, а вы?

– Электриком. У моего отца magasin élecirique[74]74
  Магазин электротоваров (фр.).


[Закрыть] в Лионе. Я работал там до отъезда в университет.

– Теперь нам надо убираться отсюда, но боюсь, это будет нелегко. В этом комплексе все устроено как в старом концлагере – проволочные заграждения, вышки с автоматчиками и все прочее.

– Потерпите, мсье, мы найдем способ удрать. Встретимся за завтраком в шестой палатке. Должны же мы найти какой-то выход.

Мужчины вдруг обнаружили, что окружены людьми в форме со свастикой, перечеркнутой белым зигзагом молнии, – эмблемой «четвертого рейха».

– Достаточно услышали, майн герр? – спросил офицер, отделившись от других. – Думаете, вы такие умные, nein? Даже беседуете по-английски. – И он показал маленькое электронное подслушивающее устройство, каким обычно пользуется полиция и разведка. – Замечательный механизм, – продолжал офицер. – Можно нацелиться, скажем, на двух человек в толпе и услышать каждое их слово, исключив все посторонние звуки. Великолепно… Мы следили за вами с того момента, как вы появились среди наших привилегированных гостей, упорно утверждая, что приглашены… Неужели вы считаете нас такими безмозглыми? Неужели вы в самом деле думали, что у нас в компьютере нет списков приглашенных? Не обнаружив вас, мы проверили списки иностранных рабочих. И что же мы нашли? Догадываетесь, конечно. Мрачного голландца-плотника и на редкость раздражительного француза-электрика… Mit Rommen! Macht schnell![75]75
  Пошли с нами! Да побыстрее! (нем.)


[Закрыть] Мы немного побеседуем – к сожалению, не в самых лучших условиях, а потом ваши бренные останки упокоятся в глубокой траншее вместе с червями и трухой.

– Вы понаторели в таких расправах, не так ли?

– Должен сказать, голландец, что, к сожалению, меня тогда не было и я в них не участвовал. Но наше время придет, я еще возьму свое.

Витковски, Дру и Карин сидели за столом на кухне у полковника в его квартире на рю Диан. На столе было разложено содержимое карманов нациста.

– Недурно, – заметил ветеран армейской разведки, рассматривая вещи. – Вот что я вам скажу, – продолжал он. – Этот мерзавец не ожидал столкнуться с неприятностями в Булонском лесу.

– Почему ты так считаешь? – спросил Лэтем, указывая на свой пустой стакан.

– Подумайте сами. – Полковник поднял брови и кивнул в сторону бара. – В этом доме я наливаю только первые стаканы, а потом каждый делает это сам. Дамы составляют исключение. Кстати, спроси у дамы, осел.

– Ты оскорбляешь меня. – Дру поднялся и посмотрел на Карин. Та покачала головой.

– Что… что?

– Не обращайте внимания, полковник, он как ребенок, – вмешалась де Фрис. – И пожалуйста, ответьте на его вопрос. Почему вы сказали: «недурно» – ведь нет ни бумаг, ни удостоверения личности?

– Улов действительно хороший. Лэтем сам бы вам это сказал, если бы не лакал спиртное, а посмотрел на то, что принес.

– Я же сделал всего один глоток, Стош! И должен добавить, черт побери, я его заслужил.

– Знаю, милый, все равно ты не просмотрел как следует того, что принес.

– Нет, просмотрел. Когда ты раскладывал все это на столе. Итак, чем мы располагаем? Коробок спичек из ресторана «В кругу семьи»; квитанция из чистки на авеню Георга Пятого на имя «Андрэ» ничего нам не дает; золотой зажим для денег с выгравированными на нем, по-видимому, нежными словами на немецком; еще одна квитанция на получение покупки, оплаченной по кредитной карточке на безусловно вымышленное имя и с липовым номером. А может, то и другое так глубоко засекречено, что на выяснение, которое, конечно, заведет нас в тупик, уйдет не один день. Банк платит, а торговцам ничего больше и не нужно… Остальное – ты прав – я не рассматривал, но ведь на всю операцию у меня ушло примерно восемь секунд. Что еще, полковник?

– Я уже сказал миссис де Фрис, что не отрицаю твоих заслуг. Пожалуй, даже у тебя ушло на это не восемь секунд, а, по моим подсчетам, скорее пять, ибо тебе слишком быстро захотелось выпить.

– Потрясающе! – воскликнула Карин. – Но, значит, вы нашли что-то еще?

– Всего два предмета: еще одну квитанцию, тоже на имя «Андрэ», на починку ботинок в магазине, где шьют обувь на заказ, и смятый входной билет в луна-парк близ Нейи-сюр-Сен, – билет бесплатный.

– Вот этого я не видел! – заявил Лэтем, наливая себе в стакан.

– Эти две бумажки вам что-то говорят?

– Обувь – штука весьма характерная, миссис де Фрис…

– К чему такая официальность, сэр. Меня вполне устроит Карин.

– Хорошо, Карин. Так вот, магазин, который шьет обувь на заказ, придает ей определенную форму и фасон. Когда человек идет чинить обувь в такой магазин, обычно это значит, что он там уже бывал, если это, конечно, не приезжий. Иными словами, он ходит к определенному сапожнику, вы следите за ходом моей мысли?

– Еще бы! А луна-парк?

– Почему ему дали бесплатный билет? – спросил Дру. – Я и впрямь не заметил этих бумажек, Стош.

– Знаю, хлопчик, но вовсе не хочу сказать, что я выше классом, чем ты, но ведь вот они.

– Итак, завтра утром мы наваливаемся на сапожника и на того, кто раздает бесплатные билеты в луна-парке, что не совсем во французской традиции. Господи, до чего же я устал! Поехали домой… Нет, стойте-ка! А как насчет ловушки, которую вы устроили у Сакрэ-Кёр?

– Какой ловушки? – спросил удивленный Витковски.

– Ну той самой! Встречи с курьером у фуникулера наверху.

– Первый раз слышу. – Мужчины посмотрели на Карин. – Это ваша затея?

– Я так делала много раз для Фредди, – сказала Карин, смущенно улыбаясь. – Он бывало говорил: «Придумай что-нибудь, чем глупее, тем лучше: мы ведь все дураки».

– Постойте, – сказал Витковски, покачав головой, и посмотрел на Дру. – Ты уверен, что никто сюда за вами не последовал?

– Пропущу оскорбление мимо ушей и отвечу тебе как профессионал. Нет, сукин ты сын, потому что я не менял три раза машину, ибо за этим можно проследить с помощью электронного устройства, о чем ты, неандерталец, конечно, не знаешь. Мы пересаживались под землей, в метро, и не три, а пять раз. Усек?

– Ох, как мне нравится твоя злость! Моя мамаша, святая полька, всегда говорила: если человек разозлился, значит, он сказал правду. Только такому и можно верить.

– Отлично. А теперь могу я вызвать такси, чтобы нас отвезли домой?

– Нет, вот этого ты сделать, милый, не можешь. Раз никто не знает, где вы, здесь и оставайтесь. У меня есть комната для гостей, а тут стоит отличный диван… Подозреваю, что ты, малыш, уляжешься на диван, и буду очень тебе признателен, если ты не выхлещешь все мое виски.

Обозленные ликвидаторы вернулись в штаб, напрасно проведя время у Сакрэ-Кёр. Их встретили удивленным молчанием. Это еще больше распалило убийц.

– Ни души! – плюнув, произнес парижский Ноль-Пять, плюхнувшись на стул возле большого стола. – Ни одного мужика или бабы, хоть отдаленно похожих на контакт! Нас заманили – мы глупо потратили время, а к тому же рисковали.

– А где наш замечательный лидер, Ноль-Один? – спросил Второй у трех ликвидаторов, не покидавших помещения. – Может, он сейчас занят: меняет мокрые ползунки, но ему придется кое-что нам объяснить. Ведь если нас заманили, значит, конечно же, и засветили!

– Его нет, – устало сказал один из убийц.

– Что ты несешь? – воскликнул Ноль-Пять, резко выпрямляясь на стуле. – Ему же должны были в десять звонить из Бонна. Не мог ведь он не прийти!

– Его тут не было, и никто не звонил, – отозвался другой.

– А может, ему позвонили по его личному телефону?

– Нет, – отрезал убийца Ноль-Два. – Увидев, что он не появился, я пошел в его вонючую каморку и проторчал там с половины десятого до без четверти одиннадцать. – Ноль-Пять поднялся и уперся руками в стол. – Его сегодняшнее поведение недопустимо, я так и скажу Бонну. Нашу группу отправили на липовое задание, связанное с риском…

– Но мы же все слышали пленку из посольства, – перебил его Ноль-Два. – И решили, что за это надо браться в первую очередь.

– Конечно, мы согласились – я первый вызвался. Но вместо того чтобы возглавить ударную группу, наш Первый отправился в Булонский лес, сказав, что оттуда успеет вернуться к телефонному звонку из Бонна. Никакого звонка не было, и его тоже нет. Хотелось бы выяснить, в чем дело.

– Не у кого, – проговорил ранее молчавший ликвидатор. – А вот другой звонок был – от нашего информатора в американском посольстве.

Группа, ходившая к Сакрэ-Кёр, насторожилась.

– Но ему же запрещено напрямую связываться с нами, – снова заговорил Пятый, – особенно по телефону.

– Он считал эту информацию безотлагательной.

– И в чем же дело? – спросил Третий.

– Проблема в полковнике Витковски.

– Координаторе, – уточнил Второй. – Его впечатляющие связи в Вашингтоне известны нашему… тем, кому это должно быть известно.

– Ну так что? – настаивал Пятый.

– Наш человек посидел в автомобиле под окнами квартиры полковника на рю Диан. Сработал инстинкт, а также перехват телефонного разговора вдовы Фредерика де Фрис из отдела документации и справок.

– И?

– Час назад в дом вбежали мужчина и женщина. Они держались в тени, и наш человек не мог их хорошенько разглядеть, но ему показалось, что мужчину он знает. А женщина – вдова де Фриса.

– Значит, мужчина – Лэтем! – воскликнул Пятый. – Она и Гарри Лэтем – это не может быть никто другой. Поехали!

– Зачем? – скептически спросил Ноль-Два.

– Чтобы прикончить его и доделать то, что не сумел организовать Первый.

– Но обстоятельства-то другие, а послужной список полковника убеждает в том, что дело это крайне опасное. Поскольку нет Ноль-Первого, я предлагаю получить разрешение из Бонна.

– А я считаю, что звонить не надо, – возразил Шестой. – Мы уже провалились у Сакрэ-Кёр, зачем же еще подставляться? Если мы его убьем, о провале забудут, пусть даже всем нам придется перебраться в другие места…

– А если завалим дело?

– Ответ очевиден, – сказал один из тех, кто ходил к Сакрэ-Кёр, и дотронулся правой рукой до пистолета, а левой – до воротника рубашки, где были зашиты три капсулы с цианистым калием. – У нас могут быть разногласия, даже споры, но нас объединяет преданность Братству, вера в «четвертый рейх». Никто не должен забывать о нашей клятве.

– Никто и не забывает, – заметил Второй. – Значит, ты согласен с Шестым? Едем на рю Диан?

– Еще бы! Надо быть идиотами, чтобы не поехать.

– Если мы сообщим Бонну, что прикончили троих, они нас только похвалят, – добавил Пятый. – И сделаем все без Ноль-Первого, который достаточно нас подводил. Когда вернется, пусть держит ответ перед нами – не только перед Бонном. Думаю, в лучшем случае его отзовут.

– Видно, тебе очень хочется покомандовать? – заметил Второй, устало оглядев внушительную фигуру Пятого.

– Да, – ответил тридцатипятилетний ликвидатор. – Я старше и опытнее всех вас. А он – юнец и псих, который принимает необдуманные решения и совершает безответственные поступки. Я должен был получить этот пост еще три года назад, когда нас сюда послали.

– Почему ж тебя не назначили? Ведь все мы психи, так что это не в счет, да?

– Какого черта, что ты несешь? – разозлился другой ликвидатор и метнул взгляд на Ноль-Второго.

– Я тоже считаю, что все мы психи. Мой отец – дипломат, я жил в пяти странах и своими глазами видел то, о чем вы знаете только понаслышке. Мы правы, абсолютно правы. Слабые люди, неполноценные в умственном и расовом отношении, просачиваются повсюду в правительство – только слепые этого не видят. Не надо быть историком, чтобы понимать, что интеллектуальный уровень всюду падает. Вот потому-то мы и правы… Но этот разговор начался с моего вопроса Пятому. Почему, дружище, Ноль-Один был выбран нашим главарем?

– Не знаю.

– Давай я попробую объяснить. В каждом движении должны быть свои фанатики, ударные части, подверженные лихорадке безумия, которое побуждает их кидаться на непреодолимые баррикады и делать заявления, которые разносятся по всей стране. Затем они отступают на второй план, и их место занимают – или должны занимать – люди более высокого порядка. «Третий рейх» допустил серьезную ошибку, позволив ударным частям, подонкам, контролировать нацию.

– А ты философ, Второй!

– Философские идеи Ницше всегда мне нравились, особенно его доктрина о совершенствовании через самоутверждение и прославление моральных достоинств вождей.

– Слишком уж ты для меня ученый, – сказал Ноль-Шесть, – но такое я слышал и раньше.

– Конечно, слышал, – улыбнулся Второй. – Варианты того, что я слышал, вбивали нам в башку.

– Мы теряем время, – заметил Пятый и, слегка прищурясь, посмотрел на Второго. – Так ты, значит, философ? Я еще ни разу не слыхал, чтобы ты столько говорил, особенно о таких вещах. Ты ведь сейчас неспроста так заговорил, да? Может, считаешь, что это ты должен возглавить нашу парижскую команду?

– О нет, ошибаешься. Я для этого не гожусь. Все, что у меня есть, – знания, а практического опыта никакого, да и молод я.

– Но ведь есть еще кое-что…

– Действительно есть, Пятый, – прервал его Второй, глядя на него в упор. – Когда возникнет наш рейх, я не намерен отступать в тень… как, впрочем, и ты.

– Мы друг друга понимаем… Ну вот что: я отбираю команду, которая пойдет на рю Диан, – шесть человек. Двое останутся здесь на всякий случай.

Отобранная шестерка поднялась из-за стола, трое пошли переодеться в черные свитеры и штаны, а трое других принялись изучать большую карту Парижа, сосредоточив внимание на улицах вокруг рю Диан. Когда переодевшиеся вернулись, команда проверила оружие и по приказу Ноль-Пятого взяла оборудование. Тут раздался телефонный звонок.

– Нет, это просто невыносимо! – взвизгнул доктор Крёгер. – Я доложу, что все вы ни на что не способны и не желаете поддерживать связь с высшим представителем Братства!

– Тогда вы окажете себе плохую услугу, майн герр, – спокойно произнес Ноль-Пять. – Еще до рассвета мы прикончим дичь, за которой вы охотитесь, и еще два объекта – Бонну приятно будет узнать, что это вы нацелили нас на них.

– Это мне обещали почти четыре часа тому назад! Что случилось? Я хочу поговорить с этим наглым молодым человеком, который называет себя вашим лидером!

– Я бы охотно позвал его, майн герр, – Пятый тщательно подбирал слова, – но, увы, мы потеряли связь с Ноль-Первым. Он решил пойти по второстепенному следу, весьма сомнительному, и не установил с нами связи. Он задерживается уже на два часа.

– Весьма сомнительному следу? Он сказал, что идет на большой риск. Может, с ним что-то случилось?

– В прелестном Булонском лесу, майн герр? Едва ли.

– А что же произошло там, куда ходили вы?

– Это была ловушка, майн герр, но моя команда, команда Ноль-Пятого, избежала ее. Однако это привело нас к третьему объекту, который раньше был вне подозрений и за которым мы сейчас пойдем. Еще до восхода солнца у вас будет доказательство смерти главного объекта, а также и того, что убийство выполнено соответственно заданию. Я, Ноль-Пять, лично доставлю вам фотографии.

– Ваши слова меня несколько успокоили – кажется, я разговариваю с разумным человеком, а не с этим проклятым юнцом со взглядом кобры.

– Он молод, майн герр, но физически хорошо натренирован в нашем деле.

– Без головы на плечах это все ничего не стоит!

– Готов согласиться с вами, майн герр, но он мой начальник, так что пусть этот разговор останется между нами.

– Это сказали не вы, а я. Вы только согласились с моим выводом… Какой у вас номер? Пять?

– Да, майн герр.

– Принесите мне фотографии, и Бонн узнает о ваших заслугах.

– Вы очень добры. А нам пора.

Стэнли Витковски сидел в темноте у окна и вглядывался в ночную улицу. Его широкое, изрезанное морщинами лицо было бесстрастно; порой он подносил к глазам бинокль с инфракрасными стеклами. Внимание полковника сосредоточилось на машине, стоявшей у дальнего правого угла квартала, на другой стороне, не более чем в сотне футов от его дома. Ветеран заметил, что на переднем сиденье кто-то сидит – уличный фонарь внезапно высветил лицо. Оно то появлялось в свете фонаря, то исчезало в тени; казалось, человек поджидал кого-то и высматривал что-то на противоположной стороне. Полковник почувствовал стеснение в груди – такое ощущение возникало у него сотни раз в прошлом. Это было предупреждение, которое – по мере того, как будут идти минуты или часы, – подтвердится или окажется напрасным.