Текст книги "Слепое Озеро"

Часть третья
Восхождение невидимки

Семнадцать

Человеку на Земле больше не требовалось сражаться с ограничениями, накладываемыми атмосферой, металлами и оптикой. Огромное зеркало легло в основу телескопа, над конструкцией которого долгие годы совместно трудились десятки лучших умов, стремившихся произвести устройство небывалой точности, сложности и дальности. Оборудованный всевозможными приборами, о которых астрономы прежде могли лишь мечтать, телескоп позволил поднять знания о Вселенной на недосягаемую прежде высоту.

Дональд Уондрей. Колосс. 1934

Было начало февраля, и Маргерит, возвращавшейся из субботней поездки за рационами, казалось совершенно очевидным, что Слепое Озеро стало совсем другим.

Пусть даже на первый взгляд ничего не изменилось. После каждого снегопада из гаражей позади торгового центра по-прежнему выезжали снегоуборочные машины, так что улицы оставались чистыми. В окнах по вечерам горел свет. Никто не голодал и не замерзал.

В то же время город начал приобретать неряшливый, затрапезный вид. Снаружи сюда больше не приезжали ремонтники, которые бы заделали появившиеся за зиму дыры в асфальте или восстановили черепицу, которую посрывало с крыш нагрянувшими после Нового года буранами. Грузовики еще собирали мусор, однако вывезти его из городка возможности не было. Коммунальщики организовали временную свалку на западном берегу озера, у самого периметра и на максимально возможном расстоянии от домов и заповедного участка болот; тем не менее ветер нес оттуда вонь, словно предвещая полное разложение, а в особо ветреные дни Маргерит доводилось видеть, как по пассажу, словно перекати-поле, несет мятую бумагу и обертки от продуктов. Никто уже не считал нужным лишний раз раскрывать рот, чтобы задать висящий в воздухе вопрос: «Когда же все это кончится?»

Поскольку все может кончиться в любую минуту.

Тесс вернулась домой после авиакатастрофы разбитая и не в себе. Маргерит завернула ее в теплое одеяло, отпоила горячим супом и уложила спать – сама Маргерит так и не уснула, но Тесс проспала всю ночь и наутро уже опять казалась сама собой. Ключевое слово здесь – казалась. Между Рождеством и Новым годом Тесс практически не упоминала про Зеркальную Девочку; ничего особо подозрительного с ней тоже не случалось, однако Маргерит видела, как дочь морщит лоб от беспокойства, и подозревала за участившимися периодами молчания тяжесть на душе, а не обычную застенчивость.

Ей крайне не хотелось отправлять Тесс на неделю к Рэю, но выбора не было. Рэй почти наверняка послал бы одного из своих секьюрити в униформе, чтобы забрать девочку насильно. У Маргерит было нелегко на душе, когда она помогала Тесс собирать в рюкзачок ее любимые вещи, а потом выпустила за дверь, как только Рэй на своем темном, будто жук, автомобильчике припарковался у тротуара.

Рэй не пожелал выйти наружу и так и остался смутным силуэтом в кабине. Неясный, как ускользающее воспоминание, подумала Маргерит. Она увидела, как Тесс радостно его приветствует, и у нее кольнуло сердце: дочь научилась врать? Или же наивна до невозможности?

Единственный плюс – целую неделю будет больше времени для Криса.

Подъезжая к домику, Маргерит думала про него.

Крис. Он сразу произвел на нее сильное впечатление – взгляд как у раненого зверя, и при этом нескрываемая храбрость. Не говоря уже о том, как он к ней прикасался – словно человек, который, подойдя к горячему источнику, осторожно пробует воду, прежде чем окунуться с головой. Добрый Крис. Страшный Крис.

Страшный, потому что жить в одном доме с мужчиной – быть с ним близкой – напоминало ей о Рэе, пусть даже скорее по контрасту. Запах мужского одеколона в ванной, небрежно брошенные на полу спальни брюки, сохранившееся в складках постели тепло – с Рэем она привыкла все это ненавидеть, ощущение каждый раз было, как от пощечины. С Крисом наоборот. Вчера она не просто вызвалась постирать его одежду, но не удержалась от того, чтобы понюхать майку, еще раз вдохнуть его запах, прежде чем бросить все в стиральную машину. Детский сад, подумала Маргерит. Потеряла голову.

Впрочем, решила она, это может иметь и целебный эффект. Как если отсосать кровь из ранки после укуса змеи.

Вокруг часто упоминали «блокадные романы». А у них – блокадный роман? Маргерит недоставало опыта, чтобы ответить. Рэй был не только ее первым мужем, но и первым мужчиной. Подобно Тесс, Маргерит не пользовалась в школе особой популярностью: да, умная, но неуклюжая, не особо привлекательная, в компаниях стеснялась даже открыть рот. Подобных ей мальчиков обзывали «гиками», но тем по крайней мере было интересно в компании таких же, как они сами. У Маргерит же никогда не было друзей ни того, ни другого пола, во всяком случае до аспирантуры. Там она нашла как минимум коллег – людей, которые уважали ее таланты, могли оценить ее идеи. Некоторые впоследствии стали ей друзьями.

Быть может, именно поэтому Рэй и произвел на нее такое впечатление, когда стал проявлять к ней недвусмысленный интерес. Рэй был старше ее на десять лет и работал на переднем крае астрофизики, когда она еще только пыталась пробиться в Кроссбэнк. Он отличался резкостью суждений, однако по отношению к Маргерит был очень мил и, очевидно, с самого начала рассматривал ее как возможную будущую жену. Маргерит тогда не знала, что некоторые мужчины рассматривают брак как официальное разрешение сбросить маску и продемонстрировать свое истинное жуткое лицо. И это не просто идиома: его лицо и вправду изменилось, он сбросил с себя нежного и щедрого Рэя времен помолвки, точно змея кожу.

Очевидно, она ничегошеньки не понимала в людях.

Так кто все-таки для нее Крис? Партнер по блокадному роману? Потенциальный второй отец для Тесс? Или что-то посередине?

И как она вообще может задумываться о будущем, если любые перспективы для этого будущего могут кончиться в любую минуту?

Крис работал у себя в подвальном кабинете, однако заслышав на кухне Маргерит, поднялся и спросил:

– Ты сейчас не занята?

Вопрос довольно интересный. Сегодня суббота. Работать она не обязана. Впрочем, что сейчас работа, а что не работа? Уже не первый месяц Маргерит разрывалась между Тесс и Субъектом, а теперь еще и Крис добавился. Сегодня она планировала привести в порядок свои записи в тетрадке, посматривая при этом прямую трансляцию. Одиссея Субъекта продолжалась, хотя кризис времен пыльной бури миновал, руины остались далеко позади. Субъект свернул с дороги; он шел сейчас через голую пустыню; перемены в его физическом состоянии вызывали беспокойство; однако ничего критического с ним не происходило, во всяком случае в данный конкретный момент.

– А что ты хотел предложить?

– Состояние пилота, которого я вытащил из кабины, стабилизировалось. Я думал его проведать.

– Он пришел в себя? – Маргерит слышала, что летчик в коме.

– Пока нет.

– Тогда какой смысл его посещать?

– Иногда просто хочется узнать, что происходит.

Итак, снова в машину, снова дорога, Крис за рулем, холодный солнечный февральский день и влекомый ветром мусор.

– Ты ведь ничего ему не должен, ты и так спас его жизнь.

– Не знаю, будет ли он благодарен.

– То есть?

– Он сильно обгорел. Когда очнется, ему будет очень и очень больно. И не только это. Подозреваю, Рэю с дружками сразу захочется его допросить.

Правдоподобно. Никто не знал, почему самолетик появился над Слепым Озером и чего надеялся добиться пилот, вторгаясь в закрытую для полетов зону. Однако уровень тревоги в городке после этого случая поднялся сразу на несколько градусов. За последующие недели были предприняты три попытки прорвать периметр изнутри. Во всех случаях это были одиночки: сменный работник, аспирант, младший аналитик. Все трое были убиты мини-дронами, однако аналитик сумел уйти от забора на добрых полсотни метров – на нем был самодельный термокостюм, скрывающий инфракрасный след.

Тела так и остались снаружи. И будут там, подумала Маргерит, когда весной растает снег. Словно жертвы войны: обугленные, промерзшие, потом оттаявшие. Биоматериал. Пища для стервятников. А есть ли в Миннесоте стервят– ники?

Все были перепуганы, и каждый отчаянно желал знать, почему Слепое Озеро в блокаде и когда блокада наконец кончится (и, хоть это и не произносили вслух, кончится ли?). Следовательно, да, пилота станут допрашивать, возможно, с пристрастием, и да, ему наверняка будет больно, хотя в клинике большие запасы обезболивающих. Но все это не отменяло смелого поступка Криса. Маргерит и раньше в нем это чувствовала – беспокойство за последствия достойного поступка. Быть может, таким достойным поступком, во всяком случае с точки зрения Криса, была книга о Галлиано. Попытка исправить неправое. За которую он поплатился. Обжегшись тогда на молоке, начал дуть на воду? Нет, за этим стояло что-то еще, что-то более глубокое.

Маргерит не могла взять в толк, почему такой очевидно достойный человек, как Крис Кармоди, настолько не уверен в себе, в то время как патентованные ублюдки вроде Рэя свободно кичатся своими черными добродетелями. Ей вспомнились строчки из школьного стихотворения: «У добрых сила правоты иссякла, а злые будто бы остервенились»[1]1
  У. Б. Йейтс, «Второе пришествие», пер. Г. Кружкова (здесь и далее примечания переводчика).


[Закрыть].

Крис остановил машину на почти пустой парковке у клиники. Солнцестояние миновало, но был лишь февраль, водянистое солнце уже клонилось к горизонту. Пока они шли к клинике, он держал ее за руку.

За стойкой никого не было, но как только Крис нажал на кнопку звонка, появилась медсестра. «А ведь я ее знаю», – подумала Маргерит. Суетливая, полноватая женщина в белой униформе была мамой Аманды Блейлер, ее лицо она регулярно видела, высаживая Тесс у школы. Они были знакомы достаточно, чтобы махать друг другу рукой при встрече. Как же ее зовут? Роберта? Розетта?

– Маргерит! – воскликнула женщина. – А вы, наверное, Крис Кармоди? – Крис звонил в клинику, чтобы предупредить о визите.

– Розали! – откликнулась Маргерит, вспомнив имя за мгновение до того, как открыть рот. – Как дела у Аманды?

– С учетом всего – неплохо.

Она имела в виду – с учетом карантина. С учетом трупов, лежащих под снегом за оградой периметра.

Розали повернулась к Крису:

– Вы хотели взглянуть на мистера Сэндовала? Все в порядке: я спросила доктора Голдхара, и он разрешил, только вам не следует ожидать слишком многого. И, пожалуйста, недолго, не больше пары минут, хорошо?

Розали провела посетителей по лестнице на второй этаж клиники, где среди кабинетов и больничных палат затесалось три небольших бокса с простейшим реанимационным оборудованием. Всего какой-нибудь десяток лет назад пилот бы не выжил. Розали объяснила, что у него ожоги третьей степени значительной части тела, а легкие серьезно повреждены раскаленным воздухом и дымом. Сейчас его подключили к искусственному легкому, а собственные заполнили гелем, чтобы ускорить заживление. Что касается кожи…

Да уж, подумала Маргерит, выглядит он жутковато, лежа на белой постели в белой комнате со снежно-белой искусственной кожей, налепленной на лицо, словно мокрая тряпка. В действительности это было чуть ли не самым современным на сегодня лечением. Розали сказала, что всего через месяц он будет почти такой же, как до катастрофы.

Наибольшие опасения вызывал удар по голове при столкновении – череп он не расколол, однако вызвал внутричерепное кровотечение.

– Мы сделали все, что смогли, – сказала Розали. – Доктор Голдхар просто выдающийся врач, особенно если учесть, что у нас тут все-таки не хирургическое отделение. Но прогноз пока неопределенный. Быть может, он придет в себя, быть может, нет.

Медицинское оборудование не мешало разглядеть, что пациент на койке отнюдь не молод. Из-под простыней выпирает обширный животик. Волосы на голове – там, где они не сгорели – были с проседью.

– Вы назвали его мистер Сэндовал… – произнес Крис.

– Его имя – Адам Сэндовал.

– Он все время без сознания. Как вы узнали его имя?

– Ну… – Розали почему-то забеспокоилась. – Доктор Голдхар не велел болтать об этом направо и налево, но вы ведь ему жизнь спасли. Вы такой храбрый!

К ужасу Криса, историю рассказали по телевидению Слепого Озера. От интервью он отказался, тем не менее его репутация значительно укрепилась – Маргерит считала, что ему это совсем даже не вредно.

– Не болтать о чем? – спросил Крис.

– При нем был бумажник и остатки рюкзака. Почти все сгорело, но его имя на документах мы смогли разобрать.

– А можно взглянуть на вещи? – спросил Крис с видимой беспечностью, хотя Маргерит ощутила нотку напряжения в его голосе.

– Ну, я не уверена… мне, наверное, следует спросить у доктора Голдхара. Это ведь в конце концов затребует полиция, как улики или что-то в этом роде…

– Я ничего с ними не сделаю. Просто взгляну.

– Я готова поручиться за Криса, – добавила Маргерит. – Он законопослушный гражданин.

– Ну… если только одним глазком. То есть вы же не террористы какие-нибудь и все такое… – Она бросила на Криса не слишком радостный взгляд. – Постарайтесь только, чтобы у меня не было неприятностей.

Крис еще немного посидел рядом с пилотом. И прошептал что-то, чего Маргерит не расслышала. Вопрос, слова извинения, молитву?

Потом они оставили Адама Сэндовала, чья грудь вздымалась и опадала вслед за дыхательным аппаратом в странно умиротворенном ритме, и Розали отвела их в небольшую комнатку в самом конце коридора. Она открыла дверь ключом с кольца у себя на поясе. Внутри хранились разнообразные медицинские припасы: коробки с шовным материалом разной толщины, пакеты с физраствором, марля и бинты, коричневые бутыли с антисептиком. На откидном столике лежал пластиковый пакет с личными вещами Адама Сэндовала. Розали осторожно открыла пакет и велела Крису надеть одноразовые хирургические перчатки, прежде чем он прикоснется к содержимому.

– Там могут быть отпечатки и все такое.

Похоже, она уже жалела, что разрешила им все это.

Крис вытащил обугленный бумажник Сэндовала. Кредитка, оплавившаяся настолько, что ее не примет ни один банкомат. Идентификационный диск с цифровыми копиями документов – тоже обуглившийся; едва различались буквы АДАМ У. СЭНДОВАЛ. Лицензия пилота. Фотография женщины средних лет с широкой, милой улыбкой. Чек из мебельного магазина в Флинт-Крик, Колорадо. Скидочный купон на десять долларов в хозяйственном магазине, истек полгода назад. Если мистер Сэндовал и был террористом, подумала Маргерит, то каким-то совсем доморощенным.

– Осторожнее, пожалуйста, – забеспокоилась Розали, на ее щеках проступила краска.

Из рюкзака удалось спасти еще меньше. Крис быстро осмотрел остатки смартбука, почерневшую пластиковую ручку и несколько полуобугленных страниц из какого-то журнала.

– Кто-то еще все это видел? – спросил он.

– Только доктор Голдхар. Я думала позвонить Рэю Скаттеру или еще кому-нибудь из администрации и рассказать про вещи, но доктор Голдхар сказал, что не стоит. Что не нужно беспокоить Рэя из-за ерунды.

– Очень мудро, – кивнул Крис.

С каждой минутой чувствуя себя все более виноватой, Розали во второй раз выглянула в коридор и не видела – в отличие от Маргерит, – как Крис сунул одну из журнальных страниц в карман куртки.

На обратном пути Маргерит не сказала об этом ни слова. Крис за рулем тоже был не в настроении разговаривать. Вероятно, он нарушил сейчас какой-нибудь закон. Означает ли это, что она его сообщница?

Впрочем, наверняка он действовал из журналистских побуждений, не из преступных. Да и что он такого украл – кусок горелой бумаги?

Несколько раз Маргерит почти уговорила себя, что надо спросить, и каждый раз воздерживалась. Солнце село, дома они оказались почти к самому ужину. Сегодня Крис обещал что-нибудь приготовить. Он оказался энтузиастом кулинарии, пусть и не слишком талантливым. В его жарком можно было найти как достоинства, так и недостатки, и он не переставал жаловаться, что в рационы не включают травы и пряности, однако…

– Перед дверью стоит машина, – прервал ее мысли Крис.

Она сразу же ее узнала. Машина виднелась в зимних сумерках лишь смутно, черная на фоне снега, с неясным зеленоватым отливом, но она сразу поняла – это машина Рэя.

Восемнадцать

– Оставайся за рулем, – сказала она Крису. – Я уговорю его выйти.

– Не уверен, что это удачная мысль.

– Я с ним девять лет прожила. И умею обращаться.

– Маргерит, он переступил черту. Вторгся в твой дом. Если ты сама не дала ему ключ, это взлом.

– Наверное, он воспользовался ключом Тесс. Быть может, она тоже здесь.

– Я к тому, что, когда кто-то выходит так далеко за рамки, все становится серьезным. Ты рискуешь.

– Ты просто его мало знаешь. Дай мне пару минут, хорошо? Если что, я буду кричать.

Не смешно, подумала она. Похоже, Крис тоже не оценил шутку. Она положила руку ему на колено.

– Пять минут, ладно?

– Ты хочешь, чтобы я просто сидел в машине?

– Сиди в машине, можешь выйти и пройтись в сторонке, все, что угодно. Мне будет легче от него избавиться, если ты не окажешься дополнительным раздражителем.

Не дожидаясь ответа, она выбралась из машины и решительно зашагала к двери дома. Скорее злая, чем напуганная. Говнюк ты, Рэй! Крис просто не понимает его образа действий. Он пришел вовсе не для того, чтобы ее избить. Рэй всегда предпочитал иные способы унизить.

Войдя внутрь – окна гостиной были ярко освещены, – Маргерит громко позвала дочку. Если Рэй приехал сюда вместе с ней, для этого могла существовать приемлемая причина.

Тесс не откликнулась. Рэй тоже. Кипя от ярости, Маргерит проверила кухню и гостиную. Никого. Значит, он наверху. Свет горел по всему дому.

Она нашла его в свободной спальне, которую превратила в свой кабинет. Рэй восседал в ее кресле на колесиках, положив ноги на стол и наблюдая, как Субъект под полуденным солнцем пересекает безводную лощину. Когда она кашлянула, он небрежно обернулся.

– Ага! Вот и ты.

В неясном свете настенного экрана Рэй выглядел как Наполеон, только без подбородка, что забавным образом добавляло ему властности.

– Рэй, – сказала Маргерит, тщательно следя за голосом, – Тесс здесь?

– Разумеется, нет. Об этом-то я и собирался поговорить. Тесс мне кое-что рассказала.

– Только не начинай. Ничего не желаю слышать. Просто уходи, Рэй. Это не твой дом, и ты не имеешь права здесь находиться.

– Прежде чем говорить о правах… Ты вообще знаешь, что наша дочь провела чуть ли не час в снегу, пока твой дружок на прошлой неделе решил погеройствовать? Повезло еще, что она не обморозилась!

– Поговорим об этом в другой раз. А сейчас уходи, Рэймонд.

– Да брось уже, Маргерит, всю эту белиберду – «мой дом, мои права». Мы оба знаем, что ты систематически отказываешь Тесс в материнском внимании. И что у нее из-за этого серьезные психологические проблемы.

– Я не собираюсь это обсуждать!

– Я ни хрена не собираюсь ничего обсуждать. Я пришел, чтобы сообщить тебе о своем решении. Я не могу со спокойной совестью позволить дочери бывать у тебя, поскольку ты не желаешь должным образом о ней заботиться.

– Рэй, у нас есть соглашение…

– У нас есть досудебное соглашение, подписанное при совершенно других обстоятельствах. Если бы я мог оспорить его в суде, поверь мне, я бы так и поступил. Из-за карантина это сейчас невозможно. Поэтому я поступлю так, как считаю правильным.

– Ты не можешь просто взять и оставить ее у себя, – возразила Маргерит. Или все-таки попробует? Что, если он не отпустит Тесс домой? В Слепом Озере нет органов опеки, даже полиции, куда можно было бы обратиться, фактически нет.

– Не указывай мне, чего я могу, а чего не могу. Тесс сейчас под моей опекой, и я обязан принимать решения, которые пойдут ей на пользу.

Эта самодовольная уверенность в себе наконец взбесила Маргерит. Рэй в совершенстве овладел способностью разговаривать так, словно он единственный взрослый на свете, а все остальные – наглецы или ни на что не способные несмышленыши. Под этой хрупкой оболочкой, разумеется, скрывался лишь инфантильный нарцисс, требующий, чтобы все было, как он хочет. Оба эти аспекта его личности были равно непривлекательны.

– Послушай, – сказала она, – это уже становится смешно. Какие бы у Тесс ни были проблемы, ты их не исправишь, заявившись сюда, чтобы меня обидеть.

– Мне как-то наплевать, что ты думаешь по этому поводу.

Маргерит, не раздумывая, сделала два шага вперед и отвесила ему пощечину. Она никого раньше не била. Ладонь обожгло болью, и даже этот краткий физический контакт (отросшая к вечеру щетина, вялая щека) вызвал острое желание поскорее вымыть руки. Зря я, подумала она, ох зря. Хотя изумление на лице Рэя даже против желания вызвало у нее прилив гордости.

Когда Маргерит была маленькой, ей доводилось играть с соседским мальчиком, у которого дома был очень добродушный и поэтому многострадальный спаниель. Мальчик (по какому-то совпадению его тоже звали Рэймонд) как-то битый час пытался заставить собаку катать его на себе, словно наездника, не обращая внимания на визг несчастного животного. В конце концов спаниель разозлился и как следует укусил его за палец на правой руке. Мальчик в тот момент выглядел точно так же, как Рэй сейчас – пораженный до глубины души, готовый заплакать. Маргерит даже испугалась, что Рэй тоже разрыдается.

Однако на лицо Рэя вернулось знакомое выражение. Он вскочил на ноги.

Черт, черт, вот ведь черт!

Маргерит отступила в коридор. Рэй схватил ее за плечи и толкнул к стене. Настала ее очередь изумиться.

– Ты что, так и не поняла? Ты уже не в Канзасе, детка, слышала такую песенку?

Это не песенка, это фраза из фильма. Который, между прочим, Тесс очень любит. Рэй, разумеется, не в курсе.

Он ухватил ее пальцами за подбородок.

– Я что, должен тебе объяснять – мы сейчас очень далеко от добропорядочного мирка семейных консультантов и работников опеки, в котором ты, похоже, продолжаешь жить? Почему Слепое Озеро в карантине? Карантин устраивают, когда кто-то болен, Маргерит! Все очень просто. Болен заразной, смертельной болезнью. Мы здесь все больны, и как долго, по-твоему, нам еще осталось протянуть?

Все может кончиться в любую минуту.

Дыхание Рэя пахло уксусом. Она попыталась отвернуться, но он ей не позволил.

– Мы все можем умереть через месяц. Или завтра. Неужели в этой ситуации я позволю тебе и дальше пренебрегать Тесс ради этого урода на стене или еще хуже – ради твоего хахаля?

– Ты о чем? – Чтобы открыть рот, пришлось преодолеть давление его пальцев. Рэй всегда очень любил знать что-нибудь такое, чего не знает Маргерит. Почти так же сильно, как он ненавидел ошибаться.

Он толкнул ее еще раз, скорее для порядка – она снова уперлась лопатками в стену, – потом отступил на шаг.

– Какая же ты наивная дура!

Рэй не видел, что в проеме коридора со стороны лестницы появился, ступая тяжело, но осторожно, Крис Кармоди. Маргерит его заметила, но тут же отвела глаза, чтобы не заметил Рэй. Пускай. Для своего роста и веса Крис двигался очень тихо.

Оказавшись между ними, Крис отшвырнул изумленного Рэя к противоположной стене – весьма бесцеремонно. Маргерит перепугалась – в воздухе запахло настоящей мужской дракой, запахло совершенно буквально, словно в раздевалке спортзала, – но втайне обрадовалась тому, как злобное выражение на лице Рэя снова сменилось испуганным. Как много лет она мечтала увидеть такое на его лице. Зрелище пьянило.

– Ты чего, – забормотал Рэй, осознав наконец ситуацию, – ты чего, до меня посмел дотронуться?

– А ты чего, – спросил Крис, – вломился в чужой дом?

Или кто-нибудь уступит, подумала Маргерит, или все-таки подерутся.

Однако Рэй устроил целое шоу. Он нахохлился, словно боевой петух.

– Не лезь не в свое дело! Тебя мне еще не хватало, когда я с женой разговариваю! Ты вообще хоть знаешь, на кого напал?

– Пойдем-ка, Рэй, – спокойно сказал ему Крис. – Пойдем выйдем, заодно и поговорим.

Вот таким она Криса раньше не видела. Он был в гневе в отличие от Рэя, который сейчас лишь корчил агрессивную рожу. Крис выглядел как человек, которому вот сейчас предстоит голыми руками сделать что-то очень неприятное, но необходимое. Она схватила его за руку:

– Крис!..

Рэй, как она и ожидала, не упустил представившуюся возможность. Он отступил на шаг, развел руками и начал классическое отступление.

– Ой, да ладно. Будем пиписьками мериться? Я уже сказал все, что хотел.

Он развернулся и пошел к выходу. Что-то у тебя коленки трясутся, подумала Маргерит.

Когда Маргерит, выглянув в окно спальни Тесс, убедилась, что уродливая черная машина отъехала, она почувствовала не гнев, не страх, а скорее стыд. Словно Крис стал свидетелем какой-то ее позорной стороны.

– Я не хотела, чтобы ты все это видел.

– Я просто устал сидеть в машине.

– Нет, я тебе благодарна, но…

– Не нужно меня благодарить, и извиняться тоже не нужно.

Она кивнула. Сердце продолжало бешено колотиться.

– Пойдем на кухню.

Впереди была очередная долгая, бессонная, адреналиновая ночь. Быть может, это просто привычка, которую Маргерит унаследовала от отца, только где еще проводить подобные ночи, если не на кухне? Заваривать чай, поджаривать хлеб, пытаться снова привести жизнь в хоть какой-то порядок.

Рэй сказал много тревожного. Сказанное им следовало обдумать, тем более ей не хотелось испытать еще и стыд, разрыдавшись сейчас прямо перед Крисом. Так что она отвела его на кухню, усадила и поставила чайник. Крис тоже был необычно тихим – чуть ли не скорбным. Он спросил:

– У вас всегда так было? С Рэем?

– До такого не доходило. Как правило. Тем более поначалу. – Как объяснить ему, что чувство, принятое ею поначалу за любовь, очень быстро превратилось в ненависть? Рука еще болела после пощечины. – Рэй – прекрасный актер. Когда ему нужно, он может быть само очарование.

– Думаю, напряжение и ему не пошло на пользу.

– Похоже на то, – улыбнулась Маргерит. – Ты много успел услышать?

Крис покачал головой.

– Он сказал, что не хочет возвращать Тесс.

– По-твоему, он это серьезно?

– В обычной ситуации я сказала бы – нет. Однако в обычной ситуации он не стал бы мне угрожать. В обычной ситуации он бы и прийти не посмел. В прежней жизни Рэй старался никогда не выходить за рамки закона. Пусть даже лишь для того, чтобы не подставиться. Сейчас он производил впечатление человека, которому нечего терять. Он говорил про карантин. Что, быть может, через неделю мы все будем мертвы.

– Думаешь, он что-то знает?

– Либо знает, либо желает убедить меня, что знает. Я просто хочу сказать, что он бы ни хера не осмелился нарушить условия опеки, если бы опасался, что я подам на него в суд.

Крис на время замолчал, обдумывая сказанное. Засвистел чайник. Маргерит сосредоточилась на успокаивающем ритуале заваривания, каждому по пакетику, себе немного молока, Крису черный.

– Я не позволяю себе думать ни о чем подобном, – сказала она. – Мне хочется верить, что наступит день, желательно скоро, когда ворота откроются, связь снова заработает, к нам выйдет некто в форме, принесет глубочайшие извинения, поблагодарит всех за терпение и попросит не судиться с правительством. Но боюсь, что все может окончиться и по-другому. – Смертельно. И, разумеется, в любую минуту. – Почему с нами так поступают, Крис? Здесь же нет ничего опасного. Со дня, предшествовавшего блокаде, вообще ничего не изменилось. Чего они боятся?

– Анекдота, – усмехнулся Крис безо всякого юмора в глазах.

– Какого еще анекдота?

– Была такая старая комедия – я уже забыл, как называется. Во Вторую мировую англичане придумали абсолютное оружие. Настолько смешной анекдот, что слушатели буквально умирают от смеха. Его дословно переводят на немецкий, записывают транскрипцию и начинают выкрикивать в мегафоны вдоль линии фронта. Окопы с другой стороны полны мертвых фашистов.

– Ага… ну и что?

– Это тот же самый информационный вирус. Как и идея насчет изображения, от которого люди могут сойти с ума. Мир не этого опасается?

– Идея совершенно дурацкая, ее полностью похоронили еще во время десятилетней давности слушаний в конгрессе.

– Допустим, это все-таки произошло в Кроссбэнке. Или что-то похожее.

– Кроссбэнк наблюдает за другой планетой! Даже если они наткнулись на что-то опасное, мы-то тут при чем?

– Ни при чем, если только проблема не связана с БЭК-кольцами. Единственное, что у нас с Кроссбэнком общего – это оборудование.

– Пусть так, но твои рассуждения до смешного голословны. Нет никаких свидетельств, что в Кроссбэнке что-то случилось.

Маргерит совсем забыла про обрывок журнальной страницы, который Крис стащил из клиники. Сейчас он достал его из кармана и положил на кухонный стол.

– Теперь есть.

Девятнадцать

Пока папы не было, Тесс смотрела телевизор. Телевидение Слепого Озера продолжало транслировать записи загруженных до блокады программ, в основном старые фильмы и сериалы. Сегодня показывали англо-индийский мюзикл со множеством танцев и разноцветных костюмов. Но Тесс его почти не видела.

Она обратила внимание, что папа ведет себя необычно, задает ей уйму вопросов про катастрофу самолета и про Криса, причем ни разу не упомянул Зеркальную Девочку. Как и Тесс: она хорошо знала, что при папе про нее лучше не говорить. В Кроссбэнке, пока родители были вместе, они часто ссорились: папа обвинял маму, что Зеркальная Девочка приходит из-за нее. Тесс удивлялась: между мамой и Зеркальной Девочкой не было ничего общего. Но она научилась молчать; когда она пыталась вмешаться, либо она сама, либо мама только начинали плакать.

Папа не любил слушать про Зеркальную Девочку. В последнее время он также не хотел слушать ни про маму, ни про Криса. Просто проводил вечер за вечером на кухне, разговаривая сам с собой. Тесс самостоятельно отправлялась в ванную, потом ложилась в постель и читала, пока не заснет.

Сегодня вечером она осталась дома одна. Сделала себе на кухне попкорн, потом очень аккуратно прибрала за собой и пошла смотреть кино «Дорога в Бомбей». Танцы были красивые. Но Тесс чувствовала в собственном взгляде настойчивое любопытство Зеркальной Девочки. «Это же просто танцы!» – сказала она ей с упреком. Разговаривать вслух, когда ты дома одна, было немного страшновато. Звук эхом отражался от стен. В отсутствие папы его дом казался слишком большим и неестественно аккуратным, словно модель дома, сооруженная напоказ. Тесс принялась бродить из комнаты в комнату, включая везде свет. При свете стало легче, хотя она была уверена – папа отругает ее за напрасную трату электричества.

Но он не отругал. Придя домой, папа только велел готовиться ко сну, а сам пошел на кухню и стал разговаривать по телефону. Наверху, уже выйдя из ванной, она продолжала слышать его голос, который все говорил, говорил, говорил. Говорил в телефон. Просто говорил. Тесс надела пижаму и легла с книгой в постель, но не смогла сосредоточиться на словах. В конце концов она выключила свет и лежала, глядя в окно.