Текст книги "Кома"

Среда, 25 февраля
11 часов 15 минут

Не в силах больше находиться в госпитале, Сьюзен убежала. Она шла сквозь редеющие толпы навстречу тусклому дождливому февральскому дню. Выйдя наружу, она побрела без определенной цели куда глаза глядят, погруженная в свои тяжелые думы. Сначала она повернула на Нью Чардон-стрит, а затем на Кэмбридж-стрит.

– Задницы, – прошипела она, поддавая ногой случайно попавшуюся под ноги жестянку из-под супа.

Легкий дождь распластал ее волосы по лбу. Маленькие капельки сливались и сползали на кончик носа. Она побрела вверх по Джой-стрит, с тыла заходя в Бикон-Хилл, озабоченная исключительно своими раздумьями. Ее глаза видели, но мозг не фиксировал окружающую ее суматоху, собак, кучи мусора и другие приметы, характерные для городской жизни.

Сьюзен не могла припомнить, когда еще чувствовала себя столь отверженной и отторгнутой. Она ощущала полное одиночество, и внезапная боязнь провала планов всей жизни снова возникла в ее запуганном сознании. На нее волнами накатывали гнев и депрессия, когда она перебирала в памяти разговор с Мак-Лири и Ореном. Она так хотела поговорить с кем-нибудь, чей бы совет она уважала и кому бы доверяла. Старк, Беллоуз, Чепмен, все кандидатуры имели недостатки. Объективность Беллоуза вызывала слишком большие сомнения. А в случаях Старка и Чепмена препятствием была их преувеличенная лояльность по отношению к своей работе.

Сьюзен думала о самом худшем – ее с позором могут выгнать из медицинской школы. Это было бы не только ее личным провалом, но и минусом для всех женщин, занимающихся медициной. Сьюзен хотела бы поговорить с какой-нибудь женщиной-врачом, но она не знала ни одной. В штате медицинской школы, конечно, было несколько таких женщин, но ни к одной из них, в силу их должностей, Сьюзен не было удобно обратиться.

В разгар этих мучительных размышлений Сьюзен почувствовала, что нога, на которую она перенесла свой вес при очередном шаге, заскользила. Чтобы удержаться на ногах, ей пришлось схватиться рукой за стенку ближайшего здания. Ожидая самого худшего, она посмотрела себе под ноги и убедилась, что наступила на большую лепешку собачьих экскрементов.

– Проклятый Бикон-Хилл, – Сьюзен прокляла Бостон и все дерьмо в прямом и переносном смысле, которое допускали городские власти.

Отскабливая сапог о кромку тротуара, она чуть не задохнулась от смрада. При этом в ее голове мелькнула мысль о символическом значении этого происшествия. Может, и в больнице она наступила на кучу такого дерьма, и все, что ей оставалось, это поступать в отношении этого дела так же, как она старалась поступать в отношении городского дерьма – игнорировать его. Просто обойти мимо. Ее главной задачей было стать врачом, и выполнение ее должно превалировать над всем остальным. А Берман и Гринли не были ее заботой.

Дождь все продолжался, и ручейки текли по щекам Сьюзен. Теперь она тщательно смотрела под ноги, обходя многочисленные собачьи кучки, так же характерные для Бикон-Хилл, как газовые фонари и красный кирпич. Идти стало легче. Но она не могла так же отогнать чувство ответственности за Бермана и Гринли. Она снова подумала, что Нэнси Гринли столько же лет, сколько и ей. Она подумала о собственных проблемах во время менструаций, когда кровотечение было сильнее, чем обычно, о том, как это пугало ее, выводило из себя и заставляло чувствовать себя беспомощной. Ведь вполне могло оказаться так, что ей тоже понадобилось бы диагностическое выскабливание, и, может быть, это произошло бы в Мемориале.

Но сейчас ее выгнали из Мемориала, а может быть, и из медицинской школы. И поэтому она ничего не могла поделать, решись она продолжать исследовать эту проблему или бросить ее. Сьюзен смущенно вспомнила о своем умонастроении, когда только начала заниматься этим делом. "Новая болезнь!" – Сьюзен засмеялась над своей суетностью и обманчивым чувством всемогущества.

Сьюзен направила свои шаги вниз по Пинкни-стрит, пересекла Чарльз-стрит и пошла к реке. Так же бесцельно, какой была и прогулка по Бикон-Хилл, она поднялась по ступеням на мост Логфелло. Стены были исписаны броскими надписями, и Сьюзен помешкала, читая некоторые бессмысленные высказывания, безликие имена. В центре пролета моста она остановилась, глядя на реку в сторону Кембриджа, Гарварда и моста Бостонского университета. Река была покрыта кусками льдин, между которыми виднелись участки чистой воды, и была похожа на гигантское абстракционистское полотно. Стайка чаек неподвижно сидела на плавучей льдине.

Сьюзен не знала, что заставило ее посмотреть налево, откуда она пришла. Она увидала мужчину в темном пальто, который повернул к реке и остановился, когда Сьюзен посмотрела в его сторону. Затем Сьюзен снова вернулась к своим беспорядочным раздумьям, не удостоив мужчину ни единой мыслью. Но минут через пять – десять Сьюзен заметила, что мужчина не двигается с места. Он курил и глазел на реку и, видимо, так же безразлично относился к дождю, как и Сьюзен. Сьюзен подумала о странном совпадении, когда два человека в дождливый февральский день грустно размышляют над рекой, в то время как мост обычно был пустынен и в хорошую погоду.

Сьюзен пересекла мост в направлении Кембриджа и пошла по берегу реки к докам Морского Технологического института. Ей стало холодно, так как сырость проникла ей под воротник. Этот дискомфорт оказал на нее лечебное действие. Она тут же решила вернуться в общежитие и принять горячую ванну.

Она внезапно повернула, намереваясь вернуться обратно по мосту Лонгфелло и на метро доехать до дома, но остановилась. Тот же человек в темном пальто стоял на мосту метрах в девяноста от нее, уставясь на водное пространство Чарльз Ривер. Сьюзен ощутила необъяснимое беспокойство. Она изменила свои планы, только чтобы не проходить мимо этого мужчины. Она срежет угол кампуса Морского Технологического и выйдет к станции Кендалл.

Пересекая Мемориал-Драйв, она заметила, что человек двинулся в ее направлении. Сьюзен принялась убеждать себя, что глупо забивать себе голову каким-то незнакомцем. Она объяснила это тем, что гораздо ближе к необоснованной паранойе, видимо, из-за того, что огорчена больше, чем хочет себе признаться. Но чтобы окончательно увериться, она свернула и прошла до конца квартала, остановившись перед Политической библиотекой. Стараясь вести себя естественно, она поправила тесемки на своем пакете.

Человек показался почти сразу, но не свернул к библиотеке, а пересек улицу и скрылся из виду. Но Сьюзен все еще не была полностью убеждена, что он не преследует ее. Можно было с натяжкой предположить, что тактика незнакомца – ответ на ее нарочитые остановки. Сьюзен поднялась по ступенькам и вошла в библиотеку. Там она зашла в комнату для женщин и перевела дух. Зеркало отразило ее обеспокоенное лицо. Она подумала, что надо бы позвать кого-нибудь, но отбросила эту мысль. Что бы она могла сказать в свое оправдание, что не звучало бы смешно? Кроме того, она почувствовала себя лучше и была готова забыть этот эпизод, как причуду воображения.

Выходя из комнаты для женщин, она уже настолько обрела хладнокровие, что была способна оценить архитектуру библиотеки. Она была суперсовременной и отличалась простором. Не было ничего общего с перегруженной деталями напыщенностью, характерной для старых университетских библиотек. Стулья были обиты ярким оранжевым холстом. Полки и каталожные шкафчики были из полированного дуба.

Вдруг Сьюзен снова увидела этого мужчину. На этот раз на очень близком расстоянии. Она знала, что это он, хотя он не поднял взгляда от журнала, который, по-видимому, читал. Здесь, в библиотеке, он был явно не к месту со своим темным пальто, белой рубашкой и белым галстуком. Его прилизанные сияющие волосы наводили на мысль о многочисленных слоях Виталиса. Неправильное лицо было рябым от следов юношеских угрей.

Сьюзен поднялась на антресоли, неотрывно глядя на мужчину. Он и не собирался отрываться от своего чтения. С внешней стороны здания Сьюзен заметила переход между библиотекой и рядом стоящим зданием. Она нашла его и быстро перешла в соседнее строение, которое оказалось учебным корпусом с классами, заполненными людьми. Здесь Сьюзен почувствовала себя спокойнее и спустилась на первый этаж. Она покинула здание и быстрым шагом направилась к станции Кендалл.

Так как этот район был незнаком Сьюзен, ей понадобилось несколько минут, чтобы определить, где же вход в метро. Перед тем, как спуститься вниз, она заколебалась, оглядываясь по сторонам. К ее ужасу и изумлению человек в темном пальто был всего в квартале от нее и двигался в ее сторону. Сьюзен ощутила сосущую пустоту в желудке, ее пульс участился. Она чувствовала, что не знает, что делать.

Легкий ветерок, подувший над ступеньками, и низкий угрожающий грохот заставили ее принять решение. Поезд подходил к станции. Поезд, заполненный людьми.

Едва контролируя охватившую ее панику, Сьюзен спустилась под землю. У турникета она попыталась нащупать монетку. Она знала, что несколько четвертаков всегда валяются в ее кармане, но в перчатке искать их было невозможно. Она сорвала перчатку и вытащила горсть мелочи. Несколько монеток упали и покатились по бетонному полу. Из поезда никто не вышел. Несколько человек равнодушно смотрели на беспорядочные усилия Сьюзен у турникета. Четвертак проскользнул в монетоприемник, и Сьюзен попыталась пройти через турникет. Дыхание у нее перехватило, когда рычаг стукнул ее по животу – она рванулась слишком быстро. Сьюзен бросила еще один четвертак в щель. Со второй попытки турникет пропустил ее так легко, что она ступила вперед, едва удержавшись на ногах. Двери поезда закрылись, когда она бежала к ним.

– Пожалуйста! – закричала она, когда поезд стал набирать скорость, удаляясь от станции.

Сьюзен пробежала вслед ему еще несколько шагов.

Когда конец поезда проплывал мимо нее, Сьюзен увидела сквозь стекло лицо кондуктора, глядевшее на нее с отсутствующим видом. Поезд быстро исчез в туннеле, пока Сьюзен, тяжело дыша, смотрела ему вслед.

Станция была совершенно пустынна. Платформа на противоположной стороне тоже была пустой. Звук удаляющегося поезда исчез поразительно быстро и сменился монотонным звуком капающей воды. "Кендалл Стейшен" не была особенно перегружена и поэтому не ремонтировалась. Когда-то модные мозаичные стены начали осыпаться, все вокруг напоминало запущенные археологические раскопки. Сажа покрывала все выступающие детали, а платформа была усыпана обрывками бумаги. С потолка свисали грязные сталактиты с набухающими на кончиках каплями сырости, как в известняковых пещерах Юкатана.

Сьюзен наклонилась над рельсами так далеко, как только могла, и заглянула в туннель со стороны Кембриджа, надеясь, что там материализуется еще один поезд. Но как она ни напрягала слух, слышался только шум падающих капель. А затем послышались неспешные шаги по ведущим под землю ступенькам. Сьюзен рванулась к тщательно зарешеченному киоску для размена денег. Он был пуст. Надпись гласила, что работает он только в часы пик, с трех до пяти пополудни. Шаги на лестнице раздавались все ближе, и Сьюзен бросилась прочь от входа. Она развернулась и бросилась бежать к Кембриджскому концу платформы. Там, в конце станции, она снова заглянула в темноту туннеля. В ней не было ничего, кроме шума капающей воды. И шагов.

Оглянувшись на вход, Сьюзен увидела, как человек в темном пальто проходит сквозь турникет. Он остановился, складывая руки чашечкой, чтобы прикурить сигарету, и отбросил использованную спичку на рельсы. Откровенно не торопясь, он сделал несколько затяжек, а потом двинулся в сторону Сьюзен. Он, казалось, чувствовал что внушал страх. Металлическое эхо его шагов отдавалось все ближе и ближе.

Сьюзен захотела закричать или побежать, но не смогла сделать ни того, ни другого. Все происходило, как в кошмарном сне. Может быть, это все-таки цепь нелепых совпадений? Но внешний вид и выражение лица приближающегося мужчины убедили ее в обратном.

Сьюзен охватила паника. Она отходила все дальше в угол, пока, казалось, ей ничего не оставалось, как спрыгнуть в туннель. Несмотря на панику, она отвергла эту идею. Может, другая платформа? Она посмотрела через рельсовые пути на другую сторону. Между ними располагались колонны, подпирающие потолок станции, но протиснуться между рельсами было вполне реально. Однако, совсем рядом с подпорками, с обеих сторон от них, вдоль путей проходил третий рельс, который служил источником питания для поездов; напряжение и сила тока на нем были достаточны, чтобы изжарить любого во мгновение ока.

Примерно на глубине в три – шесть метров в туннеле эти подпорки кончались, а третий рельс переключался на внешнюю сторону соответствующей колеи. Сьюзен прикинула, что, в принципе, нетрудно вбежать в туннель настолько, чтобы обогнуть ряд подпорок. Таким образом она могла избежать перешагивания через третий рельс.

Человек был уже в пятнадцати метрах от нее, он щелчком отбросил недокуренную сигарету на рельсы. И, кажется, стал что-то доставать из кармана. Пистолет? Нет, не пистолет. Нож? Похоже.

Сьюзен больше не нуждалась в анализе ситуации. Она переложила пакет с униформой медсестры в правую руку и присела на корточки на краю платформы, уперев левую ладонь в пол. Затем она прыгнула вниз на рельсы с высоты метра в полтора, приземлившись на согнутые ноги, чем смягчила удар. Через мгновение, она была на ногах и бежала в туннель.

Паника полностью захватила ее, и она споткнулась на деревянных шпалах, упав в сторону третьего рельса. Инстинктивно выпустив пакет из рук, она успела схватиться за подпорку, умудрившись изогнуться буквально в десятке сантиметров от третьего рельса во время падения. Когда Сьюзен падала, левой рукой она выбила маленький кусочек дерева, который подскочил и приземлился совсем рядом с третьим рельсом. Вспышка электрического света, хлопающий звук – и кусочек дерева превратился в пепел. Острый запах электрической гари наполнил воздух.

Подтянув ногу, несмотря на острую боль в лодыжке, и автоматически подобрав свой пакет, Сьюзен снова попыталась бежать по шпалам. Но прямо при входе в туннель на путях была путаница из стрелок, превращающая путь в клубок рельсов и шпал. Не увидев всего этого под ногами, Сьюзен снова оступилась. Ее подволакивающаяся, нога попала в развилку двух рельсов и зацепилась. Сьюзен вновь упала.

Каждое мгновение ожидая, что преследователь настигнет ее, Сьюзен преодолевая боль, встала на одно колено. Ее левая нога была зажата между двумя рельсами. Она старалась рывками вперед вытащить ее. Все, чего она добилась – была усилившаяся боль в лодыжке. Нагнувшись, она в отчаянии попыталась вытащить ногу руками. Сьюзен не позволяла себе глядеть назад.

Внезапно жуткий скрежет наполнил воздух, заставив Сьюзен оставить свою ногу в покое и почти задохнуться. Она подумала, что с ней что-то случилось, но она еще жива. Затем скрежет повторился, шум был настолько сильным для этой подземной пещеры, что Сьюзен инстинктивно закрыла уши руками. Но даже при этом шум вызывал у нее острую боль в среднем ухе. Потом она поняла, что это за шум. Это был поезд! Это был пронзительный свисток приближающегося поезда!

Сьюзен посмотрела во тьму туннеля и увидела сноп света, пробивающий тьму. Девушка уже начала ощущать грозовые вибрации стальных рельсов. Затем возник новый звук, еще более громкий и пронзительный, чем свист. Это был скрежет стали, который производили колеса поезда, тщетно пытающегося затормозить, поскольку, инерция была слишком велика.

Сьюзен не знала, между какими рельсами застряла ее нога, и пройдет ли по ним поезд. Свет, казалось, летел прямо на нее. Отчаянным, маниакальным усилием она вытащила ногу из сапога и дернулась в сторону противоположной колеи. Ее вытянутые руки смягчили падение, когда она растянулась поперек рельсов. Рефлекторно она сжалась в комок и прикрыла голову руками. Вибрация и грохот нарастали, и, рассекая воздух, поезд прошел в полутора метрах от нее.

Несколько мгновений Сьюзен не двигалась. Она не могла поверить в то, что случилось. Ее сердце билось в горле, а руки стали мокрыми. Но она была жива, и, если не считать нескольких ушибов, с ней было все в порядке. Ее пальто порвалось, несколько пуговиц отлетело. Жирная полоса какой-то смазки пересекала пальто и белый лабораторный халат под ним. Ее авторучки и карандаш-фонарик вывалились, рассыпавшись в туннеле. Один наушник стетоскопа свернулся в сторону.

Она встала, стряхнула с себя мусор и занялась сапогом. Просто нажимая на пятку и поднимая носок, Сьюзен с легкостью, неправдоподобной с учетом ее предыдущих усилий, вытащила сапог. Справившись с этим, она увидела нескольких мужчин, бегущих к ней с фонарями.

Когда Сьюзен помогли подняться на платформу, все происшедшее стало казаться ей плодом ее больного воображения, как будто она была вне себя. Никакого мужчины в темном пальто не было. Была только большая толпа людей, громко и возбужденно обсуждающих между собой, что случилось и что могло случиться. Кто-то нашел ее пакет на путях и принес ей.

Сьюзен сказала, что никаких травм у нее нет. Она подумала о том, нужно ли сообщать о мужчине, но ей снова начало казаться, что он существует только в ее воображении. Она пережила страшную панику и все еще была перевозбуждена. Она не хотела думать ни о чем и желала только побыстрее попасть домой.

Пятнадцать минут понадобилось ей, чтобы убедить персонал метро в том, что она просто поскользнулась и упала с края платформы, а сейчас чувствует себя отлично и совершенно не нуждается в медицинской помощи. Сьюзен настаивала, что все, что ей нужно, это доехать до станции "Парк-стрит", чтобы там пересесть на Гантингтонскую линию. Наконец, Сьюзен и все остальные сели в поезд, двери закрылись, и поезд отъехал от станции.

Сьюзен исследовала свою одежду при свете. Она заметила, что сидящий напротив нее мужчина неотрывно пялится на нее. И женщина рядом с ним тоже. И когда глаза Сьюзен обежали вагон, она поняла, что все пристально разглядывают ее, как какого-то уродца. Видеть эти глаза и лица было невыносимо. Она старалась смотреть по сторонам, так как поезд в это время пересекал мост Лонгфелло. Вокруг не было слышно ни одного слова, все упорно глядели на нее.

Поезд прибыл на Чарльз-стрит. С огромным облегчением Сьюзен выскочила из вагона и побежала вдоль платформы. Перед аптекой Филлипса она поймала такси. Только здесь она начала приходить в себя. Глядя на свои руки, Сьюзен обнаружила, что они сильно трясутся.

Среда, 25 февраля
13 часов 30 минут

К половине второго дня Беллоуз отработал уже целый рабочий день по обычным человеческим стандартам. Физически он не устал, так как хорошо приспособился к такому режиму работы. Но эмоционально он был утомлен и раздражен. День для него начался так хорошо: он проснулся рядом со Сьюзен. Он безмерно наслаждался этим вечером, проведенным вдвоем, хотя и сомневался, что возникшая связь сможет продлиться долго. Сьюзен совсем не была похожа на тех девушек, с которыми он обычно встречался. Ничего не было в ней от простушки с широко раскрытыми наивными глазами, которая была для Беллоуза идеалом женщины. К его приятному изумлению и вопреки всем его страхам, заниматься любовью со Сьюзен оказалось самым естественным делом, и никакого привкуса агрессии, хотя и Беллоуз считал его нормальным в сексе, он не ощущал. Сьюзен и его собственная реакция на нее оставались для Беллоуза настоящей загадкой.

Когда он встал, чтобы идти на работу, а Сьюзен осталась спать в его кровати, то он почувствовал определенное удовлетворение от этой ситуации. Это делало его роль такой традиционной. Если бы Сьюзен тоже встала и отправилась с ним в госпиталь, это бы свело к нулю чувство самопожертвования, которое он испытывал. А чувство самопожертвования было для Беллоуза неиссякаемым источником самоудовлетворения.

Но затем день начал становиться все хуже и хуже. К ужасу Беллоуза, на раннем утреннем обходе неожиданно появился Старк, и к тому же явно в мстительном настроении. Старк начал обход с того, что спросил Беллоуза, что же он сделал с той хорошенькой студенткой из его группы, что она не может показываться на обходах. Беллоуз внутренне затрясся, понимая, что двусмысленное замечание Старка на самом деле было гораздо ближе к истине, чем сам Старк подозревал. Ведь Беллоуз знал, что в этот момент Сьюзен спит в его кровати.

Вопрос Старка вызвал хихиканье и несколько фальшивых реплик со стороны остальных участников обхода. Беллоуз почувствовал, как его щеки защипало от прилившей к лицу крови. И одновременно им овладело глубокое уныние.

Не успел Беллоуз что-нибудь вставить в ответ, как Старк разразился длинной речью о посещаемости и заинтересованности, исполнительности и награде за труд. Он прозрачно дал понять Беллоузу, что следующее отсутствие Сьюзен на обходах будет расцениваться как минус самому Беллоузу. Беллоуз должен был лично озаботиться тем, чтобы все прикрепленные к нему студенты прилежно посещали занятия.

Во время обхода Старк был такой же злобный, как и всегда, но при этом награждал Беллоуза особым вниманием. Почти по каждому больному Беллоуз получал особо каверзные вопросы, а его ответы никак не удовлетворяли разгневанного шефа. Даже некоторые другие ординаторы поняли, что Беллоузу делают выговор, и постарались вмешаться в избиение, отвечая на вопросы, даже когда они были прямо адресованы Беллоузу.

После обхода Старк отозвал Беллоуза в сторону и сказал ему, что сейчас тот работает не на своем обычном уровне и не соответствует тому, что от него ожидали в отделении. Но под конец Старк все же подошел к тому, что беспокоило его по-настоящему. После довольно длинной паузы заведующий хирургией спросил Беллоуза, какую же в действительности роль тот играл в деле с лекарствами, найденными в шкафчике 338.

Беллоуз отрицал, что имеет хоть какое-нибудь представление о том, откуда там взялись лекарства, и утверждал, что знает лишь то, что ему сказал Чендлер. Беллоуз прямо сказал Старку, что пользовался этим шкафчиком только неделю перед тем, как его собственный шкафчик освободился. Единственный комментарий со стороны Старка состоял в пожелании, чтобы это дело прояснилось как можно скорее.

Как ни слабо Беллоуз был связан с этим делом, оно уже причинило ему непропорционально большую долю неприятностей. В своем воображении он превратил эту историю из мухи в слона. И тенденция к профессиональной паранойе, всегда присутствовавшая в его сознании, получила новую пищу. В результате, когда утро прошло, его беспокойство еще больше возросло.

Этим утром Беллоуз оперировал двух больных, позволив студентам присутствовать на этих операциях. Для первой операции помылись Гольдберг и Файрвизер, но скорее, чтобы намочить руки, чем оказать реальную помощь. Перед второй операцией мылись Карпин и Найлз. Беллоуз был особенно внимателен к Найлзу, подбадривал его и был вознагражден за это. Больше никаких обмороков не было. Фактически, Найлз оказался самым старательным и ловким из студентов и был даже допущен к наложению швов.

Во время обеденного перерыва Беллоуз нашел возможность загнать Чендлера в угол. Тот снова и снова повторял то, что Беллоуз уже и так знал – что Старк чрезвычайно озабочен и раздражен этой историей с лекарствами.

– Но ведь дело выеденного яйца не стоит, – сказал Беллоуз. – Все, что нужно, чтобы снять меня с крючка, это Старку поговорить с Вальтерсом. Он уже говорил с ним?

– Я и сам не говорил с Вальтерсом, – ответил Чендлер. – Я пошел в оперблок, чтобы найти его, но оказалось, что он до сих пор там не появился. Сегодня его никто не видел.

– Вальтерса? – поразился Беллоуз. – Да он не пропустил ни одного дня за четверть века.

– А что я могу сказать? Его нет.

Беллоуз отреагировал на это тем, что отправился в отдел кадров, чтобы узнать домашний телефон Вальтерса. И узнал, что у Вальтерса не было телефона. Беллоузу пришлось удовлетвориться адресом: 1833 Стюарт-стрит, Роксбьюри.

К половине второго Беллоуз был раздражен еще больше. Еще раз позвонив на пост в оперблок, он удостоверился, что Вальтерс не появился на работе, и принял решение потратить время и нанести визит домой Вальтерсу. Беллоуз посчитал, что это единственный способ обелить себя в этой истории с лекарствами. Для Беллоуза было совершенно необычным выходить из больницы в середине дня, так что решение далось ему нелегко. Но за последние сорок восемь часов у него возникло угнетающее чувство, что его приятное и многообещающее положение в Мемориале подвергается опасности. И причиной этому послужили две проблемы: первая – проблема с лекарствами – была относительно простой, так как он, в действительности, не был причастен к этой истории, и ему требовалось только установить этот факт; вторая – Сьюзен и ее так называемое расследование – была совсем другого рода.

Беллоуз умудрился перепоручить своих студентов доктору Ларри Беарду, внуку того самого Беарда, на деньги которого был построен корпус Беард. Затем он проинформировал оператора системы оповещения, а приятель, ординатор по имени Норрис, выразил желание прикрыть его на часок. Итак, Беллоуз выскользнул из больницы в час тридцать семь и поймал такси.

– Стюарт-стрит, Роксбьюри? Вы уверены в этом? – лицо таксиста приняло вопросительно-презрительное выражение, когда Беллоуз назвал ему адрес.

– Номер 1833, – добавил Беллоуз.

– Ну что ж, деньги ваши.

Город с грязными тающими кучами снега, разбросанными там и сям, производил гнетущее впечатление. Дождь шел почти так же сильно, как утром, когда Беллоуз шел на работу. По дороге попадалось очень мало людей. На непривычный взгляд, город напоминал покинутые города индейцев майя. Все выглядело так, как будто из-за всеобщего упадка всем только и оставалось, как заколотить двери и уйти.

Такси все глубже и глубже забиралось в район Роксбьюри, а пейзаж становился все тягостней. Путь лежал сквозь кварталы разрушенных пакгаузов, потом через гниющие трущобы. Нулевая температура, неумолимый дождь, гнилой полурастаявший снег только усугубляли гнетущее впечатление. Наконец такси повернуло направо, и Беллоуз наклонился вперед, успев прочитать табличку с названием улицы – "Стюарт-стрит". В это самое время переднее правое колесо машины попало в колдобину, наполненную дождевой водой, и дно передней части кузова заскребло по мостовой. Шофер выругался и крутанул руль вправо, чтобы не попасть в эту рытвину задним колесом. Но задняя часть машины сначала рухнула вниз, а потом с лязгом подскочила. Беллоуз при этом сильно стукнулся головой о потолок салона.

– Извините, но вы сами пожелали Стюарт-стрит!

Потирая ушибленную голову, Беллоуз следил за номерами домов: 1831, а затем 1833. Заплатив таксисту, он вышел из машины и захлопнул за собою дверь. Такси резво рванулось с места, петляя между колдобинами, и быстро скрылось из виду. Беллоуз проводил его взглядом, жалея, что не договорился с шофером, чтобы тот его подождал. Затем огляделся, радуясь, что дождь прекратился. Рядом стояло несколько распотрошенных автомобильных остовов, из которых было унесено все хоть мало-мальски ценное. Больше никаких припаркованных машин, никакого движения на этой зловещей улице не было. И ни одной живой души. Когда Беллоуз осмотрел дом, стоящий перед ним, он понял, что тот покинут, так как большинство окон было забито досками. Тогда он посмотрел на соседние дома. То же самое. Большинство окон заколочено, остальные разбиты вдребезги.

Побитая табличка на парадной двери сообщала, что здание признано негодным для проживания и принадлежит жилищному отделу Бостонского муниципалитета. На табличке стоял 1971-й год. Этот был еще один Бостонский проект, который с треском провалился.

Беллоуз находился в полном замешательстве. Телефона у Вальтерса не было, а адрес, по-видимому, оказался фальшивым. Вспоминая внешность Вальтерса, Беллоуз подумал, что это не удивительно. Любопытство заставило Беллоуза подняться по ступенькам, чтобы прочитать муниципальную табличку. Рядом висела еще одна табличка "Прохода нет", уведомлявшая, что застройка находится под присмотром полиции.

Дверь еще выглядела достаточно привлекательно со своим большим овальным окном. Но стекло в нем было разбито, а оконное отверстие, крест-накрест забито грубо выломанными деревяшками из старой мебели. Беллоуз толкнул дверь, и, к его изумлению, она открылась. Одна из железных перекладин, держащих засов, была полуоторвана, а шурупы вывернуты, несмотря на то, что на засове висел большой стальной замок.

Дверь открылась, со скрежетом протащившись по осколкам разбитого стекла. Беллоуз посмотрел по сторонам пустынной улицы, а потом перешагнул через порог. Дверь быстро закрылась за ним, отрезая путь и без того небогатому дневному свету. Беллоуз подождал, пока его глаза привыкнут к полутьме.

Холл, в котором стоял Беллоуз, находился в плачевном состоянии. Ступеньки наверх начинались почти у самых его ног, Перила были сорваны и порублены, скорее всего на дрова. Обои свисали длинными полосами. На мусоре, покрывавшем пол, виднелся небольшой снеговой нанос, простирающийся в глубь холла метра на два. Перед собой Беллоуз увидал несколько отпечатков чьих-то ног. Исследовав их более внимательно, он мог утверждать, что здесь прошли, по крайней мере, два человека. Следы от ног одного были огромные, раза в полтора больше, чем от ног Беллоуза. Но интереснее всего было то, что следы выглядели свежими.

Вдруг Беллоуз услышал шум проезжающей по улице машины и выпрямился. Понимая, что зашел туда, куда заходить не следовало, Беллоуз бросился к одному из забитых окон, чтобы посмотреть, не проехала ли машина. Она уже скрылась.

Затем он поднялся по ступенькам и частично обследовал второй этаж. Там единственным предметом обстановки были несколько распотрошенных тюфяков. Воздух был заплесневелый и тяжелый. Потолок в передней комнате провалился, и пол был усыпал кусками штукатурки. В каждой комнате находился камин, пол был покрыт слоем отбросов, а в углах висела пыльная паутина.

Беллоуз посмотрел вверх на третий этаж, но решил туда не подниматься. Вместо этого он вернулся на первый этаж и уже собрался выходить из дома, как внезапно услышал звук. Это был мягкий глухой звук падающего тела, который шел из глубины дома.

Чувствуя, как его пульс начинает учащаться, Беллоуз поколебался. С одной стороны, ему хотелось уйти из этого места, которое внушало ему тревогу. Но звук повторился, и Беллоуз направился в глубину холла. В конце холла он свернул направо, в комнату, которая когда-то была столовой. Арматура для газовой люстры все еще висела в центре потолка. Пройдя через столовую, Беллоуз оказался в развалинах кухни" Из нее вынесено было все, остались только голые трубы, выходящие из пола.