Текст книги "Девятьсот страниц из жизни полковника Каганского. Книга 2. Испытания на выносливость"

Часовой подумал и ответил:

– А я не имею права никого пропускать вдоль забора!

– Так нам надо туда, сынок!

– А я вас не пропущу! – заявил он.

– Послушай, парень, ведь мы закроем люк и поедем, что ты нам сделаешь?

Он заулыбался и на полном серьёзе заявил:

– Так я по вам стрелять не буду, вон смотрите штабель с белым брезентом, там взрыватели, я туда стрельну, и никого из нас не будет! И отвечать будет некому!

Мне стало понятно, что заговорить его вряд ли удастся и приказал своим ребятам:

– Открыть десантный люк, вылезти из танка, укрыться за забором, а я скажу часовому, что буду разворачиваться в обратную сторону, а вы ждите, когда он подойдёт поближе к заборному столбу, вот там и накиньте на него аркан!

Дал команду Володе:

– Заводи! И помаленьку разворачивай танк на задней передаче на месте! – а часовому заявил:

– Мы рисковать не будем, лучше вернёмся!

Часовой подошёл почти к самому забору и, глядя на меня сказал:

– Вы правильно делаете, требования часового должны исполнять все!

Краем правого глаза, я видел, как Бериев приподнялся над забором и метнул аркан в сторону часового. Аркан охватил левое плечо часового и его шею. А здоровяк Рейко ухватившись обеими руками за конец верёвки подтащил часового к заборному столбу. Часовой выронив карабин хрипел, задыхаясь от петли на шее, а Бериев, зацепившись брюками за колючую проволоку не мог спрыгнуть с забора к часовому.

Правый борт танка упёрся в забор, и я прямо с башни перепрыгнул колючку, очутился на складе. Быстро сгрёб часового, вывернул ему руки назад. В это время спрыгнули Бериев и Рейко верёвкой связали несчастного, погрузили его на трансмиссию и отвезли к входу на склад, где нас ждал командир полка, медики и другие офицеры.

Командир полка поблагодарил нас, а перед уездом, я поинтересовался у врача:

– Что с часовым? – тот мне сказал:

– Это самая тяжёлая форма психического расстройства, которая практически не излечима.

Через 45 минут мы были снова на танкодроме, и я продолжил руководство вождением.

По телефону сообщил командиру дивизии о выполнении его приказа по поводу обезвреживания часового на артскладах морского вертолётного полка, и что всё обошлось без крови и последствий.

– Молодцы! – сказал комдив и спросил:

– Чем будете заниматься?

– Заканчиваю вождение днём и перехожу водить ночью!

– Добро! Продолжайте! – сказал генерал.

ЧАСТЬ 31

ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Весь месяц прошёл в напряжённой учёбе и оказалось, что через два дня проверка. За этот месяц обмундирование и комбинезоны здорово износились, порвались и потеряли свой цвет, а срок замену обмундирования ещё не подошёл.

Я обратился к командиру полка с просьбой раньше на месяц выдать летнее обмундирование и комбинезоны. Но командир полка, сославшись на нормы снабжения отказал мне. А думать было некогда. Я поехал в Артём, где работала фабрика по пошиву летнего военного обмундирования и комбинезонов. Добыть этого, я там не смог, зато добыл настоящей чёрно-синей краски, которой красят летние комбинезоны и зелёной краски для покраски летнего обмундирования, а также рецепт, как этими красками пользоваться и большой пакет специального каустика, в котором надо было проварить, окрашиваемые вещи. Порванные вещи удалось заменить на бывшие в употреблении, но ещё целые. Мы вытащили два больших котла из заброшенной столовой, установили их на металлических козлах у исправной водяной колонки за казармой нарубили дров и приступили к покраске строго, придерживаясь добытому рецепту.

Сначала проварили всё в растворе хозяйственного мыла, затем прополоскали, после чего проварили в специальном каустике, отмочили в горячей воде, а после в холодной. Развели краску, довели содержание котла до начала кипения, после чего поочередно стали погружать пары обмундирования, удерживая его там 10 минут, после чего вешали его на проволоку и давали стечь с него краски и остыть. Остывшие тут же начинали полоскать холодной водой, выкручивать и вешать сушить.

Начав утром эту процедуру к 16 часам всё обмундирование и комбинезоны висели и сохли на натянутых проводах.

Проезжающий мимо комдив, увидев этот балаган остановился и подозвал меня, спросив:

– Борис, что ты здесь творишь? Ведь вся территория гарнизона подготовлена к приёму комиссии, а у тебя здесь цыганский табор!

– Товарищ генерал, я покрасил обмундирование и комбинезоны, через три часа здесь будет, как везде шик и блеск! И плюс к этому у меня по-человечески будут выглядеть мои солдаты в лучшую сторону чем все остальные!

– Смотри, Борис, чтоб так было, как ты сказал!

– Будет, товарищ генерал!

Целую ночь гладили всё, подшивали, меняли нестандартные пуговицы, разглаживали пагоны, а утром, я построил перед завтраком роту и не узнал её. В глаза сразу бросилась окраска обмундирования, оно было как новенькое, и, если бы я не видел его какое оно было, так бы и посчитал новое. Отправил роту в столовую, и минут через пять пошёл тоже в ту сторону, из-за соседней казармы услышал, как командир полка здоровается с моей ротой. Ответили они ему классно, даже мне понравилось, и услышал, как командир полка спрашивает старшину:

– А откуда у вас новое обмундирование?

Старшина ответил:

– Добыли, товарищ полковник! – и тут командир увидел меня и подозвал к себе, и сразу же задал вопрос:

– Что уговорил зав склада и он тебе выдал?

– Никак нет, товарищ полковник! Это старое обмундирование, которое мы вчера покрасили, вот оно и выглядит, как новое!

Командир полка недоумённо смотрел то на меня, то на моих солдат, заходящих в столовую, а, когда они зашли, сказал:

– Борис, откуда у тебя в твоей голове берутся нестандартные решения? Ты становишься зачастую чересчур опасным человеком!

– Товарищ полковник, с какой бы это сырости, я становлюсь опасным человеком?

– Так ты же всё и всегда прибираешь к своим рукам, и даже в моих глазах часто становишься независимым даже от меня офицером!

– Так, товарищ полковник, я к комдиву обращаюсь только с вашего разрешения и только для пользы службы, а не своей выгоды и уж кто, кто, а вы лучше всех знаете об этом!

– Вот я и говорю, что тебе палец в рот не клади, откусишь и не поморщишься!

– Спасибо, товарищ полковник, буду иметь в виду!

– На здоровье! – сказал командир, – Вот теперь я понимаю твоего комбата! Потому, что оба властолюбивы и ревностно сохраняете своё право на единоличную власть!

В это время все услышали рёв двух больших вертолётов, которые приземлялись на дивизионном плацу.

– Всё, мне пора туда! – сказал командир полка и пошёл в сторону плаца. А через несколько минут центральные ворота гарнизона раскрылись и в них въехала длинная колонна легковых и специальных машин, предназначенные для обслуживания деятельности прибывшей комиссии. Через час объявили:

– Проверка начнётся ровно в 12 часов со строевого смотра дивизии в повседневной форме одежды на дивизионном плацу, и на строевой смотр прибудет сам Командующий Войсками Округа генерал полковник Павловский И. Г.

Большие вертолёты улетели, оставив место для приземления вертолёта командующего. В полдвенадцатого вся дивизия, в том числе и части, дислоцирующиеся в Шкотово, были здесь на дивизионном плацу. Ровно в 12 часов, генерал полковник Павловский вышел из вертолёта, а командир дивизии генерал майор Колев, чеканя шаг встретил его по средине плаца и доложил:

– Товарищ командующий, 40 дивизия для строевого смотра по случаю вашей проверки построена! В строю четыре тысячи человек готовых отчитаться за учебный год!

Командующий поздоровался с Колевым за руку, приложив руку к головному убору стали обходить части дивизии, здороваясь с каждой в отдельности. Конечно же скадрованные части дивизии смотрелись очень скромно и не многочисленно. После обхода прозвучала команда:

– По штатно должностным категориям, между категориями четыре шага вперед, шагом марш!

Все офицеры, старшины и сержанты вышли на свои линии, и между рядами этих шеренг пошли офицеры окружной комиссии, которые опрашивали всех на предмет жалоб, заявлений и просьб.

Сам Павловский с группой офицеров Управления кадров Округа начал обход с шеренги командиров рот, останавливаясь у каждого из нас.

Остановился он и возле меня и спросил:

– Вы командир развёрнутой роты?

– Так точно, товарищ командующий! – доложил я.

– А каков ваш стаж в этой должности? – я доложил:

– Пять лет в Группе Советских Войск в Германии и здесь уже год!

– Солидный стаж! – сказал командующий. И обращаясь к комдиву сказал:

– Колев, а ты богат на хорошие кадры, которые в ближайшей перспективе тебе понадобятся, так что у меня не проси! У тебя своих хватит!

Мы ещё не знали к чему это он сказал. Потому, что разговоров о развёртывании дивизии было мало и даже женщины об этом не говорили.

Проверяющие офицеры мою роту на строевом смотре оценили лучше всех. Да она одна выделялась на фоне всей дивизии свежей повседневной формой и бравым молодцеватым видом, а когда настала очередь пройти торжественным маршем, а затем с песней всегда хмурый командующий заулыбался и, что-то сказал комдиву. Потом мне донесли, командующий сказал:

– Колев, это у вас эталон, вот такие должны быть солдаты и сержанты, как в этой роте!

А в ночь мы уже грузились в эшелон для следования на Сергеевский полигон, где моей роте полагалось пройти проверку по всем предметам обучения без исключения.

Прибыв утром на станцию Пржевальская разгрузились и прибыли на полигон, который здесь был рядом через асфальтовую дорогу. Как только прибыли на полигон и начали приводить танковые оружия к нормальному бою полил дождь, который не прекращался до самого утра. Зная, что перед стрельбой офицеры комиссии потребуют у меня отчётные документы о выверке и пристрелке оружия приказал собрать пристрелочные мишени и принести ко мне. Мне принесли жалкие остатки размокших и раскисших пристрелочных мишеней, которые стыдно показывать даже не сведущим людям, и приказал:

– На новых листах нанести все необходимые для пристрелки атрибуты, на них наложить использованные мишени и все пулевые пробоины пробить гильзой от патрона, а вверху мишени написать: «Копия».

Утром следующего дня четыре офицера во главе с начальником танкового отдела полковником Горбылевым прибыли к управленческой вышке танковой директрисе, где я ожидал их, построив весь личный состав роты. Доложил полковнику о готовности к сдаче проверки, отметив в голове, что этого полковника, я очень близко знаю, а по какой причине не могу вспомнить. Он сам помог мне, причем в самую для меня трудную минуту. Он сразу потребовал у меня штатно-должностную книгу и по ней проверил весь личный состав. Затем потребовал, как я и ожидал пристрелочные мишени. Я выложил их на стол и вдруг у Горбылева округлились глаза, и он, рыча спросил меня:

– Товарищ капитан, что вы себе позволяете? Это же чистое очковтирательство! Что это такое? Объясните мне! – требовал он, тыкая указкой на лежащие на столе пять мишеней.

– Товарищ полковник, успокойтесь, это копии мишеней! Посмотрите, здесь даже написано «Копия», а ниже моей рукой написано верно и моя подпись, значит я отвечаю за её верность!

Но полковник, ставший в позу, уже завелся и призывал на мою голову громы и молнии, подозревая меня в попытке втереть ему очки. И тут я вспомнил откуда я знаю этого полковника? У нас в училище был командир третьей роты курсантов капитан Горбылев, самый заводной из всех командиров рот. А Горбылев продолжал, пытаясь навести на меня страх перед его проверкой, выкладывая все способы, как это сделать, вплоть до обнародования попытки очковтирательства.

Я молча выслушивал все упрёки и, наконец не выдержал, спросив его:

– Товарищ полковник, вы оценки будете ставить стреляющим по отметинам этих пристрелочных мишеней или по реальным попаданиям в цель?

Полковник сначала замолчал, а потом произнёс:

– Я все равно обнародую попытку очковтирательства!

– Товарищ полковник, я только что вспомнил слава капитана Горбылева, которому я, как-то с яблони свалился на плечи, и он задержал меня, думая, что я самовольщик, но, когда я ему рассказал в чём дело, он произнёс:

– Давать огласке не будем потому, что неизвестно с кого будут смеяться, и добавил: – Доложи Зиновьеву, пусть тебя накажет!

Полковник сел, замолчал удивлённо глядя на меня, затем протянул ко мне руки, произнёс:

– Борис, неужели это ты? – и обращаясь к своим офицерам начал им рассказывать. – Вы не смотрите, что он такой худой, это же ходячая машина, он на коленке гнёт танковый спец ломик, в ладони ломает бляхи от ремней и гнёт пальцами пятаки! Это неизменный был чемпион по борьбе в училище, области, Округа и Украины! Ладно, пошумели и хватит! – сказал Горбылев, – пора стрелять, и проверять его с пристрастием!

Но, как не старались окружные офицеры, все двадцать стреляющих поразили первую цель тремя попаданиями, изрешетили все пулемётные цели, получив двадцать отличных оценок.

По окончании стрельбы полковник сказал:

– Борис, ты держишь марку нашего училища! Ну, что ж готовься к ночи, посмотрим, как у тебя получится!

Стрельба ночью была всегда моим коньком, и нравилась моим подчиненным. Результаты ночной стрельбы были такими же, как днём. Горбылев спросил меня:

– Когда ты, Борис, успел поднатаскать так личный состав?

Я чистосердечно ему ответил:

– В течение последнего месяца потому, что до этого я был на Государственном задании!

– Похвально! – сказал Горбылев, – Готовься к тактическим учениям с боевой стрельбой, они у тебя будут по теме: оборона с последующим переходом в контрнаступление, на первом этапе у тебя будет шесть рубежей целей, а на втором этапе пять. Глубина оборудования тактического поля будет 25 километров. Учение будет проводить твой комбат, который сейчас готовит его разработку! Так, что ни пуха тебе, ни пера!

И мы расстались с ним на целых двое суток в течение, которых рота сдавала вождение по препятствиям, преодоление реки Суйфун по броду и самовытаскивание танков из тяжёлых застреваний. А также сдали теорию специальной подготовки по знанию, поражающих факторов радиоактивных и отравляющих веществ, дезактивирующих и дегазирующих препаратов, пользование приборами и средствами химзащиты.

Подполковник химик из округа удивлялся и спрашивал меня:

– Товарищ капитан, вы, что окончили училище химвойск? Проверяя вашу роту мне показалось, что её обучали специалисты химики!

– Нет, товарищ подполковник, химиков у меня нет! Но мы очень внимательно каждый раз перед проверкой читаем её программу и готовимся по ней, устраняя предыдущие ошибки прошлых проверок, а нас весной проверяла Армия в таком же объёме, как и вы!

– Пока я доволен! – сказал подполковник. – После тактических учений у вас будет комплексный марш бросок на семь с половиной километров по специальной подготовке, где вы получите окончательную оценку!

– Мы постараемся! – ответил я.

На тактические учения роту перед утром подняли по тревоге, и мы на штатных машинах совершили марш по полигону в долину на склоне которой нам надлежало занять оборону, выкопав танковые окопы в полный профиль, несмотря на каменистый грунт мои ребята постарались и откопали их на час раньше положенного срока, замаскировав брустверы дерном, и накрыв танки сверху масксетями на невысоких кольях. Впереди нас, начиная с 400 метров наблюдались хорошо замаскированные подъёмники с пулемётными мишенями, далее, начиная с 800 метров просматривались кое-где пушечные цели и обнаруживались они до самого горизонта, но так-как они лежали, то определить до них дальность не представлялось возможным. Тем не менее, я заставил на каждую цель снять отметки по азимуту, отмерив их на лимбе с нониусом погона башни и с оставить огневые карточки на случай если цели вдруг появятся ночью. Ночью они не появились, только в три часа перед самым рассветом поднялась группа мишеней, обозначающая разведывательное подразделение противника, имитирующие свои действия вспышками выстрелов.

Подав команду:

– Первому взводу на фронте, которого появились цели уничтожить их пулемётным огнём, остальным усилить наблюдение!

Я доложил комбату об обстановке. Вскоре появились цели на левом фланге, которые обнаружил первым командир третьего взвода, самостоятельно, открывший огонь. Не успев ещё покончить с целями на левом фланге, по всему фронту появились семь мишеней номер 12а, обозначающие фронтально движущиеся танки, а между ними большие группы пехоты и несколько бронетранспортёров. Распределив цели между взводами дал команду уничтожать танки в первую очередь. Подал команду:

– Огонь! – и доложил комбату об обстановке. Солнце ещё не взошло и в предрассветном свете прекрасно было видно, как трассы снарядов пронизывают фанерные цели, а пулемётные очереди крошат фанеру и планки на пулемётных целях.

Достали мы и цели, которые были выставлены на две тысячи четыреста метров, причём с первых же выстрелов. Комбат опять попытался внести коррективы в мои команды, где я давал установки прицелов согласно определённой мною дальности, так-как я находился в средине боевого порядка, и мне было всё видно без искажений, а комбат находился на целый километр сзади и слева, и правый фланг рот ему был виден больше сбоку чем вдоль, и боясь, что комбат собьет с толку командиров и наводчиков, я подал команду:

– Слушать только меня! – ожидая тотчас услышать комбатовы возражения, но их не последовало, оказывается вместе с ним в БТРе были полковники Микушко и Козаченко, при которых он не стал возражать мне, и слава Богу. Все цели были поражены и сразу же с восходом солнца, я услышал команду:

– Наступать в направлении отметки 324,0, уничтожая, появляющиеся и движущиеся цели на соответствующих рубежах, а достигнув хребта Сухого, закрепиться за ним и удерживать его до подхода главных сил!

Выдерживая боевую линию рота, как на картинке пересекла впереди, лежащую долину на склоны обращённых к нам появились многочисленные пулемётные цели и бронетранспортёры, затем стали появляться противотанковые пушки, которые мои наводчики сметали с первого выстрела. Преодолев эту долину, за ней открылась вторая изобиловая пулемётными целями. К этому времени стволы пулемётов ДТМ раскалились так, что светились красной сталью, а их очереди из трассирующих пуль летели снопами, доставая цели.

Наконец рота, истратив все снаряды и патроны вышла на рубеж Сухого хребта и на его противоположном склоне заняла оборону, приступив к оборудованию танковых окопов. Когда они были готовы на половину, подъехал бронетранспортёр комбата и БТР50ПУ Горбылева с его офицерами. В бронетранспортёре комбата были оба заместители командира дивизии полковники Микушко и Козаченко – оба герои Советского Союза.

Оказывается, что офицеры Горбылева уже проверили все мишени и отметили в них попадания. А знакомые мне майор из группы Горбылева по службе в Германии показал мне большой палец, что означало: всё в порядке!

Комбат подал команду:

– Разрядить оружие, изъять оставшиеся боеприпасы и собрать стрелянные гильзы! О выполнении доложить!

Всё сделали, и я доложил комбату о выполнении.

Прозвучала команда:

– Строиться для разбора!

Я построил роту и доложил комбату. Комбат кратко подвёл итог действий роты, а о результатах действий попросил довести их полковника Горбылева, который с удовольствием констатировал:

– В общей сложности поражено 92 процента всех целей, из них пушечных 100 процентов, что по огню соответствует твердой отличной оценке!

С утра следующего дня сдавали специальную подготовку, преодолевая 7 с половиной километровой кросс по пересечённой местности с преодолением реально, заражённых хлорпикрином участков с последующей дегазацией и дезактивацией обмундирования средств защиты вооружения и участков тела.

В этот раз окружной химик подполковник химических войск, превзошёл сам себя и так заразил участки местности хлорпикрином, что полигонщики через месяц после этого говорили, что в тех местах без противогазов появляться не стоит. Однако несмотря на его старания моя рота преодолела весь маршрут без потерь, а дегазацию и дезактивацию провела без единого замечания, и скрипя сердце окружные химики поставили роте отличную оценку.

После кросса в этот же день сдавали упражнения по вождению в трудно-заболоченных участках и самовытаскивания танков после тяжёлого застревания. Эти упражнения несмотря на их трудности были любимыми в моей роте. Поэтому ухищрения окружных офицеров бронетанковой службы округа загнать танки в болото так, чтобы их было возможно вытащить только лебёдкой, не увенчались успехом. Мои экипажи справились со всеми предложенными застреваниями и вытащили танки своими силами с одной потерей. Вновь окрашенные красиво-смотрящиеся комбинезоны были перемазаны так, что грязь с них можно было счищать скребками или саперными лопатами.

Вождение по препятствиям отводили, как положено на отлично. К концу вождения на полигон приехал командующий Армией генерал лейтенант Петров В. И. Приехал к нам посмотреть вождение. По его прибытии, я доложил ему, что рота занимается сдачей зачетного упражнения по вождению окружной комиссии.

Командующий поинтересовался:

– Доложите, как рота сдала предыдущие дисциплины?

Я доложил:

– Стрельбы из танков и тактические учения с боевой стрельбой комиссией оценены отлично! Специальная подготовка при 100 процентном выполнении оценена отлично. Самовытаскивание танков оценено отлично! Товарищ командующий, рота будет стараться и остальные дисциплины сдать достойно!

– Ну, что ж! – сказал командующий, и обращаясь к командиру дивизии предложил: – Давай не будем командиру мешать управлять подразделением! Поедем посмотрим, как там стреляют офицеры!

Закончив вождение днём перешли на вождение ночью, которое отличалось от дневного тем, что водить приходилось при затемненных фарах. Это вождение также выполнили на отлично.

Каждый день приносил новые вводные по изменению программы проверки, кто-то решил включить в программу инженерную подготовку. Изменили программу по технической подготовке, а по физической подготовке внесли в программу вместо трех километрового кросса, кросс на пять километров по пересечённой местности и только в один конец. А в заключение огорошили меня, что окончательная оценка по тактической и технической подготовке, а также состоянию техники будут поставлены только после того, как рота совершит марш с Сергеевского полигона в гарнизон Смоляниново и поставит танки на места хранения.

Все мои боевые машины были и на стрельбе, и на вождении, и на тактической подготовке. На них сдавали самовытаскивание, ими преодолевался Суйфун в брод, и кроме того из них стреляли офицеры на танковой директрисе. А марш предстоял по полевым дорогам, протяжённостью около 180 километров. Кровь из носа надо было обслужить машины, на что понадобилось бы не менее полутора суток. Но такого времени у меня не было, и мы с Володей Стременко решили: дать ночью отдохнуть механикам водителям, а остальными членами экипажа обслуживать машины, а четверо офицеров, взяв на себя по два – три танка проверяли их и контролировали устранение недостатков, а при необходимости сами принимали участие в регулировке и замене неисправных деталей, узлов и агрегатов.

Начало марша было назначено на 11 часов. К этому времени, мы завершили обслуживание танков, а механики водители уже, позавтракавшие включились в свою работу. После общего завтрака, я построил роту и поставил задачу на марш.

Бодрыми и свежими выглядели только механики водители, остальные не выспавшиеся и уставшие смотрели на свет хмуро и у каждого на лице было угадываемым «Хочу спать!»

Ровно в 11 часов, я подал команду:

– Вперед! – и увидел, как по параллельной дороге двинулись две автомашины с офицерами округа, которые проверяли мою роту. В двух местах пришлось пересекать автомобильную трассу Хабаровск – Владивосток, через неё приходилось укладывать сплетённые на кануне маты и ставить оцепление, а после переезда убирать с дороги раздавленные остатки матов, выметая дорогу от них. Оба раза прошли дорогу без эксцессов, однако время задержки не исключалось из общего времени, а общую скорость для оценки отлично надо было выдержать более 25 километров в час. Что это такое знают только танкисты.

После длительной и нещадной эксплуатации танков, я боялся, что не все они достойно выдержат этот марш. Потерять или задержаться хотя бы одной машине на марше гарантировано оценка скатывалась только на удовлетворительно, а при двух машинах на неуд. А средняя скорость определялась по времени прибытия последней машины.

Состояние техники и её боевая готовность влияли на все остальные оценки и общая оценка не могла быть выше чем состояние и боевая готовность техники и вооружения.

Все три волнения окончились примерно через шесть часов, когда последний танк стал на свою стоянку на лежнях. Окружники посчитали среднюю скорость, и она составила 25,3 километра в час, без замечаний и предпосылок к происшествиям.

Я поблагодарил окружников за их работу, а сам стал организовывать обслуживание танков с их помывкой, выбиванием от грязи траков и других важных работ.

На следующий день был объявлен обще дивизионный строевой смотр в парадной форме одежды, а вечером в 17 часов в Доме офицеров состоялось подведение итогов проверки.

На строевом смотре присутствовал сам командующий Войсками Округа генерал полковник Павловский, а его офицеры, распределённые по частям, фиксировали всё: состояние парадного обмундирования, состояние головных уборов, подстрижка волос, состояние обуви, знание обязанностей по должностному предназначению, ответы на приветствия, прохождение торжественным маршем и прохождение с песней.

В моей роте особых проколов не было, но четыре молодых заряжающих не смогли толком доложить знание своих обязанностей по причине плохого знания русского языка. Это были два туркмена, один калмык и один гагауз.

Проверял знание обязанностей офицер из мобилизационного Управления Округа. Я ему объяснял:

– Эти люди только – только начали понимать по-русски, а говорить по-нашему, они будут только зимой.

Однако ретивый молодой майор невозмутимо мне ответил:

– Командир, я в никакие объяснения вникать не намерен и выполняю данные командующим указания фиксировать всё!

Я конечно вспылил и ответил:

– Товарищ майор, ведь таких людей в танковые войска даёт ваше Управление, ваши военкоматы, а у меня нет школы обучения русскому языку! Поэтому учим сами и на это уходит длительное время, а их не знающих русский язык, надо обучить 12 сложных предметов обучения.

Однако ретивый майор пропустил мои слова мимо ушей и, улыбаясь довольный собой объявил:

– По знанию уставных обязанностей рота оценивается только удовлетворительно.

Однако, при выставлении общей оценки роты никто даже и не посмотрел на записи этого майора потому, что по основным дисциплинам рота была оценена на отлично. И даже, тогда, как проверялась рота по полит подготовке и эти четверо моих корифеев и знатоков русского языка, кроме того, что сказать больше, как Советская власть, это хорошо не умели, зато полковник из политуправления Округа, принимавший этот предмет после их слов говорил много и долго, убеждая всех, что их мысль и высказывание о Советской власти очень верны и глубоки по смыслу и, без зазрения совести выставил им в журнал и ведомость жирные отличные оценки, уточнив, что не важно уметь плескать языком, важно понимать политику партии и во всём следовать ей.

С руководящим составом дивизии итоги проверки проводил сам командующий Войсками Округа генерал полковник Павловский. А на второй день со всеми офицерами дивизии подвёл итоги командующий нашей 5 Армии генерал лейтенант Петров В. И. в дивизионном доме офицеров:

В целом дивизия сдала проверку, как он выразился на положительную оценку, однако отдельные подразделения такие, как наша единственная развёрнутая танковая рота, которой командует капитан Каганский сдала проверку окружной комиссии по всем предметам обучения и состоянию техники и вооружения роты исключительно на отличные оценки, за что её командир капитан Каганский от имени Командующего Войсками Округа награждается позолоченными именными часами.

Объявляется благодарность: – Зампотеху роты старшему лейтенанту Стременко, командирам взводов: – Старшим лейтенантам: Чебан, Королёву и Рзаеву. От имени Командующего Войсками 5 Армии, рота награждается переходящим Кубком и Красным вымпелом за первое место среди танковых рот 5 Армии.

После подведения итогов Командующий объявил всем:

– В дивизии ожидаются перемены, заключающиеся в том, что грядёт развёртывание её частей до штатов военного времени. А поэтому понадобятся профессиональные офицерские кадры способные обучать своих подчиненных умению действовать современным оружием и техникой в условиях современного общего войскового боя!

После этой проверки, я не стал ждать у моря погоды и поспешил, как можно больше отправить в отпуск, заслуживших его ещё на весенней проверке. Гарнизонные женщины во всю говорили о сроках и порядке развертывания частей о грядущих назначениях на новые должности и о представлениях на них офицеров.

Однажды, придя домой на обед услышал от Вали:

– А ты знаешь, что жена Козаченко мне по секрету сказала, что твой комбат написал тебе представление на должность командира танкового батальона, а Булычевский его подписал и передал командиру дивизии, и с этим согласился комдив Колев? – я ответил:

– Валя, не слушай сплетни! Мой комбат мне скорее напишет реляцию в тюрьму или на Соловки! – Валя ответила:

– Ты ничего не понимаешь! Всё, что говорят женщины в гарнизоне, всё сбывается со сто процентной точностью! Потому, что исходит из уст жён руководства дивизии, а они знают, что снится даже самому генералу Колеву! – мы посмеялись, и на том дело кончилось. Но через неделю меня вызвал комбат и ознакомил с написанной им аттестацией. Говорил он при этом подчёркнуто официальным тоном, и когда я поставил свою подпись об ознакомлении, он мне показал резолюцию командира полка и заключение командира дивизии. Командир полка написал два слова: «Вполне согласен» и подпись. Командир дивизии написал: «Достоин назначения на должность командира танкового батальона» и ниже подпись.

Я поблагодарил комбата, сказав ему простое «Спасибо!» и «Я не ожидал этого от вас!» – комбат заулыбался и сказал:

– Товарищ капитан, вы заслужили этого!

Зная, что при развёртывании частей дивизии, нам танкистам заменят Т-34 на новые современные танки. Поэтому все силы были поставлены на строительство навесов для танковых стоянок, на которых работали днём и ночью все солдаты, сержанты и офицеры, независимо от занимаемых должностей.

Крыши навесов крыли дранкой, которую тут же сами изготовляли. К средине сентября почти все навесы были готовы. В это время из полка затребовали на учёбу на курсы выстрел одного офицера, и туда поехал майор Здебский. Но через четыре дня его вернули, так-как он не подошёл там по возрасту. А на следующий день, придя на обед, я услышал от Вали, что вместо Здебского, командир полка отправляет меня.