Текст книги "Смотритель"

Глава 10

К часу дня последние из рабочих, приходивших на обеденный перерыв, ушли. Они слышали о Джейкобе и девушке, но не знали, что сказать, поэтому не говорили ничего, и это полностью устраивало Кору. Она закончила подводить баланс в бухгалтерской книге и, отложив ее в сторону, посмотрела в окно в сторону кладбища. Рано утром Кора позвонила сержанту Россу, и тот заверил ее, что госпитальный капеллан передаст новость о смерти Наоми. Кора решила, что спешка необходима, поскольку уменьшает вероятность, что Джейкоб успеет связаться с девчонкой. Но было жестоко заставлять сына выслушивать такую весть от незнакомого человека. Кора напомнила себе, что у них еще будет время компенсировать ему боль, но сейчас это не облегчит его страданий.

На нее навалилась усталость, и не только от недостатка сна. Ей еще нужно было проведать Блэкберна, позвонить Грину по поводу надписи на камне и отправить телеграмму Джейкобу. Сколько лжи приходилось держать в памяти, а предстояло нагородить ее еще больше. И, как в длинной веренице вагонов на крутом уклоне, одна-единственная ошибка могла привести к катастрофе.

Она вспомнила утро, когда родился Джейкоб. На несколько недель раньше срока. Крики младенца напоминали мяуканье котенка. Он был слишком слаб даже для того, чтобы сосать грудь. Скорая срочно отвезла его в больницу в Уинстон-Сейлем, где малыш провел месяц в кувезе. Не с тех ли времен в Джейкобе поселилась уверенность, что родители всегда будут рядом, чтобы прийти на помощь? Кроме того дня, когда сын выскочил перед грузовиком, в семилетнем возрасте он ушел в лес за пастбищем. Дэниел с дюжиной помощников искал его три часа, чтобы обнаружить мальчика мирно спящим в зарослях лавра. «В общем-то, теперь все как обычно. Мы просто еще раз спасаем сына от последствий собственного безрассудства», – сказала она себе.

Кора подумала о том, как утром Дэниел сокрушался, что никогда не порол Джейкоба. Она вспомнила, как однажды сын принес в магазин птенца сойки. Птаха выпала из гнезда, поэтому мальчик решил спасти ее. Кора могла бы сказать ему, что после того, как он взял птичку в руки, мать откажется от нее и птенец погибнет. Вместо этого она велела Джейкобу отнести птенца туда, где он его нашел, чтобы мать вернулась к нему. Разве лучше было бы сказать правду? Жизнь трудна, и некоторых невозможно спасти. Дружба с Блэкберном Гантом возникла из тех же побуждений. И та девушка – ее он тоже пытался спасти.

Дверь магазина открылась, и вошла Соня Дэвенпорт. Она прикидывалась встревоженной, но на самом деле явилась за сплетнями. Кора решила, что пусть лучше эта кумушка солжет несколько раз вместо них с Дэниелом. Когда пятнадцать минут спустя Соня ушла, Кора была уверена, что уже к ночи история расползется по всему округу. Подробности будут множиться и искажаться, и это, возможно, скроет огрехи, которые они с Дэниелом могли допустить.

Она посмотрела на настенные часы с черными стрелками, отмерявшими время на циферблате с изображением ухмыляющейся коровьей морды – рекламы молочной фирмы. Дэниел скоро должен доехать до фермы Кларков. Она предупредила его, что отец Наоми может встретить его в штыки. Мужчинам вроде Дэниела сдержанность давалась нелегко. Это она поняла еще на раннем этапе ухаживаний. Они познакомились на празднике. Кора уже четыре года работала в средней школе Блоуинг-Рок учителем математики, переехав из родного Ашвилла. К двадцати шести она успела заработать репутацию типичной училки. Серьезность и нетерпимость к чужой глупости ограничивали круг ее поклонников, но она предпочитала одиночество притворству. Их познакомил новый директор школы, в которой работала Кора. Дэниел, в тридцать лет уже начавший седеть, обладал грубоватой привлекательностью. Он был вежлив, но замкнут, и не разменивался на поклоны или пустые любезности, а когда он начал ухаживать за Корой, то не позволял себе глупостей вроде цветов или шоколада, вместо этого предпочитая обсуждать с ней серьезные вопросы. Одна из первых их прогулок была на лесопилку, которой он руководил в одиночку после смерти отца. Дэниел рассказывал ей об изменениях, внесенных в работу оборудования, и Кора находила новшества разумными. Она спросила разрешения заглянуть в бухгалтерские книги. Потратив несколько минут на изучение учетных записей, она высказала несколько предложений, с которыми Дэниел согласился. Их отношения развивались медленно и вдумчиво. Помолвка состоялась через полтора года. Когда умерла мать Дэниела, он получил в наследство лесопилку, а его сестра Сара – магазин, который она, уже будучи замужем и живя в Шарлотте, предложила им выкупить. Вместе с Дэниелом они провели учет, определили стоимость товаров и здания и приняли решение. Все это привело к сегодняшнему дню. Кора положила на прилавок конверт и лист бумаги, взяла в руку карандаш. Она старательно выводила слова большими буквами. Дважды пришлось стереть написанное, прежде чем текст ее устроил.

Дорогой сын!

Мы знаем, что капеллан тебя уже известил, и скорбим о смерти Наоми, но также хотим, чтобы ты знал: мы с отцом изо всех сил постараемся помочь тебе пережить утрату. Кларки очень злы из-за ее смерти. Они согласились, чтобы мы похоронили Наоми рядом с нашей семьей, но при условии, что ты никогда не станешь пытаться связаться с ними. Поэтому, пожалуйста, сделай так, как они просят. Мы гордимся твоим героизмом и сделаем все возможное, чтобы ты построил новую жизнь.

Любящие тебя,

мама и папа

Кора положила лист бумаги в конверт и написала имя и адрес. Не желая снова обращаться к Парсону, она позвонила на лесопилку и попросила Хиггинса отвезти сообщение на телеграф в Буне. Потом снова перечитала письмо. План уже казался невообразимо запутанным. Он запросто мог пойти под откос. Коре не хватало четкости математики, в которой единожды найденное решение уже невозможно изменить.

Глава 11

День был прохладный, но Наоми, укутавшись в одеяло, сидела на крыльце. Отец в сарае чинил порвавшуюся упряжь. Одиночество. Большая часть ее жизни проходила в этом состоянии, и не только здесь. В то первое утро в «Грин-парк инн» миссис Лэнгстон, старшая горничная, отвела ее в комнату, где Наоми предстояло жить с двумя другими девушками. «Дам тебе немного времени обустроиться, а потом объясню твои обязанности», – сказала тогда миссис Лэнгстон, закрывая за ней дверь. Начальница вернулась через полчаса и повела Наоми вместе с другой девушкой показывать гостиницу, а потом научила менять наволочки и простыни, протирать пыль и полировать мебель, мыть туалеты. В тот же вечер Наоми познакомилась с соседками по комнате. Деб была из округа Уилкс, тоже с фермы и всего на несколько месяцев старше Наоми. Застенчивая, но милая. Конни исполнился двадцать один год, и она приехала из Шарлотта. Она курила и сквернословила, а еще постоянно хвасталась знакомыми парнями.

В первые же дни в «Грин-парк» Наоми поняла, что человек может быть одиноким где угодно, не только на ферме. Гостиница представляла собой водоворот голосов и тел, среди которых на Наоми в униформе горничной никто не обращал внимания. Закончив смену в пять, многие девушки, включая ее соседок, отправлялись в Блоуинг-Рок, до которого было полтора километра. Наоми тоже шла с ними: уж лучше так, чем сидеть одной в комнате. Другие девушки тратились на помаду и сигареты – то, что Наоми не стала бы покупать, даже будь у нее деньги, – но еще они ходили в кафетерий и в кино. Ей хотелось пойти с ними, но она не могла себе этого позволить, поэтому проводила время за разглядыванием витрины. Наоми никогда не видела такой красивой одежды – даже лучше, чем в каталоге «Сирс-Роубак».

«Городские парни будут пытаться запудрить тебе мозги, – предупреждала ее старшая сестра Лайла. – Лучше держись от них подальше, или принесешь домой не только зарплату горничной». Наоми вскоре убедилась в ее правоте. Юнцы и мужчины из бильярдной выглядывали сквозь витражное стекло, иногда выходили на улицу, чтобы подозвать Наоми. Другие собирались у кафетерия, вынимая сигареты изо рта только для того, чтобы спросить, как ее зовут. «Это потому, что ты самая симпатичная», – говорила Деб. Через месяц Наоми начала откладывать каждую неделю по десять центов, чтобы тратить их на себя. Она подолгу изучала афишу кинотеатра, выбирая между мороженым и фильмом.

Однажды в июле, в субботу, к ней подошел молодой парень. Он сказал, что она слишком красивая, чтобы идти в кино без пары, но произнес это без нахальства. Когда Наоми не ответила, он покраснел. Сказал, что не собирался заигрывать, но, если она никого не ждет, он был бы не против посидеть рядом с ней. Тогда она рассмотрела парня повнимательнее. Загар от работы на открытом воздухе, мускулы и загрубелые руки. Но сам с виду не грубый. Добродушное лицо, приглаженные каштановые волосы, придававшие ему совсем мальчишеский вид. Как и то, что он чуть склонял голову к плечу, словно стесняясь смотреть прямо на нее. К собственному удивлению, Наоми ответила согласием. «Меня зовут Джейкоб», – представился парень и спросил, как зовут ее. Но она не позволила ему оплатить ей билет или, когда они вошли, купить попкорн и колу, потому что знала, к чему это могло привести. Они сидели рядом в темноте, и Джейкоб ни разу не попытался поцеловать ее или взять за руку. Потом он предложил подвезти ее до гостиницы. Когда Наоми отказалась, Джейкоб вызвался проводить ее пешком, и она ему позволила. В кинотеатре она нервничала, сидела неподвижно и молчала, не сводя глаз с экрана. Но на обратном пути завязался разговор, и он оказался непринужденным с самого начала. «28 июля 1950 года, – написала Наоми на фирменной открытке гостиницы, – я встретила Джекаба Хэмтона». Открытку она положила под подушку.

Хотя слово «встретила» выглядело неподходящим: ей почему-то казалось, что они уже давно знакомы. Когда на следующее утро она рассказала о произошедшем Конни и Деб, Конни рассмеялась и сказала, что Наоми перебрала со слезливыми фильмами. Даже Деб посмотрела на нее как на дурочку. Но привязанность лишь росла с каждой неделей. К тому времени Наоми уже знала, что семья Хэмптонов владеет магазином и лесопилкой. Это не изменило ее чувств к Джейкобу, вовсе нет, но она поймала себя на том, что стала чаще заглядываться на витрины магазинов одежды. Все лето она слушала рассказы других горничных о мужчинах, которые слишком много пили, постоянно теряли работу, лгали и били их. Джейкоб ни за что себя так не повел бы. Даже девчонки, у которых были милые и симпатичные парни, жалели, что семьи их ухажеров небогаты. Однажды Наоми вошла в самый дорогой магазин одежды в Блоуинг-Рок. При виде ее униформы горничной продавщица задрала нос, но это не помешало Наоми неторопливо пройти мимо рядов вешалок, касаясь тканей – таких мягких, что они словно струились сквозь пальцы. Одно из платьев было под цвет ее глаз и казалось впору. Когда продавщица подошла и спросила, собирается она покупать платье или нет, Наоми ответила: «Не сегодня».

Вечером накануне отъезда Наоми обратно в Теннесси они с Джейкобом припарковали машину на смотровой площадке Браун-Маунтин. Парни любили привозить сюда девушек: поговаривали, что сверху можно увидеть фонари призраков, осматривающих гору в поисках женщины, убитой много лет тому назад. Подходящее место для того, чтобы девушка сама захотела прижаться покрепче. Но тот вечер состоял не только из объятий и поцелуев. Джейкоб сказал, что любит ее и что они должны пожениться. Он прижал ее к себе и прошептал на ухо: «Клянусь, я буду заботиться о тебе. Ты будешь счастлива». Когда она спросила, что об этом думают его родители, Джейкоб ответил: если те станут возражать, они поженятся без благословения. Наоми обещала отцу вернуться, когда придет пора собирать урожай, но подумала о месяцах одиночества на ферме и обо всех красавицах Блоуинг-Рок. Неделями другие горничные в гостинице рассказывали Наоми о том, какой лакомый кусочек ее Джейкоб и что многие городские девчонки были бы не прочь его увести. Они говорили с такой уверенностью, словно Наоми предстояло вскоре самой убедиться в их правоте.

Поэтому, когда Джейкоб сделал ей предложение, она сразу ответила согласием. Была уже почти полночь, когда он привез Наоми обратно к гостинице, пообещав заехать за ней днем. Деб и Конни уже спали, но проснулись, когда она вошла. Наоми поделилась новостью, и Деб обняла подругу.

– Повезло тебе, – сказала она. – Больше не придется заправлять кровати, кроме собственной. Да и то, скорее всего, это за тебя будут делать другие.

– И сразу после предложения он полез тебе под юбку? – спросила Конни, подмигнув Деб.

– Ничего такого не было, – возразила Наоми.

Конни, похоже, была разочарована.

– Он подарил тебе кольцо? – спросила Деб.

– Нет, – ответила Наоми. – Думаю, ему самому это только пришло в голову.

– Как пришло, так может и уйти, – заметила Конни. – Уверена, своим надутым родителям он еще не сказал.

– Он собирается рассказать им, но неважно, что они думают. Если понадобится, мы поженимся без их благословения.

– И когда это должно случиться? – спросила Конни.

Когда Наоми ответила, что уже на следующий день, Конни спросила, сохранила ли Наоми билет на автобус до дома.

– Лучше пока не выбрасывай, – посоветовала она, услышав утвердительный ответ.

Когда Конни снова уснула, Деб посоветовала Наоми не обращать на нее внимания: мол, Конни, будь у нее такая возможность, и лимону бы добавила кислинки. Но настал день, а Джейкоб не появился. Наоми решила, что Конни оказалась права. Наверное, родители отговорили его от этой затеи или он сам передумал. Она взяла саквояж и начала спускаться по мраморной лестнице гостиницы. Шагая в сторону Блоуинг-Рок и перекладывая саквояж из одной уставшей руки в другую, Наоми корила себя: она всего лишь глупая девчонка с фермы, которая ничего не смыслит в мужчинах, в любви, да и в других вещах.

Она уже подходила к автобусной станции, когда рядом остановился грузовичок Джейкоба. Наоми обрадовалась даже сильнее, чем если бы он сразу приехал в гостиницу. «Нужно было сначала за ними заехать», – сказал он, открывая ладонь. В свете полуденного солнца блеснули золотые кольца. Пока они ехали к мировому судье в тот сентябрьский день, Наоми не могла сдержаться, поглаживая сверкающее золото пальцем. Все происходило так быстро, что ей требовалось физически ощутить реальность происходящего. Теперь, спустя полтора года, Наоми снова гладила обручальное кольцо.

Ребенок зашевелился, и Наоми положила ладонь на живот. Этот малыш избавит ее от одиночества. Солнце приятно грело лицо, но уже начало опускаться за верхушки деревьев. Двор пересекало кружево света и теней. Наоми вспомнила изображение филфота и свою просьбу к Блэкберну, если случится что-то дурное. «Не думай об этом, – одернула себя Наоми. – У тебя и ребенка все будет в порядке».

С разбитой дороги до нее донесся шум машины, и она выглянула в окно. Сначала она решила, что приехала Лайла, но среди деревьев мелькнул голубой цвет, и машина остановилась у конца дороги. Блэкберн приехал раньше, чем ожидала Наоми, словно ее одиночество призвало его. Она пошла на кухню сварить кофе. Но, снова глянув в окно, поняла, что во двор заходит вовсе не Блэкберн.

Глава 12

Дэниел остановился у перекрестка, чтобы снова свериться с картой. Сделав еще один поворот, он вскоре подъехал ко второму перекрестку. Дерево оказалось именно там, где говорил Гант. Хэмптон уже почти доехал и ни разу не заплутал по пути. «Хоть что-то получилось легко», – подумал он. Когда грунтовая дорога пошла под уклон, на полу зашуршал сдвинувшийся портфель. Кора сказала, что так их договор будет казаться более официальным и похожим на настоящий. Но эта мысль пришла ей в голову только тогда, когда Дэниел уже собирался уезжать. Дурные предчувствия усилились. Слишком много событий происходило слишком быстро, и предусмотреть все подводные камни было невозможно. Но даже если они и предусмотрели всё, Дэниелу еще нужно убедить дочку Кларка, что он говорит правду. Он всегда гордился своей честностью, но теперь уже соврал Маллинсу и Ганту, хотя выглядел при этом, кажется, достаточно убедительно. Вот только изобразить скорбь у него не выходило.

Дэниел прокрутил в голове предстоящие шаги: показать телеграмму и сказать, что Хэмптоны тоже ее получили, потом предложить отцу девчонки побеседовать наедине. Со второй частью не следует спешить. Дэниелу нужно изложить условия совершенно четко, поэтому Кора и считала, что тут необходим «договор». Юридической силы он иметь не будет, но Кларки слишком невежественны, чтобы это понимать.

Дорога была покрыта промоинами и ямами, и Дэниела это ничуть не удивляло. Как и отсутствие телефонных столбов. Пару раз в кузове шевельнулся гроб, глухо ударяя в заднюю стенку. Кора настаивала, что он должен быть в грузовике на пути и туда, и обратно. Через милю дорога закончилась тупиком. Дэниел остановил машину возле десятилетнего пикапа «шевроле»: несколько вмятин, но в остальном – в хорошем состоянии. Не выходя из машины, Дэниел откинулся на подголовник и закрыл глаза.

Когда восемь часов назад он вошел на телеграфную станцию, Парсон испытал облегчение при виде телеграммы в руке Хэмптона. Пока Дэниел не объяснил, что еще потребуется от Парсона.

– Нет, – ответил тот. – Я не могу в этом участвовать.

– Помимо нашей благодарности, Бен, мы с Корой хотели бы вознаградить тебя за работу, – произнес Дэниел, доставая конверт из кармана пиджака. – Здесь пятьсот долларов.

– Так только хуже, – холодно отозвался Парсон. – Уберите деньги.

Дэниелу всегда нравился Парсон. То, что он первым делом принес телеграмму им с Корой, было проявлением доброты, хотя Дэниел видел в этом и знак верности. Но, убирая конверт в карман, он понял, что ошибался: телеграфист оказался человеком принципиальным.

– После того, что случилось с ним в Корее, Джейкоб заслуживает второго шанса, – убеждал Дэниел. – Если наш с Корой план провалится, ты тоже окажешься в это впутанным после того, что уже успел сделать…

Единственным ответом ему послужил гневный взгляд. Потом телеграфист ушел в заднюю комнату. Застучал телетайп. Вернувшись, Парсон положил измененную телеграмму и конверт на прилавок. Дэниел прочитал и кивнул. Парсон сложил листок и запечатал конверт.

– Мы очень тебе благодарны, Бен, – произнес Дэниел, но тот словно не услышал его.

Сообщив Коре по телефону, что телеграмма отправлена, он поехал обратно в Лорел-Форк. На кладбище Гант тоже задавал вопросы, на которое Дэниелу пришлось отвечать. Так же случилось и на лесопилке. Гроб был готов, но Хиггинс, человек, прежде никогда не оспаривавший распоряжений, дважды переспросил, не хочет ли Дэниел, чтобы гроб для девушки изготовили из дуба. И даже после этого Хиггинс не сразу приступил к работе, словно ожидая, что хозяин передумает. Хотя и Гант, и Хиггинс сделали то, о чем просил Хэмптон, их реакция оказалась совсем не такой, как ожидал Дэниел. Это был первый звоночек, предупреждавший о том, что они с Корой утрачивают контроль над дальнейшим ходом событий. А теперь нужно было еще переговорить с Кларком.

«Заканчивай с этим», – сказал себе Дэниел. Он взял портфель и, выйдя из машины, проверил, надежно ли укрыт брезентом гроб. «Кто-нибудь может заметить, если вернешься из Теннесси без него», – предупреждала Кора. Возле ручейка Дэниел остановился. Стойки ограды пастбища стояли прямо, колючая проволока была туго натянута. На полях длинные ряды кукурузы тянулись строго параллельно, словно железнодорожные пути. Маленький ухоженный дворик. Особенно Дэниела удивил дом: крошечный, не больше двух спален, но никаких покосившихся водосточных труб или облупившейся краски, никаких заколоченных окон. Дрова лежали в плотных поленницах на крыльце. Даже маленький мостик был сделан с прилежанием и гордостью: каменные ступени, прочные дубовые балки и доски – не тополь или сосна. Ни малейшей небрежности.

Долговязый седой мужчина – видимо, отец – вышел из сарая с ведром корма в руках и скрылся в хлеву. Гладко выбритый, в залатанном, но чистом рабочем комбинезоне. Даже манера Кларка держаться прямо, не сутулясь, как и состояние фермы подтверждало ошибку Дэниела и Коры. Переговоры придется вести жестко, но уважительно. Фермер вроде Кларка придает огромное значение своей гордости. Однако новый грузовик или трактор, прибавка в поголовье скота тоже могут стать предметом гордости для бедного человека.

Из трубы шел дым. Значит, девушка, скорее всего, в доме. «Если я развернусь и уйду, а потом попрошу Парсона отправить настоящую телеграмму, то, возможно, найдется другой способ». Но слухи о смерти жены Джейкоба Хэмптона наверняка успели разлететься. Уже сделано слишком много, чтобы идти на попятную.

Когда Дэниел вошел во двор, Кларк размашистым шагом направился к нему, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Но, заметив телеграмму в свободной руке Дэниела, фермер замедлил шаг и остановился в нескольких метрах. Дистанцию между ними пришлось сократить Хэмптону.

– Вы понимаете, что это значит, – сказал он, протягивая Кларку запечатанную телеграмму и гадая, умеет ли тот читать, пока не заметил в кармане комбинезона Кларка очки.

Увидев, от кого телеграмма, Кларк поморщился. В окне показалось лицо девушки, но она не вышла. Тем временем отец, стоя спиной к ней, вскрыл телеграмму. Кларк прочитал текст, потом посмотрел в глаза Дэниелу.

– Вам армия тоже такую прислала?

Дэниел кивнул.

– И вы свою уже прочитали?

– Да.

– Я знал, что добром это не кончится, – пробормотал Кларк, потупив взор и качая головой. – Если бы только она меня послушалась…

Еще несколько мгновений он рассматривал землю, потом поднял голову и посмотрел Дэниелу в глаза. Враждебность и подозрительность уступили место чувству, которое разделяли они оба.

– Соболезную вам по поводу сы…

– Я здесь не за этим, – перебил Дэниел, кивнув на портфель. – Надо прояснить кое-какие вопросы.

Кларк склонил голову набок, глядя на него с любопытством, переходящим в презрение. Всякое сочувствие исчезло. Он сунул телеграмму в карман, оглянулся в сторону дома и лишь потом снова повернулся к Дэниелу.

– Что именно нужно прояснить?

– Дальнейшие события. Финансовые вопросы, – ответил Дэниел. – Поставить пару подписей.

– Подписи… – буркнул Кларк. – Любите вы, городские, это дело.

– Это защитит интересы не только нашей семьи, но и вашей, – возразил Дэниел. – Они успели внести всего несколько платежей за дом, поэтому он на девяносто процентов принадлежит банку. У Джейкоба осталось около полутора тысяч сбережений, а выплаты от армии за его гибель будут и того меньше. Десять тысяч долларов, которые предлагаем мы с женой, значительно перекрывают эту сумму.

Слова прозвучали фальшиво, но Кларк, похоже, этого не заметил.

– Есть одно условие, – добавил Дэниел и кивнул на портфель. – Но, полагаю, мы придем к согласию. Думаю, уже пришли.

– Выкладывайте.

– Если вы или ваша дочь, ее ребенок или иной член вашей семьи когда-либо окажется в Блоуинг-Рок или попытается связаться с нами или кем-то еще в округе Уатога по почте, по телефону, телеграммой или лично, мы подадим на вас в суд и отсудим ребенка.

– Думаете, деньгами и угрозами…

– Мы, со своей стороны, поступим так же, – перебил Дэниел. – Вы никогда не увидите ни меня, ни моей жены в этом округе, и мы никогда не будем претендовать на ребенка.

– Никаких претензий на ребенка Наоми, – пробормотал Кларк, внимательно глядя на Хэмптона. – Вот какой договор вы мне предлагаете?

– Сами прочитайте, – предложил Дэниел и кивнул на стоявший рядом верстак.

Они сели. Дэниел открыл портфель, положил на верстак между ними пакет размером с кирпич, в котором лежали деньги, и передал Кларку документ, напечатанный Корой и проштампованный ее печатью нотариуса.

– С превеликим удовольствием соглашусь держать наши семьи по разные стороны границы штата, – заявил Кларк, прочитав договор. – Давайте ручку.

До завтрашних похорон предстояло сделать еще многое, но на обратном пути Дэниел был задумчив. Унижение, смущение, вина – в жизни ему доводилось испытывать эти чувства. Но сегодня он ощутил совсем иное. В тот миг, когда сочувствие смягчило взгляд Кларка, Дэниел испытал стыд.