Текст книги "Следы на мосту. Тело в силосной башне (сборник)"

Глава 16
Бридон раскладывает пасьянс

После обеда Лейланд заторопился на поезд в три пятнадцать. Ему, как он заявил, нужно было поговорить с адвокатами, а на обратном пути, возможно, заглянуть в Уоллингфорд. Кверк вдруг попросился поехать вместе с инспектором в Оксфорд: а вдруг удастся выйти на след человека в плоскодонке, прежде чем тот спустился на воду? Продавцы, к примеру, могут помнить, как он покупал продовольствие. Лейланд согласился, что такие справки лучше наводить частным лицам; он не горел желанием поднимать ложную, а тем более истинную тревогу, раскрывая ход следствия и выкладывая всем и каждому подозрения полиции. Бридон также высказался за, у него было поручение мистеру Кверку в Оксфорде. В вопросе о сути этого поручения Анджела была настырно любопытна, ее муж упорно нем.

Когда супруги остались вдвоем, Майлз настоял на том, чтобы взять выходной. Он заявил, что даже имени Бертелов слышать больше не может, что ему уже давно до лампочки и нынешняя, и грядущая участь обоих братцев, так что лучше всего выбросить из головы все заботы и оставшуюся часть дня предаться ничегонеделанию на Уиндраше. У Анджелы был редкий для представительниц ее пола дар подлаживаться к мужским настроениям, не впадая в экзальтацию; и они провели прекрасный день, тем более удачный, что в течение его не произошло ничего достойного упоминания.

Темза изгоняет тревоги, успокаивая нервы, ее же приток Уиндраш – еще более действенное лекарство. Если вы двинетесь против бурного течения, вам придется преодолевать неожиданные повороты и стремнины на отмелях; опасно нависающие деревья потребуют от вас полной концентрации. Темза станет вам хорошо знакомым, зрелым, верным спутником, день на Уиндраше напомнит вам, каково отдыхать в компании с непоседливым, любознательным ребенком. Источником отдохновения для вас станет постоянное переключение внимания. Майлза и Анджелу обжигала крапива, царапали ветки ежевики, изводил чертополох под ногами, стегали ивовые ветви, заливали непонятно откуда взявшиеся волны, изматывала необходимость все грести и грести, рулить и рулить, тащить лодку волоком, и за день на их долю выпало столько мнимых сражений и историй в миниатюре, что, когда они вернулись к «Пескарю», тайна Бертелов казалась им далеким воспоминанием.

Кверк встретил их в начале седьмого – прохладно, вежливо, с неиссякаемой словоохотливостью. Его успех в торговых заведениях можно было назвать лишь частичным. В крупном универмаге, подкрепив память «книгами», отчетливо вспомнили незнакомца, который сделал много покупок, наводящих на мысль о прогулке по реке. Дата совпадала, но, к сожалению, облик «мистера Уоллеса» стерся в коллективной памяти так же, как и все сведения о том, что он делал раньше. Однако в ответ на поднятые брови мистер Кверк с радостью заверил мистера Бридона в том, что его поручение выполнено. Анджела недолго пребывала в неведении. Едва они отужинали, как из ниоткуда возникли четыре колоды карт, и муж уселся за свой нескончаемый и нестерпимо терпеливый пасьянс.

– Майлз, – с упреком сказала она, – ты ведь не разрешаешь себе заниматься этой ерундой во время работы. Я делаю вывод, что ты окончательно сдался?

– Нет, ты делаешь вывод, что я хочу разгладить мозговые складки. Слишком большое скопление фактов всегда приводит к сумятице и перегреву башки. Чтобы посмотреть на дело отстраненным взглядом, мне надо от него отключиться, тогда, может, я смогу увидеть его под другим углом. Вспомни Моттрама, вспомни «Отчаянные проделки»[26]26
  Имеется в виду роман Р. Нокса «Loads of Mischief».


[Закрыть] и, пожалуйста, не сдвинь карты, коли уж облокачиваешься на стол. Я буду под одеялом ровно в одиннадцать, не волнуйся. Пойди расскажи Кверку, как я был хорош, когда мы познакомились.

На следующее утро, в момент появления Лейланда у камелька, на столе все еще царил хаос из карт, а Майлз, следя за их участью, все еще ходил взад-вперед, беспрестанно ероша волосы. Дело у инспектора было срочное. После исчезновения Найджела Бертела полиция, разумеется, перехватывала всю приходившую на его оксфордский адрес корреспонденцию, однако до сих пор любопытство ее не было вознаграждено. Почтовый ящик забивали в изрядном количестве счета, но ничего похожего на частное послание. И вот сегодня с утренней почтой – был вторник – пришла одна-единственная почтовая открытка, адрес напечатан заглавными буквами, почтовый штемпель Паддингтона, задняя сторона испещрена случайным на первый взгляд набором цифр, что ясно указывало на шифр.

– Скажу честно, – признался Лейланд, – я попытался раскрыть его сам, хотя мой опыт шифровальщика невелик. Меня постигло полное фиаско, и я решил, что ваш муж может оказаться более удачлив. Конечно, если он сейчас занят пасьянсом…

– Я отнесу ему, – сказала Анджела. – В худшем случае он меня выставит. Надеюсь, вы сделали копию? Отлично, я дам Майлзу оригинал, а вы, я и мистер Кверк сгрудимся над копией.

Когда она зашла в комнату, Бридон поднял глаза лишь на долю секунды.

– Что? Шифр? О господи! Положи на столе, там, прислони к чернильнице, я гляну, когда мне понадобится отдых. А лучше дай мне карандаш и чистый лист бумаги, вдруг он все-таки представляет некоторый интерес. Хотя, похоже, это один из нерешаемых. Прекрасно. И пожалуйста, не хлопай за собой дверью.

– На него надежды мало, – призналась Анджела, вернувшись в кабинет, где кормились гости, желающие уединения. Бридон называл его трапезной. – А в Штатах преступники часто пользуются шифром, мистер Кверк? Давайте посмотрим.

Шифр, на случай если читателю захочется попытать счастья, на первый взгляд не предвещал скорой победы. Он состоял из одних цифр, никаких знаков или пробелов, которые могли бы помочь его раскрыть. Выглядело это так:

9I23468537332006448I2102I8I784I607954824I03712559441029152917904

– Всего шестьдесят четыре, – произнес Лейланд. – Ясно, что цифры не могут обозначать буквы, потому что тогда алфавит тянет только на десять букв. Стало быть, буквы обозначаются группами цифр. Если предположить, что такие группы состоят из одинакового числа цифр, то это число не может равняться трем, пяти, шести или семи, потому что шестьдесят четыре им не кратно. Беда еще в том, что, как вы видите, нет повторений. Точнее, если предположить, что одну букву составляют восемь или четыре цифры, то повторений нет вообще, и даже если брать по две, мы имеем всего два повтора – 91 и 37.

– Полная ерунда, правда ведь? – кивнула Анджела. – Потому что это означало бы, что в послании использованы все буквы алфавита, да вдобавок четыре несуществующие буквы, и всего два повтора.

– Я тут вспомнил, – сказал Кверк, – один из ведущих американских криптографов говорил мне, что сегодня практически не используют буквенных шифров, в ходу словесные. Иными словами, что, если послание состоит не из шестнадцати букв, а из шестнадцати слов?

– Тогда тушим свет и заваливаемся спать, – мрачно отозвался Лейланд. – Никому еще не удавалось раскрыть словесный шифр по одному-единственному посланию, не владея ключом. Само собой разумеется, они не стали бы использовать какой-нибудь известный шифр. Так что эту песенку мы спели.

Примерно через час их головы с насупленными бровями были все еще сдвинуты над шифром, как вдруг у камелька раздался голос Бридона:

– Группы по три!

– Вернись в начало и пересчитай, – возмутилась Анджела. – Ты даже не посмотрел толком. Шестьдесят четыре не кратно трем.

– Это у тебя не кратный подход к таким делам. Сидишь над шифром и ломаешь голову. Делай, как я: посмотри, отойди, забудь. Тогда у тебя будет свежий взгляд. А там, Бог даст, увидишь определенный порядок и все покажется естественным. Тут работают глаза, не мозги.

– Ладно, как ты все-таки додумался до трех?

– Надо представить дело таким образом, что цифр не десять (от 0 до 9), а 13 (от 0 до 12). За одну цифру считаются 10, 11 и 12.

– Ты уже расшифровал?

– Нет, но теперь ты можешь сделать это сама. Я занят.

Дешифровальщики переписали цифры в соответствии с полученным указанием, и забрезжил свет.

912/346/853/733/200/644/812/1021/817/841/607/954/824/1037/1255/944/1029/152/917/904

Бридон спустился к обеду, потирая руки, и заявил, что у него «сошлось».

– Шифр?

– Нет, пасьянс. Это куда сложнее. Лейланд уехал в Оксфорд?

– Нет, рыщет по округе, проверяя очередную блестящую идею мистера Кверка. Должна сказать, ты задал нам премиленькое заданьице. Давайте, мистер Кверк, валяйте.

После некоторого колебания американец изложил свою блестящую идею. Он заявил, что использованный шифр наверняка был взят из какого-нибудь пособия; для криптографов-любителей это единственно возможный способ. А если так, то и пособие должны были иметь оба.

– Нам известно, что одним из них был Найджел Бертел. Вы спросите у меня, кто второй? Я вам отвечу – Дерек Бертел!

– Дерек! Но вы потратили неделю, пытаясь убедить нас в том, что они оба в одной речной могиле.

– Должен признаться, я был вынужден существенно пересмотреть свои заключения. Один наш крупнейший американский мыслитель как-то сказал, что только дурак не признает собственных ошибок. Так вот, согласно моей последней версии, оба кузена живы, более того, состоят в переписке.

– Это открывает самые широкие возможности. Но давайте же вашу блестящую идею.

Если отбросить все околичности, блестящая идея состояла в следующем. Возможно, до отъезда, но, вероятнее, уже на реке кузены условились о шифре. По какой-то причине в ночь на понедельник они расстались; Найджел, как мы видели, ночевал в «Миллингтонском мосту», а Дерек предположительно в другом месте. По-видимому, в дальнейшем кузены были намерены каждый двинуться своим путем, но для связи у них имелся шифр. Значит, оба имели доступ к книге, где содержался ключ к шифру. Допустим, Найджел нашел ее в «Миллингтонском мосту», а Дерек? Далеко Дерек уйти не мог; кузены плыли до позднего вечера, поэтому старший ни на какой поезд уже не успевал и обретался где-то поблизости. Кверк изучил карту и решил, что это деревня Уайт-Брэктон. Она, конечно, расположена не у самой реки, но всего в полутора милях, если идти по дороге от моста. Предположим, Дерек заночевал там. Тогда книга, содержащая ключ к шифру, должна была находиться и, по всей видимости, все еще находится в местной гостинице.

– Да это просто озарение! – воскликнула Анджела. – Какая замечательная мысль!

– Замечательная, – признал Бридон. – Весьма замечательная мысль. Но как же не повезло Лейланду, помчался в Уайт-Брэктон за книгой, которая, конечно же, тут.

– Как это? – спросил Кверк.

– Ну конечно. В любой сельской гостинице имеется расписание поездов. Как правило, это не Брэдшоу[27]27
  Брэдшоу – справочник, который содержал расписание движения пассажирских поездов в Великобритании. Издавался с 1839 по 1961 г.


[Закрыть], что, по счастью, сужает круг наших поисков.

– О-о, да это просто подло с твоей стороны, – простонала Анджела. – Ты хочешь сказать, что группы цифр означают поезда?

– Ну разумеется. В этом-то и состоит преимущество раскладывания пасьянсов. Каждый раз вы смотрите на шараду свежими глазами и раз эдак на шестнадцатый вдруг видите, что цифры означают время отправления поездов: 8. 24, 10. 37, 12. 55 и так далее. А раз у вас возникла эта мысль, вы видите, что иначе просто быть не может. Последовательность цифр доходит до 12, потому что на циферблате больше нету. Много восьмерок и девяток, поскольку большинство утренних поездов идут от восьми до десяти. Все же ясно как день.

– Кроме того, что это означает, – поддела Анджела.

– Время отправления поезда будет означать слово или букву, только если вы свяжете его с названием места отправления, это тоже очевидно. Полагаю, вам придется взять расписание и найти станцию, откуда в девять двенадцать отправляется первый или последний поезд, хотя, судя по цифрам, скорее первый. Затем название станции, откуда первый поезд отправляется в три сорок шесть и так далее. Это наверняка Большая Западная железная дорога, другие поезда в этих краях не ходят. Смотрите по основной ветке, только здесь такие ранние поезда – три сорок шесть. А, вы принесли расписание, мистер Кверк?

Американец раздобыл где-то гостиничный справочник и штудировал страницы.

– Посмотрите лучше вы, – сказал он. – Я так и не научился разбираться в этих Брэдшоу.

– Хорошо, попробуем. Передайте, пожалуйста, миссис Бридон. Лондон, Рединг, Чиппенхем, Уэймут, Тонтон… пока все прекрасно. Черт, не так уж это и просто. О-па, а вот и три сорок шесть, утренний из Оксфорда. Девять двенадцать – это будет какое-нибудь захолустье, ну, так и есть – Хангерфорд. Для W у нас Вудборо, никому не известно, где это, но не важно, поезд восемь пятьдесят три.

– Хангерфордоксфордвудборо. Забавное послание, – вставила Анджела.

– Тебе что, в детстве не рассказывали, что такое акростих? Возьми первые буквы. Хангерфорд – H, Оксфорд – O, Вудборо – W, все вместе «how». Что здесь непонятного?

– Майлз, иногда ты душка. Ужасно интересно. Но на семь тридцать три ничего нет.

– Это, конечно, важно, но не очень. Давайте-ка прогоним всю страницу. Вот, семь тридцать три – Дивайзс. Да, действительно прибытие, но нельзя же было как-то специально это пометить. Теперь два часа. Должно быть, какой-нибудь крупный узел… Нет, не то… Господи помилуй, приехать в Илфракомб в два часа ночи!

– Чтобы получился глагол «did», следующая станция должна начинаться на Д, – размышляла Анджела. – Посмотри Дидкот.

– Вот тебе и Дидкот. Итак, мы имеем «did». Дальше, восемь двенадцать, судя по времени, наверно, где-то неподалеку. Вот, Олдермастон. Интересно, а если им не хватит станций? А, тогда, наверно, берется второй поезд.

– Майлз, это страшно увлекательно, я не могу остановиться. Пошли дальше по названиям, а потом сложим буквы.

– Хорошо, поехали.

И они поехали и ехали до тех пор, пока не нашли букву для последней группы цифр, и Анджела, которая водила пальцем по странице, огласила написанные в столбик названия населенных пунктов.

– Хангерфорд, Оксфорд, Вудборо, Дивайзс, Илфракомб, Дидкот, Олдермастон, Лавингтон, Мидгам, Ателни, Чипенхем, Апуи, Тэтчем, Апуи, Паддингтон, Дорчестер, Эдингтон, Рединг, Эвершот, Кинтбери[28]28
  Hungerford Oxford Woodborough Devizes Ilfracombe Didcot Aldermaston Lavington Midgham Athelney Chippenham Upwey Thatcham Upwey Paddington Dorchester Edington Reading Evershot Kintbury.


[Закрыть].

– Да, – сказал Бридон, – неплохой трюк. Он пропустил Теал, который указан раньше Тэтчема, но в остальном вроде бы ошибок нет.

– Майлз, не тяни жилы. Тут спрашивается, как Альма распорядилась насчет Дерека. Неужели ты не понимаешь, насколько это важно?

– О, правда? Ты так думаешь? – поинтересовался Бридон.

Глава 17
Исчезновение мистера Кверка

Ничто не сравнится с унижением, испытываемым человеком, который врывается в комнату и обрушивает на головы присутствующих уже известные им новости. Младенец бы догадался, что Лейланда распирает от страшных тайн. Он ничего не понял, даже увидев Кверка.

– Дерек Бертел жив! – провозгласил инспектор. – Мне срочно нужна пинта горького пива.

– Жив? – уточнил Бридон.

– Во всяком случае, он своей рукой составляет шифрованные послания. – Выражение лица Анджелы насторожило Лейланда, и он сообразил: собеседники чего-то недоговаривают. – Боже милосердный, Бридон, только не говорите мне, что вы раскрыли шифр.

– Боюсь, таки раскрыл, – извинилась Анджела. – И если бы не его отвратительная лень, то сделал бы это уже три часа назад, избавив вас от долгой и ненужной поездки в Уайт-Брэктон.

– О, в этом не было никакой нужды, – отмахнулся Лейланд. – Все в порядке. Дело в том, что я узнал не только содержание шифровки.

– Необычайно интересно, – заметил Кверк. – Вы, вероятно, хотите сказать, что нам всем полезно будет узнать нечто не только из самого послания. Важно также, как именно вы его обнаружили.

– Сегодня вообще сплошные приключения. Во-первых, я заглянул на шлюз возле «Миллингтонского моста», и мне сообщили, что найдена плоскодонка. Впрочем, ничего сверхъестественного. Она была спрятана за кустами на другом берегу, недалеко от «Голубой коровы», у совершенно непонятно зачем построенной там каменной набережной. Уоллес явно подозрительный тип, иначе зачем ему прятать лодку. Я думаю, потом он пошел к железной дороге – оттуда совсем недалеко.

– Если подумать, ничего особенно подозрительного, – возразил Бридон. – Если он хотел на станцию, ему нужно было переправиться через реку, а у «Голубой коровы» нет парома. Кроме того, он хотел спуститься чуть ниже по реке. Конечно, поплыл на плоскодонке. И конечно, если затем его путь пролегал по суше, то он припрятал лодку подальше от чужих глаз. Его действия вполне можно объяснить спешкой, не привлекая подозрительную таинственность.

– Ну, как бы то ни было, плоскодонка у нас имеется, даже с какими-то припасами, но мы решительно ничего не знаем о том, кто и куда в ней плыл. Однако это еще не все.

– Вы собирались рассказать нам, – напомнил Кверк, – о своих открытиях в Уайт-Брэктоне.

– Совершенно верно. В деревне несколько гостиниц, но всего одна наводит на мысль, что там можно остановиться. Она называется «Белый олень». Однако, войдя туда, я понял, что это заведение из тех, где персонала не дождешься. Вы можете стучать тростью по полу – никого, только вдалеке, может, залает собака. Вы можете удрать, прихватив фаршированную форель – никто и бровью не поведет. Я стоял прямо напротив полки для писем, какие бывают во всех подобных заведениях, и там лежало одно-единственное письмо.

По ряду причин оно меня заинтересовало. Во-первых, его писали левой рукой; это сразу видно. Во-вторых, имя адресата написано полностью – «Мистеру Г. Эндертону», а адрес – нет, просто «Гостиница, Уайт-Брэктон». И в-третьих, судя по штемпелю, оно пролежало там неделю, и его никто не забрал.

Знаете, Бридон, письма, которые никто не забирает, всегда вызывают мой интерес. Наверно, потому, что я профессиональный сыщик. Но это письмо, да там, куда я пришел не просто так, а в надежде получить информацию, меня особенно заинтриговало. На штемпеле был указан Оксфорд, но от этого еще мало радости. Я недолго боролся с искушением и, кинув письмо в карман, вышел из «Белого оленя», не задав никому ни единого вопроса. Зайдя за угол, я вскрыл конверт и понял, что именно за ним и приходил. В нем лицо, подписывающееся именем Найджел, доходчиво объясняет принцип шифра по Брэдшоу, разгаданного вами сегодня утром, лицу, к которому он обращается по имени Дерек.

– Письмо у вас с собой? – спросил Бридон. – Я бы хотел посмотреть штемпель. Да, все в порядке. Письмо было отправлено вечером, в день исчезновения Дерека. И конверт, полагаю, до вас никто не вскрывал? Ну конечно, вы бы заметили, если бы с ним кто-то поработал. Да, письмо вполне подлинное, и, как справедливо заметил мистер Кверк, все это необычайно интересно. Я полагаю, вы достали образец почерка Найджела Бертела для сравнения?

– Уж поверьте, все подлинное. И похоже, нам придется переиграть всю историю, не так ли?

– Что вы имеете в виду?

– Ну как, судя по всему, оба кузена живы и активно переписываются. А если так, то остальные ниточки, которые мы тянули – фотографии, два бумажника, вся эта ерунда на острове, – нас просто кто-то водит за нос. И пробоина в лодке тоже обманка или случайность. И вообще я не понимаю, зачем искать человека в плоскодонке? И, уж конечно, нет никакого смысла прочесывать реку южнее Шипкота.

– Подождите, подождите, не торопитесь. Значит, вы считаете, оба кузена живы. А этот вывод действительно с необходимостью следует из всех предпосылок?

– Разумеется, нет. Но ведь письмо доказывает, что один из них жив. Вряд ли шифр знал кто-то третий.

– Да, по-видимому, предположение, что по меньшей мере один из них жив, разумно. Но дальше вы утверждаете, что они активно переписываются. И тут я не могу с вами согласиться. Самое интересное для меня во всей этой истории как раз то, что они общаются чрезвычайно мало.

– Как это мало?

– Да неужели вы не видите, что они не знают друг о друге ничего? Неделю назад Найджел написал конфиденциальное письмо кузену, адресовав его в гостиницу Уайт-Брэктона. У него были основания полагать, что Дерек именно там; значит, существовала какая-то предварительная договоренность. Однако он не знал названия гостиницы, значит, договоренность была очень приблизительная. Найджел придумывает шифр, которым можно воспользоваться в экстренном случае. Почему они не условились о шифре заранее? Это, несомненно, означает, что продуманный план уже дал сбой; временна́я схема полетела к черту, и потому было целесообразно воспользоваться шифром.

– Да, пока вроде звучит логично.

– Но это далеко не все. Вымышленное имя, Г. Эндертон, несомненно, должно было быть обговорено заранее. Если Дерек оказывается в гостинице, то есть в нужной гостинице, он смотрит письма на имя Г. Эндертона. И, увидев письмо, не раздумывая хватает его с полки. С такого рода корреспонденцией лучше не рисковать.

– Да, черт подери, я еще удивился, почему за письмом никто не пришел, правда, не сразу понял, насколько это важно. Вы полагаете, Найджел не знает, где Дерек?

– По крайней мере, не знал. А что еще более странно – думал, что знает. Мы вправе утверждать: что-то у них пошло наперекосяк. А коли так, ниточки, за которые мы потянули на острове и так далее, по-прежнему могут иметь значение.

– Но сегодняшнее утреннее послание наводит на мысль, что контакт восстановлен.

– Ничуть. Если открытку действительно отправил Дерек, значит, он не имеет ни малейшего представления о том, где его кузен. В противном случае он знал бы, во-первых, что Найджела уже нет в Оксфорде и, во-вторых, что он под подозрением, а его берлога под наблюдением полиции. Он ни за что не отправил бы открытку, которая является серьезнейшей уликой, по этому адресу. (Я говорю об улике, поскольку всегда существует вероятность того, что шифр раскроют.) Нет, если открытку писал Дерек, он бродит впотьмах. Но ее писал, конечно, не он.

– Потому что не мог знать шифр, так как не получал письма, посланного ему в Уайт-Брэктон? Но его содержание могло быть передано ему потом устно.

– Никак не могло. Они не встречались, иначе бы Дерек знал, что Найджел уехал из Оксфорда.

– Верно. Но он мог написать открытку, зная, что она окажется в руках полиции именно потому, что он хотел, чтобы она оказалась в руках полиции. В конце концов, до сих пор у Дерека Бертела были все основания держаться в тени. Но вот после смерти тетушки Альмы у него появились веские причины снова выйти на свет.

– А ему известно содержание завещания? Если нет, выходить на свет довольно рискованно. Кроме того, почему бы не просто появиться? Зачем полиции эти головоломки? Да и вообще, пусть это невежливо, но должен сказать: если уж непременно головоломки, то можно и попроще. Я даже испытываю нечто вроде гордости от того, что мне удалось ее решить.

– Но все-таки он мог бы и догадаться, что мы уже перехватили письмо, посланное в Уайт-Брэктон… Не знаю, конечно, но мне кажется, вы правы насчет Дерека. Думаете, Найджел из Паддингтона отправил открытку сам себе?

– Именно. И мы все еще не знаем точно, жив Дерек или нет. Я вообще не уверен, что Дерек знал, или знает, что на его имя в Уайт-Брэктон было послано письмо. Но Найджел знает и имеет все основания предполагать, что, учитывая всю эту свистопляску с розысками, оно было перехвачено, не так ли? Вы согласны, мистер Кверк?

– Конечно, я тоже такого мнения. По-моему, очень странно, что никому не пришло в голову отправиться в Уайт-Брэктон, пока на меня не снизошло озарение.

– Но в чем план Найджела? – спросил Лейланд. – Он хотел, чтобы его шифр оказался в руках полиции, чтобы она решила – что? Что Дерек жив?

– Конечно. Если допустить, что Найджел потерял след Дерека, это наипростейший способ убедить полицию в том, что Дерек жив, по крайней мере, был жив на момент смерти тетушки Альмы, когда ее завещание вступило в силу. После этого Дерек может умирать, сколько его душе угодно. Найджел не мог ему позволить умереть прежде тетушки, лишив себя таким образом наследства. А вам как кажется, мистер Кверк, стройное объяснение?

– Мне думается, вполне.

– Тогда мы с вами совершенно по-разному устроены. Мне тут видится одно огромное «но». Откуда Найджел мог совершенно точно знать, что миссис Кулмен оставила деньги Дереку и потому последнему необходимо выйти из тени? А если он этого наверняка не знал, то вряд ли стал бы действовать так оперативно, понимаете? С точки зрения первого наследства Дереку нужно было еще немножко побыть мертвым.

– Рискнуть, конечно, стоило, – кивнула Анджела. – На тот момент Дереку не нужно было быть покойником. Он мог спокойно воскреснуть в промежутке, а потом опять упокоиться.

– Не советовал бы ему усваивать обыкновение то упокаиваться, то воскресать, – покачал головой Бридон. – Подобные привычки могут вызвать подозрения и у самых простодушных законников.

– Я понимаю только одно, – перебил его Лейланд. – С какой стороны ни посмотри, нет оснований полагать, что Найджелу известно о кузене больше, чем нам. Если открытка его рук дело, то это явно выстрел наугад. А потому, прежде чем мы доберемся до Найджела Бертела, нам необходимо разыскать человека в плоскодонке.

– В определенном смысле да, – кивнул Бридон. – И все-таки если мы найдем Найджела, думаю, он кое-что нам прояснит.

– Если он жив. Но не забывайте, открытка отправлена из Паддингтона. Чтобы послать письмо из Паддингтона, необязательно обитать в Лондоне. Можно жить на любой станции Большой Западной железной дороги. Вы просто садитесь на лондонский поезд, а на следующем едете обратно.

– В одном пункте не могу согласиться с вашими умозаключениями, мистер Бридон, – сказал американец, стряхнув непродолжительную задумчивость. – Вы исходите из того, что Найджел хотел, чтобы его открытка попала в руки полиции. Но если так, почему он не послал ее на адрес лондонской квартиры Дерека? Во-первых, так она быстрее оказалась бы в полиции, и, во-вторых, он был бы в этом уверен, а не терялся в догадках.

– Вы правы, но лондонский адрес на открытке означал бы сговор. Поставьте себя на место Дерека, как это сделал Найджел: самым естественным было написать на оксфордский адрес.

– А знаете, – задумчиво проговорила Анджела, – как ни крути, похоже, мы примерно там же, где и были.

– Ты права, – согласился ее муж. – Вам не кажется, что пора кое-что нам рассказать, мистер Бертел?