Текст книги "Год любви"

В другие дни он вез Элен за город, и они гуляли по дорожкам и тропинкам, заросшим ежевикой. После прогулок он вез ее в какой-нибудь полупустой ресторанчик и с таким энтузиазмом заказывал пьянящий эль, что Элен пила его даже с удовольствием. Если же Дарси приглашал Элен пообедать, то они ели простую крестьянскую пищу или блюда индийской кухни, обильно сдобренные порошком карри, которые подавали в маленьких ресторанчиках на окраине города.

Там, где они бывали, Дарси обычно никто не знал. Только пару раз ему кивнул бармен, да какой-то человек в резиновых сапогах, сидевший в углу возле мишени, в которую игроки метали дротики, пробормотал: «Добрый вечер!»

Вот и все. С Оливером все было совсем по-другому. Везде, где бы он ни появился, ему смотрели вслед, по залу пробегал шепоток, люди подталкивали друг друга и указывали на него.

Оливера совершенно не привлекали тихие радости, которыми наслаждался Дарси. Элен с усмешкой попыталась себе представить Оливера в каком-нибудь дешевом баре: вот он заказывает пинту пива и следит за состязанием людей, которые кидают дротики. Но у нее ничего не получилось. Нет… Оливер был неотделим от своего «ягуара», который мчал его на бешеной скорости в шикарный ресторан, где официанты сломя голову бросались его обслуживать, а остальные посетители благопристойно старались не смотреть на него в упор.

Когда Элен вспоминала свои недолгие поездки в «ягуаре» рядом с Оливером или небрежно-дорогое убранство его комнат, где вечно царил беспорядок, ей казалось, что все это происходило в какой-то другой жизни. Она бережно хранила эти воспоминания, но все больше примирялась с мыслью, что прошлого не вернуть.

С Дарси – в отличие от Оливера – Элен было необычайно легко. Он любил ее слушать, и Элен с радостью рассказывала ему о своей работе, семье и о всяких мелких событиях повседневной жизни. Оливеру она ничего подобного рассказывать бы не стала, боясь, что он сочтет это слишком скучным или убогим. А Дарси слушал и кивал, идя рядом с ней и держа руки в карманах вельветовых брюк. Если же он высказывал свое мнение, то делал это удивительно мягко, чуть ли не поражаясь тому, что он вообще отваживается иметь собственное мнение.

Элен почти случайно обнаружила, что ей очень нравится Дарси, и она потихоньку привыкает к этому спокойному, надежному человеку. Он не был таким потрясающим, как Оливер, но зато на него вполне можно было положиться. Его интересы не отличались особой широтой – Дарси интересовался сельским хозяйством, деревней, животными и своими немногочисленными друзьями. Однако чувства его были глубокими и искренними. Элен подозревала, что Дарси волнует и пугает та роль, которую ему в будущем предстоит играть в Монткалме, но он избегал этой темы, и она тактично тоже не затрагивала ее.

Вскоре Элен поняла, что и она для Дарси много значит. Он вел себя очень ласково, чуть ли не с робостью приглашал ее куда-нибудь, застенчиво спрашивал, можно ли будет с ней встретиться еще раз. Однако она не испытывала ни малейшего давления с его стороны. Только иногда по его глазам Элен догадывалась, что она для него больше, чем приятельница, с которой можно погулять или спокойно посидеть в пабе за пинтой пива.

Поняв это, Элен не на шутку забеспокоилась.

«Не нужно было до этого доводить, – сказала она себе. – Это нечестно по отношению к нему».

Но когда она уже совсем было решилась не видеться с ним, ей тут же стало его очень не хватать.

«Зачем? – подумала она. – Зачем отказывать нам обоим в удовольствии, поддаваясь какому-то смутному, необоснованному страху? Я не хочу расставаться с Дарси!»

И их встречи продолжались.

По молчаливому соглашению они дружили только вдвоем. И больше ни с кем не встречались. Элен никогда не упоминала про Дарси в Фоллиз-Хаусе, теперь он не приходил к ней туда, а они встречались в других местах.

«Сейчас все очень заняты, – оправдывалась сама перед собой Элен. – Вот когда сыграют спектакль, тогда, может быть, мы соберемся все вместе».

Но эта перспектива ее не обрадовала, и она поспешила выбросить подобные мысли из головы.

Однажды Дарси привез ее в Мер.

Хозяйственные службы Монткалма располагались в низине, в селении Котсвулд. Каменные постройки песочного цвета стояли на краю плодородных полей. Проезжая по деревне Мер, Элен обратила внимание на то, что вывеской местного паба служит недавно нарисованный герб с надписью «Герб Мортиморов». И почти тут же на глаза ей попалось двое фермеров, которые болтали, стоя на обочине. Завидев Дарси, они приветствовали его, прикоснувшись к своим головным уборам.

«Ну, конечно! – мысленно воскликнула Элен. – Конечно, Дарси тут знают и любят. Это же его родные места. А весь остальной мир не интересуется Дарси, и Дарси на него тоже наплевать».

Господский дом сильно отличался от других зданий.

Он был невысокий, серый, очень старый и смотрелся немного зловеще на фоне темных тисовых деревьев, росших в ряд. На самом деле в нем не было ничего господского. Основательное, чисто функциональное жилище землевладельца, без каких-либо архитектурных изысков и ненужных украшений… Дарси рассказал Элен, что здесь было фамильное гнездо Мортиморов, пока к восемнадцатому столетию они не добились гораздо большего могущества, вместе с которым пришло и несметное богатство. А тогда они построили Монткалм и начали вести шикарную жизнь среди террас и цветников, подальше от сельских забот. Но их наследники по традиции жили в Мере перед тем, как вступить в свои права, вели дела и получали доходы от арендаторов.

Дарси подвел Элен к входу в дом. Тротуар под маленькими окнами с тяжелыми освинцованными переплетами потрескался, а трещины поросли темно-зеленым мхом. Под тисами росло множество нарциссов – от бледно-кремового до медно-оранжевого цвета. Дорога от дома к деревне шла под горку, свежевспаханные черные поля чередовались с пастбищами, поросшими невысокой травой. Элен слышала в тишине упорное пыхтение трактора, порой ветер доносил до нее и тоненькое блеяние новорожденных ягнят.

Дарси не отрывал глаз от ее лица, повернутого немного в сторону. Налюбовавшись безмятежным, приглаженным пейзажем, который освещало весеннее солнце, Элен вновь поглядела на дом. Казалось, он стоял тут всегда. В памяти Элен всплыл Монткалм, его причудливые башенки, бельведеры и балюстрады.

– И почему им здесь не понравилось? – смеясь, пробормотала она и посмотрела на Дарси.

– Вот и я задаю себе этот же вопрос, – в его глазах явно читалось одобрение. – Вам здесь больше нравится, да?

Элен секунду поколебалась, потом тихо ответила:

– Да.

Дарси снова посмотрел на поля.

– Я это обожаю, – просто признался он. – Мне будет очень не хватать всего этого, когда… когда придется переехать.

– Но ведь еще нескоро, – сказала Элен.

– Нескоро, – согласился Дарси. – Но все равно когда-нибудь придется.

Ветер донес до них птичье пение и шум трактора, который методично ездил взад и вперед по большому полю.

– Давайте зайдем в дом, – в конце концов предложил Дарси. – Перекусим, и я покажу вам ферму.

В доме не оказалось ни изысканной старинной мебели, ни хрупкого фарфора. Он был обставлен тяжелой, темной дубовой мебелью, такой же старой и массивной, как и само здание. В комнатах было темновато, и солнечные лучи, проникавшие сквозь маленькие окошки, казались поразительно яркими.

В большой квадратной столовой с низким потолком перед единственным обеденным прибором стоял резной стул. Еще Элен увидела серебряный кубок, бутылку пива и еженедельник для фермеров.

«Как же он, должно быть, одинок!» Элен внезапно преисполнилась жалости к спокойному мужчине, который был ее спутником.

В тихой, мрачной комнате этот одинокий прибор во главе стола имел такой печальный вид!

«Здесь должна жить шумная, большая семья, – подумала Элен, – только тогда в доме будет уютно».

– Я не сообщил миссис Мейтленд о вашем приезде, – сказал Дарси. – А то она начала бы хлопотать. Я сейчас позову ее.

Он нажал на кнопку старинного звонка. Миссис Мейтленд явилась нескоро, это навело Элен на мысль, что кухня, судя по всему, находится за тридевять земель от столовой. Дожидаясь ее, Дарси налил Элен хереса. Элен обратила внимание на то, что бутылка слегка запылилась. Гости явно приходили сюда не часто.

– А кто такая миссис Мейтленд? – заинтересовалась Элен.

– М-м… Сестра вашего друга, мистера Мейтленда, который служит в Монткалме. Видите, как тут все связаны кровными узами? Но вообще-то она не замужем. «Миссис» говорится просто так, из вежливости.

Когда экономка появилась, Элен увидела, что она столь же безупречно вежлива, как и ее брат, но держится гораздо дружелюбнее.

– Я привел к нам гостью, миссис Мейтленд, – сказал Дарси. – Конечно, надо было бы сообщить вам заранее, но я уверен, что вы найдете чем нас покормить…

– Ладно, милорд, – произнесла миссис Мейтленд, бросив на Элен один-единственный удивленный взгляд, – мы сейчас что-нибудь сообразим.

Они обменялись улыбками, явно как добрые друзья. Обращение «милорд» в первый момент поразило Элен. Ей стоило труда припомнить, кто такой Дарси на самом деле, она уже давно думала о нем просто как о «Дарси».

Они уселись за длинный стол, и миссис Мейтленд подала им темно-розовую холодную говядину, маленькие свежие помидорчики, зеленый салат и внушительное количество пикулей домашнего приготовления. Все угощенье было предельно простым и вкусным.

Допивая компот из ревеня, Элен посмотрела на Дарси и сказала:

– Мне очень понравилось.

Оба они понимали, что она имеет в виду не только обед. Элен ощутила какую-то перемену в их отношениях, от того, что она оказалась у него дома, это было совсем не то, что встречаться в других местах, но Элен и дома у Дарси чувствовала себя уютно.

Он откинулся на высокую спинку стула. Поскольку Дарси сидел против света, падавшего из окна, расположенного в глубокой нише, Элен не видела его лица, а слышала только голос, и в этом голосе прозвучало нечто большее, чем обычная вежливость.

– Я рад, Элен.

«Осторожней! – предупредила себя Элен, но тут же спохватилась. – А почему, собственно говоря, осторожней? Ведь Дарси – мой друг, теперь уже близкий, надежный друг».

Дарси провел Элен по ферме, освещенной короткими лучами послеполуденного солнца. Каменные постройки располагались позади господского дома. Элен увидела высокие разноцветные амбары с островерхими крышами, длинные навесы, под которыми блестела желтая и красная сельскохозяйственная техника, чистые загоны для скота, выкрашенные белой краской перила и усердно трудившихся работников, которые уважительно, с явной симпатией поздоровались с Дарси. Даже несведущей в подобных делах Элен было понятно, что Дарси управляет поместьем умело и с любовью.

Зайдя за угол, они заметили мужчину в грязных резиновых сапогах, он садился в «ленд ровер». Дарси горячо пожал ему руку и представил его Элен:

– Тим Оукшот. Лучший ветеринар во всей округе.

Элен стояла чуть поодаль, слушая, как мужчины озабоченно обсуждают болезнь какой-то овцы, забавно думая: до чего же они похожи! Ей вспомнилось, что сначала в бильярдной Монткалма она приняла Дарси за ветеринара.

– Я очень часто вижусь с Тимом, – сказал ей Дарси, когда они помахали на прощанье вслед отъезжавшему «ленд роверу». – Наверное, чаще, чем с кем-либо еще. Кроме вас, конечно, – и он искоса посмотрел на нее, взгляд его был странным, немного вызывающим.

После экскурсии по ферме они пили чай в гостиной, небольшой, темной холостяцкой комнате, которая вдобавок служила Дарси рабочим кабинетом. В углу стоял старинный письменный стол, на котором были аккуратно сложены стопкой бумаги.

Наконец, ранним вечером, Дарси провел Элен к выходу из дома, и они подошли к навесу, под которым он оставил свою машину. Ферма, казалось, опустела. Элен решила, что рабочие, вероятно, живут в поселке Мер и разошлись по своим домам песочного цвета.

Было очень тихо.

Дарси открыл перед ней дверь автомобиля. Вдалеке, за двумя полями, слышались крики грачей, летавших над высокими вязами.

Дарси наклонил голову и поцеловал Элен. Его губы были ласковыми, а кожа мягкой. Сзади к воротнику свитера прилипла маленькая желтая соломинка. Подняв глаза, Элен увидела, что волосы Дарси на солнце точно так же отливают золотом, как и волосы Оливера. Ее вдруг пронзила боль утраты и тоска, они захлестнули ее неожиданно и от этого особенно яростно, Элен чуть не скорчилась от боли.

Но затем боль прошла так же внезапно, как и появилась. Ведь ее целовал не Оливер, а Дарси, они стояли под навесом у каменной стены, солнце освещало желтый лишайник, покрывавший кое-где камень, в воздухе пахло дымом костра…

Дарси оторвался от ее губ.

– Элен! – тихонько прошептал он, и в его голосе зазвучала мольба. – Вы… не сердитесь на меня?

И тут Элен отчетливо разглядела его простое добродушное лицо, бесцветные волосы, падавшие ему на глаза… Теперь в них не было ни малейшего сходства с волосами Оливера.

Ей показалось, что она стоит на распутье, выбирая дорогу. Их окружали тишина и покой. Разве она могла рассердиться на Дарси за то, что он поцеловал се? Он ведь нравился ей, и она хотела быть с ним именно потому, что он никого ей не напоминал. Напоминал ей человека, которого вообще не существовало…

– Нет, – сказала она еле слышно, Дарси пришлось даже наклониться к ней поближе. – Я не сержусь.

И тут же нырнула в машину, чтобы не видеть радости, засквозившей в его глазах.

В тот самый момент, когда Элен садилась в машину Дарси, Том Харт, которому вдруг стало зябко, хотя весенний вечер был довольно теплым, делал в блокноте последние записи, проводя генеральную репетицию спектакля «Как вам это понравится». Актеры столпились на авансцене и, подталкивая друг друга локтями, молчаливо ждали.

Том встал, сиденье резко откинулось, ребята даже вздрогнули от неожиданности. Том задумчиво подошел к сцене и поглядел на стоявших полукругом артистов. На их лицах была написана тревога: они боялись его приговора. Все были уже в костюмах, накрахмаленные нижние юбки Пэнси слегка шелестели.

Наконец Том расплылся в улыбке.

– Вы достойны всяческих похвал. Это было колоссально! Если вы и завтра будете в ударе, все пройдет прекрасно.

Кругом облегченно улыбнулись и зашептались.

– Вы трудились упорно. Благодарю вас, – просто сказал Том.

Это словно послужило сигналом к тому, что можно нарушить молчание.

Оливер подошел к краю сцены и посмотрел вниз.

– Спасибо! – ухмыльнулся он. – Если кто и достоин похвал, то это ты. Ты, конечно, проклятый надсмотрщик, но, пожалуй, ты имеешь на это право.

Стоило Оливеру встрепенуться, и все остальные тоже бросились благодарить Тома.

– Вы пока не очень-то воодушевляйтесь, – осадил их Том. – Важно, что будет завтра.

Он повернулся и взял свою куртку. Том всегда, поставив хороший спектакль, ощущал усталость и опустошение. Ему казалось, что он давным-давно не был дома.

– Пошли, поедим где-нибудь вместе! – окликнула его Пэнси.

– Нет. Я хочу домой.

Том шел по полутемным улицам. На деревьях, которые росли вдоль дороги, зеленели клейкие почки, но он не замечал их. Лицо его было сосредоточенно, на лбу пролегла неглубокая морщинка.

Он сделал все, что мог, но на душе все равно было тревожно.

Но дойдя до двери и вытащив ключ, Том встряхнулся.

«Осталось совсем немного», – подумал он. В таком подвешенном состоянии можно прожить совсем немного…

8

В фойе бурлила толпа. Зрители выходили в открытые двери и болтали, стоя группами на тротуаре. Публика все прибывала. Подойдя к театру, многие с интересом рассматривали фотографии спектакля, вывешенные в витринах. С фотографий на них смотрели Оливер и Пэнси – два тоскующих юноши в камзолах и белых рубашках с расстегнутым воротом, выпущенных поверх бриджей.

– О-очень мило, – сказал кто-то. – Это лорд Оливер, а кто же девушка?

Сидевший в тихом уголке театра Том посмотрел на часы. Двадцать минут восьмого. Еще десять минут. Зрители уже заходили в зал, шелестели программками, хлопали сиденьями и окликали друг друга, здороваясь через несколько рядов.

Том перевел взгляд на тяжелый красный занавес, который висел совершенно неподвижно, совсем не колыхаясь. Пора идти за кулисы, надо пожелать каждому удачи. Но прежде Том успел заметить, что два места в переднем ряду партера, оставленные для критиков, уже заняты. Серьезные английские еженедельники всегда присылали своих корреспондентов на премьеры спектаклей, поставленных силами Оксфордского общества любителей драмы, а на сей раз им было особенно интересно: каждому хотелось посмотреть, как справился с работой сын Грега Харта. Том засунул руки в карманы и посмотрел на критиков в упор. Они учтиво беседовали. Том узнал их обоих. Это были известные люди, и Тому стало приятно, что газеты прислали на его премьеру своих лучших специалистов.

«Ну, вы у меня закачаетесь! – подумал он. – И ты, Грег, тоже! Может быть, это и вшивый студенческий спектакль, самодеятельность, но клянусь, вы такой самодеятельности в жизни не видели!»

Он увидел лорда и леди Монткалм, величественно шествовавших к своим креслам в первом ряду партера. Вокруг суетилась их небольшая свита. Том подошел поздороваться и встретил почти теплый прием.

– Какой же вы отважный человек, что пригласили в спектакль Оливера! – сказала леди Монткалм. – Я не представляю, как вам удалось от него хоть чего-то добиться. Он такой легкомысленный!

– О, я думаю, он вас сегодня удивит.

– И малышка Пэнси, наверное, тоже.

Услышав ее имя, лорд Монткалм слегка покраснел и, поперхнувшись, принялся ослаблять узел на своем черном галстуке.

– Пэнси – настоящая актриса, – сказал Том. – По-моему, у нее большое будущее. Я надеюсь, спектакль вам понравится. А теперь прошу прощения, мне нужно идти.

За кулисами он увидел бледные лица, бледные, даже несмотря на густой грим. Оливер уже приготовился к выходу на сцену и стоял, опустив золотистую голову. Рядом маячило лицо старого Адама, загримированное довольно неубедительно: серо-коричневые морщины, всклокоченный седой парик.

Рабочие сцены в джинсах и майках сновали взад и вперед, в последний раз проверяя, все ли на месте. Поодаль Том увидел Хлою. Она подмигнула ему.

Том подошел к Оливеру и тронул его за плечо.

– Удачи! – пробормотал Том.

Оливер рассеянно кивнул, повторяя про себя первые строки пьесы, неотвязно вертевшиеся у него в мозгу. Он ужасно нервничал, хотя никому бы в этом не признался. Шум, доносившийся из-за опущенного занавеса, казался ему грозным приглушенным ревом.

Убедившись, что все на месте, помощник режиссера и Хлоя ничего не упустили, Том поднялся в гримерные. Пэнси беззаботно играла в «слова» с Анной, актрисой, которая играла Селию. Пэнси выглядела очаровательно в платье елизаветинской эпохи, с осиной талией и пышной юбкой. Высокий кружевной воротник обрамлял ее прелестное лицо. Густой театральный грим лишь подчеркивал совершенство черт и, казалось, еще ярче высвечивал мириады голубых искорок, сверкавших в ее глазах.

– Удачи вам! – сказал Том девушкам.

Он поцеловал Пэнси в лоб, в сотый раз подумав, как же приятно пахнет ее кожа.

– Спасибо, дорогой, – откликнулась Пэнси. – Ну, как, все нормально?

– Да, – Том замер на пороге. – Пэнси! Спасибо тебе за то, что ты… была так сдержанна.

– Не за что!

Прозвенел звонок. Появился один из рабочих сцены.

– Через минуту поднимут занавес.

Том вернулся за кулисы. Сел на скамеечку в пустом углу и замер в ожидании.

Элен и Дарси появились в театре как раз в тот момент, когда прозвенел последний звонок. Дарси задерживался, и Элен была уверена, что спектакль уже начался. Но, преданный своему брату, Дарси был твердо намерен явиться в театр вовремя, и ему это удалось. Они тихонько прошмыгнули на свои места, когда гасили свет, и никто не обратил на них внимания.

Подняли занавес, и прожекторы выхватили из темноты фигуру Оливера. Когда он повернул голову, Элен услышала, что публика тихонько ахнула. Он был прекрасен. Даже Элен, знавшая его лицо не хуже, чем свое собственное, была потрясена.

Он произнес первые фразы размеренно, ритмично:

– Насколько я помню, Адам, дело было так…

Элен еле перевела дух. Пальцы Дарси, вцепившиеся в ее руку так, что Элен стало больно, слегка ослабили свою хватку.

Они откинулись на спинки сиденья, поддаваясь волшебному очарованию пьесы.

Хлоя, которой из-за кулис все было хорошо видно, сразу поняла, что все идет великолепно. Она столько раз видела репетиции, но все равно сегодня ее поразило, что спектакль проходит без сучка без задоринки. Ни одного лишнего движения, ни одной фальшивой интонации.

«Умница, Том Харт, ты умница», – подумала Хлоя.

Том сидел, подперев рукой подбородок, на другом конце от залитой золотистым светом сцены. Вокруг сновали рабочие, актеры ждали своего выхода.

Теперь уже ничто от Тома не зависело.

– Все нормально, – говорил себе Том. – Оливер отлично справляется с ролью. Он вообще-то и за счет фактуры мог бы выехать, но он и играть умеет. Во всяком случае, эта роль ему очень подходит.

Однако через мгновение Том забеспокоился, потому что на сцене впервые появилась Пэнси.

– Ты же можешь! – вертелось у Тома в голове. – Ну, покажи им!

И Пэнси показала!

Стоило ей заговорить, и переполненный зал оказался у нее в руках. Она потрясающе передавала самые тонкие оттенки чувств, хотя в жизни Пэнси особой тонкостью не отличалась. Пэнси в роли Розалинды излучала веселье и едкое остроумие; казалось, Пэнси Уоррен вообще не существовало. Да, она прирожденная актриса!.. Том знал это с самого просмотра, и теперь он торжествующе улыбался. Но, слушая ее журчащий голос, он услышал и кое-что еще. Тишину…

В зале не раздавалось ни шороха, никто не кашлял, не шептался. Никто не шевелился и ни о чем, кроме пьесы, не думал. Том слышал такое молчание только один раз, на премьере в Нью-Йорке, которая была признана лучшей за целое десятилетие.

Значит, вас все-таки проняло, мерзавцы!

Когда в зале зажегся свет и объявили антракт, публика еще мгновение сидела в тишине и лишь затем, толкаясь, ринулась в буфет. Элен и Дарси обменялись улыбками и снова взялись за руки.

– Хорошо, правда? – с тревогой спросил Элен Дарси. – Вы уверены, что все идет, как надо?

– Да. Это очень, очень хороший спектакль. Просто потрясающий. Если бы только они и дальше были на высоте!

Забившись в дальний уголок буфета, они смотрели по сторонам и прислушивались к разговорам. Все говорили только об одном.

– Сын Грега Харта. Импресарио…

– Это лучше, чем в Стрэтфорде…

– Умная постановка, не правда ли?..

– Ну, конечно! А вы знаете, кто она? Дочь Мейсфилда Уоррена. Этого магната…

– Я люблю этот унылый шепот. Пьеса должна быть синтезом света и тени…

– Ах, ради бога! Но скажите, разве они не очаровательны?

Элен поняла, что беспокоиться не о чем.

Спектакль набирал обороты вплоть до последнего, ошеломительного момента.

Пэнси произносила заключительный монолог, стоя в маленьком круге света на темной сцене. Элен позабыла обо всем на свете, напрочь позабыла о том, что волшебная Розалинда – это девушка, живущая на нижнем этаже Фоллиз-Хауса.

– Ответьте на мой поклон, – попросила Пэнси, улыбаясь и медленно обводя глазами зал, – прощальными рукоплесканиями.

Немедленно разразилась буря аплодисментов. Шквал их нарастал всякий раз, когда артисты выходили на сцену кланяться. Пэнси рука об руку с Оливером делала шаг вперед, и овации делались еще оглушительней.

Кто-то крикнул «браво!», и этот возглас подхватил весь театр. Оливер и Пэнси зарделись и явно были приятно ошеломлены. Оливер обнял Пэнси за плечи и поцеловал в щеку, она прижалась к нему.

Оба смеялись, спектакль вдруг остался далеко позади. Они снова стали самими собой.

Наконец аплодисменты стихли. Элен увидела, что в зале опустело только два места – те, на которых сидели лондонские критики. Они незаметно ускользнули, чтобы продиктовать по телефону рецензии, которые должны были появиться в утренних выпусках газет. К выходу никто не бежал.

Когда занавес плотно задернулся, Элен посмотрела на публику, которая медленно двинулась вперед по проходам между креслами, и увидела, что на всех лицах играет улыбка.

«Неплохо, – подумала она. – Совсем неплохо для ерундовой студенческой постановки…»

И улыбнулась вспомнив язвительную фразу Тома.

Позабыв про неприятную сцену, произошедшую во время встречи Нового года, Элен страстно хотела найти Тома и поздравить его.

– Мы должны пройти за кулисы! Мы должны, Дарси!

Дарси ужаснулся.

– Нет! Там все будут вопить и кидаться друг к другу с поцелуями. Вы идите, а я вас подожду.

Элен все еще была заражена той радостью, которую излучала пьеса, и его застенчивость впервые вызвала у нее раздражение.

– А вам не кажется, что Оливер обидится, если вы не подойдете к нему?

– Нет… Да… – у него был такой жалкий вид, что Элен моментально почувствовала к нему сострадание.

– Пошли! – мягко сказала она. – Там будет столько народу, что нас никто не заметит. Мы просто поздравим его и сразу уйдем.

Дарси нерешительно последовал за ней.

На винтовой лестнице, которая вела в гримерные, было много смеющихся, радостных людей. Особенно много почитателей оказалось в комнате Пэнси. Протиснувшись внутрь, Элен и Дарси увидели, что Пэнси буквально утопает в море цветов. Пэнси послала им воздушный поцелуй. Ей передали бокал шампанского – из рук в руки, держа его высоко над головами. Стоявший рядом с Пэнси Оливер откупорил еще одну бутылку. Он поднес бутылку к губам и отпил прямо из горлышка, серебристая пена потекла по его подбородку и пролилась на рубашку. Оливер поперхнулся, рассмеялся, а Пэнси потрепала его по волосам. Элен подумала, что Оливер давно не был таким счастливым.

Они снова производили впечатление идеальной пары.

Дарси, опустив голову, протиснулся сквозь толпу к Оливеру. Он тронул брата за плечо и, поспешно улыбнувшись робкой улыбкой, пробормотал:

– Хорошая работа.

Оливер порывисто протянул к нему руки и, обняв Дарси, воскликнул:

– Эй, посмотрите! Даже мой таинственный братец явился!

Дарси стал пунцовым, но тут все устремили свои взоры к двери. Сквозь толпу пробирался грузный мужчина в безукоризненно сшитом костюме.

– Папа! – закричала Пэнси, перекрикивая шум толпы. – Ну, правда же, у нас здорово получилось?

Мейсфилд Уоррен поцеловал дочку в лоб так нежно, словно это была дорогая фарфоровая вещица.

– Ты была потрясающа, принцесса, – сказал он, и его угрюмое, морщинистое лицо порозовело от гордости. – Просто потрясающа!

Рядом с ним на высоченных, тонюсеньких каблуках стояла, кутаясь в меха, ослепительная блондинка.

– Даже мне понравилось, – хихикнула мачеха Пэнси. – Дорогуша, как ты сумела запомнить так много слов?

Когда Элен оглянулась, она увидела, что Дарси исчез. Он чуть-чуть не столкнулся со своими родителями. Даже тут, в толпе, которая не имела никакого отношения к их миру, графу и графине Монткалм была открыта «зеленая улица». Мейсфилд Уоррен – и тот слегка отодвинулся в сторону.

Однако Элен больше всего хотела увидеть Тома. И наконец это ей удалось: он стоял на лестнице. Том все еще прислушивался к тому, что говорят вокруг, но резкие морщины, появившиеся на его смуглом лице, разгладились. Видно было, что он доволен, хотя на губах его по-прежнему играла ироническая усмешка.

К нему подошли Стефан и Беатрис Спарринг. Лицо Беатрис, обрамленное седеющими волосами, как всегда, выражало озабоченность, но когда она стала поздравлять Тома, оно расплылось в искренней, радостной улыбке. Стефан вел себя более сдержанно.

– Великолепно, – сказал он. – Может быть, вы слишком педалировали эмоции, но на толпу действуют гиперболы. Хорошая работа.

Том слегка улыбнулся.

– Я рад, что вам понравилось.

Долгие недели совместных репетиций ничуть не способствовали улучшению их отношений. За внешней вежливостью по-прежнему мелькала враждебность.

– А где наша прима?

Том указал на гримерную Пэнси. Стефан ринулся вверх по ступенькам, жена еле поспевала за ним. Сегодня вечером он выглядел очень юным в ярко-голубой рубашке с расстегнутым воротом и шелковистой челкой на лбу, совсем как у мальчика. Он был намного моложе Беатрис.

Том снова остался один, и Элен не стала больше ждать.

Она подбежала к нему, взяла за руку и, встав на цыпочки, поцеловала его в уголок лукавого, тонкогубого рта. Он вздрогнул от удивления, а потом крепко прижал ее к себе. Элен показалось, что ироническая маска спала с его лица, и на нем отразилось искреннее удовольствие.

– Ну?

Он не говорил, а шептал. Он спрашивал ее о чем-то очень личном… тут, в толпе… Она вдруг страшно застеснялась и не могла ничего придумать. А затем ответила, сделав вид, будто он спросил ее про спектакль:

– Ты и сам знаешь, что здорово.

– А… О да, я и сам знаю, – Том слегка поцеловал ее, как старого доброго друга. Он убрал руку с плеча Элен, и ей стало холодно. – Но все эти восторги несколько преждевременны, надо еще посмотреть, какие будут рецензии. И будет ли полный зал до конца сезона?

– Ну, я уверена, что об этом беспокоиться нечего!

По лестнице поднимались люди, и Том с Элен оказались прижатыми к стене. Том выставил руку, загораживая Элен, он был безукоризненно вежлив. В его манерах вновь появилась обычная холодность. Элен поняла, что она упустила момент и не смогла извиниться перед ним за инцидент во время встречи Нового года. И теперь ей этого не сделать никогда. Но как же глупо! Почему она не может сказать «извини»?

Элен снова раскрыла рот, заставляя себя произнести:

– Мне очень жаль. Жаль, что я ударила тебя, как разобиженная девица викторианской эпохи. Но ведь это случилось в такой неподходящий момент, Том! Я только-только рассталась с Оливером…

Однако тут ее внимания потребовал другой человек. Дарси. Ему было жарко, он чувствовал себя ужасно неуютно.

– Элен, мне надо идти. Тут слишком много людей. Если вы хотите остаться, давайте я попрошу кого-нибудь проводить вас домой.

– Привет, Дарси! – кивнул ему Том.

А затем прислонился к стене и, скрестив руки на груди, принялся наблюдать за Элен и Дарси.

– Я уверен, что Том не откажется, – с надеждой предположил Дарси.

– Дарси, – поспешила вмешаться Элен – я и сама могу пройти несколько сот ярдов!

Ее переполняла признательность за его старомодную и весьма необычную в наше время заботу. Но к признательности примешивалось и легкое раздражение. Была в Дарси и какая-то педантичность.

– И потом, – торопливо прибавила она – я тоже готова уйти. До свидания, Том!

Она повернулась и чуть не побежала. Дарси был немного удивлен, но последовал за ней с облегчением. Том минуту постоял, глядя в пустоту, а затем отправился наверх, чтобы выпить шампанского с воодушевленными артистами.

Дарси и Элен стояли на мосту Фолли. Весенний ночной воздух был прохладным и благоуханным, в тишине слышалось журчание воды. Элен перегнулась через парапет. У моста вода пенилась. Фоллиз-Хаус был погружен в полную темноту. Все еще были в театре. Элен прислушивалась к журчанию воды, стараясь прогнать свое странное раздражение.