Текст книги "Год любви"

Часть шестая
ЛЕТО

15

Они поехали в старый ресторанчик в поселке Котсвулд, куда Оливер однажды возил Элен перекусить. Она увидела вывеску, на которой была нарисована шелковица, и сразу все живо вспомнила.

В скромном зале было много посетителей, но Тому все же удалось получить столик. Хлоя с сомнением поглядела на тяжелую дубовую мебель, на темные стены и пожилых посетителей.

– И это любимый ресторан Оливера?

Том улыбнулся, посмотрев на нее при пламени свечи.

– Один из его любимых ресторанов. Ты только взгляни на список вин!

Они вместе склонились над списком и тут же нашли общий язык.

– М-м… Да! Я понимаю! Умный парень. Том решительно заявил:

– Выбирать нам вообще-то не приходится. Мы должны заказать «Краг». Оливер любил это шампанское. А потом – бургундское. «Жеври-Шамбертен».

«„Кло Сен-Жак", – вспомнила Элен. – Не самое изысканное, но лучше тут все равно не найти».

Голос Оливера звучал так явственно, словно он сидел сейчас рядом. Она откинулась на спинку стула и обвела взглядом друзей. Хлоя была в розовой гофрированной кофточке, с декольте, ее великолепные рыжие волосы были убраны назад и заколоты гребнем. В ушах яркие длинные серьги из того же набора, что и гребень. Пэнси надела неброскую, но очень дорогую шелковую маечку. Даже самый яркий василек не мог сравниться с ее васильково-синими глазами. Рядом с Пэнси сидел Том. На него Элен даже смотреть не нужно было, она и так его чувствовала, словно он был частью ее собственного тела. Наполняя бокал Элен, Том дотронулся до ее руки, и Пэнси с Хлоей заметили, что они невольно улыбнулись. Лица их сияли от счастья, так что любые объяснения выглядели бы занудством.

Хлоя с Пэнси радостно ухватились за мысль по-своему попрощаться с Оливером. Для них – всех без исключения – похороны были чисто ритуальным действом. Теперь, собравшись за столом и ощущая, как пузырьки шампанского, так часто служившего Оливеру своеобразным топливом, которым он заправлялся на ночь глядя, покалывают язык, они гораздо острее переживали утрату друга. Но, несмотря на грусть, они не чувствовали себя несчастными. Они сплотились, стали как бы единой семьей.

Они говорили о прошедшем годе, который прожили вместе, и о том, что теперь у каждого из них свой, отдельный путь.

Пэнси веселила их, потешаясь над своей ролью кинозвезды. Она здорово наловчилась при этом пародировать акцент Скота Скотни, который упорно старался говорить именно так, как принято в его родном Глазго.

– Ты многого добьешься, крошка, но для этого нужно упорно трудиться и держаться за меня.

Том накрыл ее руки своей ладонью.

– Пэнси, дорогая, ты прирожденная комедиантка. Может, ты когда-нибудь приедешь ко мне в Нью-Йорк, и я тебе дам еще одну роль?

– Ну, конечно, если мы с тобой столкуемся, – Пэнси насмешливо сузила глаза.

– Ты это сделаешь не только в память о прошлом?

– Нет, конечно! Ты меня за кого держишь, за дилетантку?

Элен смеялась вместе со всеми, но говорила мало. Она просто наслаждалась этим вечером, когда все ощущали такую душевную близость, от шампанского по ее телу разливалось приятное тепло, она не думала о том, что будет завтра. Многое еще оставалось невыясненным… Элен представляла себе, как смутит ее мать известие о том, что прежняя помолвка расстроилась, но Элен тут же обручилась с другим молодым человеком. При мысли об этом лицо Элен невольно озарилось улыбкой. Ее будущее тоже пока оставалось в тумане. У Элен не было никакого желания быть просто придатком Тома, неважно где – в Нью-Йорке или еще где-нибудь. Но сегодня она не желала размышлять на эти темы. Оказавшись после необычайно бурного дня в окружении дорогих лиц, она не хотела задавать вопросов.

– Ну, а ты, Хлоя, что будешь делать? – спросил Том.

Трения, которые были между ними даже, несмотря на успех совместной работы, теперь канули в прошлое. Хлоя подняла свой бокал и по очереди встретилась глазами с каждым.

– О, мне предстоит долгое трудное лето, я буду писать тексты для каких-нибудь рекламных агентств. А потом, в октябре… – Хлоя заговорщически улыбнулась, – я приеду в Оксфорд. Представляете, мне ничего так не хочется, как учиться в Оксфорде! Мне кажется, я наконец нашла работу по душе. Теперь. Элен, когда Том увозит тебя отсюда куда глаза глядят, я буду играть в Оксфорде твою роль.

Хлоя говорила, а Элен с Томом повернулись друг к другу, и их пальцы встретились под белой скатертью. Окружающие тоже воспринимали их как единое целое, а раз так, то не нужно было тратить лишних слов.

Хлоя рассмеялась.

– Я с головой уйду в учебу, потом получу диплом с отличием и останусь здесь, буду старой девой, постепенно старея, начну чудить и публиковать в ученых, серьезных журналах ужасно умные статьи. Ищите мои работы в «Ноут энд Куэрис», договорились?

Они посмотрели на экзотическую красавицу Хлою, чем-то напоминавшую великолепную тигрицу, и нарисованная ею картина показалась им такой нелепой, что все снова расхохотались.

Когда подали еду, все обнаружили, что умирают от голода. Дичи не было, поэтому они взяли в качестве ближайшего ее заменителя слегка зажаренную, нежную говядину, на гарнир заказали без всяких затей летние овощи. Вкусное, благородное бургундское вино горячило кровь. Когда принесли вторую бутылку, Элен вспомнила, как однажды Оливер пошутил насчет того, что ланч с одной бутылкой вина для него – это уже далекое прошлое, и как потом он поцеловал ее и на его губах ощущался привкус бургундского…

«Прощай! – простилась она с ним в душе. – Прощай!»

После мяса подали летний пудинг, политый малиновым соком, никто из друзей его в этом году еще не пробовал.

– Как прекрасно! – вздохнула Пэнси, доедая последнюю ложку.

Позднее, смакуя бренди, именно Пэнси сказала вслух то, что было на уме у каждого:

– Как бы Нол был рад! Только он непременно начал бы настаивать: «Ну, возьмем еще хоть одну бутылочку!»

Она обвела глазами стол, словно пытаясь понять, можно ли поместить за ним еще один стул.

– Мне кажется, он сидит сейчас с нами. Сегодня у могилы я не могла о нем думать. А сейчас мне кажется, что он здесь. Сидит, откинувшись на спинку стула и смотрит сквозь поднятый бокал на пламя свечи.

Ее мелодичный голосок охрип и был еле слышен, но они все равно услышали и запомнили каждое слово.

Пэнси слегка опьянела, и ее броня немного ослабла, они ее такой еще не видели.

– Уметь себя прощать очень сложно, правда? Нол этого не умел. Он не мог делать себе поблажек. Даже забавно: внешне он казался таким неуязвимым, а на самом деле был удивительно хрупким, я никого чувствительнее его не знала.

«Хрупким, – подумала Элен. – Да, что верно – то верно. Его мир зиждился на слишком хрупкой реальности, а он еще больше искажал ее алкоголем и наркотиками».

– Как вы думаете, он хотел умереть? – прошептала Пэнси.

Том поежился.

– Ну, может быть, только пару раз, когда ему было особенно худо. Но не тогда, когда это случилось. Тогда он был полон жизни. Это самая настоящая злая судьба.

Голос Тома прервался, Элен потянулась к нему и взяла его за руку. Они посидели в тишине, думая об Оливере и пустоте, которая осталась после его ухода.

– Выпьем за него, – сказала Пэнси и одним медленным глотком осушила свою рюмку. Сидя тесным кругом при свете свечи, они все выпили за Оливера. – Пока мы с вами будем вот так встречаться, он будет с нами. Мы ведь еще встретимся, да?

– Да, – ответили ей друзья. – Так или иначе наша встреча непременно состоится.

– Я хочу предложить еще один тост, – заявила Пэнси. – За вас двоих.

Элен и Том торопливо обменялись заговорщическими взглядами, которыми всегда обмениваются влюбленные.

– А как же Дарси? – тихо спросила Хлоя. Сегодня вечером они так сблизились, что им уже не нужно было обходить некоторые темы тактичным молчанием.

– Я думаю, с Дарси все будет в порядке. Понимаешь, мы с ним не подходим друг другу. Я пыталась поверить, что мы подходим, еще там, в Венеции, пыталась, но это была неправда.

Пэнси снова заговорила:

– Сегодня днем я внимательно следила за ним. Я думаю, раньше Оливер всегда заслонял его. Дарси, конечно, будет горевать о нем, но при этом он повзрослеет.

«Надеюсь, что ты права, – подумала Элен. – Если когда-нибудь в нашей компании появится пятый человек, я бы хотела, чтобы это был Дарси».

Вечер закончился.

Они тихо смотрели, как за окном автомобиля мелькают оксфордские просторы, но это было спокойное, а не печальное молчание.

В последний раз вернувшись в Фоллиз-Хаус, они спустились по ступенькам моста, отвернувшись от бурной реки.

Хоббс уже отвез объемистый багаж Пэнси в Лондон. Хлоины книги были перевязаны веревочкой и ждали в полутемном коридоре прихода носильщика.

Элен нерешительно замерла у подножия лестницы. Все понимали, что настало время расставаться, но пытались оттянуть эту минуту.

Молчание нарушила Пэнси. Она торопливо чмокнула Элен в щеку.

– Au revoir, – сказала она и поднялась на галерею.

Ее светлые волосы какое-то время белели в темноте, а там, где она проходила, оставался аромат летнего сада. Хлоя повернулась к Элен и Тому и молча обняла их.

Элен хотелось сказать:

«Подожди! Не уходи еще немножко!»

Но рядом стоял Том, и она знала, что больше всего на свете ей хочется снова остаться с ним наедине.

Ушедший год промелькнул в ее памяти, и на мгновение она почувствовала связь с собой прежней.

«Неужели я та же самая Элен? – спросила себя Элен и ответила. – Нет».

За год, прожитый в Фоллиз-Хаусе, она изменилась до неузнаваемости и обрела Тома. Ее пальцы благодарно сжали его руку.

Наступила пора покинуть Фоллиз-Хаус и Оксфорд, и Элен была к этому готова. А вот Пэнси и Хлою она не оставляла, потому что была уверена: они всегда будут с ней.

Элен широко улыбнулась и так сильно стиснула Хлою в объятиях, что они обе чуть не задохнулись.

– Не надо слишком много работать, – приказала она Хлое. – Помнишь, как говорится, «за упорным ученьем не забудь про развлеченья»?

– О, не волнуйся! – засмеялась гортанным смехом Хлоя. – Я думаю, мне это не грозит. Я слишком люблю развлечения. Но надеюсь, что в конце мне тоже повезет, как и тебе!

Они не стали прощаться. Хлоя послала им воздушный поцелуй, перегнувшись через резные перила, и тишина вновь окутала их своим покрывалом.

Элен слегка содрогнулась и сказала:

– Теперь мой дом не здесь. Том, я живу теперь с тобой, да?

Том засмеялся.

– Только попробуй пожить где-нибудь еще! Пошли. Я хочу, чтобы мы снова остались вдвоем.

Уютная анонимность маленького домика, который снимал Том, была им очень по душе.

«Мне неважно, где мы с ним будем, – поняла Элен. – Мой дом там, где живет Том… вот как сейчас… главное – это быть с ним, разливать чай в две чашки с полосками…»

Она вновь испытала восторг освобождения, и он был вдвойне сладостен, потому что теперь она не чувствовала себя одинокой.

«Мы можем поехать куда угодно, – думала Элен. – Нам любое дело по плечу!.. А вот Монткалм раздавил бы меня, так мне в нем было тяжело».

Том почувствовал на себе ее взгляд и поднял глаза, его смуглое лицо неожиданно посерьезнело.

– Ты не раскаиваешься?

– Ни капельки!

– А у тебя нет ощущения, что ты расстаешься слишком со многим? Помнишь, как мы с тобой однажды встретились на аллее Эддисона? Ты сказала, что прощаешься с Оксфордом, и у тебя был такой печальный и такой мужественный вид, что я готов был отдать все на свете, лишь бы это изменилось. Может быть, именно тогда я, сам того не подозревая, и влюбился в тебя?

– Нет, ты тогда думал о Пэнси, – весело откликнулась Элен. – Но для меня это все неважно, главное – быть с тобой. А здесь я сделала все, что мне хотелось сделать. Мне столько всего хочется повидать, но без тебя это все не в радость.

– Спасибо, – просто сказал Том. – Обещаю тебе, что мы везде побываем вместе, – он подошел к ней и прижался щекой к ее голове. – Как хорошо, что ты больше не живешь в Фоллиз-Хаусе! – пробормотал Том. – Пока ты была там, я постоянно боялся тебя потерять. Не так, как Оливера, да и дурное влияние Розы на тебя не распространялось, но я все равно чего-то боялся.

– Дурное влияние Розы? – удивленно переспросила Элен.

– А ты не знала? – ласково сказал Том. – Это ведь Роза снабжала его кокаином и другими наркотиками, которыми она приторговывает. Вот почему она имела на него такое влияние. И на него, и на твою несчастную подружку Франс Пейдж, которая не выдала Розу, осталась ей верна, хотя старая ведьма этого не заслуживала.

Элен снова припала головой к его надежному плечу. Она вдруг явственно увидела грязную, неприбранную кухню, где Роза, словно паук, ткала свою гибельную паутину, и вся эта маленькая история стала ей ясна, как божий день.

– Нет, – робко произнесла она. – Я ничего этого не знала. Мне просто было ее жалко.

Том обнял Элен еще крепче.

– Не меняйся! – пылко воскликнул он. – Никогда не меняйся!

– Надеюсь, что я не изменюсь, – пробормотала Элен, говоря больше сама с собой. – Не изменюсь, если у нас с тобой все будет, как сейчас. Если мы с тобой будем счастливы… Том! Пойдем в постель. Прямо сейчас! Ты мне так нужен!

Он почти грубо схватил ее и понес в спальню.

Элен стояла у большого окна и глядела на улицу, все еще не веря своим глазам. Нью-йоркские небоскребы оказались точно такими, как на открытках, виденных-перевиденных тысячу раз, но ни одна из этих открыток не могла передать того великолепия, которое предстало сейчас перед ней. Солнце ослепительно сияло и переливалось на стеклах, здания отбрасывали четкие тени, кварталы домов уходили вдаль и манили Элен.

– Удивительно, как я быстро все это полюбила! – сказала она когда-то Тому. – Почему ты мне не говорил, что тут так красиво?

– А ты бы мне разве поверила? Нью-Йорк можно или полюбить или возненавидеть люто. Слава богу, ты полюбила. Надо же! – поддразнил он ее. – Ты святее самого Папы: любишь Нью-Йорк больше, чем коренные жители.

Это была правда. Энергия, бурлившая в этом городе, придавала Элен гораздо больше жизненных сил, чем томная Венеция. И при этом не меньше возбуждала чувственность. Они жадно изучали друг друга, и неуемная энергия, которую излучал этот город, придавал Элен сил. Она никогда еще не была такой уверенной и сильной и теперь понимала, почему Том вел себя в Оксфорде как сторонний наблюдатель и смотрел на все отстраненно и иронически. Теперь ничего этого не было и в помине, Том с головой ушел в работу. Элен думала, что если бы она не увидела Тома здесь, в его родном городе, она никогда не смогла бы понять его по-настоящему и не полюбила бы так, как любила сейчас.

Целый месяц отделял их от того вечера под шелковицей, когда они по-своему прощались с Оливером.

Боль в душе Элен еще не стихла, но все уже начало затягиваться патиной, и дело тут было не только в том, что прошел месяц и их отделял от Англии Атлантический океан. Здесь была другая жизнь. Жизнь с Томом в Нью-Йорке.

Элен зябко поежилась. Она еще не привыкла к такому полному, безграничному счастью. Она тревожно прислушалась, наклонив голову набок, к тишине, царившей в квартире, потом услышала всплеск душа. И пение моющегося Тома.

Элен улыбнулась, пройдя по большому, светлому помещению и посмотрев в окно, выходившее на юг, на высотные здания банков, располагавшиеся в деловом районе города. Высунувшись из окна и поглядев вниз, она могла увидеть тихую улочку, на которой находился дом, где обитал Том.

– Грин-стрит, Сохо, Нью-Йорк, – повторяла про себя Элен. – Я здесь. И я могу оставаться здесь с Томом вечно.

Высоко над их постелью висела на стене маленькая картина с полевыми цветами на фоне бирюзового моря. Казалось, она висела здесь вечно.

Том вышел из-под душа в купальном халате, он усердно вытирал волосы полотенцем, пока они не встали торчком, как у какого-нибудь панка.

– Хочешь поехать позавтракать в «Маркет Дайнер»?

Элен любила шумные ресторанчики Нижнего Вест-Сайда, где постоянно менялось меню.

– Я приготовила кофе. Давай лучше останемся дома.

Том повесил полотенце на шею и потянулся к Элен.

– М-м… Тогда возьмем кофе и уляжемся обратно в постель.

Сзади, в прихожей, послышался шум: что-то опускали в почтовый ящик. Элен отстранилась от Тома.

– Почту принесли, – сказала она.

– У нас говорят «доставили», – радостно поправил ее Том. Он вышел и вернулся, торопливо просматривая конверты. Выудил из стопки квадратный белый конверт и протянул его Элен.

– Одно письмо для тебя. Из Оксфорда.

Элен так и села.

Слова Тома мигом все вернули назад. Целую неделю все вокруг было черно-белым, а перед глазами пестрели бесчисленные исписанные листы. А потом, когда все кончилось, она вышла и угодила Тому в объятия… Сейчас он присел рядом с ней на корточки и протянул письмо.

– Открой-ка.

Элен неуклюже надорвала конверт негнущимися пальцами и достала белую карточку с гербом университета. Какой-то клерк написал небрежным, нечетким почерком два слова:

«Первая категория».

Элен выронила карточку и ткнулась лбом в плечо Тома. Она видела, что он напряженно ждет, и заливисто рассмеялась.

– Ура! Я закончила с отличием!

– Молодчина! – Элен никогда еще не видела, чтобы Том был так доволен. Он схватил ее за руки и принялся вальсировать с ней по полу, пока она не начала ловить ртом воздух.

– Моя умница! Моя красавица, умница, отличница, но совсем не «синий чулок»! Это нужно как следует отпраздновать! Черт, но куда мы можем пойти в девять часов утра?.. Знаю, мы выпьем шампанского! Сейчас достану из холодильника…

– Погоди, – попросила Элен.

– Погодить? Но почему? – Том схватил телефонную трубку. – Позвони Грегу. Он опять в тебя влюбится. Или нет, позвони сначала своей маме. Рут захочет устроить в твою честь банкет. «Знакомьтесь, это невеста моего сына, университетский преподаватель». Представляешь?

Они рассмеялись, словно дети, неожиданно получившие гостинец.

– Погоди, – Элен потерлась щекой о его щеку. – Я пока не хочу делить эту радость ни с кем. Ни с кем, кроме тебя. Давай отпразднуем это, позавтракав вместе на солнышке.

Элен поставила у окна маленький столик, Том придвинул к нему два низеньких стула. Он налил Элен кофе и протянул ей чашку. Дотронувшись пальцами, они переглянулись и блаженно откинулись на спинки стульев, понимая, что могут проводить вместе столько времени, сколько захотят.

Элен посмотрела на вид, открывавшийся из окна. Большая белая яхта медленно плыла по Гудзону.

– Мы должны разделить эту радость еще кое с кем, – тихо произнесла она. – Я ведь смогла закончить учебу благодаря Оливеру.

Том глядел на ее профиль – она стояла против света – и ждал. Он почувствовал небольшой укол ревности и замер, стараясь подавить ее.

– Помнишь, как я чуть было не уехала из Оксфорда? Из-за денег?

Элен обвела взглядом комнату, посмотрела на белые стены, потом на картины, висевшие высоко под потолком, и на мебель, которой здесь было совсем немного. Ей было важно не дать ускользнуть воспоминаниям о своей маленькой обители в Фоллиз-Хаусе и о родном городе, ведь новые впечатления могли заслонить их.

– Оливер каким-то образом обнаружил номер моего банковского счета. Он положил на мое имя семьсот пятьдесят фунтов. А это означало, что и мама с Грэхемом, и я можем какое-то время жить спокойно, – Элен беспомощно развела руками. – Но он не позволял мне говорить об этом.

Она умолкла, думая об Оливере и о своей дружбе с ним, странной, невероятной. Но они были друзьями!

– Я к нему очень хорошо относилась, – сказала Элен, в основном, обращаясь к самой себе.

Том ничего не ответил. Он очень медленно наклонился вперед и поставил чашку на стол, потом уставился невидящим взором на реку, поблескивавшую между серыми и коричневыми домами. Вместо них он мысленно видел голые деревья на аллее Эдисона, зубцы башни Магдалины. Он чувствовал под рукой хрупкие плечики Элен и видел, как она решительно поднимает голову. Она не поддалась мгновенному порыву, не попросила о помощи. Он хотел, чтобы она это сделала, но она предпочла сражаться в одиночку, гордость не позволяла ей просить.

Том вспомнил, как он пошел тогда в Фоллиз-Хаус и глядел на тяжелую дверь, пока Элен, наконец, вновь не появилась на пороге, запахивая поплотнее свое пальто, потому что дул резкий ветер. Когда он поднимался на верхний этаж, заходил в незапертую комнату Элен и переписывал номер ее чековой книжки, лежавшей на столе, он постоянно чувствовал спертый запах, стоявший в пыльном помещении.

Он положил деньги на ее счет и поставил какую-то неразборчивую подпись.

Вспомнив про это, Том подумал об Оливере. Обаятельный и безрассудный. Щедрый и невнимательный. Он действовал, подчиняясь мгновенному импульсу, и никогда не строил никаких планов. Том снова увидел его лицо, отчетливо, словно профиль, вычеканенный на монете. На мгновение Том почувствовал на своих плечах свинцовую тяжесть, и перед его взором появились сутулые плечи Дарси, согнувшиеся под тем же самым грузом.

Том быстро встал со стула и опустился на колени возле Элен. Он уткнулся в складки ее платья, чтобы больше ничего не видеть. Элен улыбнулась, лицо ее озарило счастье, и она потрепала его волосы.

«Не нужно ей ничего знать, – решил Том. – Пусть у нее останется это воспоминание о ее друге».

Это было последнее, что Том мог для него сделать.

– Я люблю тебя, Том, – сказала Элен.

Он торопливо кивнул, и ревность, которую он ощутил к мертвому другу, улетучилась, как улетучивается туман под лучами солнца.

Он все еще многого не знал об Элен, и ему доставляло удовольствие каждый день открывать в ней что-то новое и влюбляться в нее еще больше. Но он был уверен, как уверен в своем собственном чувстве, что слепая любовь Элен к Оливеру давно прошла. Теперь их воспоминания об Оливере были тесно связаны между собой, их симпатия и любовь выглядели по-разному, но они разделяли чувства друг друга и дорожили ими.

Мортиморы больше не представляли угрозы для Тома. Он, конечно, чуть было не уступил Элен Дарси, у которого есть и титул, и акры земли, и бесценные сокровища, но все же ему удалось вовремя ее отвоевать.

Элен предпочла его, повернулась спиной ко всему этому английскому великолепию и приехала сюда с ним, сюда, домой…

– Ты счастлива? – прошептал Том, прижимаясь лицом к ее платью.

Когда она посмотрела на него, ее лицо сказало ему больше, чем любые слова.

– Ты же знаешь, что да.

Том потянулся к ней и привлек к себе, так что их губы встретились.

Когда он заговорил вновь, голос его звучал беспечно и поддразнивающе. Они оба знали, что наконец-то Фоллиз-Хаус и все, что там произошло, отступит назад, став их общим прошлым.

Том улыбнулся Элен.

– Итак, умница, что мы будем сейчас делать?

– Сейчас? Сию секунду? А ты что думаешь?

– Я имел в виду – после.

Медленно, словно эта мысль только что пришла ей в голову, Элен сказала:

– Мне бы хотелось немного позаниматься. Это очень скучно звучит, да?

– Ничуть. Именно этим ты и должна заняться. А где еще учиться, как не здесь? Американские университеты самые лучшие в мире.

– Ты мог бы мне этого и не говорить. Разве ты забыл, что я люблю Нью-Йорк больше, чем его коренные жители?

Том посмотрел на Элен, на стройную, похожую на цыганочку девушку, сидевшую в его опрятной квартире с белыми стенами. Как пусто станет здесь, если она уйдет! Он подумал о городских театрах, о пыльной сцене и тесных репетиционных помещениях, подумал о роскошной квартире Грега Харта… Это был его мир, он хотел быть здесь. Но только с Элен!

И она безоговорочно покинула прохладный золотисто-зеленый Оксфорд, приехав сюда с ним. Сердце Элен было раскрыто навстречу его родному городу.

– Спасибо тебе, – тихо произнес Том, – за то, что ты приехала сюда со мной.

– Мне все равно, где жить, – откликнулась она, – лишь бы с тобой. Но если бы мне пришлось выбирать… – Элен замялась и увидела по лицу Тома, что он готов поехать, куда она захочет, – я бы предпочла остаться здесь.

Том крепко прижал ее к себе.

– Может быть, ты тогда выйдешь за меня замуж? Прямо сейчас и без всякого рубина?

– Да, – ответила она ему. – Да, я согласна.

Они повернулись спиной к окну, и над их головами, оттуда, где висела на стене маленькая картина, вдруг запахло цветами и повеяло свежим, соленым, привольным вкусом моря.