Текст книги "Тайные общества русских революционеров"

Ткачев, Петр Никитич (1844–1885)

Этот идеолог народничества и активной революционной борьбы, социолог и публицист, общественный деятель был сыном архитектора (сотрудника Карло Росси), получил образование сначала в гимназии, затем на юридическом факультете Петербургского университета. Заканчивал он его уже в Петропавловской, а затем Кронштадтской крепостях, куда был заключен за участие в студенческих волнениях.

Он экстерном окончил университет и защитил кандидатскую диссертацию по юриспруденции, находясь под полицейским надзором; его публицистические статьи нередко запрещались цензурой, а журналы, где он сотрудничал, закрывались. В 1873 году Ткачев эмигрировал в Англию. За границей он как журналист занимался социологией, политэкономией, теорией революции («Анархия мысли», «Революция и государство», «Народ и революция», «Анархическое государство», «Кладези мудрости российских философов»). Он стремился быть реалистом, учитывать условия действительности и решать насущные практические задачи. Исходил из коммунистическо-анархических идеалов и стремления построить общество социальной справедливости, содействующее освобождению и всестороннему развитию личности.

Как мыслитель, Ткачев отличался более честностью, откровенностью, преданностью революционной идее, чем обстоятельностью разработок философских, научных и религиозных проблем. Он полагал, например, что философия – «наука столь же самостоятельная, как… наука логики, наука психологии и другие науки». Она отвечает потребности человека к размышлению и обобщению, является продуктом «мыслительного процесса… настолько же рокового и неизбежного, как и процесс пищеварения». Впрочем, уточнял он, философия в отличие от физиологического процесса вовсе не подчиняется роковой неизбежности. Человек может перерабатывать свои впечатления «в абстрактно-фантастические представления», в какие-то частные выводы или же «в строго научные обобщения». Оперируя «относительно общими понятиями», философия может подвести их под «одно высшее, всеобщее, всеобъемлющее понятие», но только «путем опять-таки строго научных обобщений».

Что же тут подразумевается под научностью (кроме того, что это нечто хорошее, точное, полезное, вполне отражающее реальность)? И почему строго научные обобщения становятся принадлежностью философии, а не самой науки? Или имеется в виду научный метод в приложении к проблемам философии? Тогда что это за проблемы и есть ли у философии собственный метод?.. Вопросы возникают из-за неряшливости формулировок автора.

Иное дело, когда он переходил к обсуждению проблем, связанных с социальной революцией. Общественные процессы он делил на две группы: мирный прогресс (эволюция) и революция. В первом задействовано большинство населения; он проходит «тихо, медленно, плавно». Второй свершается «быстро, бурно, беспорядочно, носит на себе характер урагана». Революцию делает меньшинство.

Сразу возникает вопрос о справедливости и законности: меньшинство сознательно устраивает социальную катастрофу. Не преступление ли это? По Ткачеву, это тоже естественный процесс (добавим: ведь и в природе не всегда тишь да гладь!). Меньшинство просто исполняют неосознанную волю и желание большинства. Народ недоволен существующим устройством, потому что вынужден «из века в век поить своей кровью, кормить своим телом праздное поколение тунеядцев». Он всегда может и хочет сделать революцию, но «в нем забита всякая внутренняя инициатива»; он тянет свою лямку, неспособен выйти из накатанной колеи; «у него не хватает духа» и самосознания.

Революционно настроенная часть не может дожидаться, пока большинство само осознает свои потребности. Она старается довести глухое народное недовольство до взрыва, дает внешний толчок, служит запалом, после которого вспыхивает и грохочет революция.

С подобными логичными рассуждениями трудно не согласиться. Бытуют, конечно, наивные убеждения, будто победоносную революцию может совершить кучка бунтовщиков (скажем, большевиков).

В том-то и дело, что вспышки мятежей, восстаний угасают или подавляются, если большинство, народ не созрел для восприятия идеи насильственного переустройства общества. Революция побеждает и укрепляет свои завоевания только в том случае, если кучка «подстрекателей» находит отклик в народе, становится сознательным выразителем его неосознанных стремлений. Ткачев призывал «возбуждать в обществе чувства недовольства и озлобления существующим порядком, а также вести активную агитационную работу и создавать искусственно революционную ситуацию, если она не складывается естественно».

Какие же идеалы видел впереди Ткачев? Он отвергал «буржуазный прогресс», который погубит русскую общину (как это произошло на Западе). Для России общественный идеал традиционен: «Самоуправляющаяся община, подчинение лица миру (личности, обществу. – Р. Б.); право частного пользования, но отнюдь не частного владения землей; круговая порука, братская солидарность всех членов общины». В таких воззрениях заложены зерна коммунистической идеологии.

Казалось бы, столь последовательный революционер должен ратовать за так называемый классовый подход к наукам, если не к естественным, то уж по крайней мере к общественным. Тем более что целый ряд авторитетных ученых и философов высказывались в таком же смысле. Однако Ткачев называл подобное отношение догматическим, недопустимым, рассматривающим объекты сквозь призму «приятного и неприятного», «желательного и нежелательного», «дурного и хорошего».

В этом, безусловно, есть свой резон. Объективность исследований – первое требование научности. Беда только в том, что слишком часто ученые либо бессознательно, либо выполняя «социальный заказ» или оплачиваемую работу, проводят исследования предвзято, подгоняя результаты под заранее готовый ответ. В подобных случаях видимость объективности вводит в заблуждение, обманывает. Поэтому явная субъективность, возможно, предпочтительней, чем скрытая под видом объективности.

Плеханов, Георгий Валентинович (1856–1918)

Был он не только одним из идеологов революционного движения в России, но и активным деятелем, а также социологом, философом-материалистом, публицистом. Родился и воспитывался в дворянской семье в Тамбовской губернии.

Окончив Воронежскую военную гимназию, в 1874 году поступил в Петербургский горный институт. Проучился здесь лишь два года, перейдя к революционной деятельности – сначала в кружке бакунинцев, а затем в тайном народническом обществе «Земля и воля». Не признавая основной ставки на террор, вышел из него, порвал с «Народной волей», став лидером группы «Черный передел». Его дважды арестовывали, вынудив эмигрировать в 1880 году. Он пропагандировал марксизм и возглавил группу «Освобождение труда». Обладая широкой эрудицией, стал самым талантливым «культиватором» идей Маркса и Энгельса на русской почве.

Его политическая деятельность делится на три основных этапа. С 1876-го по 1883 год – он народник. Затем, после основания группы «Освобождение труда» до 1903 года выступал как один из вождей русской революционной социал-демократии и ее теоретик. После Второго съезда РСДРП перешел в лагерь меньшевиков, а с начала мировой империалистической войны стал на сторону социал-оборончества. После Февральской революции, вернувшись из 37-летней эмиграции на родину, Плеханов выступил против ленинского курса на вооруженный переворот.

Плеханова после его выступления на демонстрации народников и рабочих на площади перед Казанским собором 6 декабря 1876 года усиленно разыскивала полиция. Он вынужден был перейти на нелегальное положение, став профессиональным революционером. В начале 1877 года ему пришлось временно скрыться за границу, где он познакомился с русскими эмигрантами, в частности, с П.Л. Лавровым. Но уже летом того же года Плеханов нелегально возвращается в Россию.

Когда народники попытались организовывать поселение в Саратовской губернии, он поехал туда, желая устроиться сельским учителем и вести пропаганду. Однако устроиться на работу ему не удалось. Несколько месяцев он прожил в Саратове, ведя пропаганду среди учащейся молодежи и рабочих. Случайный кратковременный арест заставляет его срочно уехать в Петербург.

В столице он активно участвует в организации стачек, пишет прокламации, которые распространяются на многих фабриках и заводах. За прогулы его отчислили из Горного института (в советское время получившего его имя). Летом 1878 года Плеханов вновь идет в народ – подымать донское казачество. Первые встречи с казаками его вдохновили на воззвание: «Славному войску казацкому – донскому, уральскому, кубанскому, терскому…» Он хотел отпечатать текст в петербургской типографии «Земли и воли» и вернуться на Дон.

Но его тайная организация переживала трудное время. Аресты, неудачи с деревенскими поселениями, рост террористических настроений и вследствие этого споры в редакции, разногласия в руководящем «Основном кружке». Плеханов отстаивал позиции «деревенщиков», сторонников продолжения деятельности среди крестьян. При расколе «Земли и воли» в августе 1879 года он возглавил новую организацию – «Черный передел».

Однако сил для широкой работы в деревне было недостаточно да и средств недоставало. Начались аресты чернопередельцев, и Плеханов вновь вынужден эмигрировать. С этих пор взгляды его меняются. Он стал бороться с теми взглядами, которых сам недавно придерживался.

После Октябрьского переворота 1917 года Плеханов остался в лагере меньшевиков. К нему пришел эсеровский заговорщик Борис Савинков и предложил ему стать во главе правительства в случае успеха заговора против возглавляемого Лениным Совнаркома. Плеханов гневно отказался: «Я сорок лет своей жизни отдал пролетариату, и не я его буду расстреливать даже тогда, когда он идет по ложному пути».

…Среди российских социал-демократов после поражения революции 1905 года некоторые теоретики во главе с А.А. Богдановым (Малиновским) сочли плехановскую версию марксизма догматичной и устаревшей. Тогда Плеханова поддержал Ленин, который при следующем партийном расколе – на большевиков и меньшевиков – возглавил первых и резко раскритиковал своего еще недавно чтимого теоретика и учителя. Плеханов полагал, что Россия в 1917 году не «созрела» для социалистической революции.

Его философские сочинения: «Основные вопросы марксизма», «Очерки по истории материализма», «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», «О роли личности в истории»… Перечисление придется прервать – Плеханов был очень плодовитым публицистом. Он вступал в жаркую, а то и грубую полемику с противниками марксизма и с теми, кто пытался по-своему обновить это учение. Опровергал взгляды Богданова, называя их «жалкими», «смехотворными и архитуманными», лишенными дарования и мужества.

Сейчас подобные выпады читаются с огорчением: многие научно-философские достижения Богданова оказались новаторскими и плодотворными, чего нельзя сказать о Плеханове. Почти на всех его философских сочинениях лежит печать вторичности. Он не желал принимать всерьез никакие философские учения, кроме идеализма и материализма, который, как он утверждал, совершенно слился с наукой. Марксизм он считал высшей ступенью материалистического взгляда на мир. Правда, оговаривался: высшей «в настоящее время». И все-таки для него это учение представлялось истиной едва ли не в последней инстанции.

Огромное значение придавал Плеханов диалектике, называя ее «общей непреодолимой силой, против которой ничто устоять не может». Убежденность в ее всесилии была так велика, что он не обращал никакого внимания на противоречия и недоразумения, возникающие при переводе идеалистической диалектики в материалистическую. «У Гегеля диалектика совпадает с метафизикой. У нас диалектика опирается на учение о природе». Но ведь понятие «учение о природе» в данном случае философское, а не научное; значит, речь идет об идеях, превышающих возможности научного метода и, стало быть, тоже – метафизических. Вообще Плеханов (и не он один) как-то забывал о том, что оперирует идеями о материи и движении, причем подчас слишком упрощенными, не отвечающими уровню, достигнутому наукой. Одни абстракции (системы идеализма) подменялись другими (системы материализма), что вовсе не приближало их к действительности.

Плеханов указывал на «революционный характер диалектики» и был уверен, что уж теперь-то она поставлена «на ноги». На деле был произведен, пожалуй, кульбит. Не случайно за многие десятилетия господства в СССР – России диалектического материализма его многочисленным приверженцам удалось внести лишь незначительный вклад в философию. Более интересен, хотя и не очень оригинален «исторический материализм» Плеханова: человек заимствует необходимые для жизни вещества из окружающей внешней природы, которая в результате меняется, оказывая воздействие на человека. Плеханов подчеркивал влияние географической среды на развитие общества.

Данная тема успешно разрабатывалась немецкими географами, а также Э. Реклю во Франции и Г. Маршем в Америке. Плеханов поверхностно ознакомился с их исследованиями (чего нельзя сказать, например, о Ф. Энгельсе), потому не внес существенных дополнений в исторический материализм. А они были бы очень кстати, ибо цивилизации слишком часто истощают, обедняют природную среду, в результате чего деградируют сами. Хотя очередной экологический кризис обычно преодолевается переходом к новым технологиям. Как справедливо отметил Плеханов: «Свойства географической среды обусловливают собою развитие производительных сил, развитие же производительных сил обусловливает собою развитие экономических, а вслед за ними и всех других общественных отношений». Таким образом: «Естественная среда составляет важный фактор в историческом развитии человечества не благодаря своему влиянию на человеческую природу, но благодаря своему влиянию на развитие производительных сил».

В некоторых случаях Плеханов высказывал сравнительно оригинальные мысли. «Психология общества всегда целесообразна по отношению к его экономии, всегда соответствует ей, всегда определяется ею», – писал он. Тут последовательный материализм: общественное сознание определяется материальным бытием. Но дальше со ссылкой на Маркса: «У него экономия общества и его психология представляют две стороны одного и того же явления, “производства жизни” людей, их борьбы за существование… Экономия сама есть нечто производное, как психология». Тут они вроде бы образуют единство. Дальше – больше. Чтобы объяснить революционные социальные перевороты, Плеханов использовал казуистический прием: мол, и в таком случае психология приспосабливается к экономике, но только не к существующей, а будущей, призванной удовлетворить «так называемые духовные нужды людей», опережающие ход экономического развития. А в «Основных вопросах марксизма» он с полной определенностью заявил: «Свойства географической среды обусловливают собою развитие производительных сил».

Выходит, базисом служит природная среда, а также духовные нужды людей? На этот важный вопрос он не дал ответа.

Плеханов не был склонен к упрощениям многих марксистов, стремившихся во всех проявлениях жизни общества находить экономическую подоплеку: «Нельзя повсюду лезть с „экономикой” при объяснении общественных явлений». Как показал опыт XX века, ход исторических событий слишком часто определяется идеологическими факторами. Плеханов отчасти отдавал должное «общественной психологии, без внимательного изучения и понимания которой невозможно материалистическое объяснение истории идеологии». По его мнению, «самой общей причиной исторического движения человечества надо признать развитие производительных сил, которыми обусловливаются последовательные изменения в общественных отношениях людей». Есть и причины «особенные», связанные с данной исторической обстановкой, а также «единичные», зависящие от личных качеств общественных деятелей и различных «случайностей».

Личность имеет возможность проявить себя в историческом процессе, если обладает качествами, которые способствуют служению «великим общественным нуждам своего времени, возникшим под влиянием общих и особенных причин… Великий человек является именно начинателем, потому что он видит дальше других и хочет сильнее других. Он решает научные задачи…». Тут придется остановиться. Почему именно научные? По-видимому, в каком-то метафизическом смысле. Оказывается, этот великий человек призван указывать «новые общественные нужды» и брать на себя «удовлетворение этих нужд». И даже утверждение, что история «делается общественным человеком», не очень-то проясняет суть дела, особенно когда вспоминаешь о решении великим человеком «научных задач».

Для Плеханова религия была идеологическим врагом. Он старался объективно отзываться о ней, ссылаясь на авторитетных этнографов, мифологов, философов, но все-таки дал определение религии на свой лад: ее составляющие – «мифологический элемент», «религиозное чувство» и «культ». В интервью французскому журналу сказал: «Прогресс человечества несет с собой смертный приговор и религиозной идее и религиозному чувству». Он даже заявил: «Религиозные верования цивилизованных народов нашего времени в большинстве случаев отстали от морального развития этих народов». А через семь лет грянула Первая мировая война – именно начавшись в «цивилизованных странах»; были и фашизм, и Вторая мировая…

Но дело даже не в этой наивности материалиста. Любопытно другое. В трех обстоятельных статьях «О так называемых религиозных исканиях в России» он обрушивался на тех (например, на С.Н. Булгакова, А.В. Луначарского, М. Горького), кто позволил себе такие поиски. Казалось бы, какая беда, что кто-то занят «богоискательством»? Это же личное дело каждого, пусть даже оно кому-то кажется бессмысленным или глупым. Зачем выступать против свободы мысли и веры?

По-видимому, ответ прост: Плеханов уже нашел свою «религию», безусловную систему взглядов на мир, человека, небытие Бога – марксизм. Как истово верующий, он восставал против сомнений в этом учении. У него уже определились пророки, в которых он уверовал, и книги, ставшие для него подобием священных писаний. Вера возобладала над знаниями и стремлением к исканию истины.

Глава 7. Исполнители

Холодный рот. Щеки бесстрастной складки

И взгляд из-под усталых век…

Таким тебя сковал железный век

В страстных огнях и в бреде лихорадки…

………………………………….

Но сквозь лица пергамент сероватый

Я вижу дали северных снегов,

Где в звездной мгле стоит большой сохатый

Унылый лось – с крестом между рогов.

Таким ты был. Бесстрастный и мятежный —

В руках кинжал, а в сердце крест;

Судья и меч… с душою снежно-нежной,

На всех путях хранимый волей звезд.

Максимилиан Волошин, 1915 (Стихотворение «Ропшин» – о Б.В.Савинкове)

Скорее ангелы, чем бесы

Какими были народники, землевольцы, народовольцы? Вопрос не праздный. За последние двадцать лет в общественное сознание постоянно вбивают мысль, что революции в России – дело очень нехороших людей, врагов народа, злодеев, которые по западным рецептам и под науськивание из-за рубежа разбили триаду «православие – самодержавие – народность» и погубили великую державу.

Мне довелось слышать, и не раз, будто Владимир Ильич Ульянов – Ленин стал революционером для того, чтобы отомстить царю за казнь старшего брата Александра. Кстати, у нас в стране за последнее время многие стали осмысливать государственные проблемы с позиций личных и семейных. Подобный «кухонный» уровень стал характерен и для некоторых профессиональных историков, не говоря уже о писателях, публицистах, теле– и радиокомментаторах и пр.

В Большой Советской Энциклопедии (1956) сказано: «Казнь Ульянова царскими палачами произвела большое впечатление на его брата… Но В.И. Ленин считал путь борьбы против самодержавия, избранный народовольцами, ошибочным и не достигающим цели. “Нет, мы пойдем не таким путем. Не таким путем надо идти”, – сказал В.И. Ленин».

Что касается Александра Ильича Ульянова, то убийство его и четверых его товарищей, так же как некоторых других революционеров, было, на мой взгляд, преступлением царизма. Хотя эти люди готовили покушение на Александра III, но не осуществили этой акции, никого не убили. Избавляясь таким путем от террористов, царское правительство содействовало другим, более опасным для существовавшего строя революционным движениям.

А.И. Ульянов (1866–1887) прожил всего 21 год, но успел проявить свои незаурядные способности, так же как разделивший его трагическую судьбу П.Я. Шевырев. Сошлюсь на мнение авторитетнейшего человека, великого нашего ученого В.И. Вернадского. Он был на три года старше Ульянова. Оба они учились в Петербургском университете. Вот его биографические записи (воспоминания) о событиях конца 1886 – начала 1887 годов:

«У меня чуть ли не ежедневно собирался Совет объединенных землячеств, председателем которого был я, а заместителем А.И. Ульянов (игравший видную роль в студенческой жизни, секретарь Студенческого научно-литературного общества при университете, легального – председатель проф. О.Ф. Миллер)…

Я потом понял, что Ульянов организовал правильные свидания своей организации в нашем заседании. Я был близок очень с Шевыревым и Лукашевичем, м.б. потому, что оба были натуралисты.

Шевырев был у меня очень часто в минералогическом кабинете, и в последнее время я не только догадывался, но определенно понял, что он был в террористической ячейке. <…> Шевырев… заинтересовался минералогией и начал тогда работать под моим влиянием. Я думаю, что у него, так же как у А.И. Ульянова, это было серьезное и глубокое направление».

«Я был дружен с Лукашевичем, Шевыревым и А. Ульяновым. Все они были членами Центрального комитета объединенных землячеств… Я знал их всех, но не подозревал долго [об их тайной деятельности], однако потом Шевырев проговорился, и я спорил с ним против террора… Это был увлекающийся и превосходный юноша».

Об А.И. Ульянове Вернадский написал: «Это был умный, привлекательный человек с большими интересами»; и он и Ульянов «выделялись среди студентов».

Это свидетельство тем более объективно и убедительно, что Владимир Иванович категорически не разделял политических убеждений народовольцев (так же как большевиков) и стал одним из основателей партии конституционно-демократической – кадетской.

Справка. Упомянутый выше Иосиф Дементьевич Лукашевич был приговорен к смертной казни, замененной бессрочным заключением в Шлиссельбургской крепости, где находился почти 20 лет, до 1905 года. Там он написал фундаментальный труд «Неорганическая жизнь Земли (основы землеведения)». В нем он упомянул о геологической деятельности человека, а также о биосфере. Высказал чрезвычайно важный тезис: «Жизнь, как проявление особого вида энергии, так же вечна, как движение, теплота, свет и электричество». Позже его идеи развивал В.И. Вернадский.

На мой взгляд, трагедия царской России была не в том, что авторитет трона и православия подрывали революционеры и атеисты. Все как раз наоборот. Подрывали и продолжают подрывать устои российской государственности самые страшные ее враги: нечестные, подлые, неумные и алчные сторонники. А умные, бескорыстные, честные противники существующей власти способствуют укреплению Отечества. Вот только таких противников не так уж много.

Большинство революционеров, народников и народовольцев – были именно такими. Царские сатрапы стали подавлять их силой и жестокостью, вызвав ответный террор. Однако силы были, конечно же, слишком неравными.

Забегая далеко вперед, отметим: судьбу террористов-народовольцев разделили продолжатели их дела – эсеры. И те, и другие по сути своей деятельности шли на смерть и убивали своих врагов, расчищая путь к власти партии большевиков. Ленин избрал другую стратегию и вышел победителем.

Ниже приведены биографии некоторых народников и народовольцев. Как бы ни относиться к их убеждениям и поступкам, нельзя не признать: они были преимущественно люди героического склада. Сражались и умирали они не из личных интересов и уж, безусловно, не из корысти, а во имя свободы и справедливости. Они отстаивали интересы народа так, как понимали и сам народ, и его чаяния.

Для того чтобы лучше понять, какими были народники и народовольцы, почему они стали революционерами и как складывались их судьбы, ниже будут приведены биографии некоторых из них. Признаться, когда я собирал соответствующие сведения и всматривался в фотографии этих людей, невольно пришел к выводу: они были в большинстве своем выдающимися личностями, сильными, мужественными, честными, благородными. Они были лучше своих противников.

Не собираюсь убеждать вас, читатель, в этом. Постараюсь рассказать о них предельно объективно, хотя и по необходимости кратко.