Текст книги "Там, где дым"

Кейт начала читать.

Чтение давалось с трудом. Как следовало из статьи, Прометей – персонаж из древнегреческой мифологии, укравший огонь у богов и поместивший его в полой тростинке. Пиромания – одно из импульсивно-компульсивных расстройств: непреодолимое желание зажигать огонь и зачарованно наблюдать, как он горит. В статье объяснялось, что патологические поджигатели – часто молодые юноши с тяжелым прошлым, страдающие от психологического давления и чувства собственной неполноценности. Утверждалось, что подавляющее большинство из них имеет некоторые физические недостатки, далее приводился разбор четырех примеров.

Первые два Кейт пропустила, но третий ее зацепил. Имена в статье не упоминались; речь шла о белом юноше под псевдонимом «К.», с интеллектуальным способностями выше среднего, однако с неблагополучным прошлым.

К. часто подвергался жестоким издевательствам со стороны двух старших братьев. Когда ему было пять лет, один брат засунул пальцы малыша в зажженную газовую конфорку. Таким образом, подтверждается наблюдение Джексона (1994), что некоторые поджигатели сами в прошлом пострадали от огня. Нельзя однозначно утверждать, что именно это событие стало прямой причиной мании К., однако в результате перенесенной травмы у него развилось речевое расстройство в виде тяжелого заикания, усугубившее одиночество и чувство собственной неполноценности.

Кейт перечитала этот абзац, прежде чем перейти к следующему.

Первый привод К. в полицию в связи с поджогом случился в возрасте десяти лет, когда он поджег сарай в местном парке. Ему было рекомендовано пройти психологическое освидетельствование. Далее последовал период относительной стабильности, во время которого К. жил с бабушкой по отцу, после того как отец попал в тюрьму по обвинению в мошенничестве.

После возвращения К. домой поджоги возобновились. В четырнадцать он поджег здание школы. Психиатрическое обследование показало, что у него проявляются симптомы шизофрении, а именно уклонение от социальных контактов, полная апатия и чрезвычайная тревожность в присутствии других людей. Тем не менее было установлено, что пиромания К. – скорее патологическая проблема, а не симптом шизофрении. По его словам, он ни разу не слышал голоса, приказывающие ему зажечь огонь, и не высказывал бредовых идей, характерных для пироманов, чья мания вызвана органическим психическим расстройством. Навязчивое желание зажигать огонь и наблюдать за ним, вероятно, вызвано неосознанным побуждением избавиться от негативных эмоций. Соответственно, это привело к поджогу объектов, вызывающих подобные эмоции (в частности, таким объектом стало здание школы, где К. подвергался избиениям со стороны учеников). Последующее чувство вины вызывало эмоциональный спад и, как следствие, возбуждало дальнейшее стремление к поджогу.

В статье отмечалось, что после приема антипсихотических препаратов симптомы шизофрении исчезли и некоторое время пиромания находилась под контролем.

Потом Кейт наткнулась на абзац, от которого у нее перехватило дыхание.

Поворотным моментом в истории болезни К. стала смерть бабушки. Тогда ему было пятнадцать лет. Это произошло вскоре после ссоры между бабушкой и родителями К. относительно его благополучия. В ночь после похорон бабушки К. поджег дом, убив родителей и обоих братьев. Даже теперь он не может связно объяснить свои мотивы; возможно, он устроил пожар, не вполне понимая последствия. Как обычно, после поджога К. находился в угнетенном состоянии. Он облил себя бензином, и только оперативное вмешательство пожарных уберегло его от самосожжения.

Кейт заставила себя читать дальше. В соответствии с законом о психическом здоровье К. был помещен в психиатрическую лечебницу, в отделение для несовершеннолетних. Ему были назначены антипсихотические препараты, а также речевая терапия, чтобы вылечить заикание. Через восемь лет его выпустили под наблюдение психиатрического социального работника и клинического психолога.

От последних строк статьи во рту у Кейт появился металлический привкус.

К. хорошо адаптировался к жизни в социуме, позитивно реагировал на разговорную психотерапию, включая когнитивно-поведенческую терапию. Инцидентов с поджогами более не происходило. К. хорошо понимает свое состояние и демонстрирует желание его преодолеть. В настоящее время он находится под наблюдением психиатрического социального работника и раз в два месяца проходит психологическое освидетельствование. Существует значительная вероятность, что он добьется успеха.

У Кейт закружилась голова. В глазах потемнело. Она судорожно схватилась за край стола и снова взглянула на мерцающий экран: «существует значительная вероятность…»

Она еле успела добежать до ванной, прежде чем ее вырвало.

Глава 15

Администратор попыталась убедить Кейт записаться на другой день, но в конце концов сдалась и неохотно предложила подождать: доктор примет ее вечером. Кейт села на жесткий пластиковый стул, избегая встречаться взглядом с другими пациентами. Напротив нее сидел одышливый старик, вытянув вперед негнущуюся ногу, рядом девочка-подросток увлеченно листала женский журнал. За ней молодая мать негромко читала бледному малышу, сидящему у нее на коленях.

В приемной висела гнетущая тишина, от которой все звуки усиливались. Шепот молодой матери казался оглушительным, кашель старика – громоподобным, шелест журнальных страниц – режущим слух. Кейт разглядывала макушку секретарши, склоненную за стеклянной перегородкой, и старалась ни о чем не думать.

Пациентов вызывали одного за другим, пока не осталась только Кейт. Наконец из кабинета вышел старик и заковылял к выходу. Хлопнула дверь.

– Кейт Пауэлл.

Ее принял незнакомый врач – пожилой, невысокий, в очках с полукруглыми линзами. Не переставая писать, он жестом предложил ей сесть. Кейт села и стала ждать.

Наконец он со вздохом поднял глаза.

– Что вас привело?

Кейт заранее отрепетировала свой ответ.

– Я хочу сделать аборт, – выпалила она.

Врач посмотрел на нее поверх очков, перевел взгляд на экран, прочел запись в медицинской карточке.

– Вы беременны чуть больше месяца, верно?

Кейт кивнула. Врач поджал губы и продолжил чтение. Она ждала, стиснув кулаки. Наконец он повернулся к ней.

– Почему вы хотите сделать аборт?

Кейт рассказала. Врач слушал, не перебивая. Как ни старалась она говорить спокойно, под конец ее всю трясло. Она надеялась, что, если с кем-то поделится, ей полегчает, однако легче не стало.

– А что говорят в той клинике, где вы делали инсеминацию? – помолчав, осведомился врач. – Я так понимаю, вы им сообщили?

– Они… они сказали, что это их не касается. Я попросила их прервать беременность, но меня направили к лечащему врачу.

Когда Кейт позвонила доктору Джансон, та пришла в ужас. Было ясно, что ее главная забота – уберечь клинику от ответственности. «Вы сами выбрали донора», – тут же заявила она. Кейт и без нее понимала, кто виноват.

– То есть вы с таким трудом забеременели, а теперь передумали, – с непроницаемым видом уточнил врач.

У Кейт перехватило дыхание.

– Нет! – воскликнула она. – Все совсем не так!

Врач снял очки.

– По вашим словам выходит именно так. – Он достал из кармана платок и принялся протирать стекла. – Не хочу показаться черствым, это для вас очень болезненное решение, но сейчас мы с вами должны определить, почему вы хотите прервать беременность.

– Разве это не ясно? – удивилась Кейт.

Врач осмотрел стекла на свет.

– Ясно, что вы очень расстроены, и это вполне объяснимо. Я пытаюсь понять: вы не хотите детей вообще или именно этого ребенка?

Кейт открыла рот, чтобы ответить, но не нашлась, что сказать.

– Естественно, вы взволнованы и напуганы, – продолжил врач. – И, смею предположить, очень рассержены. Вас обманули. Вы обнаружили, причем при самых тяжелых обстоятельствах, что мужчина, которому вы доверили стать отцом вашего ребенка, не тот, за кого себя выдает. А не следует ли вам, прежде чем делать аборт, обратиться к психологу, чтобы разобраться в чувствах?

– Мне не нужен психолог! – Кейт вновь смутилась. – Я просто не справлюсь!

– Почему?

– Как почему? Он же сумасшедший!

– Это единственная причина?

– А разве мало? Он выдавал себя за другого, убил своих родителей, убил собственного психолога! Чего же еще?

– Ребенок-то ни при чем, – спокойно ответил доктор. – Он ничего не сделал. Разве честно винить его за грехи отца?

И снова Кейт не нашлась, что ответить. Она не ожидала возражений. Аргументы доктора пробили брешь в ее уверенности.

– Но как мне теперь рожать? – с тоской произнесла она. – А вдруг ребенок родится таким же?

Врач устало потер переносицу.

– Если бы все душевные болезни носили наследственный характер, здоровых людей не осталось бы. – Он вздохнул. – Да, иногда шизофрения передается по наследству, но не со стопроцентной вероятностью, как цвет глаз. Думаю, максимум – максимум! – у одного ребенка из десяти может проявиться шизофрения, если ею страдал один из родителей. Значит, вероятность того, что ваш малыш будет здоров, – девяносто процентов.

Он снова надел очки.

– А что касается пиромании… Вряд ли это передается по наследству. Мне кажется, поведенческие расстройства такого рода имеют не наследственную природу, а развиваются в результате окружения и воспитания.

– То есть аборт вы не рекомендуете, – сказала Кейт, готовясь встать и уйти.

– Нет, я просто говорю, что это серьезное решение. Прежде чем выписать вам направление на прерывание беременности, я должен убедиться, что вы поступаете совершенно осознанно. Не хочу, чтобы вы потом пожалели.

Люси говорила точно так же – в самом начале, когда вся эта идея внушала радужные надежды. Кейт поежилась. Врач внимательно взглянул на нее.

– Спору нет, ситуация тяжелая, – сказал он, не дождавшись ответа. – Этот человек явно не в себе, и вы, несомненно, подверглись своего рода насилию. Именно поэтому вам следует серьезно подумать о том, чтобы обратиться к психологу. По крайней мере, я рекомендую подождать, прежде чем принимать решение о судьбе плода.

– Я не хочу ждать.

Доктор наклонил голову.

– Потом вам придется жить с этим всю оставшуюся жизнь. – Он снова пристально посмотрел на Кейт. – Вы уверены?

Ее не покидало ощущение, будто все это происходит не с ней. Она собралась с духом и решительно ответила:

– Да.

* * *

К вечеру пошел дождь. В желтом мареве уличных фонарей виднелась мелкая изморось. Кейт добрела до квартиры, рассеянно погладила трущегося о ноги Дугала, зажгла все светильники, чтобы создать иллюзию тепла, включила телевизор, чтобы создать иллюзию жизни.

Накормила кота, сделала себе бутерброд с сыром.

В холодильнике было пусто, но даже думать о магазине сейчас не хотелось. Взгляд зацепился за забытую бутылку шампанского. При виде нежданной находки в сердце кольнуло. Кейт выбросила бутылку в мусорное ведро.

Войдя с бутербродом в гостиную, она заметила, что на телефоне горит лампочка автоответчика. Первое сообщение оказалось от Люси – та спрашивала, как прошел прием у врача. Второе – тихое шипение, потом щелчок отбоя.

Кейт отставила тарелку, дрожащими пальцами набрала номер Люси.

– Мы только сели пить чай.

– Хочешь, попозже позвоню?

– Нет, ничего. Расскажи, как все прошло.

Внезапно Кейт расхотелось разговаривать.

– Буду делать аборт.

Люси облегченно вздохнула.

– Поверь, это к лучшему. Ты уже знаешь когда?

– Пока не знаю. Скоро.

– Понимаю, это нелегкий выбор…

– Люси, я… я сейчас не могу говорить. – Кейт еле сдерживалась, чтобы не бросить трубку. – Прости, я лучше завтра перезвоню.

– Ты как? Может, мне приехать?

– Нет, спасибо, со мной все в порядке. Просто… поговорим завтра.

Кейт повесила трубку. Разговор лишил ее последних сил. Она взглянула на бутерброд, уговаривая себя поесть… И тут зазвонил телефон.

Кейт вздрогнула. Звонок раздался снова. Она дождалась, пока включится автоответчик, и сняла трубку.

– Алло! – На том конце линии молчали. – Это ведь ты? – Нет ответа. – Ради бога, скажи что-нибудь!

– Прости меня, – послышался знакомый шепот.

Кейт прислонилась к стене.

– Кейт, т-ты здесь?

– Да.

– Я звонил, но тебя не б-было дома.

Кейт вытерла глаза.

– Где ты?

Он не ответил.

– Ко мне приходили из полиции, – проговорила она. Было слышно, как он дышит. – Они рассказали, что ты натворил.

Молчание.

– Почему? Почему ты это сделал? – выпалила она.

– Извини.

– «Извини»? – Кейт сорвалась на крик. Ей хотелось разбить телефон об стену. – «Извини»? Я теперь даже не знаю, как к тебе обращаться!

– Кейт, п-пожалуйста. Я не д-думал, что так выйдет…

– Ты не думал? А о чем ты думал?

– Я… Извини меня.

– Хватит уже извиняться!

Кейт замолчала. Сердце колотилось, словно она только что взбежала по лестнице. Взяв себя в руки, она спросила:

– Почему ты это сделал?

Последовало долгое молчание.

– Я увидел твое объявление. – Он говорил будто сквозь слезы. – Я ждал в приемной и листал ж-журнал. А потом, когда зашел в кабинет к доктору Тернеру, он ненадолго вышел. Его пиджак висел на спинке стула, и… я в-взял его бумажник.

Кейт опустилась на пол.

– Зачем? Не понимаю.

Он шмыгнул носом.

– Я з-знал, что ты не з-захочешь со мной знакомиться. Но я решил… если ты будешь считать меня кем-то другим… Я не думал, что з-зайдет так далеко! Я надеялся… надеялся, что ты н-никогда не узнаешь, родишь м-моего ребенка и у меня как будто появится второй шанс!

О господи. Кейт прикусила губу.

– А потом мы познакомились… Ты сказала, это займет н-несколько месяцев… Я обрадовался. Ты выглядела такой…

Кейт зажмурилась. Пожалуйста, не надо.

– Я просто хотел тебе понравиться. Я н-не знал, что так получится. Я… я собирался рассказать правду, но не смог. Вдруг ты н-не захочешь больше меня видеть…

– И поэтому ты убил Алекса Тернера?

Странно произносить это имя, имея в виду другого человека.

– Он прочитал твое письмо и позвонил мне. Попросил прийти к нему с-сразу после работы.

– После работы? Ты имеешь в виду компьютерную мастерскую или придумаешь очередное вранье? – вырвалось у Кейт. Ей стало стыдно.

– К-кейт, я…

– Рассказывай дальше.

Он судорожно вздохнул.

– Все разошлись по домам. Когда я вошел, он показал письмо и спросил: «Кто такая Кейт?» Я… я растерялся. Он сказал, что с самого начала подозревал меня в краже бумажника, потом прочитал в письме про б-бабушкиного святого Христофора и понял, что это точно я. А затем он сказал: «Тим, тебе л-лучше все мне рассказать». И я рассказал. Я д-думал о том, что ты беременна, что это наш ребенок, и… я был так счастлив!

Он помолчал.

– А потом он сказал: «Н-ну и кашу ты заварил». Дескать, теперь нужно расставить все по своим местам, и он все т-тебе расскажет. Я хотел сам рассказать, а он сказал н-нет, дело зашло слишком далеко. Он н-не хотел меня с-слушать!

Заикание усилилось.

– Он начал говорить, чтобы я ус-спокоился, но к-как я мог ус-спокоиться, когда он собирался все испортить? Если бы он позволил мне самому тебе рассказать, н-ничего бы не случилось. Он велел мне сесть и начал убеждать, что все б-будет хорошо, но я-то знал, что он врет. Потом он сказал мне не толкать его, но я же не толкал, я… точно не толкал. А потом он пошел к д-двери, и я понял: если дам ему уйти, то н-никогда тебя не увижу. Я… я пытался его остановить, просто хотел объяснить, чтобы он п-понял, а потом…

Он снова замолк. Кейт застыла, слушая его прерывистое, затрудненное дыхание.

– Я не х-х-хотел… Все из-за того, что он с-собирался тебе рассказать. Там было столько крови… Я просто не хотел, чтобы он т-тебе рассказывал. Я не мог вынести мысли о том, что ты обо мне подумаешь. Кейт, я…

Нет.

– …я л-люблю тебя, Кейт…

Нет.

– П-прошу тебя, п-прости…

– Нет.

– Пожалуйста, не с-сердись на меня. Я н-не хотел никому н-навредить…

– Замолчи.

– Не расстраивайся, я не причиню тебе вреда…

– Замолчи!

– Я сделал это ради р-ребенка…

– Нет никакого ребенка!

Послышался вскрик, затем молчание.

– Что ты им-меешь в виду? – В его голосе звенел страх. – К-кейт, не говори так!

– Нет никакого ребенка!

– Есть, я же видел твое письмо. Ты п-писала…

– Он мертв! Я сделала аборт!

Кейт саму передернуло от этих слов, однако вместе с отвращением она почувствовала удовольствие от того, что ему тоже больно.

– Нет! – воскликнул он.

– Я сделала его сегодня утром.

– Н-нет, я т-тебе не верю!

– Его убили, – вырвалось у нее.

– Ты лжешь!

– Его вырезали из меня…

– О господи, нет…

– …бросили в мусоросжигательную печь и сожгли!

Кейт замолчала, напуганная собственными словами.

– Нет. – Она вздохнула. – Я сказала неправду.

– Нет, нет, господи, нет…

– Послушай, я не…

– Нет, нет, нетнетнетнет…

Ее потрясла боль, звучавшая в его голосе.

– Пожалуйста, не надо! Ты был прав, я не…

– Сука!

Ее словно в лицо ударили.

– Убийца! С-сволочь!

– Нет, послушай меня!..

– Я тебя убью! П-прикончу, слышишь, ты, СУКА!

Раздались короткие гудки.

Кейт медленно повесила трубку и лишь тогда заметила, что к ней на колени забрался Дугал. Она переложила его на диван и встала.

По телевизору по-прежнему шла викторина, наполняя комнату веселым смехом. Кейт сошла вниз, убедилась, что обе двери заперты.

Потом вернулась в квартиру и позвонила в полицию.

Глава 16

Государственная клиника была совсем не похожа на частную. Вместо удобной кушетки – жесткий пластиковый стул, раздеваться вообще не предложили. Яркая лампа дневного света жужжала, как пойманная муха. Невысокая пухленькая женщина-врач ничем не напоминала лощеную докторшу из «Уайнгард», халат медсестры не мешало бы погладить. Тем не менее Кейт не могла избавиться от воспоминаний о бирмингемской клинике – возможно, потому что та была в начале, а эта – в конце.

Круг замкнулся.

Кейт невольно поднесла руку к горлу, чувствуя призрачную тяжесть золотого кулона, надежно запертого в ящике комода.

– Процедура раннего прерывания беременности весьма проста, – сказала врач. Доктор Джансон говорила примерно то же самое. – Технически мы провоцируем выкидыш. Средство, которое мы вам дадим, прекращает процессы внутри матки. После процедуры посидите здесь около часа, на всякий случай. Как правило, побочных эффектов не бывает. – Врач, миловидная женщина лет пятидесяти, ободряюще улыбнулась. – Потом можете идти домой. Придете через пару дней, и мы поставим вам маточное кольцо, чтобы избавиться от содержимого матки.

– Я увижу то, что оттуда выйдет? – дрожащим голосом спросила Кейт.

– Возможно. Но это не сильно отличается от обычных месячных. На данном этапе плод представляет собой всего лишь скопление клеток, так что бояться нечего.

Скопление клеток.

Кейт отогнала от себя видение.

– А что… будет потом? Что вы с ним сделаете?

На подоконнике стоял желтый картонный цилиндр с нарисованными языками пламени. Врач проследила за взглядом Кейт и понимающе покачала головой.

– Это просто коробка для салфеток.

Она протянула маленький бумажный контейнер, похожий на чашку. Внутри лежала белая таблетка. Крошечный кружочек выглядел совершенно безобидно. Медсестра подала стакан воды. Кейт дрожащей рукой взяла его. Врач и медсестра не сводили с нее глаз. Один глоток – и дело сделано.

Она опустила чашку с таблеткой.

– Не могу.

– Ничего страшного, вы не обязаны это делать.

На глаза Кейт навернулись слезы.

– Извините, мне не стоило сюда приходить.

– Не волнуйтесь. Вы не первая, кто передумал. – Врач улыбнулась, похлопала ее по руке. Медсестра с каменным лицом вылила воду из стакана в раковину. – Лучше сейчас, чем потом.

Ослабшая и измученная, Кейт вышла в коридор. Люси с удивлением оторвалась от журнала.

– Быстро ты.

– Я отказалась.

Люси опустила журнал.

– Почему?..

– Пожалуйста, уйдем отсюда. – Кейт бросила взгляд на других пациенток. Те смотрели в сторону, но явно подслушивали. – На улице расскажу.

Выпавший утром снег превратился в коричневую кашу. Редкие снежинки холодными искорками покалывали щеки.

– Что случилось? – спросила Люси, когда они вышли из клиники.

– Ничего. Просто не смогла.

– То есть ты сбежала?

Кейт кивнула. Люси раздраженно фыркнула.

– О чем ты только думала? Слушай, может, вернешься и…

– Нет.

– Не дури. Рано или поздно тебе придется принять решение.

– Уже решила: я оставляю ребенка.

– Да ладно, Кейт! Будь благоразумной!

– Я благоразумна.

– Ты же сама сказала, так будет лучше.

– Я передумала.

Они остановились. На волосах сверкающими бусинами осела снежная крупа. Люси убрала со лба мокрую прядь.

– Слушай, давай сядем где-нибудь и спокойно поговорим.

– Не о чем говорить. Я собираюсь его оставить.

– Ты что! Отец этого ребенка – ненормальный. Он убил человека, угрожал убить тебя… И ты собираешься от него рожать?

– Ребенок ни в чем не виноват. Доктор прав – нельзя винить детей за грехи родителей.

– А если он пойдет в отца? Такое вполне возможно, и плевать, что там говорит твой врач. Что тогда будешь делать?

– Значит, так тому и быть. Ребенок будет похож не только на него, но и на меня, и моя задача – обеспечить, чтобы у него оказалось больше шансов на нормальную жизнь, чем у его отца.

– Думаешь, это так просто? Вряд ли он поблагодарит тебя, когда вырастет и узнает, кто его папаша. Что ты ему скажешь?

– Понятия не имею! Я и в завтрашнем дне не уверена. И все же я не стану убивать своего ребенка!

– Господи, Кейт, это еще и не ребенок вовсе! Не будь дурой!

– Я не дура.

– Да неужели? – Люси закатила глаза. – Очень в твоем духе! Ты вообще никого не слушаешь!

Скопившийся гнев наконец вырвался наружу:

– Если бы я послушала тебя, то уже вышла бы за него замуж!

– Ладно, признаю, он и меня одурачил. Но я с самого начала считала твою затею провальной, а ты пропускала мои слова мимо ушей. Тебе хоть кол на голове теши – все равно сделаешь по-своему. Сама видишь, что получилось!

– По-твоему, это я во всем виновата?

– Раз уж ты спросила – да, я так считаю! Тебя никто не заставлял, ты сама того хотела. Господи, мне иногда хочется задать тебе трепку! Я-то думала, с тех пор ты хоть чему-то научилась.

– С каких это пор?

Люси покраснела.

– Забудь. Я просто так сказала.

– Нет уж, говори до конца. Я хочу знать, что ты имела в виду.

– Ты сама знаешь. Пола Сазерленда. Тебе давно следовало свалить от него, но ты тянула, пока он тебя не выставил. Честное слово, я тебя не понимаю! Каждый раз, когда ты вляпываешься в неприятности, то делаешь все, чтобы усугубить ситуацию!

– Вовсе нет!

– Так и есть.

Кейт бросило в жар.

– По крайней мере, на сей раз с ним спала только одна из нас.

Она понимала, что этими словами переводит ссору на другой уровень, но к тому моменту сама уже достигла точки кипения.

Люси гневно взглянула на нее. Ее губы побелели.

– Ах, вот к чему ты клонишь! Я все ждала, когда ты мне это припомнишь!

– Ничего я не припоминаю. Просто хочу обратить твое внимание, что и ты не без греха.

– Может, и так, зато я способна строить отношения, не доводя их до кошмара!

– Да иди ты!

Они смотрели друг на друга, потрясенные внезапным разрывом. В воздухе плавали облачка пара от их дыхания. Наконец обе отвели глаза.

– Ну хорошо, я-то пойду, – проговорила Люси. – Только потом не прибегай к нам с Джеком.

– Не волнуйся, не прибегу.

Они разошлись. В глубине души Кейт надеялась, что Люси окликнет ее, но та не окликнула.

* * *

К утреннему токсикозу Кейт оказалась не готова. Умом она понимала, что этого следовало ожидать, но, как выяснилось, ожидание и реальность – совсем разные вещи. Первый приступ она списала на шок, однако на следующее утро все повторилось. С тех пор тошнота стала неотъемлемой составляющей ее жизни. Наряду с умыванием, одеванием, поездкой в метро приходилось выкраивать минутку, чтобы поблевать.

Все было бы не так плохо, думала Кейт, если бы это происходило в одно и то же время. Вот у Люси (ей совсем не хотелось вспоминать о Люси) приступы случались регулярно, как по часам: каждое утро между одиннадцатью и полуднем та старалась не отходить далеко от туалета. У Кейт же токсикоз проходил бессистемно. То ее мутило с утра до вечера, будто с похмелья, то рвота накатывала неожиданно, и перед уходом на работу приходилось опрометью бежать в ванную.

На сей раз тошнота подступила к горлу в метро.

Кейт сидела, не шелохнувшись, и старалась не думать о своем самочувствии. До «Кингс-Кросс» оставалось еще несколько станций. Поезд накренился и со скрежетом затормозил в туннеле. От резкого толчка Кейт покрылась липким потом – верный признак, что ее вот-вот вырвет. Она попыталась припомнить, есть ли у нее какой-нибудь пакет, но пакета не нашлось, только сумка.

При попытке закрыть глаза стало хуже. Наконец поезд дернулся и поехал. Впереди показались огни перрона. Кейт выбежала из вагона, растолкала пассажиров на платформе и, глубоко дыша через нос, помчалась вверх по эскалатору.

Туалет обнаружился в вестибюле. Перед дверями стояла очередь. Кейт вбежала внутрь, ворвалась в кабинку и захлопнула за собой дверь.

К счастью, все закончилось быстро. Чувствуя себя отвратительно (правда, чуть лучше, чем минуту назад), Кейт прополоскала рот, вытерла лицо бумажным полотенцем и посмотрелась в зеркало: щеки бледные, под глазами синяки.

Ты сама этого хотела. Слишком поздно себя жалеть.

От тошноты резко упал сахар в крови.

Кейт сперва собиралась позвонить Клайву и предупредить, что задержится, затем решила, что он сам догадается. Она зашла в кафе рядом с метро, заказала круассан с джемом и чашку чая без кофеина. В зале чарующе пахло кофе, но было ясно – от первого же глотка ее стошнит. От чего еще мне предстоит отказаться в течение этих девяти месяцев?

Теперь уже не имело смысла торопиться. Подкрепившись, Кейт вернулась в метро и к одиннадцати добралась до офиса. На нижнем этаже горел свет. Она открыла дверь, и слова приветствия замерли у нее на губах.

В кабинете царил беспорядок: столы перевернуты, ящики картотеки выдвинуты, их содержимое вывалено на пол. Среди документов, покрывающих ковер, словно снег, валялось компьютерное оборудование.

– Что случилось? – едва обретя дар речи, спросила Кейт.

– Нас ограбили. Или только взломали дверь. Вроде ничего не пропало. – Клайв с кривой усмешкой огляделся. – По крайней мере, на первый взгляд.

Кейт закрыла дверь и вошла внутрь, осторожно пробираясь сквозь завалы.

– Ты вызвал полицию?

– Да, они приезжали. Уж не знаю, будет ли толк. Попросили составить список пропавших вещей. Обещали прислать специалиста для снятия отпечатков пальцев, поэтому велели ничего не трогать.

Кейт изумленно оглядела беспорядок.

– Почему ты не позвонил?

– Я звонил. У тебя телефон выключен, – невозмутимо ответил Клайв.

Кейт подавила желание закрыть глаза. Она взяла за правило отключать телефон в нерабочее время и сегодня утром забыла его включить. Не так давно сама идея оказаться без связи сводила ее с ума, а теперь ей ни с кем не хотелось разговаривать.

– Похоже, вор вломился через окно в туалете, – продолжил Клайв. – Сработала сигнализация, но на нее никто не среагировал. Полицейские приехали лишь после моего звонка. По их мнению, сигнализация вспугнула преступника, потому что он ничего не украл, только все порушил здесь и у тебя в кабинете.

– Сильно?

– Сама посмотри.

На втором этаже хаос оказался еще хуже. Кейт потянулась к разломанному вентилятору, но вспомнила, что трогать ничего нельзя.

Клайв закрыл дверь.

– Послушай, – неуверенно начал он, – не знаю, правильно ли я поступил, но… Полицейские спросили, может ли кто-то испытывать к нам неприязнь, и я назвал Пола Сазерленда.

Кейт оглядела разгромленный кабинет.

– Мне кажется, он не мог такого натворить.

– Пьяный – мог. Он сильно на тебя злится.

Кейт придержала свое сомнение при себе.

– Единственное, чего я не могу найти, – жесткий диск с резервной копией файлов из шкафа с картотекой, – добавил Клайв. – У нас есть другие, так что это не конец света. Ты не могла его куда-то убрать?

– Нет, вряд ли. – У Кейт не было сил связно думать. Жесткий диск сам по себе не представляет ценности, к тому же на нем нет никакой важной информации. Если его украли, невелика потеря.

– Я так, на всякий случай спросил. Может, еще найдется. – Клайв оглядел кабинет. – Помочь тебе прибрать?

– Нет, спасибо. Сама справлюсь.

Клайв ушел. Кейт провела руками по волосам, радуясь, что утром не стала их заплетать. В висках застучало – верный признак мигрени. Ее потрясла грубая, бессмысленная жестокость, с которой неизвестные разгромили офис.

На полу валялись справочники. Кейт наклонилась, чтобы вернуть их на место. Под ногами что-то хрустнуло.

Она опустила глаза.

Это оказался спичечный коробок.