Текст книги "Еще раз про любовь. Стихи русских поэтов. Вторая половина XIX века"

Разговор

Из А. Мицкевича

 
Красавица моя! на что нам разговоры?
Зачем, когда хотим мы чувством
                                           поделиться,
Зачем не можем мы душою прямо слиться
И не дробить ее на этот звук, который —
До слуха и сердец достигнуть не успеет —
Уж гаснет на устах и в воздухе хладеет?
 
 
«Люблю тебя, люблю!» – твержу я
                                          повсечасно.
А ты, – ты смущена и сердишься на друга
За то, что своего любовного недуга
Не может высказать и выразить он ясно,
За то, что обмер он, за то, что нет
                                         в нем силы —
Жизнь знаком проявить и избежать
                                                 могилы.
 
 
Сызмала утрудил я праздными речами
Свои уста: теперь хочу их слить с твоими
И говорить хочу с тобою не словами,
А сердцем, вздохами, лобзаньями живыми…
И так проговорить часы, и дни, и лета,
И до скончания, и по скончаньи света.
 

<1852>

Семен Яковлевич Надсон
1862–1887

«Верь в великую силу любви!..»

 
Верь в великую силу любви!..
Свято верь в ее крест побеждающий,
В ее свет, лучезарно спасающий,
Мир, погрязший в грязи и крови,
Верь в великую силу любви!
 

1882

В альбом

 
Когда в минуты вдохновенья
Твой светлый образ предо мной
Встает, как чудное виденье,
Как сон, навеянный мечтой,
И сквозь туман его окраски
Я жадным взором узнаю
Твои задумчивые глазки
И слышу тихое «люблю», —
Я в этот миг позабываю,
Что я мечтою увлечен,
За счастье призрак принимаю,
За правду принимаю сон.
НЕТ и следа тоски и муки;
Восторг и жизнь кипят в груди,
И льются, не смолкая, звуки
Горячей песнею любви.
И грустно мне, когда виденье
Утонет в сумраке ночном,
И снова желчь и раздраженье
Звучат в стихе моем больном.
Яд тайных дум и злых сомнений
Опять в груди кипит сильней,
И мрачных песен мрачный гений
Владеет лирою моей.
1879
 

«О любви твоей, друг мой, я часто мечтал…»

 
О любви твоей, друг мой, я часто мечтал —
И от грез этих сердце так радостно
                                                 билось,
Но едва я приветливый взор твой
                                               встречал,
И тревожно, и смутно во мне становилось.
 
 
Я боялся за то, что минует порыв,
Унося прихотливую вспышку участья,
И останусь опять я вдвойне сиротлив,
С обманувшей мечтой невозможного
                                                счастья;
 
 
Точно что-то чужое без спроса я взял,
Точно эта нежданная, светлая ласка —
Только призрак: мелькнул, озарил
                                              и пропал,
Мимолетный как звук и солгавший
                                            как сказка;
 
 
Точно взгляд твой случайной ошибкой
                                                  на мне
Остается так долго, лазурный и нежный,
Или грезится сердцу в болезненном сне,
Чтоб бесследно исчезнуть с зарей
                                          неизбежной…
 
 
Так, сжигаемый зноем в пустыне скупой,
Путник видит оазис – и верить боится: —
Не мираж ли туманный в дали голубой
Лживо манит под тень отдохнуть и
                                             забыться?..
 

1881

«Если любить – бесконечно томиться…»

 
Если любить – бесконечно томиться
Жаждой лобзаний и знойных ночей, —
Я не любил – я молился пред ней
Так горячо, как возможно молиться.
Слово привета на чистых устах,
Не оскверненных ни злобой, ни ложью,
Всё, что, к ее преклоненный подножью,
Робко желал я в заветных мечтах…
Может быть, тень я любил: надо мной,
Может быть, снова б судьба насмеялась
И оскверненное сердце бы сжалось
Новым страданьем и новой тоской.
Но я устал… Мне наскучило жить
Пошлою жизнью; меня увлекала
Гордая мысль к красоте идеала,
Чтоб, полюбив, без конца бы любить…
 

1882

«Только утро любви хорошо: хороши…»

 
Только утро любви хорошо: хороши
     Только первые, робкие речи,
Трепет девственно-чистой, стыдливой
                                                 души,
     Недомолвки и беглые встречи,
Перекрестных намеков и взглядов игра,
     То надежда, то ревность слепая;
Незабвенная, полная счастья пора,
     На земле – наслаждение рая!..
Поцелуй – первый шаг к охлаждению:
                                                 мечта
     И возможной, и близкою стала;
С поцелуем роняет венок чистота,
     И кумир низведен с пьедестала;
Голос сердца чуть слышен, зато говорит
     Голос крови и мысль опьяняет:
Любит тот, кто безумней желаньем
                                                кипит,
     Любит тот, кто безумней лобзает…
     Светлый храм в сладострастный
                                    гарем обращен.
     Смокли звуки священных молений,
И греховно-пылающий жрец распален
     Знойной жаждой земных наслаждений.
Взгляд, прикованный прежде
                                 к прекрасным очам
     И горевший стыдливой мольбою,
Нагло бродит теперь по открытым плечам,
     Обнаженным бесстыдной рукою…
Дальше – миг наслаждения,
                                    и пышный цветок
     Смят и дерзостно сорван, и снова
Не отдаст его жизни кипучий поток,
     Беспощадные волны былого…
Праздник чувства окончен… погасли огни,
     Сняты маски и смыты румяна;
И томительно тянутся скучные дни
     Пошлой прозы, тоски и обмана!..
 

1883

«Любви, одной любви!..»

 
Любви, одной любви!
                          Как нищий подаянья,
Как странник, на пути
                             застигнутый грозой,
У крова чуждого молящий
                                       состраданья,
Так я молю любви с тревогой и тоской.
 

1884

Романс

 
Я вас любил всей силой первой страсти.
Я верил в вас, я вас боготворил.
Как верный раб, всё иго вашей власти
Без ропота покорно я сносил.
 
 
Я ждал тогда напрасно состраданья.
Был холоден и горд ваш чудный взгляд.
В ответ на яд безмолвного страданья
Я слышал смех и колких шуток ряд.
 
 
Расстались мы – но прежние мечтанья
В душе моей ревниво я хранил
И жадно ждал отрадного свиданья,
И этот час желаемый пробил.
 
 
Пробил, когда, надломанный судьбою,
Устал я жить, устал я ждать любви
И позабыл измученной душою
Желания разбитые мои.
 

23 июля 1878

Николай Алексеевич Некрасов
1821–1877

«Если, мучимый страстью мятежной…»

 
Если, мучимый страстью мятежной,
Позабылся ревнивый твой друг,
И в душе твоей, кроткой и нежной,
Злое чувство проснулося вдруг –
 
 
Все, что вызвано словом ревнивым,
Все, что подняло бурю в груди,
Переполнена гневом правдивым,
Беспощадно ему возврати.
 
 
Отвечай негодующим взором,
Оправданья и слезы осмей,
Порази его жгучим укором —
Всю до капли досаду излей!
 
 
Но когда, отдохнув от волненья,
Ты поймешь его грустный недуг
И дождется минуты прощенья
Твой безумный, но любящий друг —
 
 
Позабудь ненавистное слово
И упреком своим не буди
Угрызений мучительных снова
У воскресшего друга в груди!
 
 
Верь: постыдный порыв подозренья
Без того ему много принес
Полных муки, тревог сожаленья
И раскаянья позднего слез…
 

1847

«Ты всегда хороша несравненно…»

 
Ты всегда хороша несравненно,
Но когда я уныл и угрюм,
Оживляется так вдохновенно
Твой веселый, насмешливый ум;
 
 
Ты хохочешь так бойко и мило,
Так врагов моих глупых бранишь,
То, понурив головку уныло,
Так лукаво меня ты смешишь;
 
 
Так добра ты, скупая на ласки,
Поцелуй твой так полон огня,
И твои ненаглядные глазки
Так голубят и гладят меня, —
 
 
Что с тобой настоящее горе
Я разумно и кротко сношу,
И вперед – в это темное море —
Без обычного страха гляжу…
 

1847

«Я не люблю иронии твоей…»

 
Я не люблю иронии твоей.
Оставь ее отжившим и не жившим,
А нам с тобой, так горячо любившим,
Еще остаток чувства сохранившим, —
Нам рано предаваться ей!
 
 
Пока еще застенчиво и нежно
Свидание продлить желаешь ты,
Пока еще кипят во мне мятежно
Ревнивые тревоги и мечты —
Не торопи развязки неизбежной!
 
 
И без того она не далека:
Кипим сильней, последней жаждой
                                          полны,
Но в сердце тайный холод и тоска…
Так осенью бурливее река,
Но холодней бушующие волны…
 

1850

«Мы с тобой бестолковые люди…»

 
Мы с тобой бестолковые люди:
Что минута, то вспышка готова!
Облегченье взволнованной груди,
Неразумное, резкое слово.
 
 
Говори же, когда ты сердита,
Все, что душу волнует и мучит!
Будем, друг мой, сердиться открыто:
Легче мир – и скорее наскучит.
 
 
Если проза в любви неизбежна,
Так возьмем и с нее долю счастья:
После ссоры так полно, так нежно
Возвращенье любви и участья…
 

<1851>

«Давно – отвергнутый тобою…»

 
Давно – отвергнутый тобою,
Я шёл по этим берегам
И, полон думой роковою,
Мгновенно кинулся к волнам.
Они приветливо яснели.
На край обрыва я ступил —
Вдруг волны грозно потемнели,
И страх меня остановил!
Поздней – любви и счастья полны,
Ходили часто мы сюда.
И ты благословляла волны,
Меня отвергшие тогда.
Теперь – один, забыт тобою,
Чрез много роковых годов,
Брожу с убитою душою
Опять у этих берегов.
И та же мысль приходит снова —
И на обрыве я стою,
Но волны не грозят сурово,
А манят в глубину свою…
 

24–25 апреля 1855

«Тяжелый крест достался ей на долю…»

 
Тяжелый крест достался ей на долю:
Страдай, молчи, притворствуй и не плачь;
Кому и страсть, и молодость, и волю —
Всё отдала – тот стал ее палач!
 
 
Давно ни с кем она не знает встречи;
Угнетена, пуглива и грустна,
Безумные, язвительные речи
Безропотно выслушивать должна:
 
 
«Не говори, что молодость сгубила
Ты, ревностью истерзана моей;
Не говори!.. близка моя могила,
А ты цветка весеннего свежей!
 
 
Тот день, когда меня ты полюбила
И от меня услышала: люблю —
Не проклинай! близка моя могила:
Поправлю всё, всё смертью искуплю!
 
 
Не говори, что дни твои унылы,
Тюремщиком больного не зови:
Передо мной – холодный мрак могилы,
Перед тобой – объятия любви!
 
 
Я знаю: ты другого полюбила,
Щадить и ждать наскучило тебе…
О, погоди! близка моя могила —
Начатое и кончить дай судьбе!..»
 
 
Ужасные, убийственные звуки!..
Как статуя прекрасна и бледна,
Она молчит, свои ломая руки…
И что сказать могла б ему она?..
 

Весна 1855

«Как ты кротка, как ты послушна…»

 
Как ты кротка, как ты послушна,
Ты рада быть его рабой,
Но он внимает равнодушно,
Уныл и холоден душой.
 
 
А прежде… помнишь? Молода,
Горда, надменна и прекрасна,
Ты им играла самовластно,
Но он любил, любил тогда!
 
 
Так солнце осени – без туч
Стоит, не грея, на лазури,
А летом и сквозь сумрак бури
Бросает животворный луч…
 

Лето 1856

Прости

 
Прости! Не помни дней паденья,
Тоски, унынья, озлобленья, —
Не помни бурь, не помни слез,
Не помни ревности угроз!
 
 
Но дни, когда любви светило
Над нами ласково всходило
И бодро мы свершали путь, —
Благослови и не забудь!
 

29 июля 1856

Иван Саввич Никитин
1824–1861

«Как мне легко, как счастлив я в тот миг…»

 
Как мне легко, как счастлив я в тот миг,
Когда, мой друг, речам твоим внимаю
И кроткую любовь в очах твоих,
Задумчивый, внимательно читаю!
Тогда молчит тоска в моей груди
И нет в уме холодной укоризны.
Не правда ли, мгновения любви
Есть лучшие мгновенья нашей жизни!
Зато, когда один я остаюсь
И о судьбе грядущей размышляю,
Как глубоко я грусти предаюсь,
Как много слез безмолвно проливаю!
 

1850

«Чуть сошлись мы – друг друга узнали…»

 
Чуть сошлись мы – друг друга узнали.
Ваши речи мне в душу запали,
Но, увы! не услышать мне их,
Не услышать мне звуков родных.
 
 
Не помочь, видно, горю словами!
На мгновенье я встретился с вами,
Расстаюсь навсегда, навсегда:
Унесетесь вы бог весть куда!
 
 
Вот как жизнь иногда бестолкова!
Вот как доля глупа и сурова!
Уж как ляжет она на плечах —
Белый свет помутится в глазах!
 

Май (?) 1856

Николай Платонович Огарев
1813–1877

Sérénade

 
Песнь моя летит с мольбою
     Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
     Ты приди, друг мой.
При луне шумят уныло
     Листья в поздний час,
И никто, о друг мой милый,
     Не услышит нас.
Слышишь, в роще зазвучали
     Песни соловья,
Звуки их полны печали,
     Молят за меня.
В них понятно все томленье,
     Вся тоска любви,
И наводят умиленье
     На душу они.
Дай же доступ их призванью
     Ты душе своей
И на тайное свиданье
     Ты приди скорей!
 

<1840>

«Тебе я счастья не давал довольно…»

 
Тебе я счастья не давал довольно,
Во многом я тебя не понимал,
И мучил я тебя и сам страдал…
Теперь я еду, друг мой! Cердцу больно:
И я с слезой скажу тебе – прощай!
Никто тебя так не любил глубоко…
И я молю тебя: ты вспоминай
Меня, мой друг, без жёлчи, без упрека,
Минутам скорбным ты забвенье дай
И помни лишь, что я любил глубоко
И с грустию сказал тебе – прощай!
Теперь блуждать в стране я стану дальней!..
Мне тяжело. Еще лета мои
Так молоды; но в жизни я печальной
Растратил много веры и любви.
Живу я большей частью одиноко,
Все сам в себе. Но ты не забывай,
Что я, мой друг, тебя любил глубоко
И с грустию сказал тебе – прощай!..
 

5 декабря 1841

«Она никогда его не любила…»

 
Она никогда его не любила
А он ее втайне любил;
Но он о любви не выронил слова:
В себе ее свято хранил.
 
 
И в церкви с другим она обвенчалась;
По-прежнему вхож он был в дом,
И молча в лицо глядел ей украдкой,
И долго томился потом.
 
 
Она умерла. И днем он и ночью
Все к ней на могилу ходил;
Она никогда его не любила,
А он о ней память любил.
 

<1842>

«Я помню робкое желанье…»

 
Я помню робкое желанье,
Тоску, сжигающую кровь,
Я помню ласки и признанье,
Я помню слезы и любовь.
 
 
Шло время – ласки были реже,
И высох слез поток живой,
И только оставались те же
Желанья с прежнею тоской.
 
 
Просило сердце впечатлений,
И теплых слез просило вновь,
И новых ласк, и вдохновений,
Просило новую любовь.
 
 
Пришла пора – прошло желанье,
И в сердце стало холодно,
И на одно воспоминанье
Трепещет горестно оно.
 

24 февраля 1842

Первая любовь

 
В вечернем сумраке долина
Синела тихо за ручьем,
И запах розы и ясмина
Благоухал в саду твоем;
В кустах прибережных влюбленно
Перекликались соловьи.
Я близ тебя стоял смущенный,
Томимый трепетом любви.
Уста от полноты дыханья
Остались немы и робки́,
А сердце жаждало признанья,
Рука – пожатия руки.
Пусть этот сон мне жизнь сменила
Тревогой шумной пестроты;
Но память верно сохранила
И образ тихой красоты,
И сад, и вечер, и свиданье,
И негу смутную в крови,
И сердца жар и замиранье —
Всю эту музыку любви.
 

До 1855

Каролина Карловна Павлова
1807–1893

10-го ноября 1840

 
Среди забот и в людной той пустыне,
Свои мечты покинув и меня,
Успел ли ты былое вспомнить ныне?
Заветного ты не забыл ли дня?
Подумал ли, скажи, ты ныне снова,
Что с верою я детской, в оный час,
Из рук твоих свой жребий взять готова,
Тебе навек без страха обреклась?
Что свят тот миг пред божьим
                                    провиденьем,
Когда душа, глубоко полюбя,
С невольным скажет убежденьем
Душе чужой: я верую в тебя!
Что этот луч, ниспосланный из рая, —
Какой судьба дорогой ни веди, —
Как в камне искра спит живая,
В остылой будет спать груди;
Что не погубит горя бремя
В ней этой тайны неземной;
Что не истлеет это семя
И расцветет в стране другой.
Ты вспомнил ли, как я, при шуме бала,
Безмолвно назвалась твоей?
Как больно сердце задрожало,
Как гордо вспыхнул огнь очей?
Взносясь над всей тревогой света,
В тебе хоть жизнь свое взяла,
Осталась ли минута эта
Средь измененного цела?
 

1840

«За тяжкий час, когда я дорогою…»

 
За тяжкий час, когда я дорогою
              Плачусь ценой,
И, пользуясь минутною виною,
              Когда стоишь холодным судиею
Ты предо мной, —
 
 
Нельзя забыть, как много в нас родного
              Сошлось сперва;
Радушного нельзя не помнить слова
              Мне твоего, когда звучат сурово
Твои слова.
 
 
Пускай ты прав, пускай я виновата,
              Но ты поймешь,
Что в нас все то, что истинно и свято,
Не может вдруг исчезнуть без возврата,
              Как бред и ложь.
 
 
Я в силах ждать, хотя бы дней и много
              Мне ждать пришлось,
Хотя б была наказана и строго
Невольная, безумная тревога
              Сердечных гроз.
 
 
Я в силах ждать, хоть грудь полна недуга
              И злой мечты;
В душе моей есть боль, но нет испуга:
Когда-нибудь мне снова руку друга
              Протянешь ты!
 

<1855 или 1856>

Алексей Николаевич Плещеев
1825–1893

Песня

 
«Доброй ночи!» – ты сказала,
Подавая руку мне,
И желала много счастья,
Много радостей во сне.
 
 
«Пусть до самого рассвета
Снятся милые черты!» —
Улыбаяся лукаво,
Говорила другу ты!
 
 
И сбылись твои желанья,
И тебя увидел я!
Всё твои мне снились взоры,
Взоры, полные огня!
 
 
Снилось – в комнатке уютной
Мы сидим с тобой вдвоем;
На полу чертит узоры
Месяц палевым лучом.
 
 
Ты меня рукой лилейной
Привлекла на грудь свою,
Нежно в очи целовала
И шептала мне: «люблю!»
 
 
И еще так много снилось…
Что за дивный, сладкий сон!
Пожелай, чтобы со мною
Наяву случился он!..
 

<1845>

«Когда я в зале многолюдном…»

 
Когда я в зале многолюдном,
Тревогой тайною томим,
Внимаю Штрауса звукам чудным,
То полным грусти, то живым;
Когда пестреет предо мною
Толпа при свете ярких свеч;
И вот, улыбкой молодою
И белизной прозрачных плеч
Блистая, ты ко мне подходишь,
В меня вперяя долгий взор,
И разговор со мной заводишь,
Летучий, бальный разговор…
О, отчего так грустно, больно
Мне станет вдруг?.. Тебе едва
Я отвечаю, и невольно
На грудь клонится голова.
И всё мне кажется, судьбою
На муки ты обречена,
Что будет тяжкою борьбою
И эта грудь изнурена;
Что взор горит огнем страданья,
Слезу напрасно затая;
Что безотрадное рыданье
За смехом звонким слышу я!
И жаль мне, жаль тебя – и слезы
Готовы кануть из очей…
Но это всё больные грезы
Души расстроенной моей!
Прости мне, друг; не зная скуки,
Забыв пророческую речь,
Кружись, порхай под эти звуки
При ярком свете бальных свеч!
1845
 

Звуки

 
Не умолкай, не умолкай!
Отрадны сердцу эти звуки,
Хоть на единый миг пускай
В груди больной задремлют муки.
 
 
Волненья прошлых, давних дней
Мне песнь твоя напоминает;
И льются слезы из очей,
И сладко сердце замирает…
 
 
И мнится мне, что слышу я
Знакомый голос, сердцу милый;
Бывало, он влечет меня
К себе какой-то чудной силой;
 
 
И будто снова предо мной
Спокойный, тихий взор сияет
И душу сладостной тоской,
Тоской блаженства наполняет…
 
 
Так пой же! Легче дышит грудь,
И стихли в ней сомненья муки…
О, если б мог когда-нибудь
Я умереть под эти звуки!
 

<1846>

Элегия
(На мотив одного французского поэта)

 
Да, я люблю тебя, прелестное созданье,
Как бледную звезду в вечерних облаках,
Как розы аромат, как ветерка дыханье,
Как грустной песни звук
                            на дремлющих водах;
Как грезы я люблю, как сладкое забвенье
Под шепот тростника на береге морском —
Без ревности, без слез, без жажды упоенья:
Любовь моя к тебе – мечтанье о былом…
 
 
Гляжу ль я на тебя, прошедшие волненья
Приходят мне на ум, забытая любовь,
И все, что так давно осмеяно сомненьем,
Что им заменено, что не вернется вновь.
 
 
Мне не дано в удел беспечно наслаждаться:
Передо мной лежит далекий,
                                      скорбный путь;
И я спешу, дитя, тобой налюбоваться,
Хотя на миг душой от скорби отдохнуть.
 

[1846]

Из Байрона

 
Когда я прижимал тебя к груди своей,
Любви и счастья полн и примирен
                                           с судьбою,
Я думал: только смерть нас разлучит
                                              с тобою;
Но вот разлучены мы завистью людей!
 
 
Пускай тебя навек, прелестное созданье,
Отторгла злоба их от сердца моего;
Но, верь, им не изгнать твой образ
                                                из него,
Пока не пал твой друг
под бременем страданья!
 
 
И если мертвецы приют покинут свой
И к вечной жизни прах
                             из тлена возродится,
Опять чело мое на грудь твою склонится:
Нет рая для меня, где нет тебя со мной!
 

1846

«Когда твой кроткий, ясный взор…»

 
Когда твой кроткий, ясный взор
Ты остановишь вдруг на мне,
Иль задушевный разговор
С тобой веду я в тишине;
 
 
Когда подашь мне руку ты,
Прощаясь ласково со мной,
И дышат женские черты
Неизъяснимой добротой, —
 
 
О, верь! не зависть, не вражда
К тому, с кем ты на путь земной
Соединила жребий свой,
Грудь наполняет мне тогда.
 
 
Я лишь молю, чтоб над тобой
Была господня благодать;
Чтоб свет тщеславный и пустой
Тебя не мог пересоздать;
 
 
Чтоб сердце свято сберегло
Свои заветные мечты;
Чтобы спокойно и светло
На божий мир глядела ты;
 
 
Чтоб клеветы и злобы яд
Не отравил весны твоей;
Чтоб ты не ведала утрат
И омраченных скорбью дней.
 
 
Еще молю я, чтобы нас
Не разлучал враждебный рок,
Чтоб кротким светом этих глаз
Я дольше любоваться мог.
 

[1857]

Яков Петрович Полонский
1819–1898

«Пришли и стали тени ночи…»

 
Пришли и стали тени ночи
На страже у моих дверей!
Смелей глядит мне прямо в очи
Глубокий мрак ее очей;
Над ухом шепчет голос нежный,
И змейкой бьется мне в лицо
Ее волос, моей небрежной
Рукой измятое, кольцо.
 
 
Промедли, ночь! густою тьмою
Покрой волшебный мир любви!
Ты, время, дряхлою рукою
Свои часы останови!
 
 
Но покачнулись тени ночи,
Бегут, шатаяся, назад.
Ее потупленные очи
Уже глядят и не глядят;
В моих руках рука застыла,
Стыдливо на моей груди
Она лицо свое сокрыла…
О солнце, солнце! Погоди!
 

1842

Последний разговор

 
Соловей поет в затишье сада;
Огоньки потухли за прудом;
Ночь тиха. – Ты, может быть, не рада,
Что с тобой остался я вдвоем?
 
 
Я б и сам желал с тобой расстаться;
Да мне жаль покинуть ту скамью,
Где мечтам ты любишь предаваться
И внимать ночному соловью.
 
 
Не смущайся! Ни о том, что было,
Ни о том, как мог бы я любить,
Ни о том, как это сердце ныло, —
Я с тобой не стану говорить.
 
 
Речь моя волнует и тревожит…
Веселее соловью внимать,
Оттого что соловей не может
Заблуждаться и, любя, страдать…
 
 
Но и он затих во мраке ночи,
Улетел, счастливец, на покой…
Пожелай и мне спокойной ночи
До приятного свидания с тобой!
 
 
Пожелай мне ночи не заметить
И другим очнуться в небесах,
Где б я мог тебя достойно встретить
С соловьиной песнью на устах!
 

1845