Текст книги "Культура прокариотов"

Закончил первый рабочий день Михаил Иванович повторным изучением служебной инструкции и подписанного им документа о технике безопасности. Требования, казавшиеся на первый взгляд нелепыми, похоже, не лишены смысла, так как составлялись на разные времена года. Интересно, Пётр или Валентин могли нарушить инструкцию насчёт купания в открытых водоёмах? И почему они всё же свихнулись? Ответа на этот вопрос в замусоленном вахтенном журнале не было. Как и в инструктаже по «ТБ». Михаил Иванович, зевая, подумал: «Нужен ли мне этот ответ?» Человек в изоляции может сойти с ума, история разбухла от таких примеров. Потому и нужны «железные нервы», решил Зверев засыпая.

На следующее утро он осмотрел трансформатор, проверил уровень масла, немного долил. Выйдя за изгородь, Михаил Иванович повесил замок и подумал. Стоит ли его закрывать на ключ? Вокруг ни души на сотню километров, дикие звери вряд ли полезут к гудящей высокой будке. Но правила есть правила, Зверев крутанул ключом, заперев замок.

К бане он опять не попал. После обеда почему-то лопнула труба под раковиной. Пришлось возиться со стоком. Зверев заменил трубку толстостенным резиновым шлангом, лежащим тут же, под раковиной. После экстренной работы с канализацией Михаил Иванович еле отмыл руки от жира, оставшегося на стенках стока.

Ополаскиваясь в душе тёпленькой водой из маленького электротитана, Михаил Иванович пожалел, что так и не добрался до бани. Завтра же, решил он, с рассветом пойду. Ничто, даже землетрясение, не заставит меня заняться чем-то другим!

Землетрясения не случилось. Непредвиденного ЧП не произошло. Михаил Иванович побрёл по увиденной с вертолётки тропе. Считая шаги, он сбился после второй сотни. Глядя себе под ноги, Зверев чуть не въехал лбом в изгородь из почерневшего гладкого кругляка. Забор был сделан без единого гвоздя: вертикально вбитые в землю парные брёвна и лежащие друг на дружке меж ними тонкие болванчики. Воротами служил щит из необструганных досок. Зверев отклонил его в сторону. Внутри двухметровой изгороди стоял маленький домик с железной трубой. На деревянной двери замок отсутствовал. У стены лежали набросанные как попало короткие еловые чурбачки. Зайдя в предбанник, Зверев увидел поленницу. Он не стал спешить отыскивать журнал, осмотрел баню изнутри. Печь сделана с умом: топка вынесена из моечной. Парилка отгорожена. На деревянной скамейке тазик и два ковша с пластмассовой рукояткой. В углу бочка для воды, у печи железный бак для кипятка. Всё как положено, только откуда взять воду? Наверняка, где-то поблизости есть речушка.

Михаил Иванович вернулся к поленнице. Он осмотрел сложенные дрова с каждого боку. Заметив проваленную в полу доску, опустил туда руку и тотчас отдёрнул её. Зверев ожёгся о ледяную воду. Оторвав кусок доски, Михаил Иванович заметил, что под полом бани разлит мазут. Поэтому и не замёрзла вода. Обтерев руку какой-то ветхой тряпкой, Зверев закурил. Захотелось немедленно уйти отсюда и никогда не возвращаться.

Спустя некоторое время Михаил Иванович поостыл и принялся за поленницу с другого бока. У самой стены под дровами лежала фанерка, Зверев сдвинул её и обнаружил тайник. Вынул из ниши журнал похожий на школьный. Михаил Иванович полистал разбухшие от сырости страницы. Почти все листы были исписаны. Зверев заглянул в топку. Внутри не было сажи. Вряд ли кто парился в этой бане. Тогда зачем они таскали сюда этот журнал? Раздумывая над этим вопросом, Михаил Иванович вернулся в избушку. Умываясь чуть тёпленькой водичкой, он порадовался и ей. Надежда на нормальную баню провалилась в яму с мазутом. Выходя из санузла, Зверев бросил взгляд на стол. Кружка перевёрнута вверх дном. Как в насмешку, чайная ложечка лежит на дне повёрнутой по ходу ручки кружки.

После ужина Михаил Иванович улёгся на кровать с раскрытым вахтенным журналом. На первой странице он прочёл впечатления своего предшественника о новом месте работы. Валентин, скорее всего это был он, не утруждал себя вопросами. Ему было не интересно, зачем чистить снег, когда время спасаться от комаров. Вторая страница содержала те же восторги о царском питании и красот природы. Затем дневник стал ещё однообразнее. Страницы заполняли подсчёты будущей зарплаты и планы растраты денег. Михаил Иванович пролистал журнал до страниц с другим почерком: интереснее узнать впечатления разных людей. Дневник Петра начинался намного позже, только через две недели пребывания в тайге. На первой странице был описан сон, в котором ему явился седой, но ещё молодой парень. Именно он посоветовал писать дневник, чтобы не сойти с ума от одиночества.

Такое занятие – тягомотное и однообразное – скорее свихнёт мозги набекрень, решил Михаил Иванович, засыпая. Сквозь сон он услышал, как что-то упало за окном. В следующий момент Зверев увидел себя за углом избушки, где он стоял в валенках и трусах с хлопушкой для мух, которой выколачивал ковёр лежащий рисунком на снегу. Михаил Иванович так увлёкся, что выскочил одной ногой из валенка и наступил в снег голой стопой. Быстро обулся и с удвоенной энергией продолжил лупцевать гобелен. Крупными хлопьями повалил снег. Полная багровая луна осветила землю. Голубоватый снег заискрился до боли в глазах. Громадная снежинка упала на нос Михаила Ивановича. Размером с детский снежок, она подпрыгнула кверху и с силой упала на макушку Зверева. Михаил Иванович погрозил небу кулаком, схватил ковёр и забежал в избушку. Водрузив гобелен на его изначальное место, Михаил Иванович скинул валенки и лёг в постель.

Писк будильника заставил Михаила Ивановича открыть глаза. От вида противоположной стены его подбросило на кровати – ковёр с женским скелетом в гробу утопающим в море роз, висел на своём месте!

Зверев вскочил, забежал в кухню. Посмотрев на стол, он с облегчением вздохнул: кружка стояла так, как он её оставил накануне вечером. Михаил Иванович усмехнулся, что там перевертыши какой-то кружки, когда сам подобно лунатику шастаю по ночи выколачивать ковёр?

В этом доме что-то происходит. И это «что-то» задалось целью сводить с ума временных жильцов. Михаил Иванович собрал ковёр со стены. Подумав, повесил обратно. Если он будет выскакивать по ночам на снег, то вскоре умрёт от пневмонии.

Ничего, утешал себя Михаил Иванович, мои нервы железнее недоразвитых пацанов. У которых в голове одни планы: как потратить ещё неполученные деньги. В дневниках, называемых «вахтенным журналом», с каждой страницей изменялись планы расходов. Желания обратить деньги в золото сменялись превращением их в валюту и недвижимость. Листая журнал через несколько страниц, Михаил Иванович не находил в записях ничего заслуживающего внимания. Он обратил внимание на знаки, нарисованные на полях. И не ошибся. На первой же строке, помеченной восклицательным знаком, Зверев увидел интересную информацию.

На чердаке лежит ружьё с коробкой патронов.

Это было единственное осмысленное предложение на странице. Как до него, так и после писалась сплошная белиберда. О каких-то девушках-русалках, об огнедышащих драконах и двуглавых змеях.

По лестнице из коридора Зверев поднялся на чердак. На узеньком пространстве ружья не оказалось. Зато к косяку у входа был приставлен обрез. Посылочный ящик средних размеров стоял рядом. Одна коробка была початой. Судя по количеству боеприпасов, кто-то собирался держать оборону до последнего. Доски под ногами жутко скрипели, и Михаил Иванович крался на цыпочках, как будто боялся разбудить кого-то в доме. Он пробрался к окошку, заглянул в него. Снег по ту сторону избушки стал серым от пыли с выбитого ковра. Грязь просвечивала сквозь тонкий слой свежих снежинок. Михаил Иванович ещё раз убедился, что его ночью носило на мороз. В уголке чердака стоял деревянный ящик защитного цвета. Зверев приоткрыл крышку. Внутри лежал тряпичный свёрток. От него пахло как из оставленной открытой культуры анаэробов у нерадивого аспиранта. Михаилу Ивановичу хорошо знаком этот запах – запах гниения и брожения полуразложившихся тканей. Он закрыл ящик. Похоже, сюда складывали охотничьи трофеи. Обработать не могли, а холодильника тут не было.

Михаил Иванович спустился в дом. Подмигнув перевернувшейся кружке, он погрозил ей обрезом. Оружие было похоже на пиратский пистолет времён Колумба. Не имея навыков обращения с оружием, Михаил Иванович сообразил, что конструкция обреза проста. Никаких затворов и предохранителей: суёшь патрон, взводишь курок и палишь в белый свет. Делов-то. Он убрал обрез в полку с тетрадями.

Время шло очень медленно. Если в первые два дня Михаил Иванович успевал только-только поесть, убрать посуду и немного подумать, то теперь он поднялся на чердак, изучил оружие всего-то за двадцать минут! Заправлять трансформатор не было нужды, поэтому Зверев решил заняться уборкой. Наверное, его тяга к чистоте и заставила подняться среди ночи выбивать ковёр. Живя один в квартире, Михаил Иванович обязательно каждую неделю затевал стирку, а на следующий день занимался уборкой. Баушки-соседки знали, когда Зверев будет стирать, а когда хлопать половики.

– Убирай бельишко, молодка! – советовали они соседке: – Сейчас Михаил Иванович будет коврики хлопать! – если была суббота.

– Идите, хлопайте ковры на соседнюю площадку! Сейчас Михаил Иванович тута бельё развешает! – говорили они в пятницу.

Никто с ними не спорил, а Зверев проходя мимо лавочки, всегда здоровался и выслушивал их однообразные истории.

На кухне пол был покрыт красным ковролином. Покрытие плотно прилегало к доскам. Михаил Иванович попытался отодрать его от порога и сразу понял, что ковролин прибит обычными гвоздями. Сорвать его не сложно, стоит лишь уцепиться за край. Потихоньку, метр за метром, он оторвал ковролин от пола. Пришлось передвигать громоздкую мебель: письменный стол и тумбу для посуды. После этого Зверев отхлопал ковролин во дворе, меняя несколько раз место, потому что снег быстро превращался в песок. Умаявшись, Зверев свернул ковролин в рулон и приставил к стене с намерением завтра поутру расстелить его в избушке.

Вернувшись в дом, он отужинал и вновь полистал журнал. Больше никакой полезной информации не попадалось.

Зверев сунул дневник под подушку, отключил свет и уснул.

Михаил Иванович полагал, что во сне кто-нибудь из «писателей» явится и объяснит наконец, зачем ему читать эту белиберду.

В эту ночь не было никаких снов.

Поутру Зверев вышел из спальни и наступил на ковролин в кухне. Первым делом он отогнул покрытие от пола. Ковролин лежал поверх вбитых в пол гвоздей, как и задумывал Михаил Иванович.

– Кто здесь? – спросил Зверев и закрыл рот ладонью. Получается, начал разговоры с самим собой.

Он замер. Услышал биение собственного сердца. К счастью, никаких других звуков не было. Никто не приходил и ничего тут не делал. Зверев сам поднялся и расстелил ковролин на место. Может быть, я всегда был лунатиком, только это не проявлялось? Теперь же, в голове оставалась мысль о каком-то действии, и Зверев выполнял его ночью. Придя к такому выводу, Михаил Иванович успокоился. Он решил доделывать до конца намеченное на день, чтобы не вставать во сне.

Зверев пошёл к трансформатору. Попутно он расчистил небольшой слой снега. Замок был на месте, трансформатор работал исправно. Проверив уровень, Михаил Иванович озадачился: масло никуда не делось. Оно не выветрилось, не выкипело. Почему «инструктор» Пригожина сказал, что эта машина жрёт масло, как старый «москвич»? Михаил Иванович пригляделся к жестянке с выбитой датой изготовления. Трансформатору исполнилось всего три года. Стало понятным, что оборудование на подстанции в городе устаревшее.

Что ж, с главной заботой Михаил Иванович справился. Осталось проверить насосы-глубинники, подающие воду в его сторожку. Насосная находилась неподалёку, метрах в пятидесяти. Смотреть за работой насосов не имело никакого смысла. Автоматически один сменял другого каждые двадцать часов. Если один из двух выйдет из строя, Зверев останется без воды на сутки – только и всего. Починить глубинный насос сторож не в состоянии. Ремонт не входит в обязанности обходчика. Поэтому ребята переписывали данные манометров, не заходя в насосную. Замок проржавел. Михаил Иванович не смог вставить ключ. Впихивал его силой, стучал по замку, но безрезультатно. Тогда Зверев вернулся к трансформатору, набрал масла в жестяную баночку, с краю мазнул побольше солидола.

Провозившись с замком около часа, Михаил Иванович вспотел. Но приходить сюда ночью ему совсем не хотелось. Зверев залил скважину маслом, жирно смазал ключ солидолом. Дёргал ключом, стукал замком о стену, ругал его и уговаривал, в итоге всё же отомкнул.

Руки Михаила Ивановича стали жирными и грязными, но он не обращал на это внимания. Заржавленные металлические двери оказались вторым препятствием. Открылись они только после того, как Михаил Иванович сорвал железную ручку с наружной стороны. Внутри насосной гудел глубинник. В бетонном полу, местами залитом мазутом, выдолблен желоб глубиной по щиколотку. В нём журчала вода. Она сбегала в воронку. За счёт постоянного движения вода не замерзала, а так как её было мало, ручья за стенами насосной не было. Стрелки манометров чётко стояли на четвёрке с хвостиком – такие цифры и были записаны в официальном вахтовом журнале. Седой Валентин, наверное, сходил один раз в насосную и навсегда обеспечил отметку о контроле.

В углу стояла печка-буржуйка. Открыв дверцу, Зверев убедился, что топилась она больше года назад. На остатках древесного угля появились и размножились колонии грибков. Приглядевшись к таким головешкам, можно увидеть слабое свечение. Михаил Иванович пользовался продуктами жизнедеятельности этих грибков для выращивания клеток-киллеров. Ему не хотелось вспоминать бывшую работу, Зверев с силой захлопнул дверцу печи. Стол и стул были покрыты толстым слоем грязи, обильно сдобренной графитом и солидолом. Никому не пришло в голову постелить газетку. Михаил Иванович расхохотался. Какая пресса в Богом забытом уголке?

Продолжая смеяться, он положил на стул более-менее чистую фанерку и присел. Закурил. Посмотрел вверх, с потолка свисала на белом двужильном проводе лампочка. От провода до потолка в разные стороны была развешена грязная паутина. Нить накаливания мигала и дрожала, Михаил Иванович понял, это «вечная лампочка». Зверев осмотрел влажные стены. Выключателя не было. Почерневший плакат над столом представлял схему ремонта глубинных насосов при помощи подъёмного крана через снятую крышу. Никаких инструментов внутри не было. Люди, устанавливающие насосы знали, что обходчикам они не понадобятся.

Михаил Иванович вышел и посмотрел на небо. Подёрнутое туманной дымкой оно дышало, впитывая целебный воздух тайги. Ветер унесёт в города весь набор микроэлементов полезных для человека, но до лёгких горожан он дойдёт задушенный выхлопными газами. Михаил Иванович увидел бледнеющий диск солнца в розовой кайме на верхушках длинных елей. По левую сторону проглядывала ухмыляющаяся луна. Зверев поймал себя на мысли немедленно записать это в вахтенный журнал. Настроение Михаила Ивановича повысилось. Это не приходящее безумие, а жажда деятельности заставила парней вести дневники, записывая свои впечатления и мысли. Кто виноват, что в голове у них оказались лишь русалки да лешие?

До конца рабочей вахты оставалось довольно много времени, а оно всегда и всё расставляет по своим местам. Так полагал Михаил Иванович, не допуская, что может ошибаться.

Зверев просыпался по писку наручных часов, умывался и приводил себя в порядок. За это время закипал электрочайник и разогревался завтрак. На сегодня это была тушёная картошка с консервированным цыплёнком. Накрывая на стол, Михаил Иванович убрал на полку вчерашние записи своих вопросов, взял оттуда железную кружку. Когда он с удовольствием плотно завтракал, потому что собирался сходить до бани, забрать оттуда широкие охотничьи лыжи для прогулки по снежной тайге, Зверев вспомнил о записанных вопросах. Когда он убирал листок, краешком глаза заметил, что записей стало больше. Не отвлекаясь, он выпил кофе, вымыл посуду. Только после этого ежедневного ритуала Михаил Иванович взял с полки лист со своими записями и положил перед собой.

Глядя на собственные каракули, Зверев ощутил, как шевелятся его волосы. Он посмотрел на руки. Кожа предплечий покрылась пупырышками, каждый волосок вздыбился. Михаил Иванович несколько раз глубоко вздохнул и отпихнул от себя лист бумаги. В заполненной графе ответов была сплошная нелепица, написанная его собственной рукой.

По дороге к бане Зверев энергично расчищал завалы снега, мысли его работали в такт движениям. Выходит, каждое отложенное дело завершается им ночью. Всё дело в лунатизме! Почти добравшись до бани, Михаил Иванович вспомнил, что не видел там никаких лыж. Откуда он вообще взял эту информацию? Зверев забросил лопату на плечо и зашагал обратно. Но, представив себя в одних трусах с этой деревянной лопатой в лунном свете, Михаил Иванович развернулся и принялся с удвоенной силой пробираться к бане.

Как и следовало ожидать, никаких лыж в бане не оказалось. Но Михаил Иванович нисколько не огорчился. Главное, он выполнил задуманное.

Целый день Зверев работал как заведённый. Сходил в трансформаторную, насосную, отчистил снег вокруг дома. Наружный термометр показывал минус тридцать, но Михаил Иванович вспотел. Настораживала луна, нахально вылезшая на небо, не дожидаясь захода солнца.

Приняв душ на ночь, Зверев с опаской лёг в постель. Вроде бы, всё сделал. А вдруг, о чём-то позабыл? Привязывать себя на ночь ремнями к кровати – мера примитивная, но действенная. Завтра так и сделаю, решил он, засыпая. Погружаясь в сон, Михаил Иванович вздрогнул всем телом: а не придет ли в голову привязывать себя ремнями именно этой ночью? Дрёма сморила его, не дав обдумать этот вопрос.

Ночью пришли старые знакомцы. Валентин стоял у стены с ковром и гладил костлявое чудовище по соскам. Петр сидел рядом с кроватью Зверева и смотрел на него.

– С чем пожаловали? – спросил Михаил Иванович.

– Не скучаешь? – спросил рыжий, дёрнув покойницу за сосок. Ковёр вздыбился. В комнате запахло женщиной.

– Не страдаю. Ребята, зачем заставили меня идти в баню за вашими дневниками? Там же сплошная галиматья!

– Мы в академиях не преподавали! – осклабился вставными зубами Валентин. – Надеялись, что ты расшифруешь наши записи.

– Ну да! – поддержал товарища Пётр, пристроившись к ковру, как кобель. Иван Иванович только сейчас заметил, что женщина не сидит в гробу, она стоит на четвереньках головой кпереди. Лицо её вытянулось в лунном свете. Один глаз подмигнул Звереву. В следующий момент она застонала в такт ритмичным движениям Петра.

– Что это вы затеяли? – разозлился Михаил Иванович. – А ну-ка, вытаскивай эту мертвечину на улицу!

– Третьим будешь! – скорее приказал, чем спросил Валентин. Он подошёл к гобелену и расстегнул ширинку.

– Пошли-ка вон, ребята! – сказал Зверев, сев в кровати. Он был уверен, что так произойдёт. Люди всегда выполняли его сильные желания.

В ответ Пётр потрепал его по щеке.

– Такие фокусы с нами не пройдут, – улыбнулся он. – Не хочешь развлечься, тогда работай! Паши как скотина!!!

Михаил Иванович, зная, что находится во сне и не опасаясь за увечья, от души врезал Петру в подложечную область. Тот никак не ожидал удара, задохнулся и упал на кровать. Зверев брезгливо спихнул его на пол.

– И ты вали отсюда! – крикнул Зверев Валентину. – И дохлятину свою забирай!

– Ладно, не кипишись, Михаил Иванович, – сказал Валентин. Он уже стоял рядом. Одетый.

– Уберёшь свою вонючку?

– Да ты что, в самом деле! – вскипел Валентин. – Тебе как к человеку, а ты ерепенишься! Мы эту бабу, если хочешь знать, имели каждую неделю. А с третьего месяца командировки – так каждую ночку! И вовсе она не дохлая, всё у неё на месте, – он облизнулся.

– Ребята, валите к себе в преисподнюю вместе со своею бабёнкой! – сказал Михаил Иванович, удивляясь самому себе. Как кто вложил в его уста эти слова!

Очнулся Пётр, клацнул зубами. Зверев еле удержался, чтобы не пнуть в челюсть рыжему гостю.

– Уходим! Уже уходим! – открытыми ладонями вытянул руки вперёд Валентин. – Только ты, это, в лес, кажись, собрался.

– И что?

– Лыжи не в бане – в подполе!

Дружки исчезли так же неожиданно, как появились.

Михаил Иванович не удивился. Сон порою крутит сюжетами шустрее циркового жонглёра. И в следующий момент Зверев увидел солнце, море и пляж. Он лежал возле пальмы в солнцезащитных очках и смотрел на чаек. До чего же наглые птахи! Одна из них вырвала газету из рук Михаила Ивановича, что не помешало ему наслаждаться свежестью бриза. На пляже не было не единого человека: полный покой, пропитанный парами йода воздух и горячий песок. Тень от широких листьев пальмы закрывала голову Зверева. Лежал бы и лежал. Но Михаил Иванович знал, скоро всё это кончится. Набегут шумные люди, вслед за ними появятся танки. Увязая в пляжном песке, стальные машины раздавят дощатые лежаки, порвут надувные матрасы, испортят воздух выхлопными газами непрогоревшей солярки и, в заключение, пальнут несколько раз кумулятивными снарядами.

Откуда столь страшные прогнозы, Зверев не знал, но был уверен: так оно и будет. Приподняв очки, Михаил Иванович не увидел моря. Чайки оказались сороками, а пальма иссушенной сосной.

Михаил Иванович проснулся. Первым делом он посмотрел на ковёр с загробной шлюхой. Гобелен был повешен на стену изнаночной стороной. Михаил Иванович не сразу это понял. Поначалу ему показалось, что рисунок сильно потемнел: исчезли контуры гроба и цветов. Видна только ухмылка суккубы и чуть ниже – срамные губы.

Зверев снял ковёр, посмотрел на него с лицевой стороны. Рисунок был прежним. Развернув обратно, увидел только половые органы, испачканные присохшей жидкостью. Михаил Иванович поморщился, потрогал свои трусы. Сухо. Но этого быть не могло! Зверев в голове не держал контакта с лучшей женщиной мира, не то что с полусгнившей блудницей! Тогда получается, он почесал в затылке, пришествие двух сумасшедших друзей материально? С отвращением он царапнул ногтем толстый светло-коричневый потёк. Оглядев оставшуюся под ногтем грязь, Михаил Иванович не сомневался. Безо всякого микроскопа микробиолог понял – это засохшая биологическая жидкость. Ребята продолжают знакомить со своим бытом. Как они жили-работали-развлекались и, наконец, свихнулись с ума. Недвусмысленно предлагают повторить их путь. Михаил Иванович тщательно отмыл руки, состриг ногти до живых пластинок – до крови на пальце, которым карябал чужое семяизвержение.

Позавтракав, Зверев принялся за работу. В трансформаторной в очередной раз убедился, уровень масла остаётся неизменным. В целях профилактики ночных похождений он посетил насосную. Приглядевшись к техническим характеристикам насосов, Зверев вновь озадачился. Мощности двух насосов хватило бы на замену воды в олимпийском бассейне каждые десять часов! При этом, останется для того, чтобы ежедневно заливать хоккейную площадку. То есть, водный ресурс для воинской части.

Похоже, потому и не работает связь с центральной подстанцией. Слишком много вопросов к господину Пригожину. Михаил Иванович посмотрел на дымчатое от морозного тумана небо и решил, что деньги он получит не за свои вопросы.

А из головы всё никак не выходил ночной кошмар. Ему подсказали, где лежат лыжи. Приглашают на прогулку в лес. Михаил Иванович поднял ковролин, осмотрел пол. Древесноволокнистая плита квадратными кусками приколочена к доскам. Под которым квадратом вход в погреб? Зверев поддел столовым ножом плитку ближайшую к порогу. Дверца люка открылась без труда. На всякий случай зажав нос, Михаил Иванович посветил фонариком вглубь подполья. Вниз уходила лестница из железной арматуры. Местами краска затёрлась от частого прикосновения рук и ног. Валентин с Петром часто бывали в погребе. Чтобы не откладывать осмотр подполья на ночь, Михаил Иванович спустился вниз.

Пошарив лучом фонарика по стенам, он нашёл выключатель, похожий на тумблер старого телевизора. Зверев повернул его – загорелся слабый свет с потолка. Крутанул ещё раз – загорелись лампы на стенах.

– Уютная кладовочка, – сказал Михаил Иванович, осматривая подвальное помещение. Комнатка размерами с обычную кухню в хрущёвской квартире. Стены отделаны пластиком с рисунком под кирпич. Пол и потолок белого цвета. У дальней стены стоит верстак с промасленными тисками и наковальней, нетронутой инструментом. Под верстаком валяется обычный хлам: куски пакли, драная ветошь в коробке с ржавыми железками. Всё это «хозяйство» покрыто слоем пыли, осевшей со дня постройки подвала. Слесарная мастерская никем не использовалась – никто, кроме строителей, не приложил руку к инструменту. В углу стояли широкие короткие лыжи, обтянутые серой кошмой. Их почти идеально полукруглые концы слегка загнуты кверху. Михаил Иванович взял лыжи, встряхнул. На них не было не единой пылинки. Будто бы лыжи только что просохли после прогулки по снегу. Поставив их ближе к лестнице, Михаил Иванович прошёл к шкафам, стоящим у противоположной стены. Они располагались друг на друге, напоминая мебельную стенку. Зверев открыл ближайший шкаф. Внутри ничего не было, даже пыли. Во втором шкафу – та же самая картина. Михаил Иванович раскрывал следующие шкафы уже не удивляясь. Во всех – ни соринки. Как бабушка колобка прошлась со скребочком.

Странности на этом не закончились. Потух свет одновременно во всех трёх лампах. Михаил Иванович щёлкнул кнопкой фонарика, подобрался к лампе, свисающей с потолка. Нить накаливания лопнула в двух местах. Микроспиральки торчали на петлях и подрыгивались, как живые. Звереву на момент показалось, что один кончик спиральки согнулся как гусеница и отполз к цоколю лампочки. Не собираясь задерживаться в погребе, Михаил Иванович вылез наверх, забрав лыжи.

Укладываясь на ночь, Зверев несколько раз повторил вслух:

– Я не собираюсь ехать на лыжах! Я не желаю совокупляться с ковровым рисунком! Я не нуждаюсь ни в чьей помощи!

Ночь прошла спокойно.

Поутру Михаил Иванович первым делом посмотрел на гобелен. Тот висел как нужно: рисунком кнаружи. И всё же он был не уверен, что не вставал ночью. Михаил Иванович спустился в погреб, взял из железного ящика запылённый кусок мела размером с гусиное яйцо. Затем Зверев закрасил мелом края ковра на ширину своей ладони. Зверев отошёл в сторону, осмотрел свою работу. Теперь он обязательно узнает, прикасался ли за ночь к ковру, и с какого боку. Посмотрев на кусок мела, на окрашенную им ладонь, Михаил Иванович зачеркнул крестом рисунок ковра.

Надеть лыжи не представило никакого труда. Спасибо дедку из гостиницы, заставившему заказать себе валенки. Михаил Иванович не спеша двинулся к ЛЭПу. Когда он пересёк высоковольтную линию, увидел небольшой пригорок – захотелось оглядеться с высоты. Зверев с трудом, вспотев до лодыжек, забрался на вершину холма заросшего молодой порослью сосёнок. Отсюда он увидел свою избушку. Сторожка стояла как раз посередине между высоковольткой и трансформатором. Вертолётная площадка, насосная и чёрная крыша ветхой баньки составляли треугольник. На него накладывался другой: из избушки, вертолётной площадки и ближайшим столбом ЛЭП. С высоты наложение двух треугольников сильно напоминало пантакль. Как специально задуманная конструкция, Зверев удивился совпадению.

Спускаясь лыжами поперёк склону, он всё же умудрился упасть. Покарябав нос, Зверев не разозлился. Наоборот, ему стало весело. Вспомнился преподаватель опостылевшей в ВУЗе физкультуры.

– Вперёд! Вперёд! – ободряюще кричал он студентам, измождённым интеллектуальными штурмами. – Веселее! Работают бицепсы, трицепсы! Плюс квадрицепсы! Сердце бьётся ровно и сильно! Мозги поправляются свежей кровью из артерии «каротика интерна»!

Отжимаясь из последних сил, чувствуя как разбухает артерия от свежей крови, Звереву тогда хотелось вскочить и врезать милейшему физруку промеж глаз. Но желание не подкреплялось возможностью, в следующий момент Зверев падал со всеми студентами на пол, чтобы не подниматься хотя бы несколько секунд.

Когда занятия вела женщина, всем было весело и приятно. Она заставляла делать дурацкие гимнастические упражнения, в душевой перед бассейном отдирать с кожи эпидермис, но в целом была милой и местами симпатичной суховатенькой бабулей. Что и говорить, в студенческие годы сорокалетняя воспринимается одинаково с семидесятилетней. Мысли Зверева переключились на женщин. Интересно, сколько годиков полускелету на ковре? Если приглядеться к её черепу, можно приблизительно определить возраст. Но зачем?

– Мне это неинтересно! – весело крикнул Зверев.

Ветер унёс его слова и утопил эхо в верхушках шумящих сосен.

Вернувшись домой, Михаил Иванович взял исписанный своею белибердой лист. Вдумался. Ничего не прояснялось. Тогда он сравнил записи с дневниками своих коллег, но не нашёл ничего мало-мальски похожего. У Петра и Валентина имелись записи расчётов столбиком, но не шли ни в какое сравнение с логарифмами и косинусами Зверева. Ломая голову над непонятными теперь расчётами, Михаил Иванович заклевал носом. Он устал после лыжной прогулки. С непривычки ломило спину и упоминаемые физруком трицепсы голеней плюс квадрицепсы бёдер. Очнувшись оттого, что голова резко дёрнулась кверху, Зверев ушёл на кровать, позабыв выключить свет.

Неделя прошла без неприятных ночных сюрпризов. Михаил Иванович поймал себя на мысли, что неплохо бы отметить «экватор» своего пребывания в тайге на сверхденежной работе. Вспомнился лётчик, подмигивающий в сторону ящика с сухим спиртом. Зверев достал таблетку сухого горючего, положил её в пустую консервную банку, поджёг. Она быстро разгорелась и закоптила. Михаил Иванович всей мощью своих лёгких сбил пламя. На поверхности таблетки образовался хлопьевидная сажа. Зверев соскрёб верхний слой сажи и увидел обычный чёрный нагар. Какое спиртное может быть в этой отраве? Намёка лётчика он не понял.

Михаил Иванович отметил пересечение экватора открытием коробки с тортом. На душе было неспокойно. Зверев посмотрел на очерченный им ковёр, показалось, что он сместился по стене к выходу из комнаты. Михаил Иванович потрогал каждый гвоздь. Все оказались на месте. Не смотря на это, с половины четвёртого и наступлением сумерек Михаил Иванович ощутил смертную тоску за грудиной. Как дрожжевое тесто, она всё больше и больше распирала грудь. Этой ночью будет концерт, решил Зверев. Он отодвинул кровать на середину комнаты, чтобы при случае спрыгнуть в любую сторону.

Лёжа на спине и не выключая света, Михаил Иванович подводил итоги своего пребывания в тайге. Итак, его присутствие здесь ничем не обоснованно. Добавить масла в трансформатор могут прилетающие раз в полгода вертолётчики. Водные насосы функционируют исправно с момента их установки, и проработают безо всякого контроля ещё столько же и дольше. Чистить вертолётную площадку нет никакой необходимости: и вертолёты не прилетают, и ветер сдувает снег. А если обходчик жжёт свет в избушке, питается за счёт организации и целыми днями бьёт баклуши, тогда зачем он тут?