Текст книги "Поход клюнутого"

– Эге ж… – Сержант принял поднесенную хозяином кружку с сидром и выразительно глянул на Бинго. Гоблин нервно заерзал на лавке. – Слушаю вот я его, и это…

– Это частный случай, – с горечью признал дварф. – Такой ходячей клоаки пороков я и сам не видел, и сэр Малкольм дивился, и вообще по пути остается множество озадаченных. Но вот тебе мое крепкое слово, слово Даймондштихеля, – а это слово непреложное! – что к нонешней оказии он никаким местом непричастен, и даже колпак ему я взять позволил, ибо мною проказники учены, мой трофей, с меня и спрос. Хочешь, заплачу за него штраф?

– За гоблина?

– За колпак. За гоблина штрафы платить – столько денег не начеканено.

Сержант повздыхал, отпил из кружки, испытующе оглядел подозрительного Бингхама. Тот тоже уткнулся в кружку, бормоча в нее что-то неразборчивое, что не желало оставаться внутри, но противоречило инстинкту самосохранения.

– Да Райден с ним, с колпаком, – решил Гилберт наконец. – Раз уж они так, по-кривому, то и мы с ними ответно не станем цацкаться. Не видал я колпака, не подтвердились досужие подозрения, обыск не дал результатов, означенные монеты не найдены.

– Да это ж и есть правда! – не удержался Бинго. – Не было у нас трех золотых, скажи, борода? Это ж самое что ни на есть алиби!

– А плевать мне, было или не было. – Сержант махнул рукой. – Не хватало еще честным дварфам карманы выворачивать по злостному навету всяких бездельников. Попрошу, однако же, в городской черте вести себя предупредительно и в иные истории не влипать, а коли еще случится кого вразумлять, так не сваливайте их по укромным местам, а, напротив, волоките к ближайшему стражнику и сдавайте с сопутствующими обвинениями.

– Да мы до утра на улицу уже не пойдем, а утром тихою сапой город покинем. – Торгрим выразительно вскинул кружку. – За торжество правосудия, сержант!

– За него, – согласился Гилберт с немалым облегчением.

– За торжество, – примазался и Бинго, который хотя и имел насчет правосудия собственное неканоническое мнение, но против абстрактного торжества возражать отнюдь не собирался.

– Так что, сержант, не заберете этих сомнительных личностей? – неприязненно испросил из-за стойки хозяин.

– Ты сам подозрительный! – рыкнул на него сержант. – Чего такое в свои вина добавляешь, что уже три купца из твоих постояльцев жаловались на головную боль и непонятное полегчание кошелька после бурной ночи?

– Такие уж хорошие вина держу, что, начавши пить, мало кто удержится от продолжения.

– А настой йоруги, который сильнейшее сонное зелье, кто скупил у всех аптекарей?

– Ну, сплю я плохо, сержант, это что – преступление?

– У кого совесть чиста, тот всегда спит хорошо, – заметил Торгрим сурово, поглядел на Бинго и добавил сокрушенно: – Или кто гоблин.

– Я как раз скверно сплю, – пожаловался тот немедленно. – Странное снится, вскакиваю с таким облегчением, словно от звонка до звонка срок мотал на зоне с гзурабами. Хозяин, поделись сонным зельем!

– А я пойду, пожалуй. – Сержант в несколько мощных глотков допил сидр и поднялся. – Будьте здравы, на вина здешние не налегайте, а будете в наших краях еще – заходите, не стесняйтесь… ну, ты, по крайней мере, дварф. За всякую шушеру не скажу, а я всегда рад с правильным воином потолковать.

Он подобрал меч и покинул зал, а Торгрим воспользовался моментом и снова пнул Бинго в колено.

– Похоже, твое бурление и на меня переходит! В жизни не влипал так вот, на ровном месте, обыкновенно наблюдаю осторожное к себе равнодушие.

– Чуть колпак не прошляпил, поборник справедливости! Если б догнали те, которые графские – ты бы и с кольчугой охотно расстался?

– Да вот не хватало еще загреметь по твоей загребущести.

– Загребущесть к загремлению отношения не имеет! Если гремишь, то уж с самой верхотуры и донизу, и поступишься ли в этом полете малым – никак не облегчит твоей участи. И обидно же будет, если таки грюкнешься внизу, да еще и колпак проимеешь.

Сохраненный колпак Бинго недолго думая натянул на голову и вид заимел самый комичный, но смеяться над ним было решительно некому.

– Спать пора, – постановил Торгрим. – Хозяин, покажи нашу комнату.

– За мной следуйте… – Хозяин запалил от светильника свечу и двинулся к лестнице.

– А сонное зелье?

– В аккурат вышло. – Хозяин воровато покосился на винную бочку. – Хочешь винца глоточек? Оно благотворно действует.

– От выпивания никогда не отказывался.

– Поберегся бы. – Торгрим зябко передернул плечами. – Сам же слыхал, с него голова болит, и кошель… правда, кошеля у тебя нету, но вдруг и правда я, с тобою повозжавшись, начну все тобою заслуженные симптомы перехватывать?

– Раз откажешься – в другой раз могут и не предложить. Нацеди мне кружечку, плоскошапочный.

Номера в «Ресторацио» оказались обширными, люксовыми, с балдахинами и даже занавесями на окнах, чем Бинго не преминул сразу же воспользоваться, дабы расквитаться наконец с замучившими соплями, и даже Торгрим, пока готовил укоризненную речь, не сдержался и обтер голову бархатной портьерой. Кровать, правда, одна, зато такой ширины, что лошадей можно укладывать. Нашлась в закутке за дощатой загородкой и бочка с водой, в которой дварф с удовольствием ополоснул конечности. Выйдя же, застал гоблина деловито переливающим выпрошенное вино из кружки в кожаный бурдючок, который, как оказалось, в числе многого иного таскал на поясе.

– В дорогу запасаешься?

– Никогда не знаешь, где чего пригодится. – Бинго слизнул каплю и поморщился. – Фу, кислятина. Никогда не понимал, чего в этих винах находят.

– А зачем же позарился?

– Ну, ты ж слышал, зарился я не на вино, а на сонное зелье. А потом уже было неловко отказываться.

– Уж не по мою ли душу сонным зельем запасаешься?

– Вообще не думал, но идея хорошая. Желаешь опробовать?

– Спасибо, и так без задних ног дрыхну. И чтоб ты знал, у нас, дварфов, расовый бонус супротив всяких микстур, настоек да ядов – так что не расслабляйся, даже если подсунуть исхитришься.

– Тебя послушать, у вас ото всего бонус, то-то вас с поверхности уже тыщу лет как повышибли! Сидите небось в своей стылой подземле, бонусы пересчитываете. Побудь мне верным оруженосцем, помоги пряжки расстегнуть! Мочи нету более в панцире париться, блохи скоро до костей догрызутся.

Дварф оскорбленно заворчал, но с пряжками покладисто помог. Хоть пальцы его и напоминали кузнечные клещи, а обращаться со всякого рода запорами он умел с детства. Из раскрывшегося панциря пахнуло столь могуче, что Торгримовы глаза заслезились и даже ставни на окне дрогнули, а Бинго с радостным воплем содрал остонадоевшее облачение и победно швырнул в угол.

– Счастье-то! – завыл гоблин, приплясывая по комнате и свирепо скребясь обеими пятернями повсюду, докуда руки дотягивались. – Как есть смысел жизни, надо будет тому мудрецу присоветовать!

– Иные, а вернее сказать – все, кроме тебя, до этого смысла каждый вечер добираются, – расхолодил дварф.

– И тут обставили, хитрозадые, – не очень-то огорчился гоблин, приступил к массивному шкапу и принялся о него тереться спиною, причем, судя по треску, полетела щепа – не понять только, от шкапа или от гоблина.

– Там воды целая бочка, – счел должным сообщить Торгрим, тоже избавляясь от своего кольчужного рубища.

– Не, спасибо, я сидром надулся.

– Тебе, смотрю я, неведома радость хорошего омовения.

– Да уж, радости – они не про нас. Почесался, и то хорошо, а полезешь в бочку – либо вода закипит, либо дно вывалится… Это ж я, а не дварф подземный, это мои забурления, а не бонус от микстуры.

Торгрим кротко вздохнул и проверил забурления на мощь – сгреб Бингхама за отворот промокшей насквозь безрукавки, протащил в закуток к бочке и, приподнявши гоблина, с силою всадил его задом в разверзтый бочечный зев. Бинго заверещал, вода хлынула из-под его туши, руками гоблин уцепился, за что пришлось, да и застрял в бочке затычкой, всаженный в нее так, что только голова с плечами да дрыгающиеся конечности остались на свободе.

– Ну вот видишь, – с удовлетворением заметил дварф, – пред старым добрым напором любые забурления отступят в страхе. Скажи ведь, освежает!

Бинго, убедившись, что верещание пользы не приносит, его прекратил и прислушался к своим ощущениям.

– Да, освежает, не отнять. А теперь отойди-ка в сторонку.

– Понравилось? Вынимать не надо?

– Отойди, говорю… щаз бабахнет!

Торгрим распознал в гоблинском голосе неподдельную панику и отскочил за косяк, а Бинго напыжился, перекосившись от натуги, и разразился в глубь бочки глухой трескучей трелью. И бочка не выдержала – со звенящим рикошетом полетели заклепки ободов, отстрелились доски, составлявшие ее стенки, поток освобожденной воды залил пол каморки и диким селем устремился в номер, чуть не смыв по пути остолбеневшего дварфа. Бинго с мокрым шлепом обрушился на пол и, намочив в водной среде ладони, с удовольствием ими обтер лицо.

– Напор, напор, – передразнил он Торгрима язвительно. – Вот и весь твой напор. Забурления – вот она, сила![9]9
  Всяк читатель, осиливший школьный курс физики или пару сезонов «Mythbusters», может справедливо возразить, что никакие это не мистические забурления, а элементарный перебор с допустимым давлением. При желании пытливый ум способен даже просчитать, что, когда и как вокруг Бингхама забурлит в следующий раз. Однако он будет немало обескуражен, обнаружив, что именно в просчитанный миг как раз пронесет, а шарахнет в момент совершенно неожиданный. Вот ЭТО и есть забурления.


[Закрыть]

– Щаз хозяин прибежит, ругаться будет, – слабо пожаловался дварф, зачарованно наблюдая за торжеством забурлений, разливающимся по комнате. – Не судьба нам, похоже, в этом городе без проблем обойтись.

– Вот тут-то и пригодятся хорошие знакомства!

– Ты молчи, чудовище, не смей приплетать имена честных людей для покрытия своего бесчинства!

– Не своего, а твоего. Это ж ты меня ввинтил в опасную конструкцию! Знаешь девиз водных магов, славных разрушительной мощью? «Просто добавь воды!»

Хозяин не заставил себя долго ждать – в дверь забарабанил с силой, от хлипкого хуманса неожиданной. Торгрим даже успел с неудовольствием предположить, что для этих целей существо в берете вытащило из запасника своего штатного вышибалу, и сейчас придется грубить самому, чтобы не быть обиженным. Главное – не допускать до общения гоблина, тот же с перепугу таких дров наломает! Но за дверью оказался знакомый хмырь в берете, разве что перекошенный поболе прежнего и слегка размокший.

– Ты! Вы! – От возмущения хозяин позабыл все длинные слова и начал подпрыгивать на месте, то ли стараясь подняться над устремившейся ему под ноги водой, то ли желая воспарить под потолок и обрушиться вниз, на нарушителей, гневным ангелом возмездия.

– Безобразие! – услужливо подсказал Бинго, чья любопытная физиономия как раз появилась из ванной коморки.

– Да! Оно!

– Конечно, оно! Заведение вроде приличное, а меблировка для эльфов. Надо еще ночной горшок опробовать! Вы извините меня, джентльмены?

– Это вот чего было? – насторожился Торгрим.

– Это по-эльфийски. Значит «отцепись, чучело». – Бинго пинком выгнал из-под кровати блестящий горшок с лихо изогнутой ручкой. – М-да, измещение невелико, ну точно для эльфов готовили. Куда заманил, борода?

– Вон отсюда! – обрел наконец дар речи хозяин.

– Как это – вон? – опешил Торгрим. – Деньги ж взял за постой!

– Денег я с тебя взял за ужин и ночлег, а не за потоп!

– Да брось, хозяин, вода же, не гномский огонь. Считай, полы помыли забесплатно.

– Чего это забесплатно? – возмутился Бинго. – За свои деньги еще и поломойками вкалывать? Мое резюме это не украсит!

– Чего опять сказал?

– Стыдно будет детям признаться. Я, когда очень печалюсь, на чистый эльфийский перехожу, даром что его не знаю! По чести, никто его не знает, просто эти эльфы завсегда такие томные да грустные, что у них постоянно так получается.

– Вон отсюда, я сказал! – напомнил о себе подмоченный берет, не оставляя попыток воспарить над полом. – Под вами в королевских апартаментах торговец пряностями, личность уважаемая и щедрая, так-то я ему отплачу за оказанное доверие – дождем на голову?! А ежели вас тут оставить, вдобавок к дождику вы на него еще и потолок обрушите!

– Да не будем мы потолок рушить! Мы, дварфы, известные строители, а не какие-то там хунвейбины.

– А вот этот – вылитое оно, что бы сие слово ни значило!

– Этого я сейчас свяжу и спать завалю за шкап.

– Не советую, – кротко предупредил Бинго. – Мыться меня как раз ты и подначил, не забыл еще? Я чего, я чистый агнец, а вот с забурлениями шутки плохи.

– Какие еще забурления? – взвыл хозяин в неподдельном отчаянии.

– Ну, знаешь, такое вокруг меня, типа магического хаос шилда. Солдат спит – служба идет. Я ничего, а вокруг все ломается.

– Ты еще и колдун, не художник даже?! Вон, вон отсюда! Чтоб ноги вашей не было под моей крышей! Или за стражей ныне же иду, и тут уж не откреститесь – всех постояльцев подниму против вас свидетельствовать!

Когда двери «Ресторацио» с яростным стуком захлопнулись за спинами незадачливых постояльцев, Торгрим как мог отвел душу – сдернул с головы железную шляпу и отоварил ею Бингхама по пузу. Из мокрой одежды полетели брызги. Бинго охотно ойкнул.

– Откуда ж ты такой свалился на мою голову?! – возопил дварф, устремляя измученный взор к небесам, с которых ему издевательски ухмылялись звезды.

– Из Челябингска.

– Правда?

– Нет.

Торгрим в сердцах отвесил гоблину еще одну плюху капеллиной, за что был награжден новым каскадом брызг.

– Завязывай уже, – предложил Бинго миролюбиво и поежился, поскольку ночной ветерок теплым было не назвать. – А то начну падать во все стороны, потом от всего города откупаться придется.

– А ну, смирно стой, не теряй равновесия! В таком-то хоть положении авось ничего не взбурлит… или может?

– Затрудняюсь ответить. – Бинго непосредственнейше забурил в ноздрю длинный корявый перст. – Это типа как хворь, а хвори разве дело есть, стоишь ты или, к примеру, падаешь?

– От всякой хвори лекарство есть!

– Эгей, только давай без клистира. Это не там хворь, это тут. – Бинго потыкал все тем же пальцем в толстый свой череп. – Именно сюда меня клюнула злая тварь, которую в народе зовут гобломинго, а ученые эльфы величают гоблинским боевым задолбуем. Я всего-то хотел у ей из хвоста перьев позаимствовать, на здоровущую сосну за ней влез, а она как жахнет! Птица, это самое, удачи, ага. Предупредили бы, что к удаче такое идет в нагрузку, так я б…

– Что б ты?

– Ну, не знаю, корзину бы на эту тварь нахлобучил и с собою носил, дабы ею клевать каждого приглянувшегося. Мне б одному не так скучно забурлять было, и ущербным бы себя не чувствовал!

Дварф в сердцах снова замахнулся шляпой, но тяжко вздохнул и обвесил руку.

– Хватит дурствовать, начинай уже соображать. Где нам ночевать теперь?

– Брось ныть, борода. Пойдем по городу прогуляемся, познакомимся с тутошней ночной жизнью.

– Спасибо, я уже познакомился, насилу отбрехались от сержанта.

– Ты прекращай во всем видеть только темную сторону! Эдак вскоре речь твоя станет совершенно эльфийской, уши вытянутся, плечи усохнут, и свою детскую лошадку обзовешь Меланхолией.

– Что ж мне, восторгаться, что стою ночью посреди чужого города и даже в гостевую дверь постучать не решаюсь?

– А чего ты робкий такой? Пойдем-ка, постучимся во всякие двери! Мол, угости или напугаю, обогрей или поколочу, пусти ночевать или зарежу.

Бинго подобрал панцирь, вышвырнутый запальчивым хозяином вдогонку, и со вздохом его навьючил обратно на плечи.

– Вот так пристанет героический имидж, потом не отделаешься. Пойдем-ка, пошатаемся покамест, поговорим с людями за жизнь. Можешь сам говорить, а я на подпевках побуду.

– Не хочу я говорить с эдакими сумасбродами, которые ночами по улицам шляются.

– Ну и зря, среди них попадаются и синпатишные, даром что при ножах. – Бинго подсмыкнул перевязь с мечом. – Ладно, говорить я буду.

– Не о чем нам с ними говорить! Найти бы, где на ночь приткнуться, и ладно.

– Как же найти, язык не почесав?

– Будешь меня злить – брошу тебя посреди города, сам пойду попрошусь хоть в «Кувшин» тот же! На лавку, под лавку, в конюшню наконец – все не на ветру, в ожидании, из какой подворотни в спину арбалетом выпалят.

– Да ты, брат, совсем с глузда съехал от осторожности. – Бинго демонстративно огляделся по сторонам. – Это тебе не фронтир дикий, тут дуэргаров не водится. Которые убиватели, те отсюда давно выбрались. Кто попроще, те с Порвениром копьями меряться, а поумнее которые – в народные депутаты… или как там называются эти, которые всех либо запугали, либо купили и теперь в ус не дуют, по столичным особнякам сидючи.

– Разбойничьи атаманы?

– Нет, атаманы – это которые в поте лица честным грабежом промышляют, в лесных халупках ныкаясь и под конопляной теткой ходючи. Эй, почтенный, постой-погоди, дело есть! Как, освежи мою память, называются такие бессовестные… Куда ты, почтенный?!

Приблудный ночной прохожий не возжелал освежать Бингхамову короткую память и проворно юркнул между домами, спасаясь от познавательной беседы.

– Спешит, наверное, – смекнул Бинго. – Да прекрати же ты кукситься, мой компактный друг! Мир прекрасен – по крайней мере, в тех местах, где нас нет; небо ясное, ни тебе дождя из лягушек, ни грома и молний, ни града с куриное яйцо. Доставай свою трубку, может, хоть она тебе вернет душевное спокойствие.

Возражения у Торгрима как раз закончились, так что трубку он безропотно вытащил и принялся набивать, неспешно труся за отправившимся по улице Бингхамом. Хорошо хоть коней не вытолкали из пригостиничной конюшни – еще не хватало с ними бродить, подобно дикому табору. А то, чего доброго, гоблин начнет встречным гадать по ладошке, да такого нагадает, что потом не отмахаешься от обиженных.

– Городская жизнь не для слабых духом! – вещал Бинго нараспев, трюхая по улочке под уклон и звякая всеми пряжками на незастегнутом панцире. – Давят высокие стены этих бездумно огромных хибар, правда же? Для чего, к примеру, нужны три поверха? Это ж устанешь по лестницам бегать, а то еще и заблудишься!

– Не видел ты огромных хибар, – не удержался дварф. – И даст Безмолвный Хранитель – не увидишь, ибо по-настоящему огромные – это у нас там, в недрах, а тебя я лучше сам прибью, чем туда допущу. Это тьфу! У нас одни королевские чертоги поболе всего этого города!

– Вы ж там небось сортир неделями ищете, а уж друг друга-то вовсе не встретить, если все из угла в угол бегают. Гляди-ка, лыцарь! Эгей, лыцарь на коне, дай-ка прикурить моему другу, пока он опять не разбрюзжался!

Рыцарь на Бингхама внимания не обратил, да и лошадь его осталась безучастна. Как стояли они посреди небольшой площади на каменном постаменте в Торгримов рост, так и не двинулись, даже обругать побрезговали.

– А зачем он туда влез, на лошади-то? – озадачился Бинго. – Она ж оттуда небось слезть побоится. Помочь надо, подтолкнуть!

– Это памятник, – сдержанно объяснил Торгрим. – Статуй его фамилия.

– Тем более подтолкнуть надо. Он же, поди, застоялся – все в одной позе. Может, на голову его перевернуть? Будет забавное разнообразие.

– Оставь трогать памятник! Его тут не зря поставили – в память, надо думать, о каком-нибудь видном городском деятеле.

– Здоров, собака! – Бинго с уважением оглядел кососаженные плечи рыцаря. – Может, сколупнем его оттеда и с собой повезем третьим? С таким-то уважаемым нас ниоткуда больше выпирать не посмеют, а ежели вдруг попробуют – пусть-ка сперва его выставят. Пока кантовать будут, успеем и отожраться, и выспаться!

– Жар у тебя, что ли? Бредишь же, как пророк Кабала на проповеди.

– Просто хочу его спихнуть с верхотуры, а ты все никак не ведешься.

– Не дам рыцаря ронять. Никого ронять не дам! Вот будешь один странствовать, тогда и… тогда я тебе руки и повыдергаю.

– Хорошенькое дело! В одиночку его и при руках свернешь едва ли. – Бинго осторожно потыркал лошадь в копыто. – Намертво вделано. Что за народ нелепый? Сперва пыхтит тот, который прикрепляет, потом тот, который отламывает.

– Потом тот, который лупит отломавшего. – Дварф огляделся по сторонам. – Хочешь чего-нибудь отломать с пользой – займись вон тем факелом.

Бинго не заставил себя дважды просить – потянулся и выволок из железного держака на стене могуче коптящий смоляной факел. Дварф потыркался трубкой к огню так и так, загораживаясь от жара мозолистой ладонью, наконец мощно затянул в табак пламенный язычок и с удовольствием пыхнул густым дымом снизу в Бингхамову рожу.

– Ни разу не конопля, – отметил Бинго, с любопытством принюхиваясь. – А стоит, слыхал я, еще и подороже.

– Хорошее – настолько подороже, что, кроме королей, едва ли кто себе позволит. Купцы-то могли бы, но редкий купец на себя свой товар переводит – не такова торговая натура. – Торгрим блаженно затянулся и вдруг выпучил глаза. – Ты глянь, это не наш ли знакомый сержант бежит?..

– Что? Где? – Бинго присел, свободной рукой надвинул колпак на самые глаза. – Ты это… ты скажи ему, что я ничего!

– А про забурления сказать?

– Ежли от битья обещаешь защитить, то расскажи хоть про бабушку.

– А что у тебя с бабушкой?

– Да против нее я прямо образец аккуратности и благочестия. Помнишь, усатый сказывал про суровые разборки на Фигасе-озере, когда еще дэбошийского бугра укоротили на голову? Так началось все с того, что она на берегу того озера, песчаном и пустом, белье постирать решилась.

Меж тем сержант Гилберт, тяжело трусящий через площадь, заметил живописный дуэт и слегка изменил курс, чтобы почтить ночных гуляк вниманием. Дышал сержант тяжело, со всхрипами, так что повод остановиться вышел для него большой удачей.

– Вы чего тут?

– Подышать вышли и совсем ничего не ломаем, – спешно отмазался Бинго. – Дварф хотел сломать и спереть вон того конного дядьку, да я не дал.

Торгрим поперхнулся возмущением.

– В городе ад кромешный поднялся, – сообщил сержант, не уделив внимания дварфовым криминальным намерениям. – Всю стражу созывают в трущобный квартал, где буйствует магическое явление.

– Ты дыши, дыши! – Торгрим участливо похлопал сержанта по плечу. – А то скиснешь, не добравшись. Уж не сомневайся, мы поможем! Нам все равно делать нечего.

– Кому и нечего. – Бинго за плечом сержанта скорчил страшную рожу. – Настолько нечего делать, чтоб с магическим явлением бороться, мне с детства не было!

– Мимо зла и безобразия проходить не должно, ибо кто сокрушит несправедливость, как не мы? Расскажи, сержант, пока пыхтишь, – что стряслось вдруг посреди ночи?

– Да всё художники эти. – Сержант мученически потряс головой. – Понаехали на глупый фестиваль, и ну паскудить. Вон в трущобах, в азарте творческого спора, возвели из конского навоза статую, а она возьми да и случись похожа на нашего городского верховного мага! Я сам видел, как есть он – пузатый, кривоногий, в шляпе и вместо носа морковина. Ну, а ноне эта статуя возьми да и оживи и поди крушить все ночлежки, где эти молодые дарования, что ее слепили, ночью гнездятся! Докрушит этих – может дальше пойти, а в иные районы, более респектабельные, пускать ее настрого не велено.

– Вот так штука! – Дварф только руками развел. – И часто у вас такое?

– Чтоб дерьмостатуи буйствовали? Помилосердствуй, добрый дварф, да я про такое и в сказках не слыхивал.

Торгрим метнул яростный взгляд на Бинго. Тот невинно пожал плечами – мол, извините, что рядом стою.

– Что ж, сержант, пойдем глянем на твою статую.

– Лопаты возьмите да вилы, – посоветовал Бинго со знанием дела. – Мечами дерьмо не урезонить, я не раз пробовал.

– И ты не отлынивай!

– Не буду, но спервоначалу схожу гляну на всамделишного мага, с которого статую делали. Видывал магов огненных, воздушных, земных и водных, но чтоб говенного?

– К магу послали уже гонца, чтоб помог, чем может. – Гилберт нахмурился. – Ты это что же, полагаешь, он сам руку и приложил?

– А что, не мог?

– Да, по мне, всяк, кто не мечом на жизнь зарабатывает, одной ногой преступник, другою же мошенник… Нету у меня к таким доверия. Так что осторожней там – вон его башня, отсюда видно, как светится.

– У конюшни встретимся, – буркнул дварф. Перспектива передохнуть от назойливого гоблина его, чего уж греха таить, крепко порадовала. – Руки там не распускай зря и факел верни на место. Веди, сержант, раз уж тут у вас такие гуляния, не хотелось бы их прохлопать!

– Вам гулянки, а мне работа. – Сержант подобрал меч и устремился в уличную темень.

Бинго посмотрел, как дварф вслед за проводником исчезает за углом, обругал себя за неуместную активность – нет бы притулиться за Торгримовой спиной, зачем-то же вызвался на самостоятельный вояж, который еще неизвестно чем чреват, – развернулся и трусцой направился в сторону подпирающей небо башни, на верхних ярусах которой действительно ярко горел свет, судя по интенсивности, магический. Факел он, конечно, забыл пристроить на место и спохватился на этот счет, только отбежавши от держака на приличное расстояние. Что ж, не возвращаться же теперь? Но и при себе его держать тоже ни к чему: и в темноте выдает, и пользы темновидящему никакой… так что, походя, широко размахнулся и запустил его на ближайшую крышу, а сам прибавил шагу.

Торгрим, следуя за сержантом, через какое-то время оказался в квартале, где уже успел побывать, подыскивая постой, да так и ушел ни с чем, не пожелав проталкиваться через великое множество оборванных художников-неудачников и прочего сброда. Сейчас большинство этого люда трусливо жалось по стеночкам, охотно пропуская вооруженных стражников, стекающихся в трущобы со всего города.

Погромщика долго искать не пришлось – массивная фигура самых нелепых пропорций нашлась около полуобрушенного постоялого двора, чьи стены долбила корявыми ручищами с упорством неврастеника. Полдюжины стражей, суетящихся вокруг, старательно пихали ее копьями и алебардами, но блестящие в факельном свете острия бессильно соскальзывали с землистой фигуры, даже не оставляя на ней вмятин. Голем не обращал на стражей никакого внимания – методично вздымал узловатые руки и обрушивал их на хлипкие дощатые стены, с каждым ударом вышибая фонтан щепы, а то и обширные куски досок. Крыша крушимого здания уже перекосилась и оползла на сторону, в одном из углов разгоралось пламя из обрушенного камина, а многоголосые причитания со всех сторон обращали картину в фантасмагорическую немузыкальную дискотеку.

– Стремгод ведает что… – Выдохнул сержант, опять сбившийся с дыхания. – За что ж нам такая напасть? В чем провинились?

– Потом попричитаем, старина. – Торгрим с сожалением придавил содержимое трубки, которую так и нес в руке, жестким пальцем и заправил ее за пояс. – Ну-ка, я попробую для начала по старинке… не возражаешь?

– Сделай милость, друг. – Сержант приглашающе махнул рукой. – Эх, стар я стал для таких приключений… лет двадцать тому и сам бы…

Дварф вытянул из-за спины секиру и мягким боевым шагом выдвинулся к голему, обходя его со спины. Гилберт замахал своим, чтоб не препятствовали, и те охотно отступили, давая простор. Торгрим набычился, сгоняя силу в руки, резким рывком добрался до статуи и влупил со всего маху, как давно уже бить не приходилось, ибо не встречалось ничего достойного истинной силы подгорного народа.

Секира рассекла воздух сияющим росчерком и шарахнула голема промеж лопаток. От удара металлическое топорище загудело, а в дварфийских плечах почувствовалась приятная дрожь… Вот только результат оказался неожиданный – вместо того, чтобы разрезать навозного буяна или хотя бы расколоть его, как колоду, лезвие оставило неглубокую борозду и отлетело, слегка позубрившись.

– Ничего себе навоз, – ошалело пробурчал дварф. – Чем вы только лошадей кормите?

Замахнулся снова и рубанул опять – на сей раз уже не по широкой спине голема, а по ноге, опытно выбрав наиболее тонкое место. Секиру отбросило вновь, но на сей раз Торгрим уже не удивился и не отступил – ударил снова, снова и снова, раз за разом углубляя борозду и вырубая тонкие стружки магически отвержденной субстанции. Каждый удар вредил любовно отточенной кромке лезвия куда заметнее, нежели реципиенту, но на то и оружие – при всей любви к нему дварф отродясь над ним не дрожал и не щадил, как никогда не щадил и себя самого, многие годы без устали и остатка вкладываясь в боевые упражнения. На третьем десятке ударов големское колено истончилось вдвое против начального варианта, но так и не вынудило погромщика отвлечься от стеноломания.

– А теперь так, – прорычал озверевший Торгрим, отбросил секиру, отступил на несколько шагов и живою торпедой бросился на големову спину.

От страшного толчка голем не устоял и опрокинулся лицом вниз, сломав карикатурно длинную морковь носа о выступ разломанной стены. Оказавшись на нем, дварф сшиб с навозной головы ветхую шляпу, ухватил монстра за подбородок и, придавив затылком к своей груди, принялся откручивать ему голову. Железные мускулы вздулись и напряглись, Торгрим утробно зарычал, всю силу вкладывая в единственное поворотное усилие, и даже успел расслышать, как под руками затрещало, а окаменелая голова начала подаваться, но тут голем наконец обратил на него внимание и пихнулся твердым локтем. Конечно, суставов как таковых халтурщики от скульптуры ему не состряпали, а разъяренного дварфа оторвать от жертвы – задача не на дурика, но сил чудищу было не занимать – от второго же тычка Торгрима спихнуло с каменной спины, а потом голем перевалился: сперва на бок, а потом и на спину, придавливая агрессора. По счастью, какими бы ни были магическая сила и прочность, а массы туше они не добавили – дварф извернулся, поджимая под себя ноги, уперся ими в навалившуюся спину и мощно отпихнул чучело, разжав руки. Навозное тело взлетело по длинной дуге и шмякнулось в отдалении, едва не поплющив брызнувших в стороны художников.

– Ноги рубите! – заорал Торгрим и покатился, не видя нужды во вставании, к своей секире. – Чтоб ходить не мог! Да кувалды тащите кузнечные, разобьем мерзость во славу Морадина!

Стражи покладисто пустились исполнять завет нежданного варлорда, осыпавши голема целым градом ударов алебардами. Результат, однако, оказался сомнительный – стуча вразнобой и попадая через раз, большого ущерба окаменелым ногам нанести не удалось. К тому моменту, как Торгрим подкатился к туше и вспрыгнул на ноги, занося секиру, голем тоже поднялся и на этот раз оборотился уже не к безучастной стене, а к противнику. От первого его взмаха кулаком, неуклюжего, но такого могучего, что затрещал воздух, Торгрим легко уклонился и даже высек искру из ноги, уходя от второго, собственной атакой пришлось пожертвовать, а на третий раз голем таки попал дварфу в грудь чуть пониже горла, и земля вылетела у Торгрима из-под ног.

Когда перед глазами перестали кувыркаться небо и земля, а спина больно шмякнулась о стену, Торгрим немедленно встряхнулся и метнулся было обратно, не обращая внимания на сдавливающую боль в груди, но голем пропал из поля зрения – словно его и не было.

– Где?! – каркнул дварф и тут же зашелся в приступе тяжелого кашля. Хороший удар! В такие моменты жалеешь, что не вырядился в свой горный плейт… а может, и к лучшему – промятые нагрудные пластины так пробьют тело, что никакого оружия врагу не потребуется.