Текст книги "Поход клюнутого"

Солнце, вылезшее над оставшимся позади городом, как раз дотянуло лучи до неспешно трусящего отряда, и Торгрим со второй же попытки завел в трубке блуждающий огонек. Идеально подсушенное тобакко охотно разгорелось, густые дымные облака окутали дварфа, и на какое-то время все стало хорошо. Торгрим забыл даже, что сидит в седле, а с седла и упасть недолго; расслабился полностью, прикрыл глаза, чтобы дым не щипал, одной рукой держал трубку, другой праздно придерживал узду, и даже начал намурлыкивать некий образчик дварфийского песенного творчества – не очень музыкальный, но зато идеологически до точки выверенный.

Длилось это долго ли, коротко ли, но через некоторое время прозвучавший над ухом смачный хряск прервал идиллию. Торгрим разлепил веки, подул перед собой, без радости разгоняя дым, и огляделся.

На дороге впереди маячил круп лошади, над которым восседала латная статуя; вся эта конструкция от дварфа и его спутника неспешно удалялась. Бинго в седле по соседству озадаченно вертел в руке здоровенную латную перчатку.

– Чего это он, а? Подъехал, посмотрел, кинул варежку и наутек.

– Это он тебя на поединок вызвал. – Пребывая в никотиновой эйфории, Торгрим даже разозлиться с ходу не сумел. – Такие у них ритуалы.

– Варежкой?

– Ну да. Раз ты ее принял – значит, биться готов.

– Еще б штаны метнул. А куда он тогда намылился, если биться собирался? Думал, что я забоюсь, а увидев, что варежка поймана, сам труханул?

– У них, по-моему, положено так. – Торгрим без большой уверенности пожал плечами. – Надо разъехаться, чтоб потом съехаться с понтами, сшибиться железными пузами, дабы пошел гул и лязг… Ах да, они же еще копьями норовят перетыкиваться, а копья длинные, вблизи не провернешь.

– Что-то копья у него я не вижу.

– И я не вижу. – Дварф вздохнул. – А также не вижу и оруженосца, на вменяемость коего можно было бы понадеяться. Ладно, жди, попробую поговорить.

– Смотри не унижайся, – наставил Бинго. – Не забывай, что я этот самый… доблестный лыцарь Бингенштауфен, мне западло перед каждым расшаркиваться, да еще и его варежки собирать. И драться я с ним не буду!

– Ну, это уже как получится. Ты ж договора соблюдаешь? Вот перчатка и есть вроде договора меж двумя рыцарями.

– Я свято чту договоры! – Бинго подбоченился. – Но одно дело его чтить добровольно, и совсем другое, когда на горизонте битье маячит. Под давлением все ухудшается, в том числе мое отношение.

– Да ладно, не трезвонь в набат раньше времени – он тебя в полтора раза мельче.

– Но железом-то как увешан! Я все руки отобью по самые плечи, его обстукивая. На, отдай ему железную граблю, да объясни доходчиво, куда ему идтить с такими претензиями.

Дварф принял перчатку и, пришпорив пони, поехал вдогонку за встречным рыцарем. Тот остановил коня неподалеку, развернул его и теперь глядел выжидающе, поворотив глухой шлем и стискивая голой правой рукой рукоять седельного бранка.

– Честь имею, – неуклюже вступил в разговор Торгрим. – Вот, вы обронили перчаточку. Рыцарь Бингенштауфен интересуется, какого ваще нах… в смысле чем вызвал ваше неудовольствие.

– Своим девизом, – ответствовал рыцарь неожиданно женским голосом. – Я понимаю, что доспех скрывает многое, но я не считаю себя тем, чем являюсь согласно этой возмутительной клевете.

– Вы совершенно определенно этим и не являетесь… мадам, – прибалдело заверил Торгрим. – Сей девиз был заведен моим патроном на случай совершенно конкретный… мнэ, ну да, так и есть – показать своему заклятому врагу, который и есть ровно то, что там написано.

– Но щит был показан мне, и подобные оскорбления я как рыцарь намерена смывать кровью!

– Я как-то сомневаюсь, чтоб вам персонально что-то показывали. Вы б глаза не продавали почем зря, вот и не возникало бы ненужных неприятностей.

– Ты собираешься меня учить, смерд?

– Да я кого угодно горазд поучить. – Торгрим многозначительно повел трубкой. – Мадам, явите разум. Мой рыцарь – он сам это самое, что на щите написано, и обратите внимание, что у него каждая ручища толщиной с вашу талию, он долбанет почем зря – а я потом буду мучиться, что допустил такое обхождение с благородной дамой, к тому же самых правильных устоев. Хотите, срубите мне ветку вон с того дерева, и я взамен вас ею показательно выдеру сэра Бинген-как-бишь-его, как сидорову козу!

– Во имя Синдел, на это бы я посмотрела!

– Так за чем дело стало? Вы не стесняйтесь, рубите прут такой, чтоб он даже сквозь панцирь прочувствовал.

– Дело за тем, что я получила рыцарский пояс и шпоры не для того, чтобы за меня вступался каждый оборванец, пахнущий навозом. Я и сама могу постоять за свою честь и объяснить зарвавшемуся мужлану, как надлежит вести себя со встречными рыцарями!

– Э, боюсь, для этого всей вашей женской капеллы не хватит. Мужики поздоровее на этом поприще лапти склеивали.

– Да будет так, если тому суждено случиться. Но отступать не в рыцарских традициях.

– Поимейте милосердие, на это я никак не могу пойти. И сам он, уверен я, биться не жаждет… у нас дела личные, нам размениваться на дорожные стычки непозволительно.

– Зачем же он принял мою перчатку?

– Дурной он, как табун сусликов, и рефлекс имеет развитый, что зовется хватательным. Ему что ни кинь – все хватает!

– Значит, самою судьбой предначертано, чтобы мы с ним вступили в поединок. Обещаю тебе, оруженосец, что, если удача будет на моей стороне, я не причиню твоему хозяину смерти. Но кровь пущу, чтобы впредь был осмотрительнее!

– Вот это бы и неплохо, – возмечтал Торгрим. – Да только на удачу в таком деле уповать не следует. Сколь с ним мотаюсь – ему все нипочем, из такого выходит без единой царапины, где полный хирд бы раздербанили. Но сами подумайте, биться с женщиной – это таким надо быть… Его, конечно, клюнул некогда гоблинский дурной попугай, но едва ли с такою силою, чтоб всякие понятия вымести.

– Что, вы с твоим рыцарем презираете женщин, как у шовинистических мужских свиней заведено?

– Я б так не сказал. Он к женщинам определенно питает всякие нежные чуйства.

– Потребитель-эксплуататор!

– Ну вот, у вас же явно на сердце тяжко, раз на эльфийский диалект переходите. Мадам, ну к чему вам лишний удар по голове?

– Я полагаю разговор оконченным, оруженосец. Ни у меня, ни у него нет при себе копья, так что предлагаю сойтись на мечах и уповать на милость богов-покровителей.

– Да какое богам дело до дуриков, что к картинкам на щитах цепляются? Вот что, давайте повстречаемся в иной раз, когда все будем и при копьях, и при свите положенной, и можете на турнире переведаться, там-то все и проясните. – Торгрим заговорщицки понизил голос: – Смею полагать, что с рыцарской пикой он не в больших ладах, так что тут-то вы ему и покажете, что к чему.

– Нет, вонючий незнакомец, биться мы будем здесь и сейчас, на мечах и до крови, а если ты не прервешь тотчас кощунственные речи, то первым я разрублю тебя – прямо до седла твоей смешной лошадки!

– А вот это у вас, при всем уважении, не получится. – Дварф ощутимо загрустил в потоках холода, которым понесло от суровой рыцарши. – Вы ж подумайте, как себя станете чувствовать, когда первый встречный унавоженный оруженосец вас с седла стащит и эдак выпорет, что даже сквозь железные штаны нестерпимо обидно сделается.

– Ах ты!..

К чести латной дамы, схватилась она все-таки не за меч, а за плетку, и Торгрим скрепя сердце предпринял встречные шаги. К тому моменту, как рука взметнулась, занося плеть, он аккуратно скатился с седла, нырнул под морду рыцарского коня, уходя из-под удара, трубку зажал в зубах, одной рукой принял даму за кованый пояс, второй прихватил за ногу, выбивая латный пигаш из стремени, и без большой натуги снял некрупную фигуру с лошади. Рыцарша немедленно принялась извиваться, совсем как обычная крестьянская девка, буде прихвачена соседским мясником, и, вместо того чтоб на землю встать без шума и пыли, была на нее не очень нежно брякнута.

– Так его! – гаркнул из отдаления Бинго, донельзя счастливый таким зрелищем. – Теперь ногами, борода!

– Прибью я его однажды, – сообщил Торгрим сокрушенно. – До чего гнусный тип, поверьте уж специалисту.

Тут ему пришлось на шажок отступить, чтобы избежать пинка острым мысом стальной обувки. Рыцарша с неожиданной прытью перекрутилась и вскочила на ноги, после чего сдернула с седла полуторный меч и наставила его в лоб дварфу.

– Это тоже не получится, – примирительно заверил Торгрим. – Мадам, я уж не знаю, за какие заслуги у вас тут берут в рыцари, но нас под горами куют из другого железа. Бросьте ерунду, давайте разойдемся по-мирному. Мне сердце греет ваша верность слову и долгу, я ж спать не смогу, если придется вас обидеть.

– Ты уже обидел, гнусный бородач!

– Э, поверьте, еще не успел. А то еще сэр рыцарь подключится, вокруг него и лучшие друзья себя как на колу чувствуют.

– Прибей уже, и поехали дальше! – потребовал Бинго капризно. – Только пусть отдаст за причиненные треволнения чего там у него есть хорошего. Я скоро кушать захочу! Уже почти хочу! Уже точно хочу!

Рыцарша коротко взвизгнула и обрушила меч на Торгрима. Дварф плавно, словно ползущий по течению айсберг, оттанцевал назад – один шажок, другой, на третий ухватил противницу за запястье и, разогнав мимо себя, запустил на середину дороги.

– Эй-эй! – заволновался Бинго. – Оставь моего бороду пырять железкой! Он, конечно, дурно пахнет и много занудничает, но это… своего заведи, а то я сейчас слезу!

– Хоть ты не лезь, – в сердцах рявкнул на него Торгрим. – За что ж мне такое, один среди безумцев! Мадам, прекратите балаганничать!

– Ты меньше на лыцарей ругайся мадамами, а то не видать тебе взаимопонимания.

– Это женщина, Бинго, и не вздумай с ней как с посторонними магами обходиться!

– Фига, женщина… – Бинго уронил челюсть на грудь. – А чего она в железках, как иной долдон? Где это, чего там лыцари на дороге искали, – очи, косы, ну и прочее обаяние?

Рыцарша оскорбленно выпрямилась и указала на гоблина острием меча.

– Я рыцарь, возведена в звание бароном Гластоном при полном собрании рыцарской коллегии! Слезай с коня, ответь за оскорбление!

Бинго озадаченно сдвинул колпак на затылок.

– Если отвечу, сиськи покажешь?

– Слезай, тварь!

– Да ну вот еще. Чего мнешься, как кабан перед ульем, борода? Отбери у нее железяку, она ж порежется.

– А вот хрен тебе. Она правильный рыцарь, не то что ты, зеленая образина. Не позволю обижать даму, пусть даже и дурковатую – это у нее общерыцарское, самые достойные мужи тоже не без этого пунктика.

– Та-а-ак… Заговор?!

– Никакой не заговор. Дама невменяема, но она дама… это их обычное состояние. Если их еще и бить за это, я лучше пойду гору долбить за то, что каменная.

– Тогда давайте играть в демократию.

– Я с тобой не буду ни во что играть, презренный носитель гнусного щита! Сойди с седла и вступи со мной в поединок! Боги и твой оруженосец свидетели – я оставлю тебе жизнь, когда оскорбление будет смыто твоей кровью.

– Не, ну правда же. – Бинго развел руками. – Я никого из вас бить не хочу, ты хочешь обоих, а дварф тоже всех отказывается. Двое против одного – мы победили, никакого тебе битья, обломись, стервоза.

– Тебя бить я никогда не отказывался. Так что тут нас двое против одного!

– Да вы чё, совсем белены обожрались? Больше не буду тобакко добывать, он тебе мозги набекрень сворачивает.

– Либо ты слезешь, либо я буду иметь честь атаковать тебя как есть, – процедила рыцарша зловеще, показушно прикидывая меч к плечу.

– Ладно, ладно, только гранд-лося не пугай. Он же со страху такого навалит, что мы оба по пояс увязнем!

Бинго нехотя сполз на землю, потянулся было к мечу на седле, но покосился в сторону рыцарши, которая ростом была меньше этого самого меча, и оставил его на месте. Вышел на ровное место, со вздохом повел плечами и замер напротив разъяренной воительницы, сжимая и разжимая кулаки.

– Бери меч, трус! – потребовала рыцарша свирепо.

– У меня от него мозоли.

– Думаешь, я не зарублю тебя безоружного?

– Да я не шибко и безоружен. У меня вилка есть. – Бинго вытащил из-за спины краденую вилку. – С тебя как раз хватит.

– Эй, Бингхам! – окликнул дварф голосом безмятежным, как небо перед грозой, – ты имей в виду…

– Да закрылся бы ты, борода. Помощи от тебя, как я погляжу, никакой, а поучения оставь для тех, кому они надобны.

Дальше все произошло очень быстро, и только наметанный Торгримов взгляд ухватил все, что произошло, в тонкостях. Рыцарша стремительно бросилась в атаку, меч рассек воздух, устремляясь к гоблинской голове, а Бинго непринужденно шагнул в сторону, левой рукой перехватил железную длань и завел ее, слегка выворачивая, в сторону. Правая его рука стремительно метнулась вперед и вверх, вбивая вилку между пластинами плечевого сочленения, – Торгрим одобрительно крякнул, не видя подробностей, но чутьем опытного бойца поняв по длине взмаха и удивленному оханью рыцарши, что до тела страшное Бингхамово оружие не добралось, зато намертво заклинило доспешный сустав. Бинго легко докрутил свое танцевальное па, и через миг они с противницей вновь оказались друг против друга – только ее правая рука застыла наотлете, а меч перекочевал в гоблинскую лапищу.

– Крови ей, – ворчливо пробурчал Бинго, небрежно взвешивая меч в руке. – Ишь, кровожадина. Ладно, вот тебе…

И, скорчив страдальческую гримасу, чиркнул лезвием по пальцу. Тонкая кровяная струйка брызнула рыцарше на панцирь.

– Ты б его поточила, что ли, да и отполировать не мешает. – Бинго брезгливо встряхнул меч и перебросил его Торгриму. Дварф поймал оружие и нацепил на седло рыцарского коня, пряча в усах счастливую ухмылку. Порой совсем уж из себя выводит этот гоблин, но в раз иной, нельзя не признать, обнаруживает такой стержень, какой и в некоторых дварфов вколотить не помешает. Поневоле начнешь понимать тех чудиков, которые в грязи роются, пытаясь найти крупицу золота… иногда, глядишь, и там неслабый самородок проклюнется.

– Мне от тебя одолжений не нужно, – дрогнувшим голосом объявила рыцарша. – И я с тобой еще не закончила!

– А вот мне с тобой боле делать нечего, если, конечно, ты танцу семи железных вуалей не обучена, – огрызнулся Бинго. – Брысь с дороги и езжай по своим делам, победой хвастаться. В иной раз захочешь поратоборствовать – тренируйся на кошках, а к нам приходи с большими мужчинами, которых борода сможет отметелить, не терзаясь муками совести.

– Всегда к вашим услугам. – Торгрим этикетно поклонился. – Для такого дела даже постираться постараюсь.

– Чтоб ейным мужикам больше нравиться?

– Чтоб им не так стыдно было стать отметеленными.

– Сэр Бингенштауфен! – В голосе рыцарши отчетливо проклюнулся зародыш рыдания. – Я… я хорошо запомню, что здесь произошло… и ваши слова… и… и… Обещаю вам, мы еще встретимся, и к этой встрече я подготовлюсь!

– Правильное решение. – Бинго дружески потрепал ее по железному плечу. – Длинное платье, глубокий вырез, всякий этот, как его… макийаж. Буду весь твой, если, конечно, под этим шлемом не удод болотный.

– И вы не хотите узнать даже мое имя?

– Зачем еще? Все равно не запомню. Много вас, мимоезжих, меня бить покушается.

Бинго втянулся в седло и, помахав на прощание, пустил Рансера размеренным шагом. Торгрим же подошел к рыцарше и потянулся к вилке.

– Сама справлюсь, – быстро отрезала она, отворачивая пораженное плечо.

– Когда свиньи полетят. – Торгрим безо всякой деликатности поймал ее за руку, развернул и взялся за вилку. Доспех попался очень хорошей работы, пластины подогнаны одна к одной, как только распустяйский гоблин ухитрился попасть точно в стык, куда и песок забиваться не должен! Да еще с такой силищей, что Торгриму пришлось дважды перехватываться, прежде чем коварное оружие, скрежеща по металлу, выползло из ловушки. – На, возьми на память. Он бы и извинился, да не знает, как это, так что за него я извиняюсь.

– Я не нуждаюсь в извинениях!

– Это уж точно, из извинений шубу не выкроишь. В чем ты нуждаешься, так это в душевном спокойствии, девушка. А мечом ковыряя встречных, ты его не добудешь, это уж я говорю по личному опыту.

– И в уроках я тоже не нуждаюсь!

– А в чем же нуждаешься?

– Не твое дело, навозный бородач!

– Похоже, в хороших манерах. – Торгрим миролюбиво хмыкнул. – Ну и ладно, об этом пускай твои родители заботятся, а то никто замуж не возьмет… Разве что сказочного принца, ждущего в высокой башне, выкрадешь и насильно на себе женишь, и будете вы добра наживать и со всяким встречным, кто с гербом, мечами заигрывать. Удачи тебе, сэр женщина, и легкой дороги.

Мерно трусящего Рансера пони догнал через пару минут. Бинго с несчастной рожей обсасывал порезанный палец.

– Ты ей сказал, что мечи чистить надо? – страдальчески вопросил он Торгрима. – Эдак не пришлось бы руку потерять от зловредного загноения.

– Это дело оруженосца, а она, вишь ты, одна как перст.

– Неудивительно, при таком-то характере.

– Да уж ты сам как будто цветок душистых прерий.

– И чё теперь? Думаешь, надо было ее с собой ангажировать, пообещавши, что получит возможность нас зарезать на привале?

– Рыцари на привале не режут. Да, кстати, пока не забыл – не думал, что когда-нибудь скажу такое, но разобрался ты достойно.

– Да я-то чего? – Бинго сплюнул кровь на обочину. – У меня сестер трое, да соседские еще, не научись с ними обращаться – разве бы в люди вышел? Убивать их нельзя, хотя порой очень хочется, поддаваться им тоже нельзя, ибо тут же затопчут. Вот с кем ни в какую совладать не умею, так это с болотным троллем! Он мало того что здоровый, как гора, так еще и верткий. А женщины, рыцари, серые кряквы и умертвия – это все шуточки.

– Но чтоб ты не зазнавался, укажу тебе, что если бы не твой щит – она бы вовсе с нами не связалась!

– В самом деле так думаешь? Которые намерены подраться, да так, что не отговорить, они завсегда повод найдут. Ты, к примеру, пахнешь так, что оскорбляешь обоняние ее гордого скакуна…

– Прекрати на вонь намекать! Это по твоей милости меня навозом осыпало!

– А у меня, если угодно, вид невосторженный, поди за такое не тресни.

Торгрим пожал плечами, снова подсунул увеличительное стекло под солнечный луч, возжигая потухшую было трубку.

– Все может быть, но все же занавесил бы ты щит. С таким лозунгом ты и самого миролюбивого против себя восстановишь.

– Чихал я на миролюбивых, а лишних движениев совершать не буду. Я уже рассказывал, что Гого в детстве лекари поставили синдром гиперактивности? Бегал то есть как шебутной с вилкою в жопе, все хватал, всех пихал, то сядет, то встанет, то прыгнет в кусты, то нырнет в камин… Только время его и вылечило, да еще божественное троллиное вмешательство. Когда папаша его Амбалу справил на стажировку, того быстро задостало, что вокруг такое бегает, все ломает, так он Гого взял за шкирман и засунул по горло в бочку с элем. Эль-то наш такой, что его грызть приходится! Посидел Гого полдня, не в силах ни рукой ни ногой шевельнуть, и ему внезапно понравилось, а то ли снизошло просветление, когда Амбалов приятель Берсерк ему башку отвинтить попытался, за крантик принявши. С тех пор повелось считать, что муж достойный несуетлив и клал на все, а который мельтешит – тот как есть недоросль глупый.

– То есть как Гого быть все-таки не зазорно?

– Еще как. Но куда зазорнее быть, как недопеченный Гого.

– То-то ты там, в городе, за одну ночь успел столько, на что у меня бы неделя ушла.

– Я несовершенен, чего уж там.

После такого признания Торгриму только и осталось, что молча пыхать, точно угольный движитель, последняя революционная придумка старины Белдрура, да коситься назад по дороге, проверяя помимо воли, не обижает ли кто незадачливую крестницу. Впрочем, унылые клячи сэра Малкольма закрывали обзор, потом и интерес пропал: с глаз долой – из сердца вон. Дорога была ровная, солнце пригревало, ветерок освежал, а вскоре далеко впереди замаячили постройки портового типа, и Бингхам зашевелился в седле, напялил поглубже колпак и даже щит небрежно прикрыл полой нового плаща.

– Говорить кто будет? – спросил он дварфа. – Хорошо бы тебе, да ты больно уж пахуч, за такого вдвое цену заломят.

– Я постираюсь в пути, – терпеливо пообещал Торгрим. – Сразу же вот и постираюсь. Одолжишь мажеские портки поносить, пока одежка сушиться будет?

– Забирай хоть насовсем, они с кружевами. Смотри-ка, там как раз корабль у причала! Ну-ка, поднажмем, а то без нас отчалят. Эй, там, на борту! Стойте на месте! Таможенный контроль, то есть, тьфу ты, карантинная служба!

Торгрим закатил глаза и покорно пришпорился вослед вышедшему на финишную прямую Рансеру.