Текст книги "Госпожа Клио. Восход"

Виталий снова взлетел вверх и неожиданно увидел в земле дыру. Вокруг нее были свалены обломки камня и «бракованные» плиты, поэтому, если б не заходящее солнце отбрасывавшее тень под определенным углом, он бы и не заметил ее. …А почему б там не отсидеться? Заодно выясню, что это за шахта такая…

Спускаясь в глубину, Виталий периодически смотрел на небо, делавшееся все меньше, а конца «шахте» не предвиделось. По ходу он наткнулся на три горизонтальных тоннеля, которые оказались заполнены костями. Виталий не был силен, ни в зоологии, ни в анатомии, поэтому не мог определить их принадлежность, но по размеру они превосходили человеческие.

Небо уже превратилось в крошечную серую пуговицу, а собственного света «маленькому солнцу» хватало лишь на то, чтоб двигаться дальше, не натыкаясь на стены. Можно было остановиться и прямо здесь, но Виталий решил продолжить обследование, тем более, кости закончились, и два следующих тоннеля были завалены глиняной посудой, частично уже превратившейся в черепки. Значит, дальше могло пойти что-то еще более интересное!

Через некоторое время Виталий увидел каменную кладку. Ее форма говорила, что, скорее всего, это заложенный вход в очередной тоннель. Камни не скреплялись раствором и были уложены довольно небрежно, поэтому Виталий легко проскользнул между ними. Тусклый свет выхватил из темноты большое белое пятно. …При таком освещении я ничего не увижу, – с досадой подумал он, но вдруг свечение стало ярче, – блин, век живи, век учись – оказывается, я могу регулировать мощность своего излучения!.. Это открытие, вызвавшее всплеск радостных эмоций, привело к еще большему увеличению видимого пространства. …Да уж, – Виталий засмеялся, – как ни крути, а эмоции – это все-таки энергия…

Помещение оказалось просторным, а белое пятно превратилось в саркофаг, стоявший, на отлитых из золота, львиных лапах; над саркофагом, на шестах, также окованных золотом, был натянут шатер. Толстая тяжелая ткань напоминала гобелен, расшитый золотыми нитями, а внутри шатра, по разные стороны от саркофага, стояли два резных трона с орнаментом из цветов лотоса. Около стены, плотно прижавшись друг к другу выстроились сосуды с залитыми воском горловинами и два огромных ларца, украшенных изображениями богов.

Как в басне про лису и виноград, Виталий подбирался к ларцам, то с одной, то с другой стороны, но поднять крышки у «безрукого светила» не получалось. Ему удавалось лишь проскальзывать внутрь через щели, но там он оказывался среди хаоса странных предметов, которые не мог распознать.

Хотя кое-что ему все же удалось увидеть – например, в самом дальнем углу склепа находились браслеты, нанизанные на стержень. …Куда можно надеть их столько?.. – Виталий облетел стойку, – пожалуй, при жизни хозяйка ни в чем себе не отказывала!.. Теперь я понимаю грабителей пирамид – здесь есть, чем поживиться. Жаль, я не могу прикоснуться к этому великолепию… но, с другой стороны, я пришел сюда не за тем, чтоб любоваться сокровищами. Моя задача, как только рассветет, продолжить путь к морю, а чтоб определить это, надо видеть небо. Блин, вот, сколько я тут уже пробыл?..

Медленно поднимаясь наверх, он случайно наткнулся на неисследованный ранее тоннель. Такого чистого коридора, без костей и черепков, ему пока не встречалось. Может, он пропустил его, потому что тоннель был гораздо уже остальных – даже не тоннель, а, скорее, лаз. Впрочем, небо над головой еще даже не начало наполняться видимым светом, и Виталий решил продолжить подземную экскурсию.

Тоннель петлял, огибая неизвестные препятствия, и на протяжении почти сотни метров был абсолютно пуст, из чего напрашивался вывод, что это не ритуальное помещение, а тайный ход, ведущий в другую пирамиду или еще куда-нибудь.

Двигался Виталий уже долго, и возникла мысль повернуть обратно, но вдруг коридор замкнулся, причем, не стеной или завалом, а сплетенной из тростника циновкой. Она появилась впереди настолько неожиданно, что Виталий не успел «затормозить» и проскочив даже не шелохнувшийся занавес, влетел в пещеру.

Помещение вряд ли являлось склепом, не только потому что отсутствовал саркофаг и «походный набор усопшего», но сами грубо вырубленные, неровные стены говорили о полном равнодушии к внешнему антуражу, что не соответствовало известным канонам. Зато в пещере находился вполне живой человек. Он возлежал на циновке, невозмутимо взирая на возникший перед ним светящийся объект. В его взгляде чувствовалась, скорее, усталость, но никак ни страх или удивление. Виталий не знал, как поступить дальше, ведь он никогда не сталкивался с живым египтянином так близко. Первым желанием было, метнуться назад. Но стоит ли? Что может произойти такого ужасного, если попытаться вступить с ним в контакт? Бестелесному созданию сделать тот ничего не сможет, а, если впоследствии попытается рассказать о происшествии, все равно никто не поверит сумасшедшему одиночке.

Виталий огляделся внимательней. Похоже, находился он в мастерской – вокруг ничего лишнего, только возле циновки валялись инструменты, предназначенные для обработки камня. Здесь же лежали обточенные плоские пластинки, куски воска и стояли вылепленные из него фигурки.

– Я не звал тебя, – объявил египтянин, – уходи.

И тут Виталий решился на эксперимент – все равно ведь никто не сможет подтвердить, что здесь происходило.

– Я – Атон. Узнаешь меня? – отчетливо произнес он, но, к его величайшему сожалению, египтянин не услышал и никак не отреагировал, продолжая смотреть столь же равнодушно. Виталий ощутил полное бессилие перед ситуацией. Какой же он исследователь, если не может соприкоснуться с объектом исследований? Скорее, он – турист, которого везут мимо жутко привлекательных достопримечательностей, тыча пальцем в окошко, мол, здесь происходит то-то, а здесь то-то. Объект при этом исчезает из вида, оставив в сознании зарубку, типа, «здесь был Вася», но не возбуждает, ни чувств, ни эмоций, ни ощущения эпохи в целом.

Разочарование было так велико, что если б в данный момент оказался открыт «коридор» в двадцать первый век, Виталий бы исчез немедленно, но «коридор» откроется не скоро – он же запрограммировал себе долгую «командировку» с посещением хеттов и возвращением в Фивы. За все, так сказать, уплачено и изменить программу уже нельзя.

– Я могу узнать, кто ты и чего хочешь, – нарушил молчание египтянин, – потому что я, хер-хеб – Великий Маг города Мемфиса. Но мне это не нужно а, главное, неинтересно. Я привык общаться с богами, а ты, наверное, чья-то душа – чье-то Ка и твое сердце еще не взвесили, чтоб определить, соответствует ли его легкость перу птицы Маатили оно отягчено проступками, которые приводят в пасть трехликого чудовища Аммита. Если случится последнее, ты никогда не вступишь в Камышовые Поля Осириса и не получишь титул маа херу, что означает «равный богам». Ты боишься именно этого и хочешь, чтоб я вернул тебе прошлую жизнь, а ты прожил бы ее, не совершая прежних проступков? Нет, я не буду этого делать, и потому не желаю услышать твой голос. Ступай, неизвестное мне Ка! Тебе приказывает Великий Маг Мемфиса – могущественней него нет в землях Нижнего Египта.

…А в Верхнем, значит, есть покруче? – хотел бы поддеть его Виталий, но, к сожалению, не мог этого сделать, – я ничего не могу сделать, пока этот придурок не захочет со мной разговаривать! Эх, попался б ты мне в моем салоне!.. Я б тебе показал, кто здесь Великий Маг, а кто Ка!.. От кипевшей внутри злости свечение его сделалось ярче и это, видимо, удивило мага. Он устроился поудобнее, продолжая наблюдать за наглым Ка.

– Знаешь, Ка, хотя ты и проявляешь определенные признаки былого могущества – может быть, ты даже занимался магией, но я все равно не буду с тобой разговаривать. Вот, подумай, зачем мне это? Мое предназначение в том, чтоб общаться с богами, вкладывая часть их силы в амулеты. И я достиг вершины!.. Я сочинил много хеку, и теперь боги подчиняются мне; мои амулеты дают власть в мире, где смешные двуногие существа еще не разделились на восемь великих составляющих, как случится, когда они предстанут перед судом богов. Это глупейший из миров, где тело, его двойник – Ка, душа, сердце, дух, сила, тень и имя существуют вместе, и потому способны творить любые сумасбродства. Мне этот мир неинтересен, так почему я должен разговаривать с тобой и выслушивать твои пустые просьбы? Уйди! – маг опустил голову и забормотал какие-то слова, непонятные Виталию. Наверное, они и являлись хеку, то есть не имели отношения к человеческому языку, который он каким-то образом научился понимать.

Виталий почувствовал, как воздух приобретает упругость, выбрасывая его из пещеры. Он закружился огненным шаром, набирая скорость – следы, оставленные инструментами землекопов, смазались, делая стены ровными и гладкими, а еще через минуту он, будто пробка из бутылки с шампанским, вылетел наружу. Внешнее воздействие тут же прекратилось, и он бессильно повис над обломками плит и камней, маскировавших злополучный пролом; перевел дыхание. Теперь, когда все закончилось, в нем пробудилась «спортивная» злость. …Как бездарно я проиграл поединок!.. Можно сказать, сдался без боя, а ведь во мне присутствует могучая сила. Она и сейчас со мной, только воспользоваться ею почему-то не получилось… нет, я ж не испугался, ведь даже самый великий маг не может причинить вреда существу из другого времени. Так в чем дело?.. Я должен научиться пользоваться своими возможностями в новых условиях – когда не являюсь физическим телом. Ведь, по существу, я тот же; а то, что питает меня, вечно, и наверняка здесь тоже существует. Я просто не смог управлять процессом…

Постепенно мысли становились все более конструктивными, но вместе с тем вновь возник зловещий призрак писателя Брэдбери. …Может, древний маг прав, отказываясь от общения и изгоняя меня из своего времени – тем самым он сохраняет естественный ход истории, и нечего на него обижаться?..

Неожиданно вспомнилась странная девушка без прошлого и без будущего, которая буквально подавила его своей энергетикой. …Блин, конечно! Она пришла из другого времени!.. Потому ее личное прошлое для меня является уже будущим, а ее будущее, проходящее в нашем времени, для нее далекое прошлое!.. Колесо Фортуны сбилось, не сумев прочитать столь замысловатой комбинации. Какой же я дурак, что не понял!.. А ведь она смогла даже материализоваться, сохранив свои возможности! И она не боится перевернуть историю!.. А, может, ее и нельзя перевернуть? Может, за века все исправится само и придет в нужную точку, только каким-нибудь чуть-чуть другим путем? Зато как классно я смогу прожить свою несоизмеримую с огромной историей жизнь!..

Тупое перемещение по эпохам и даже организация туда «туристических поездок» показались Виталию полным примитивом. …Я ж, например, могу сначала явиться всем в образе «второго солнца», а потом, вернув человеческий облик, восстановить культ Атона! Проблемы Анхесенамон решатся быстро и просто, а я заживу в храме с сотнями жрецов, слуг, наложниц!.. Он огляделся, заново привыкая к реальности, которая благодаря Дашиной прихоти, оказалась местом его временного (временного ли?) пребывания. Он и не заметил, что луна потеряла блеск и гордый статус единственного светила – из-за далекого горизонта, обозначенного краем серо-желтых песков, разливалось розовое сияние, окрашивая белые фигуры пирамид и окружавшие их массивные стены в нежные цвета зарождающегося утра. Картина получалась удивительно радостной. Хотелось запечатлеть ее… нет, не на пленку и даже не в памяти – хотелось остановить мгновение и жить в нем, жить …а может, и это мне подвластно? – подумал Виталий с гордостью, будто уже достиг всего остального.

Вдруг он увидел над водой знакомый непропорциональный парус. Правда, сейчас он был свернут, и гребцы с усилием толкали судно против течения. …Значит, я пропустил переговоры Синатхора с хеттами!.. И что с того? Разве теперь это так уж важно?.. Хотя важно – если я собираюсь материализоваться в этом мире, неплохо б понимать, что тут происходит…

В сиянии утра, все уверенней теснившего ночь в пещеры и склепы, свет «второго солнца» сделался почти незаметным, поэтому Виталий без всякой опаски завис прямо над кораблем. Наблюдать за гребцами было одно удовольствие – ритмичные слаженные движения блестящих от пота спин и мускулистых рук напоминали работу клапанов хорошо отстроенного двигателя. Но, видно, и у них иногда случались сбои, потому что один из помощников капитана неторопливо прохаживался по палубе, поигрывая длинной плетью. Второй помощник стоял на носу, промеряя глубину длинным шестом, а сам капитан находился на корме, исполняя обязанности рулевого. Судно двигалось не слишком быстро, и Виталий подумал, что такими темпами до Фив оно доберется не раньше, чем дней за пять.

…Пять бездарно потерянных дней!.. Если б я мог материализоваться, то хотя бы позагорал на жарком солнышке. Вот бы все удивились, когда б я явился домой черным, как негр!.. С другой стороны, сейчас понастроили столько соляриев, что никого ничем не удивишь… – эта мысль о цивилизации показалась ему чужой, как холодная русская зима. Виталий заглянул под напоминавший садовую беседку, полог, где путешествовали пассажиры. Двое мужчин, в одном из которых он без труда узнал Синатхора, сидели на циновках и завтракали; рядом стоял слуга, готовый подать очередное кушанье или напиток.

Незнакомец, с которым общался «парикмахер», был молод, но некрасив – широкие скулы и крючковатый нос делали лицо грубым, будто вырубленным из камня, а нависшие над раскосыми глазами темные волосы скрадывали высоту лба, и придавая ему сходство с неандертальцем. Обнаженное до пояса тело не производило впечатление мощи, но рельефно выступавшие мышцы говорили о скрытой силе и выносливости. Короткая белая юбка с красным спиралевидным орнаментом закрывала ноги. Рядом лежал шлем, сделанный из широких кожаных пластин и украшенный плюмажем красноватых перьев. Видимо, незнакомец не слишком доверял Синатхору, потому что на коленях у него лежал короткий кривой меч с рукояткой, украшенной большим красным камнем; при этом гость жадно ел, руками отправляя в рот куски мяса.

– …вот, Арнуванда, – продолжал Синатхор, видимо, давно уже длившийся разговор, – от тебя я узнал много нового и должен заметить, что ваша жизнь гораздо суровее нашей.

– Потому что хетты – воины.

– Египтяне – тоже воины, – Синатхор пожал плечами, – и давай не будем выяснять, чьи воины лучше, ведь теперь они будут жить в мире, не так ли?

– Так. Твоя царица станет дочерью моему отцу, потому что все мы скрепили своими подписями договор, в котором говорится: «Мы, сыновья Суппилулиумы, и весь наш дом, и весь наш род, и все наши города, да будем едины».

– Это хороший договор, – Синатхор поднял чашу с вином.

…Совсем, как у нас, – подумал Виталий, – осталось чокнуться и произнести тост за дружбу между народами…

Но тост никто не произнес. Сделав несколько глотков, Синатхор поставил чашу.

– А, скажи, Арнуванда, Великий Сын Великого Суппилулиумы, каковы боги вашей страны? Мы должны знать их, ведь не может у царя быть одна вера, а у народа другая?

– Почему? – удивился хетт, – общение с богами, есть удел избранных, а скот пусть сам выбирает себе стойло.

– То есть, ваш народ никогда не ходит в храм и не может видеть богов?

– Конечно, нет. Они не могут туда попасть, даже если б хотели, потому что целла, где находится каменное тело бога (бог посещает его, чтоб общаться с царем), слишком мала и вмещает не более десяти человек. Храм – жилище бога. Кроме царя и его семьи, там могут находиться только жрецы – слуги бога. Они умывают его, кормят, ублажают музыкой и танцами; они никогда не выходят из храма и не выносят принадлежащих богу вещей. Они даже не могут делиться пищей с людьми…

– А если простой человек захочет принести жертву богу?

– У него есть такое право, но… – Арнуванда пожал плечами, – в этом нет смысла, потому что он оставляет подношение у входа, а жрецы сами решают, что с ним делать и достойно ли оно быть переданным богу.

– Это жестоко, – вздохнул Синатхор, – у нас каждый может прийти в Дом Бога и наблюдать как пасется бык Апис или плавает в озере священный крокодил Себека. А когда человек хочет обратиться к богу, он оставляет у подножья статуи маленькую известковую стелу, где рядом с изображением бога высечены ухо и глаз, чтоб бог лучше видел и слышал просителя. После этого можно молить бога обо всем, кроме избавления от смерти…

– Совершенно бесполезное занятие, так как боги нисходят только к царям – в ответе за стадо всегда пастух, и никому не важно, о чем думает бык на пастбище.

– И что, у вас даже нет праздников, когда боги выходят из храма, чтоб предстать перед людьми? У нас, например, Амон раз в году выходит из храма в Карнаке, на специальной ладье переплывает Нил и целый месяц гостит в Луксоре, где каждый может общаться с ним. Все это время царит один сплошной праздник, где все люди пьют, едят, поют и веселятся…

– Целый месяц?.. – Арнуванда усмехнулся, – наш народ не может позволить себе такого. Если мы будем месяц веселиться с богами, то захваченные нами царства восстанут, и нам придется завоевывать их заново… хотя и у нас существуют праздники. Например, весенний праздник «убиения дракона» и праздник «зимнего дня», праздник камня Хуваси и растения Андахсум… всего их восемнадцать, и цари тогда празднуют вместе с народом. Такова старая традиция – царь с царицей выходят из дома вместе с музыкантами, слугами и стражей, совершают ритуал, после чего царица снимает покрывала с накрытых столов, и все пируют. Это очень веселые праздники, но после них мужчины идут в новые походы, а женщины остаются охранять домашние очаги. Так живут хетты, поэтому мне все равно, во что верит твой народ. Я готов в нужные дни устраивать для него пиры в честь угодных ему богов, но с моим приходом Страна Двух Земель будет находиться под покровительством Аринны, Царицы неба, направляющей царя и царицу Земли Хатти в их правлении.

– Стране Хатти покровительствует богиня-женщина? – воскликнул Синатхор.

– Аринна оберегает всех, а в военные походы нас ведет Тесуб – бог грозы Хатти. Он бородат, в отличие от нас; держит в руке страшную палицу, а ногами попирает горные вершины. Но Аринна сильнее него.

– Странно… а значит ли это, что и женщины играют у вас особенную роль?.. В смысле, я хочу знать, какими правами будет пользоваться Анхесенамон, став твоей женой?

– Никакой особой роли женщины не играют, – Арнуванда снова пожал плечами, – они просто самостоятельные и равные в правах с мужчинами. Царица Хатти, например, имеет свою печать и наравне с мужем подписывает государственные договора; она ведет личную переписку с правительницами других стран… единственное, что отличает наших женщин от мужчин – они не участвуют в военных походах. Поэтому ты понимаешь, как важно для царя Хатти выбрать правильную жену?

– Понимаю. Да благословят боги славную Анхесенамон!..

– А она, действительно, славная?

– О, да!.. Во-первых, она божественно красива…

– Это не достоинство, – заметил хетт, – у нашего народа женщины некрасивые, но верные. Не даром, по нашим законам, при подозрении в измене женщину убивают, а красивые женщины всегда склонны к изменам.

– А с мужчиной что делают в случае измены? – ради любопытства спросил Синатхор.

– С мужчиной ничего. Ведь если убить ту, с которой он изменял, то изменять ему станет не с кем, а сам мужчина – воин, который нужен царю в битвах. Мужчин нельзя убивать за мелкие провинности – даже убийцы и грабители у нас караются штрафом. Казнь – это исключительная мера, касающаяся преступлений против государства или против богов!.. Лучше расскажи мне еще о царице, а то ее перстень затмил все мои мысли. Я сел на твой корабль, будто опившись вина, которое привозят из своих стран «люди моря». Это очень хорошее вино – гораздо лучше, чем пиво, которое варят в стране Хатти.

– Может, наша царица не так уж и красива, – попытался сгладить ситуацию Синатхор, – это нам она кажется таковой…

– О красоте мы уже говорили. А сможет ли твоя царица вместе со мной управлять государством или она похожа на презренных женщин царства Митани, которые только мажутся благовониями? Им даже не знакомо чувство скорби. После того, как мы разбили войско их мужей, они с радостью отдавались нашим воинам, превратив свои жилища в гнезда разврата, поэтому когда Тесуб повелел нам двигаться в новые земли, мы убили тех женщин – им незачем жить. Скажи, какова твоя царица?

– О, нет! Она, конечно, пользуется благовониями, но клянусь тебе, она умна! Она создана для царствования!

– Это хорошо.

В разговоре возникла пауза, и Виталий подумал: …Бедная Анхесенамон!.. Она ждет любви, а ее хотят заставить управлять государством. Хотя, скорее всего, этот жулик, Синатхор, готовит себе роль «теневого» правителя. Уж он-то сообразит, что к чему!.. И окажется она между хитрым парикмахером, способным запудрить не только лицо, но и мозги, и бесчувственным хеттским животным… Но я помогу ей! Вот, какого советника ей не хватает – меня! Только б научиться перевоплощаться, как та «рыжая»!.. Домой, срочно домой! Нечего мне тут болтаться столько времени!..

Уже не думая, как это будет выглядеть для Синатхора и его экипажа (может, им еще и не такое суждено увидеть!..), Виталий сконцентрировал свои энергетические запасы на кончике воображаемой иглы, и тут же пространство и время обожгли его, проносясь мимо. …Я еще вернусь; и очень скоро! Вернусь совсем другим!..

* * *

«…Витус услышал голос. Вместе с ним пришло ощущение собственного тела, лежащего в неудобной позе; к тому же ныла нога, и он подумал, что вряд ли сможет наступить на нее, хотя даже не это являлось главным – главное было понять, кому принадлежит голос. Незаметно приоткрыл глаз, стараясь, на всякий случай, не показывать, что пришел в себя, и увидел знакомую тумбу стола. Около нее колесики одноногого кресла; дальше пол, который в таком ракурсе выглядел грязным, покрытым какими-то волосками и соринками, хотя Криста должна была убирать его, как минимум, дважды в неделю. Потом он выскажет ей все, но сейчас внимание привлекли только сапоги на шпильке, колоннами возвышавшиеся возле груди. Что это за женщина, без его ведома оказавшаяся в салоне?

Витус наблюдал, как сапоги сделали шаг в сторону; потом носок правого несколько раз притопнул и замер, будто в раздумье. Скосив глаз вверх, Витус увидел, что сапоги переходили в черные колготки, исчезавшие под короткой кожаной юбкой. Дальше поля зрения не хватало, зато он представил, какими длинными и стройными должны быть ноги, на которые все это надето!..

Неожиданно правый сапог приблизился и слегка толкнул его в грудь, как неодушевленный предмет, к которому не хотелось прикасаться. Витус безвольно перевернулся на спину. Это было очень удачно – сквозь дрожащие ресницы он мог видеть рыжие волосы, внимательные зеленоватые глаза; еще рот с тонкими плотно сжатыми губами. Витус сразу опознал „женщину без прошлого и без будущего“; даже вспомнил ее имя – Алекса. Правда, энергетические механизмы еще не восстановились, поэтому запустились чисто человеческие ощущения боли в ноге и растерянности от происходящего; из-за этого он никак не мог сообразить, что же их связывает.

– Ну, что ты пыжишься? – наконец произнесла Алекса. Голос у нее оказался приятным, хотя и не выражал никаких эмоций.

Витус решил, что дальше прятаться бессмысленно и широко распахнул глаза. Он не видел своего выражения лица, но по тому, как победно пополз вверх уголок рта гостьи, понял, что оно не внушало ей, ни страха, ни уважения.

– Очнулся, египтянин? – она присела на угол стола.

– Все-таки кто вы, и как сюда попали? – Витус с трудом сел, вытянув ушибленную ногу.

– Попала я сюда через дверь, как все люди, – „рыжая“ сделала предупреждающий жест, – только не надо спрашивать, как я ее открыла. Как зовут меня, ты знаешь, а, вот, кто я… я та, которая пришла, чтоб направить тебя.

– Я сам могу направить кого угодно!

– Нет, ты болтаешься, как дерьмо в проруби, не желая служить, ни нам, ни ребятам из дома напротив (Витус догадался, что она имеет в виду Вознесенский храм). Ты хочешь быть слишком самостоятельным и путаешь карты нам обоим. Те, из дома напротив, звали тебя к себе, но ты не пошел; значит, ты пойдешь с нами.

– Я не хочу ни с кем идти. Я сам по себе. Мне дано то, что дано, и я помогаю людям…

– Ошибаешься, – Алекса усмехнулась, – ты не маг, которым хочешь казаться. Настоящий маг с презрением выкинул тебя из своего жилища, и ты даже пикнуть не успел, не говоря уже о том, чтоб сопротивляться. По ошибке тебе даны определенные возможности, которыми ты не умеешь распоряжаться. Ты наивно полагаешь, что избавляя людей от определенных проблем, творишь добро? А тебе не приходило в голову, что этим ты нарушаешь естественный ход событий? Ты меняешь их жизнь с помощью сил и знаний, которыми им не дано обладать.

– Но ведь и врач помогает больным с помощью знаний, которыми те не обладают.

– Врач лечит тело. А тело полностью принадлежит человеку, и он волен делать с ним все, что захочет, вплоть до лишения жизни. Ты же лезешь в тонкие отношения, давая людям повод считать, что все можно изменить безнаказанно; что такие, как ты, могут управлять миром. Люди не должны даже думать так, иначе, возникший хаос сметет не только человечество, но и всех нас.

– Почему? – не понял Витус.

– Потому что тогда мы невольно начнем воевать друг с другом. Ребята из дома напротив не победят нас, но и мы их вряд ли победим. Чтоб выжить, все мы, как кукловоды, должны всегда стоять за ширмой, а куклы честно и искренне играть спектакль, думая, что живут собственной жизнью; и получать удовольствие от сыгранных ролей. Ты нарушил это золотое правило…

– Нет, постой… – Витус попытался встать, но боль в ноге заставила его снова опуститься на пол.

Хотя боль, такая мелочь! В другое время снять ее было б минутным делом, но в присутствии Алексы почему-то ничего не получалось. Он не мог даже отключиться, чтоб получить привычную „подпитку“, а, как младенец, усиленно сосал пустышку, в надежде извлечь из нее молоко. Витус вдруг ощутил себя самым обычным человеком, которому свойственно состояние беспомощности и желание обратиться к кому-то более сильному. …Может, зря я тогда отказался от помощи странного священника? Но почему он не был так настойчив, как эта…

– Так что ты хотел сказать? – напомнила гостья.

– Но ведь… – Витус вернулся к прерванной мысли, – во все времена существовали маги, колдуны, ведьмы, и до сих пор это не вызвало никаких мировых катаклизмов.

– Правильно. Хотя всегда находились умники, вроде тебя, но их вовремя останавливали, либо мы, либо ребята из дома напротив. Вспомни, чем все они кончали. Никто из них ведь не дожил до счастливой старости и не извлек выгоду из своего видимого могущества. Они существовали, пока не переходили определенных грани, пока их мелкие „фокусы“ (иначе я не могу этого назвать) лишь поддерживали в людях атмосферу таинственности мира; но как только у них возникало желание подчинить себе этот мир, они тут же исчезали. Наши горели на кострах и гнили в подвалах инквизиции; их распинали на крестах и побивали камнями…

– То есть, мои знания должны находиться лишь во мне?

– Почему только в тебе? – гостья загадочно улыбнулась, – ты мог бы создать свой мир, который будет настолько интересен людям, что они станут окунаться в него, забыв о своем собственном. Ты не пришел к этой здравой мысли, а полез в реальную жизнь – пусть и далекую; но не мне тебе рассказывать, как все взаимосвязано в истории. К тому же полез ты не только сам, но и притащил туда девчонку, не владеющую никакими знаниями, но имеющую длинный язык. Ты представляешь, что делаешь с людьми?..

– А как же элемент познания?.. – робко возразил Витус.

– Элемент познания существует лишь на определенном уровне – на том, который необходим для развития человечества – как та же химия, медицина, энергетика и прочие конкретные науки, но он отсутствует в том, что не требуется знать для продолжения земной жизни. Ты понял, о чем я говорю? Есть низший мир – мир кукол, и высший мир – мир кукловодов. Их нельзя смешивать, иначе нам останется только уничтожить тех, кто пытается лезть в наши дела.

– И какой же такой мир я могу создать, если, как ты говоришь, их существует всего два – кукол и кукловодов?

– Тут я тебе не подсказчик, но разных миров множество, и они ежедневно рождаются в тех, кто обладает магическими способностями и к тому же умеет направить их в нужное русло… Поэтому давай, лучше вернемся к твоим египетским приключениям. Дело в том, что ты, естественно, не первый, кто уверовал в безграничность своих возможностей. В египетских Фивах имелся еще один, именуемый Великим Магом. В его обязанности входила лишь забота о благополучии мертвых, отправляющихся на вечное поселение в поля Осириса, а вместо этого, из сочувствия к какой-то наложнице, он наделил обычный перстень способностью притягивать мужчину к женщине. Почти, как ты „слетал“ в 1580 год до нашей эры, исполняя прихоть жены… кстати, это не ее прихоть, а ее любовника.

Витус оперся о пол руками, словно готовясь к прыжку.

– Новость, да? – Алекса рассмеялась, – не пугайся, никакой любви между ними нет…

– Подожди! – перебил Витус, – кто он такой?

– Не думай об этом. Твоя жена ни в чем не виновата. Она продукт перстня, о котором мы говорили. Обещаю, что после того, как исполнишь свою миссию, он исчезнет из ее жизни, а ты забудешь о его существовании. Пока же, это знание заставит тебя относиться ко всему более ответственно. Понимаешь, если б перстень пробуждал то, что в обиходе называется любовью, все можно было б списать на временное помутнение рассудка, именуемое эмоциями, а он вызывает притяжение, несовместимое даже с ними. Все, что он творит противоестественно, и больше напоминает жалость, замешанную на мужском высокомерии, корысти и желании обладать даже ненужным. Согласись, такие вещи не должны находиться „в одном флаконе“. А уж, тем паче, если они способны влиять на что-то глобальное – например, на изменение истории, как нашем случае… К царице Анхесенамон, с которой ты познакомился (хотя не должен был этого делать), перстень Великого Мага ведет сейчас хеттского принца Арнуванду, но историческая ситуация такова, что Египет не потерпит пришлого фараона. Неизбежно начнется смута и страна развалится на десяток самостоятельных городов-крепостей, которые, в свою очередь, станут искать могучих союзников и, в конце концов, поглотятся ими. Ты можешь себе представить мировую историю, если египетская государственность закончится на восемнадцатой династии? Если не будет Рамсеса Великого и Сети Первого, не будет времени названного „повторным рождением Египта“?.. Так вот, его не будет, если эта глупая царица выйдет замуж за хеттского принца! Она ж не понимает своей „проходной“ роли в истории…