Текст книги "Никто не выйдет живым"

10

Когда мы шли по коридору второго этажа, халат шуршал уже не по мрамору, а по коврам. Звук получался более приглушенным, более интимным.

– Вы зря обижаетесь на Юрочку, – сказала Маргарита Сергеевна, не оборачиваясь ко мне, но и без того зная, что я внимательно слушаю. – Он, в сущности, ребенок...

– Ничего себе ребенок, – ухмыльнулся я. – Сколько ему лет? Двадцать пять? Пора уже снимать с него памперсы.

– Я имею в виду, что он очень непосредственный молодой человек, – Маргарита Сергеевна остановилась у дверей, достала из кармана халата ключ и вставила в замочную скважину. – Он так на все реагирует... Так естественно. У него нет того цинизма, того лицемерия, который свойствен большинству взрослых мужчин. Вам тоже, кстати, Константин.

– Без цинизма и лицемерия в моем ремесле не обойтись, – сказал я.

– Вот видите... – Двери открылись, и Маргарита Сергеевна вошла в кабинет. Меня она войти не пригласила, и я остался стоять в коридоре. – Подождите, я сейчас.

Судя по звукам, доносившимся из кабинета, она отпирала ящик письменного стола. Я шагнул чуть влево и вперед и увидел отражение хозяйки дома в огромном зеркале на правой стене кабинета. Маргарита Сергеевна вытащила из стола небольшую шкатулку и теперь возилась с ее замком.

– Так вы считаете, – спросила она, продолжая набирать код на замке, – что завтра я смогу получить свои вещи?

– Такая возможность у вас есть, – сказал я. – И после того как вы их получите...

– Да, что вы хотите предложить?

– Купите себе хороший сейф. Хорошенько его замаскируйте. И никогда не открывайте его в присутствии других людей. Даже тех, кого вы считаете своими друзьями. Не говоря уже о случайных людях.

Маргарита Сергеевна медленно выпрямилась. И так же медленно повернулась ко мне, закрыв своим телом оставшуюся на столе шкатулку.

– С чего это вы вдруг беспокоитесь о том, как я буду хранить свои вещи?

– Совершенно не беспокоюсь, – ответил я, глядя, как нервно дрожат ее толстые белые пальцы. На десять пальцев приходилось восемь колец. При том, что она была дома, а не на светском приеме. Восемь колец, чтобы очаровать Юрочку. Дорогое удовольствие.

– Тогда...

– Знаете, – я совершенно бестактно перебил ее, – при моей профессии – чем больше таких вот ограблений, тем лучше. Тем больше у меня работы, тем больше денег я получу. В моих интересах сейчас было просто промолчать и уйти. Но я вам дам один совет. Бесплатный.

– Ну-ка, – настороженно произнесла Маргарита Сергеевна. – Послушаем...

Я вошел в кабинет и осторожно прикрыл за собой дверь.

– Вероятно, вам очень легко достаются деньги, – сказал я.

– Неверно! – быстро отреагировала она. – С чего вдруг вы делаете такие заключения?

– С того, что вы совершенно не заботитесь об их сохранности.

– Вы про ограбление в торговом центре? Но я...

– Я обо всем сразу. Сейчас я стоял в коридоре и видел, как вы достали из стола шкатулку. Я не заходил в кабинет, и я не заглядывал вам через плечо. Но там, – я ткнул указательным пальцем в зеркало, – там я видел, как вы это делали. Как мне кажется, я видел даже цифры кода. По-моему, первая цифра – 1. Я не делал этого специально, – пояснил я Маргарите Сергеевне. – Если бы я действительно хотел узнать код, я бы подошел к зеркалу поближе. Я бы запасся маленьким биноклем... Не в этом дело. Дело в том, что вы очень скоро опять окажетесь в похожей ситуации. Вас опять ограбят. Если вы будете ходить по магазинам в золоте и бриллиантах, если будете запирать кабинет на такие замки, какие уже давно никто и на почтовый ящик не ставит... Наверное, вам очень легко достаются деньги, если вы так беззаботно относитесь к их сохранности.

– Я поставлю сейф, – медленно произнесла Маргарита Сергеевна. – Раз уж вы так говорите... Я не думаю, что так уж легко отношусь к деньгам. Хотя... Многие так думают. Деньги остались мне после смерти мужа. Это он их заработал, он был деловым человеком. Слишком деловым. Инфаркт в сорок три года. Деньги остались мне, но я стараюсь их выгодно пристроить. Пустить в оборот.

– Это ваше личное дело, – сказал я. – Просто будьте поосторожнее. Юра, конечно, милый парень, но все-таки лучше брать с собой на выезды охранника. Поставьте дома надежные замки, стальные двери, сигнализацию...

– Мне давно стоило это сделать, – согласилась Маргарита Сергеевна. – Что вы все время смотрите на мои пальцы?

– Там очень много ненужного золота, – сказал я. – Быть может, это дело вкуса... Но у меня был случай, когда грабитель, срывая с женщины украшения, очень торопился. Он не смог стянуть перстень с пальца той женщины... И попросту его отрезал.

– Какой ужас! – она всплеснула руками.

– Но у нее перстень был только на одном пальце. У вас – на восьми.

Маргарита Сергеевна стала быстро снимать перстни с пальцев. Она морщилась от боли, но делала это, складывая украшения в шкатулку.

Я одобрительно кивнул.

– Именно это имелось в виду, – сказал я, когда на пальцах Маргариты Сергеевны не осталось ничего, кроме красных отметин – следов былой роскоши.

11

– Это восемь тысяч долларов выкупа, – Маргарита Сергеевна подтолкнула пальцем пачку зеленых купюр. – А это остаток вашего гонорара. Тысяча пятьсот, – еще пятнадцать банкнот легли передо мной на полированное дерево стола.

– Хорошо, – я рассовал деньги по карманам. – Завтра к обеду все будет ясно.

– Что именно?

– Или я до обеда привезу вам ваши драгоценности, или...

– Или что?

– Если я не привезу драгоценности и не позвоню вам, это значит, что мой труп лежит в районе цементного завода. Там есть такой пляжи к...

– В этом месте у вас назначена встреча?

– Вот именно.

– Надеюсь, вы не позволите каким-то жалким грабителям убить вас? – строго спросила Маргарита Сергеевна.

– Надеюсь, – кивнул я. – С моей стороны это было бы крайне легкомысленным поступком.

– Может, позвонить в милицию, чтобы вас подстраховали?

– Спасибо за предложение, но лучше не надо.

– А что в этом такого? – не поняла Маргарита Сергеевна. – Милиция арестует этих подонков, и вы не будете подвергать себя ненужному риску... Или вы боитесь, что вам потом отомстят?

– Могут и отомстить. Но главное – таким образом я оборву все свои контакты. Те два посредника, о которых я вам говорил, согласились со мной работать лишь потому, что точно знают – я не работаю на милицию. Стоит мне хоть раз поставить свою репутацию под угрозу, и я останусь без всех своих связей. И в следующий раз мне не к кому будет пойти. Уж лучше я рискну. Они ведь всего лишь мелкие воришки, они не гангстеры.

– Вам виднее, – сказала Маргарита Сергеевна. – Я буду ждать вашего звонка. Я и Юра, мы вместе, – добавила она.

Мы вышли в коридор и неспешно двинулись к лестнице.

– Предполагаете выйти за него замуж? – спросил я, кивнув в сторону Юры.

– А это уже никаким боком вас не касается, Костя, – она резко остановилась и сердито посмотрела на меня из-под нахмуренных бровей. – Спасибо за вашу работу, за ваши услуги, за ваши советы... Но что касается моей личной жизни...

– Вы говорили, что Юра потрясающе искренен и непосредственен. Мой опыт подсказывает другое. – Мне не нужно было заглядывать Маргарите Сергеевне в глаза, чтобы понять – я вторгаюсь на запретную территорию. – Когда молодой мужчина сходит с ума от любви к женщине, которая старше его в два раза и богаче в... Не знаю, во сколько раз вы его богаче. Короче говоря, обычно это не детская непосредственность. Это вполне трезвый, холодный и очень взрослый расчет.

– Вы хотите сказать, чтобы я не подпускала Юру к деньгам? – сухо произнесла Маргарита Сергеевна. – Чтобы запирала от него сервант? Не дай Бог украдет серебряные ложечки! Кто дал вам право предъявлять обвинения человеку, которого вы совсем не знаете?! Вы совсем его не знаете!

Последнюю фразу она произнесла слишком громко. Ее услышал Юра, томившийся внизу, у первых ступеней лестницы.

– Что? – вскинул он голову. – Что там происходит?! – Он кинулся наверх, и на лице его было написано желание разорвать меня на куски, провернуть через мясорубку и бросить на съедение бродячим псам. Милый непосредственный мальчик.

– Юра! – сказала Маргарита Сергеевна, и молодой человек замер. – Успокойся. Все нормально. Подожди еще две минуты. Сейчас я спущусь. Просто объясню Константину кое-что.

Юра повиновался, хотя и без особого удовольствия. Я приготовился выслушать еще одну отповедь.

– Вы же совсем его не знаете, – тихо сказала Маргарита Сергеевна, пристально глядя мне в глаза. – Вы только вчера с ним познакомились. Я знаю Юру гораздо лучше вас, и у меня никогда не возникало подозрений! Мы вместе уже почти два года! И это, наверное, лучшие годы в моей жизни. Я любила своего мужа, разумеется. Но он много работал, мы редко бывали вместе. А с Юрой я провожу дни и ночи! Мы не расстаемся. И я вижу, насколько он чист, добр и искренен... Если бы вы слышали, какие стихи он мне посвятил! Нам завидуют, понимаете? Нам завидуют другие люди, потому что такая настоящая любовь встречается очень редко. Быть может, вам, Костя, она никогда не встречалась. Поэтому вы меряете все своими мерками, ищете у всех людей одни и те же страсти: жадность, жестокость, ложь... Честное слово, Юра не такой. Можете за меня не волноваться – пока я с ним, ничего плохого со мной не случится. Только хорошее.

Я промолчал, хотя мог бы многое сказать в ответ. Но это было неподходящее время и неподходящее место для подобных разговоров. Если эта женщина считала, что нашла свое счастье, – что же... Было бы слишком жестоко разубеждать ее.

– Пожалуй, вы правы, – сказал я, потупив взор. – Зря я так на него напустился. У меня действительно никогда не было большой светлой любви. И общаться приходится все больше с ворами и убийцами. Поневоле потеряешь веру в настоящие чувства. Как вам повезло. Искренне завидую, – произнеся этот покаянный монолог, я стал спускаться по лестнице.

– Удачи вам, Костя, – сказала она мне в спину. – И в завтрашнем деле, и в личной жизни. Пусть и вам повезет.

– Ага, – пробормотал я, стараясь не расплакаться. Просто какой-то мексиканский телесериал получился.

Главный мужской персонаж этого сериала торопливо отошел в сторону, освобождая мне проход к дверям.

– Спасибо, дорогой, – сказал я, и Юра скривился, словно я произнес какую-то пошлость. Надо же, впервые постарался понравиться этому типу, и то – мимо кассы.

Значит, не судьба.

12

Моя судьба поджидала меня в другом месте и в другое время. Если конкретно – на узкой полоске серого песка неподалеку от цементного завода. Место довольно пустынное, особенно в пять часов утра. Особенно в воскресенье.

Я не доверял будильнику и не стал ложиться спать. До двух ночи я смотрел телевизор, а потом просто сидел в кресле с закрытыми глазами. Я думал о том, что в пять утра у реки должно быть жутко холодно. Я думал о том, что мне надо будет прибыть на место раньше вьетнамцев. И еще я думал о Хонге.

Тот был на редкость любезен, когда позвонил в одиннадцать часов вечера и сообщил, что мои условия приняты. Шесть тысяч долларов – окончательная цена.

– Ты доволен? – осведомился Хонг. Это было на него совсем непохоже. Или Старый Ли провел воспитательную работу? – Я сделал так, как ты просил, – гордо произнес Хонг.

– Молодец, – сказал я. – Жаль, тебе не повезло.

– Хрм? – изумился Хонг. – Мне не повезло?

– Ты же хотел кончить этих двоих. Теперь такой возможности у тебя не будет.

– Хрм! – засмеялся Хонг. – Ты не понял. Это была шутка. Зачем их убивать? Можно договориться.

С Хонгом явно творилось что-то не то. Он становился большим гуманистом. Я пожелал ему спокойной ночи и повесил трубку. У меня же самого спокойной ночи не предвиделось.

Я загодя достал из тайника «люгер», проверил его, дополнил обойму недостающими патронами и отложил в сторону. Потом отсчитал из полученных от Маргариты Сергеевны денег шестьдесят стодолларовых банкнот, перевязал их резинкой и положил рядом с «люгером». Это были два необходимых для поездки к цементному заводу элемента. Остальное можно было добавлять по вкусу.

Я решил добавить нож с выкидным лезвием, тысячу долларов на непредвиденные расходы и визитную карточку, чтобы мой труп было легко опознать. А также маленькую упаковку марлевого бинта – карман не тянет, а пригодиться может. Если не пригодится визитная карточка.

После этого я решил, что позаботился обо всех. О своем клиенте, о самом себе, о тех, кто будет меня встречать у реки, и о тех, кто будет прогуливаться в тех местах попозже. Никого не обидел.

В четыре часа утра я стал одеваться: черные джинсы, толстая фланелевая рубашка, шерстяной жилет и шерстяной же свитер. Ботинки на рифленой подошве. И плащ.

«Люгер» лег в правый карман плаща, деньги – в левый. Визитная карточка покоилась в заднем кармане джинсов, а нож лежал в специальном чехле, который, в свою очередь, был приклеен скотчем к моей левой ноге, чуть повыше щиколотки.

Нельзя сказать, что теперь я почувствовал себя намного увереннее. Просто я знал, что подготовился к встрече со всей возможной серьезностью.

А что из всего этого выйдет – никто не знает. Ни я, ни те двое, что привезут побрякушки. Ни даже Старый Ли.

Можно было утешиться лишь одним – в начале шестого я буду знать ответы на все вопросы. В начале шестого все будет ясно.

Как это скажется на моем здоровье – это уже другой вопрос.

13

Я приехал первым. Оставив свою «Оку» на обочине дороги, я прошел на берег реки и осмотрелся. Было тихо, пустынно и очень холодно. Я даже поднял воротник плаща, а руки засунул в карманы.

Песчаная полоса тянулась примерно на километр, упираясь одним концом в груды щебня возле цементного завода, а другим – в заросли низкорослого кустарника, выглядевшего сейчас особенно жалко. Каждое лето санэпидемстанция предупреждала о том, что купаться в этом районе не стоит. Да можно было все сообразить и без предупреждений, лишь посмотреть на трубы завода. Но и смотрели, и слушали предупреждения, и чихали на эти предупреждения.

Место и в самом деле было малоприятное: серый песок, темная вода, пугающая своим мертвенным видом... Безжизненность – вот слово, которое описывало этот пейзаж. Будто бы на этой территории провели какой-то научный эксперимент, уничтоживший живое в реке и на песке, превративший километр берега в территорию, непригодную для чего-либо, кроме существования в качестве наглядного пособия к все тому же слову «безжизненность»... Серым и холодным было все вокруг. Даже цепочка тонких тополей, высаженных на обочине и служивших своего рода пограничным рубежом между пляжем и дорогой, не могла разнообразить пейзаж, потому что листья уже были оборваны осенними ветрами...

Трудно представить, кого могло занести в эти места, да еще в такую рань. Кроме меня и моих партнеров по деловым переговорам. И когда темно-синий «Форд» остановился в ста метрах от моей «Оки», я понял, что дождался.

Было так тихо, что стук закрываемых дверей машины прозвучал хлопком в ладоши у меня над ухом. Двое вьетнамцев миновали линию тополей и вступили на серую территорию пляжа.

Один был одет в длинное черное пальто, второй – в светло-коричневую кожаную куртку. Этот второй и нес небольшую сумку. Я надеялся, что там драгоценности Маргариты Сергеевны, а не автомат «узи».

Я нащупал пистолет в правом кармане и пачку денег в левом. Что-то – одно из двух – должно было мне сейчас пригодиться. Я вынул руку – конечно, левую – из кармана и приветственно помахал ею. Вьетнамцы остановились и стали совещаться. Я терпеливо ждал.

Наконец они закончили распределение ролей. Парень в пальто зашагал в мою сторону, а его приятель остался метрах в шестидесяти от меня, обняв обеими руками свою драгоценную сумку.

Парень в пальто был ростом повыше своего напарника и чуть поинтеллигентнее на вид. Если это слово можно отнести к человеку, грабящему женщин в туалетах супермаркетов. Иначе говоря, его лицо внушало больше симпатий, если бы я случайно увидел его на улице. Сейчас же ни о каких симпатиях речи быть не могло. Это был человек, способный на многое. И мое личное здоровье зависело от того, сумею ли я правильно оценить вьетнамца в длинном черном пальто, аккуратно постриженного и причесанного на пробор.

Вьетнамец остановился в пяти шагах. Я положил указательный палец правой руки на курок.

– Это ты приготовил для нас шесть тысяч «зеленых»? – весело и неправдоподобно спокойно спросил он. Парень говорил по-русски без акцента. Гораздо лучше Хонга. И даже лучше Старого Ли. Я подумал, что это, должно быть, «гастролер». Приехал пощипать провинцию.

– Шесть штук у меня, – ответил я, щурясь: мне стоило большого труда наблюдать сразу за двумя вьетнамцами. – А ты принес то, что должен?

– Конечно, – парень, не оборачиваясь, ткнул пальцем назад, в своего приятеля. – Вон в той сумке.

– Хорошо, – сказал я. – Давай все спокойно посмотрим. Я – побрякушки. Ты – деньги, согласен?

– А зачем же я тут? – рассмеялся парень. Он резким движением сунул руки в карманы пальто, и я мгновенно вспотел. Но обошлось. – Давай свои бабки, – сказал парень.

Я вытащил из плаща пачку долларов и показал ее вьетнамцу.

– Вот они, – сказал я. – Где ваш товар? Я тоже хочу посмотреть.

– Посмотришь, – пообещал парень. – Сейчас принесу...

И он пошел к напарнику. Я удивился, почему ему надо было обязательно возвращаться самому, ведь можно было просто подозвать парня в куртке. Я смотрел в спину, обтянутую черной тканью, и все еще держал в левой руке пачку долларов. И я все еще надеялся, что мы разойдемся по-хорошему...

Это случилось, когда вьетнамец в пальто уже почти подошел к своему приятелю. Между нами было почти шестьдесят метров. Я видел выражение их лиц. Особенно хорошо я запомнил лицо того парня в пальто, с которым только что разговаривал.

На его лице было удивление. Он не понял, что случилось. Он резко дернул головой, поворачиваясь на звук выстрела. Второй, в куртке, уронил сумку на песок и вскинул пистолет, целясь в меня...

Я не знаю, каким было выражение моего лица в те секунды – удивленным, испуганным, злым. Я понял лишь, что слышу звук выстрела. Остальные мои действия были совершенно инстинктивными: я бросил деньги на песок и упал на левый бок, одновременно нажимая на курок и стреляя сквозь подкладку плаща.

Это был хороший плащ. Дыра получилась солидная.

14

Мне нравится, когда сцены перестрелок в кино снимаются «рапидом». Это еще называют «замедленная съемка», хотя на самом деле это убыстренная съемка, когда на фиксацию движений тратится большее количество кадров.

И поэтому, когда видишь «рапидную» перестрелку, можно все подробно рассмотреть – кто в кого и на какой секунде засадил из «беретты» или «Калашникова». А если еще и со стереозвуком – так просто идеальное зрелище.

Но там, на сером песке пляжа возле цементного завода, все происходило в режиме реального времени. То есть слишком быстро. И я не успевал следить за тем, кто, когда и из чего стреляет. Я не успевал думать. Я лишь жал на курок, стараясь попасть в тех двоих вьетнамцев раньше, чем они попадут в меня.

И все же это лицо... Это удивленное лицо вьетнамца в черном пальто – оно должно было навести меня на определенные мысли. Ведь до этой секунды все шло нормально. Никто не собирался палить друг в друга.

Тем не менее грохнул выстрел. Причем не хлопок «ствола с глушаком», а полновесный грохот. Такой не прослушаешь. И вьетнамец обернулся, удивленный. И его напарник вскинул пистолет. И я дал волю рефлексам.

Не было у меня времени подумать. Да и вьетнамцы думать не стали. Думать – всегда сложно. Перестрелять друг друга из пистолетов – гораздо проще.

Этим мы и занялись.

15

Я упал на левое бедро, поворачивая «люгер» по дуге от вьетнамца в черном пальто к его напарнику, который стрелял так быстро, что уже через пару секунд удивленно уставился на замолкнувшее оружие, бросил его в сердцах на песок и пустился бежать, забыв прихватить коричневую дорожную сумку.

Парень в пальто между тем стоял на коленях и покачивался из стороны в сторону. Как это ни прискорбно, но я застрелил его в спину. Он даже не успел повернуться.

Вьетнамец в кожаной куртке бежал параллельно кромке воды. Я встал на колено, прицелился и выстрелил. Вьетнамца повело вправо, он зашатался и рухнул. Ногами в воду, туловищем – на песок.

Следующим движением я подобрал с песка пачку денег и засунул в карман плаща. А потом я побежал к парню в черном пальто, который все еще умирал, вцепившись пальцами правой руки в ремень сумки, которую бросил его друг.

Потом он уронил свое лицо в песок и замер.

– Черт вас всех побери, – сказал я сквозь зубы. – Ну какого хера...

Слова были бесполезны. Я мог оправдывать себя сколько угодно и сколько угодно мог обвинять вьетнамцев в безрассудстве. Это ничего не меняло. Мои рефлексы сработали по полной программе.

Мне вдруг стало зябко. Я стоял на сером песке пляжа, смотрел в тусклое осеннее небо и сжимал в руке пистолет, с помощью которого только что решил одну маленькую проблему. Окружающий пейзаж и раньше был безжизненным, а два трупа лишь дополнили прежнюю картину, гармонично вписавшись в нее.

Я присел на корточки и собрал гильзы, вылетевшие из «люгера». На часах было пять минут шестого, и оставалось удивляться, с какой скоростью все это произошло. «Люгер» опустился в карман плаща. Мои враги были мертвы, но триумфатором я себя не чувствовал. Может, из-за погоды? Солнце спряталось за пепельного цвета облаками. От реки веяло могильным холодом. Все было холодным в тот день.

Холодными становились пальцы мертвого вьетнамца, все еще сжимавшие ремень коричневой дорожной сумки. Пришлось приложить некоторое усилие, но я все-таки разжал тонкие мертвые пальцы. Взял сумку в руки и расстегнул замок. Пошарил внутри. Это было странно.

В сумке лежала черная вязаная шапочка, коробка патронов и пистолет «ТТ». Сложенный в несколько раз полиэтиленовый пакет с изображением Майкла Джексона. И больше ничего.

Я даже занервничал. Потом поставил сумку позади себя и стал рыться в карманах убитого. Я не собирался уходить с пустыми руками. И я нашел то, что искал.

Картонная коробка выпирала из кармана брюк убитого, и это стало очевидным, как только я откинул полу шикарного черного пальто. Я взял коробку в руки. Крышка была приклеена скотчем. Я отодрал ленту, снял крышку и убедился, что внутри лежит вовсе не набор дешевой бижутерии. Я хорошо помнил содержание списка, врученного мне Маргаритой Сергеевной. За исключением золотого браслета с драконом, все было здесь.

Мне следовало радостно улыбнуться. Вместо этого я задумался. Это было не самое подходящее место – рядом с трупом убитого мною вьетнамца. Это было не самое подходящее время – тела на пляже с дороги не разглядеть, зато две пустые машины на обочине рано или поздно привлекут внимание. Но я сидел на холодном песке и думал.

Если коробка с драгоценностями была у него в кармане, почему он не вынул ее и не дал мне удостовериться, что все в порядке? Почему вместо этого он пошел назад, словно драгоценности были в той коричневой сумке? Зачем он отошел от меня?

Чтобы не быть слишком близко от меня. Чтобы ненароком... Тут я понял. Черт, какая жалость, что нельзя прослушать стереозапись перестрелки! Я бы тогда знал, откуда был сделан первый выстрел. Я бы знал, где сидит третий. Тот, кто выстрелил.

Парень в пальто не стрелял, это точно. Второй вытащил пистолет уже после того, как прозвучал выстрел. Ну вот. Все стало понятно.

Стало понятно, что с этого пляжа мне живым не уйти. Потому что вокруг меня открытое пространство. До кустов – метров четыреста, до тополей – метров сто. Остается кинуться в воду и плыть под водой в сторону Города. Километра три.

Я резко вскочил на ноги, схватил сумку и... Больше я ничего сделать не успел. В плечо мне воткнули раскаленную кочергу, и я повалился на песок рядом с вьетнамцем. Коробка с драгоценностями отлетела на метр в сторону. Кожаная дорожная сумка оказалась у меня под животом.

Я чувствовал толчки выходящей из меня крови. Я переворачиваюсь на спину, но песок все равно остается на моем лице как маска. А сумка будто прилипла к животу. Я кладу щеку на холодный, как могильная плита, песок и вижу: из-за тополей ко мне движется темная фигура. Линия горизонта стоит передо мной вертикально, и я удивляюсь, как это Хонгу удается не свалиться с нее вниз.

Хонг – это очень хитрый парень. Сейчас я это особенно ясно понимаю. Я трогаю пальцами рукоятку «люгера», лежащего в кармане плаща, но потом понимаю, что это бесполезно: все патроны растрачены. Ведь я решил свои проблемы. Ведь у меня не осталось живых врагов.

Я ошибался. Те двое вовсе не были врагами. Настоящий враг, живой и здоровый, подошел ко мне вплотную и присел на корточки. Для сегодняшнего утра он оделся соответствующим образом – никаких скрипящих кожаных изделий, никаких заклепок. На Хонге был комбинезон светло-серого цвета. Но не это бросилось мне в глаза.

Мое внимание привлек огромный револьвер, который Хонг держал в правой руке. Из такого даже не обязательно стрелять – можно просто двинуть рукояткой по голове, и та расколется как гнилая тыква.

Интересно, каким образом собирался использовать свою игрушку Хонг? Впрочем, большой разницы для себя я не видел.