Текст книги "Веселые истории про Антона Ильича (сборник)"

– Катенька смутилась, но ничего не сказала. – Верит в любовь. Замуж хочет.

Эти слова воодушевили Антона Ильича. Его так и подмывало выкрикнуть: так это же я тот Принц! Это в меня влюблена Катенька! Это мне можно верить, это я надежен, как скала. Это я настоящий мужчина! Вот подходящий момент, чтобы все решить. «Давай, давай, решайся, не упусти момент», – подбодрил Антон Ильич сам себя, и вслух произнес:

– А давайте-ка я вас кофем угощу!

Обе женщины замерли и уставились на него, ушам своим не веря. Взгляд у «маменьки» потеплел, Катенька же, напротив, смотрела огромными, полными недоумения глазами. Было совершенно очевидно, что она не ожидала такого поворота. От Антона Ильича не укрылось ее удивление, и он, довольный произведенным эффектом, заговорщицки подмигнул ей, мол, как я, а? Не ожидала, что я так быстро маму уговорю?

– А что? – продолжал он вдохновленно, – у меня и столик уже заказан. Прекрасный ресторан, с музыкой. Посидим все вместе, вы, я, Катенька. Новый год все-таки, прекрасный повод посидеть всем вместе, по-домашнему в тесном кругу, так сказать, познакомимся поближе, поговорим…

Его прервал звук падающей расчески, которую выронила из рук Катерина.

– А что, по-моему отличная идея! – отозвалась «маменька». Она встала, осмотрела себя в зеркале, кокетливо поправила руками прическу и с довольной улыбкой повернулась к Катеньке:

– А ты что скажешь, а, Кать?

Антон Ильич сиял от счастья. Кажется, его план удался.

– Прекрасная идея, – процедила сквозь зубы Катенька.

– Ну тогда я жду вас. Давайте, заканчивайте тут побыстрее.

– Мы сейчас, мигом, – подхватил Антон Ильич.

Катенька глазами указала Антону Ильичу на раковину, стянула с его головы полотенце, наспех ополоснула волосы и пересадила его к зеркалу Не проронив ни слова, включила фен, и струя обжигающе горячего воздуха ударила Антона Ильича прямо по макушке.

– А стричься не будем? – робко полюбопытствовал он, стараясь перекричать гул работающего на полной мощности аппарата.

– В следующий раз, – отрезала Катенька. – Вы же торопитесь.

– Ах, ну да, конечно.

Уже через минуту все было закончено.

– С вас как обычно, – произнесла Катенька с каменным лицом.

Антон Ильич торопливо достал из кошелька купюры и положил их на столик. Катенька, не глядя на него, подала пальто. Он кое-как оделся, лихорадочно соображая, что происходит с Катенькой, почему она не рада и как ему теперь быть.

– Катенька, послушайте…

– Я провожу вас. – Она уже стояла у входной двери.

Антон Ильич нехотя поплелся за ней.

– Катенька…

– До свидания, Антон Ильич, – дрожащим голосом произнесла Катенька, и ему показалось, что она вот-вот разрыдается.

– А как же ужин? Мы же хотели посидеть по-семейному…

Катенька тем временем подталкивала Антона Ильича на улицу и уже закрывала за ним дверь.

– А как же мама? – в отчаянии крикнул он.

– Какая мама?

– Как же? А ужин втроем?

– Да ужинайте вы с кем хотите! Только оставьте меня в покое!

Дверь за ним захлопнулась.

Антон Ильич, ошарашенный, остался стоять на ступеньках. В голове гудело. Он стоял на ветру в расстегнутом пальто, без шапки, но не чувствовал холода. В голове стучала одна только мысль: так это не ее мама! Какой же он осел! Что он натворил! Надо как можно быстрее объясниться с Катенькой! Что она теперь думает о нем! Антон Ильич рванул на себя дверь, но она не поддалась. Как он мог так ошибиться! Как он мог принять эту старую злобную каргу за маму его нежной Катеньки! Он стал барабанить в дверь кулаками, но никто не отзывался.

Прохожие оглядывались на мужчину в распахнутом пальто, с растрепанными волосами, который, не обращая внимания на холод и падающей снег, стучал в дверь салона красоты и повторял одно и то же: Катенька, откройте, я все объясню!

– А вот и я! – вдруг кто-то взял его под руку.

Антон Ильич обернулся и от неожиданности едва не слетел со ступенек: перед ним, улыбаясь во весь рот, стояла «маменька». – Ну что, где там ваш кофе? Я готова!

Карнавал

Вечерело.

По гладкой синеве моря пошла серебристая рябь. Скамейки на пляже опустели. С заходом солнца город покидало тепло, напоминая о том, что стоял февраль. Застегнув пиджаки и обмотав шарфы вокруг шеи, горожане прогуливались вдоль моря. Туристы, коих здесь было немало, наслаждались теплом, удивительным для этого времени года. Только что прибывших англичан неизменно выделяла легкая, почти летняя одежда. Вырвавшись из промозглой слякоти к горячему южному солнцу, они тотчас надевали шорты, обувь на босу ногу, но вскоре понимали, что зимняя погода обманчива: вечерами здесь было прохладно.

На центральной набережной людей было особенно много. Отсюда открывался чудесный вид. В гавани огромными глыбами сияли паромы, белые яхты неподвижно держались на воде, судна поменьше качало на волнах. Верхушки гор обрамляли город плавной волнистой линией, придавая этому южному испанскому городку очарование классического морского курорта с золотистыми песками, синими волнами и зелеными холмами.

И хотя стоял февраль, город не выглядел ни холодным, ни опустевшим. Напротив, в нем царило оживление.

На улицах зажглись фонари, тут и там сооружали сцены и устанавливали микрофоны, лоточники прикатили свои тележки с жареным миндалем и сладкой ватой, к главной улице города ручейками стекались люди. Начинался карнавал.

В ресторане, расположенном на последнем этаже гостиницы, застолье шло полным ходом.

В главном зале сегодня обслуживали единственную компанию. По одну сторону стола сидели Алексей Евсеич со спутницей, Антон Ильич и переводчица, по другую расположились испанцы, трое мужчин и женщина. Настроение у всех было приподнятое. Ужин проходил шумно.

Тон веселью задавал Алексей Евсеич. Он был в центре внимания и находился, несомненно, в прекрасном расположении духа. Скинув пиджак и ослабив узел галстука, он с упоением рассказывал что-то, отчего тишина за столом сменялась взрывами хохота. Сам он весь сиял, довольный произведенным эффектом. Его спутница, яркая белокурая девушка, которую Алексей Евсеич то приобнимал за плечи, то поглаживал за руку в разговорах не участвовала. Вид у нее был отстраненный, как будто все это веселье ее не касалось и не производило на нее ни малейшего впечатления. На ухаживания Алексея Евсеича она не отвечала, но и не сопротивлялась им. Она сидела, ровно держа спину, с приборами в обеих руках и ела.

Мужчины, разгоряченные спиртным, шумели все жарче. Испанцы, по своему обыкновению, говорили громко, хохотали от души, размашисто жестикулировали руками над столом и перебивали друг друга, отчего переводчица, брюнетка лет сорока, едва успевала переводить.

До сих пор она почти не притронулась к еде, и тарелка перед ней была полна закусок, которые давно уже были опробованы остальными членами компании. Из-за черных глаз и черных, коротко подстриженных волос, ее можно было принять за испанку, однако ее выдавал взгляд. Глаза у нее оставались серьезными, даже когда она смеялась за компанию со всеми. Говорила она медленно, вдумчиво, тщательно выговаривая слова, и всякий раз желала непременно убедиться в том, что собеседник понял ее правильно. Была в ее манере какая-то учительская настойчивость, с какой она добивалась понимания от нерадивых учеников. Было видно, что разговоры на мужские темы ее не забавляли, а скабрезные мужские шуточки и вовсе выводили ее из равновесия. Несколько раз она оказывалась в тупике, не зная, как перевести ту или иную фразу, выражаясь приличным языком. Мужчины между тем отлично понимали все без слов и, не дожидаясь перевода, покатывались со смеху, так что ей не оставалось ничего, кроме как с презрением смотреть на эти грубые гогочущие существа и недовольно поджимать губы.

Женской солидарности за столом она тоже не находила. Молоденькая блондинка, сопровождавшая Алексея Евсеича, одним только своим присутствием демонстрировала нравственный упадок мужской половины человечества. Испанка также ее чувств не разделяла. Всем за столом было очевидно, что с коллегой по работе, сидящим за столом рядом с ней, ее связывают нежные чувства. Невысокий испанец с седеющими висками открыто за ней ухаживал, и она, в отличие от блондинки, отвечала своему кабальеро взаимностью – они вели себя как влюбленные и наслаждались обществом друг друга.

В разгар веселья в зал вошел крупный мужчина в черном костюме, охранник Алексея Евсеича, быстрым шагом направился прямиком к хозяину, нагнулся и что-то коротко сказал ему на ухо. Алексей Евсеич перестал смеяться и посмотрел на него округлившимися глазами. Тот кивнул головой, подтвердив сказанное. Алексей Евсеич обвел глазами стол, глянул на свою спутницу на Антона Ильича и резко произнес:

– Антон, Татьяна, поменяйтесь местами.

Ни Антон Ильич, ни блондинка не тронулись с места. Оба смотрели на Алексея Евсеича во все глаза, и тогда он приказал:

– Пересели. Бегом! Татьяна, ты с Антоном, поняла меня? Сиди и молчи.

Только они поменялись местами, как на пороге показалась женщина неопределенного возраста в высоких сапогах и полушубке. Она была приятна на лицо, стройна и хорошо одета. Ей можно было дать от сорока до пятидесяти лет. Уверенным взглядом она окинула присутствующих и направилась к столу.

В это время Татьяна решила вернуть себе свою тарелку, которая осталась стоять перед Антоном Ильичем, и потянулась за ней, но Алексей Евсеич, заметив это, цыкнул на нее:

– Куда! Ешь из этой.

Сам он поднялся с места, чмокнул подошедшую к нему женщину в щеку и со словами «привет, дорогая» представил ее присутствующим:

– Знакомьтесь, моя жена, Маргарита. Прошу любить и жаловать.

Переводчица перевела, испанцы закивали головами и удивленно затараторили между собой. Маргарита кивнула всем сразу без особых любезностей. Алексей Евсеич пододвинул жене свой стул, помог ей снять шубу и усесться, распорядился подать приборы. Официант уже принес стул для него самого. Маргарита тем временем оглядывала людей за столом цепким, сканирующим взглядом. Мужчины ее не интересовали. Испанка, тающая в объятиях своего соседа, подозрений у нее не вызывала. Переводчица, сидящая на другом конце стола и смотрящая на Маргариту честными, горящими любопытством глазами, тоже. Все ее внимание было приковано к Татьяне.

На испанской стороне стола продолжалось веселье. А на русской наступило гробовая тишина. Алексей Евсеич напряженно что-то обдумывал. Антон Ильич сидел в замешательстве. С Маргаритой Викторовной он был знаком и знал, что шутки с ней плохи. Татьяна тоже была в растерянности. Она перестала есть и сидела, не издавая ни звука, осматриваясь в новых обстоятельствах. За спиной Алексея Евсеича стоял охранник и ждал распоряжений. Напряжение росло.

Тишину нарушила Маргарита.

– Леш, а что меня не спрашиваешь, откуда я узнала про вас? Как вас нашла?

– Рит, не начинай.

– А я тебе скажу, я просто по тебе соскучилась. И решила сделать сюрприз. Думала, ты обрадуешься. Или я вам помешала?

– Я так не говорил.

– А что вы такие невеселые? У вас, вообще, все нормально?

– Рит, у нас все нормально. У нас все отлично. Мы завершили сделку, все подписали. Сидим вот с людьми, общаемся. Отмечаем.

– Ну-ну отмечайте. Веселитесь. И я с вами повеселюсь. Ты мне скажи, кто тут кто. Антона я знаю. А это с ним кто?

Алексей Евсеич замялся. Он потянулся к бутылке с минеральной водой, налил себе в стакан и жадно выпил. Антон Ильич и Татьяна сидели не шелохнувшись. Маргарита внимательно смотрела за всеми тремя, затем обратилась к Антону Ильичу:

– Антон, скажи мне…

Антон Ильич приподнялся на стуле, приложил руку к груди и, поклонившись, пробормотал:

– Здрасьте, Маргарита Викторовна. Очень рад видеть. Как долетели?

Тут Антон Ильич поймал на себе гневный взгляд Алексея Евсеича и понял, что сморозил глупость.

Маргарита, строго глядя на Антона Ильича, спросила, указывая глазами на Татьяну и чеканя каждое слово:

– Антон, я спрашиваю, кто это?

– Это… Тат… Татьяна.

– И..?

Антон Ильич не знал, что сказать. На выручку пришел Алексей Евсеич, который твердым голосом произнес:

– Она с ним.

Маргарита повернулась к мужу и удивленно посмотрела на него:

– И с каких это пор Антон своих баб на переговоры возит?

Алексей Евсеич хотел сказать что-то в ответ, но не успел. Татьяна выскочила из-за стола и ринулась из зала. Алексей Евсеич посмотрел на Антона Ильича и выразительно показал глазами, мол, вставай и иди за ней. Антон Ильич нерешительно поднялся, еще раз посмотрел на начальника, тот вскинул брови и качнул головой в сторону выхода. Затем обернулся к жене:

– Поешь. Голодная, небось, с дороги. Еда здесь вкусная.

Кстати, ты знаешь, в гостинице столько народу, что я живу в обычном номере.

– Да ты что?

– Да, обычный маленький номер. Тебе не понравится. Но я же не знал, что ты приедешь.

Приятного аппетита, поклонился Антон Ильич Маргарите Викторовне, кивнул Алексею Евсеичу мол, я все понял, уже ухожу, распрощался с испанцами, глядевшими на все происходящее с некоторым изумлением, и наконец вышел.

За дверями его ждал охранник Алексея Евсеича, который огорошил его новостью:

– Антон Ильич, у нас с вами пять минут. Надо проверить, чтобы из ваших вещей ничего не осталось в номере.

– В каком номере?

– В вашем, бывшем. Теперь вы живете в другом номере. Вещи мы уже перенесли.

– Как перенесли? Куда?

– В люкс.

– В какой люкс?

– Вместо Алексея Евсеича.

– А как же…

– Алексей Евсеич будет жить в вашем номере.

– А как же Татьяна?

– Она остается в люксе.

Антон Ильич остолбенел, и охраннику пришлось подтолкнуть его к дверям лифта.

– Идемте, времени мало.

Открыв дверь нового номера, Антон Ильич попал в просторную прихожую с нарядным диванчиком с изящными ручками, зеркалом во всю стену и свежим букетом цветов в большой вазе. По обе стороны отсюда располагались комнаты. Двери в них были открыты, и Антон Ильич видел справа от себя гостиную с развевающимися у окна занавесками. Там у балкона спиной к нему стояла Татьяна и курила, выдыхая дым в приоткрытую форточку. Она смотрела на море.

Дверь слева вела в спальню. Там стояла широкая кровать, ровно заправленная покрывалом. Однако в комнате царил беспорядок. Ящики в тумбочках у кровати были наспех прикрыты, дверцы шкафа настежь распахнуты, а его содержимое перевернуто верх дном. Висело много пустых вешалок, какая-то одежда сползла вниз, лежала на полках и валялась рядом, на креслах. Антон Ильич приблизился к спальне, заглянул внутрь и убедился, что его вещей там не было. Тогда он осторожно прошел в гостиную. На диванчике, сваленные в кучу лежали его вещи, рядом стоял чемодан. Одежда лежала стопкой, как будто кто-то старался сложить ее аккуратнее, но не сумел. Здесь же, вперемешку с рубашками, белыми майками и трусами, лежали его ботинки с носками внутри, папка с документами, бритвенный станок и туалетные принадлежности.

При виде этой картины Антон Ильич горько вздохнул. По инерции он вытащил из стопки помятую рубашку, расправил ее и повесил на спинку дивана. В этот момент в дверь постучали. Татьяна, стоявшая напряженно как натянутая струна, обернулась. Антон Ильич, решив, что должен ее опередить, пошел открывать. Это был охранник. Он проскользнул в прихожую, закрыл за собой дверь и, понизив голос, произнес:

– Алексей Евсеич приказал девушку ни шаг от себя не отпускать. Завтра утром с ней вы улетаете домой, билеты я вам занесу.

– Но я же завтра должен…

– Здесь деньги на расходы.

Он вложил в руку Антона Ильича карточку.

– Вань, а может, я все-таки в другой номер?.. По соседству?.. – с надеждой в голосе прошептал Антон Ильич.

– Нет, нельзя, – отрезал тот и так же быстро вышел.

Антон Ильич вернулся в комнату. У него сердце сжалось от боли при виде своей зубной щетки, застрявшей внутри ботинка, и придавленного вещами любимого галстука, который он всегда бережно сворачивал улиткой и укладывал в специальную коробку. Он не знал, за что хвататься, как привести в порядок свои вещи и куда их уложить. В этом номере он чувствовал себя чужим, и места для него здесь не было. Но надо было что-то делать. Может, позвонить в службу уборки номеров, пусть пришлют кого-нибудь? Хотя, соображал Антон Ильич, как они смогут навести порядок? Нет, придется самому как-то обустраиваться, найти себе место в шкафу и перенести вещи. Надо спросить у Татьяны… И почему он должен у нее спрашивать? Разве он по собственной воле очутился здесь? С другой стороны, и она в этом не виновата. Жила себе спокойно, и вдруг как снег на голову свалился он, посторонний мужчина, со своим ворохом вещей. От этих мыслей Антон Ильич снова тяжело вздохнул. Как все запуталось! Что вообще ему делать с этой Татьяной? И что значит «ни на шаг не отпускать»? Сторожить он ее должен, что ли? Зачем карточка? Для чего ему деньги на расходы? Какие расходы? Он что, в ресторанах с ней кутить будет?

Его размышления прервала Татьяна. Она затушила сигарету в пепельнице и решительно двинулась к нему. Увидев выражение ее лица, Антон Ильич совсем погрустнел. Сейчас начнет скандалить, понял он.

– Вы пойдете со мной? – строго спросила она, делая акцент на слове «вы». – Или мне позвонить Алексею?

– Нет-нет, не надо звонить.

– Так вы идете?

– Куда?

– Оплачивать. У меня отложены покупки в «Английском дворике», осталось только оплатить и забрать. Мы должны были пойти с Алексеем.

– А вещи? – растеряно произнес Антон Ильич, указывая на груду своих вещей.

– Надо идти быстрее, они закрываются через час.

Она прошла в прихожую, достала из шкафа свою куртку и стала одеваться, как будто вопрос уже был решен.

– Идемте скорее, здесь рядом.

Магазин, в который привела Татьяна, был действительно недалеко от отеля, посередине центральной улицы. Однако, в отличие от остальных магазинчиков, маленьких и уютных, какие обычно бывают в европейских городках, «Дворик» оказался современным трехэтажным торговым центром, огромным по местным масштабам. Здесь в открытом пространстве соседствовало множество товаров различных марок. Посетителей в этот час не было.

Татьяна бегом взобралась по эскалатору на второй этаж и попросила подъехавшего вслед за ней Антона Ильича подождать ее у кассы. Сама же опрометью кинулась к вешалкам и принесла на кассу несколько вещей. Антон Ильич решил было, что это и есть ее покупки, но ошибся. Татьяна снова нырнула в ряды с одеждой, затем направилась в примерочные с грудой вещей наперевес, и Антону Ильичу стало ясно, что выйдет она оттуда еще не скоро.

За окнами раздались звуки самбы. Громко била барабанная дробь, играл оркестр. Антон Ильич подошел к окну и увидел разряженных музыкантов с трубками и барабанами, шествовавших впереди. За ними следовали карнавальные повозки – огромных размеров конструкции, которые катили сами участники. Их сопровождали длинноногие женщины с перьями на головах, крутящие бедрами в отчаянно коротеньких юбочках, за ними шли дети, потом взрослые, тоже наряженные, в масках. Все пританцовывали, толкаясь друг с другом, кричали, смеялись и веселились. В воздух то и дело взлетали конфетти, осыпая все вокруг разноцветным дождем. С двух сторон от шествующих медленно текла ликующая толпа. Кто приплясывал, кто подпевал, кто снимал действо на камеру.

Антон Ильич заворожено смотрел на все с высоты второго этажа. Продавщицы тоже подбежали к окну и встали рядом с ним, выглядывая на улицу. В здании напротив люди также приникли к окнам. Одна только Татьяна ни на что не отвлекалась и продолжала методично обходить магазин, мерить и относить вещи на кассу. С первого этажа к ним поднялся охранник, и продавщицы принялись объяснять Антону Ильичу, что магазин закрывается и пора оплачивать покупки. Они двинулись к кассе.

– Они закрываются, что мы берем? – крикнул Антон Ильич пробегавшей вдалеке Татьяне.

– Все, что там лежит.

– Все?!

Антон Ильич оглядел груду вещей, посмотрел на ценники некоторых из них, удивился, но виду не подал, лишь кивнул головой ожидавшим продавщицам, и те взялись за дело. Они заработали в восемь рук, как конвейер: одна подает, другая сканирует, третья снимает защиту, четвертая упаковывает. Антон Ильич отнесся к процессу со всей ответственностью, проверяя, чтобы цены пробивали верно, а вещи складывали аккуратно. Раздался звонок, рабочий день в магазине подошел к концу. Продавщицы задвигались еще быстрее, всем хотелось поскорее закончить и идти – на улице гремело веселье.

Татьяна не останавливалась. Прикрикивая на продавщиц, оставшихся в зале, она требовала, чтобы ей принесли туфли другого размера, сняли кофту с манекена на витрине и достали сумочку с самой верхней полки. Тем временем двери главного входа закрылись, металлические жалюзи опустились, основной свет погас. Антон Ильич протянул карточку и выдохнул с облегчением, когда понял, что денег хватило. Наконец, все закончилось. Им вручили пакеты. Эскалаторы уже не работали, они спустились по ступенькам, охранник проводил их к выходу для персонала, открыл дверь и выпустил на улицу.

Танцующая толпа подхватила их и увлекла за собой. Увешанный бумажными пакетами с ног до головы, Антон Ильич гармонично вписывался в карнавальное шествие, где каждый был наряжен как угодно, лишь бы не обычно. Однако ему было совсем не до веселья. Боясь, как бы пакеты не выскользнули из рук или не порвались, зацепившись за чей-нибудь костюм, он медленно перебирал ногами, лихорадочно соображая, как быть. Видя, что выбраться из толпы не получится, он решил укрыться за дверями впередистоящего ресторана. Оглушительная барабанная дробь не давала произнести ни звука, и он показал глазами, чтобы Татьяна держалась за ним. Пропустив в дверях группу из нескольких человек, как раз выходивших из ресторана, они запрыгнули внутрь и заняли освободившийся только что столик.

Официанты шныряли среди посетителей, которых здесь был полный зал. Некоторые забежали перекусить прямо с карнавала – в костюмах, с раскрашенными лицами, в париках. Все столики были заняты, многие ели, стоя у барной стойки. Оглядевшись, Антон Ильич догадался, что это был не ресторан, а закусочная, где почти все пили вино в высоких округлых бокалах, редко пиво, и ели булочки и рулетики со всевозможными начинками. Официанты все не подходили, и когда Антон Ильич поймал-таки одного, то не стал терять времени на изучение меню, а показал ему пальцем на тарелки с других столов, перечислив в общей сложности около десяти разных закусок.

Вскоре стали подавать. Весь стол заставили тарелками с блинчиками, рулетами, канапе, бутербродами, нарезанными ромбиками, сыром, хамоном, орешками и оливками. На второй половине стола горой лежали пакеты из магазина. Как только в желудке у Антона Ильича оказалась еда, ему заметно полегчало. Татьяне, видимо, тоже. Она с аппетитом уплетала закуски, пробуя с разных тарелок, и Антон Ильич только диву давался, как при такой худенькой фигуре ей удавалось уместить в себе столько еды. Заметив на себе его взгляд, она посмотрела на него и, к удивлению Антон Ильича, улыбнулась.

– Вкусно!

Антон Ильич согласно кивнул. Она, наверно, нанервничалась не меньше моего, подумал он. Снаружи продолжалось веселье. Когда открывалась входная дверь, с улицы доносились крики и взрывы хлопушек. Толпа радостно шумела, били барабаны, и, несмотря на то, что дело шло к полуночи, праздник не утихал, и люди, похоже, и не думали расходиться.

– Ну что, сегодня мы друг от друга никуда? – с улыбкой сказала Татьяна.

Антон Ильич оторвал взгляд от тарелки и внимательно посмотрел на нее.

– Вместе до самого утра?

Шутит она или говорит серьезно?

– Не волнуйся, я не сбегу И скандал закатывать не буду хотя Алексей, конечно, сволочь та еще. Но мне жаловаться не на что, – она довольным взглядом окинула груду пакетов. – Так что мы квиты. Давай, Антон, еще по бокальчику закажем?

– С удовольствием.

Антон Ильич выдохнул с облегчением. Слава богу кажется, все обошлось. С Татьяной, похоже, можно договориться, покупки сделать они успели, Алексей Евсеич должен быть доволен. Жаль только, что уезжать ему придется уже завтра утром, но в сложившихся обстоятельствах это не страшно.

Выйдя на улицу, они снова окунулись в карнавальное веселье, и на этот раз настроение толпы передалось и им. Пританцовывая вместе со всеми, они шагали среди всеобщего улюлюканья, под градом конфетти и под призывные звуки трубы и барабанной дроби. Радость, с какой гуляли местные жители, целым городом, все, от мала до велика, очаровывала.

Тут и там были установлены небольшие сцены, на которых давали представления. Сначала Антон Ильич с Татьяной остановились посмотреть на мужчин, наряженных гусарами и исполнявших нечто среднее между оперными ариями и эстрадными номерами. Пройдя вперед, их внимание привлекла другая сцена, где пел мужской хор из двенадцати юношей, одетых в стиле римских легионеров. Дальше их встречали люди в костюмах насекомых, потом юноши, изображавшие фигурки тетриса, на следующей сцене разыгрывали свою историю девушки в форме полицейских, в шлемах, со свистками, пистолетами и наручниками наготове, за ними молодые люди в одежде больничных врачей. Спектаклям не было конца. Все они игрались одновременно, в двух шагах друг от друга, и собирали каждый свою кучку зрителей. У одной сцены они задержались дольше. Молодые мужчины, одетые в обтягивающие костюмы телесного цвета, казались абсолютно голыми, и лишь белые махровые полотенца, обмотанные на бедрах, прикрывали тела, но и те так и норовили соскользнуть.

В толпе танцующих тоже были колоритны персонажи. Антон Ильич показал Татьяне на маленького выцветшего старичка в костюме Наполеона. Он гордо нес на голове свою треуголку и держал одну руку у груди, просунув ладонь внутрь пиджака. Была здесь и нелепая пожилая дама с крыльями за плечами, изображавшая пчелку, и смерть с косой, и мавры, и восточные шейхи, словом, кого здесь только не было! Антон Ильич только и успевал смотреть по сторонам и показывать то на одного, то на другого, вызывая приступы смеха у Татьяны. Она тоже не отставала, и они добрались до гостиницы, от души повеселившись.

Войдя в отель, все еще хохоча и путаясь в дверях с кучей пакетов, они вдруг увидели перед собой Алексея Евсеича с супругой. Те направлялись к выходу и остановились на полпути, уставившись на веселую парочку.

Антон Ильич замер от неожиданности. Татьяна перестала смеяться, выпрямилась, гордо прошагала к лифтам и оттуда окликнула Антона Ильича:

– Антон, ну ты идешь или нет?

Маргарита, оглядев пакеты, воскликнула не то с завистью, не то с восхищением:

– Ничего себе!

Алексей Евсеич стоял с позеленевшим от злости лицом и лишь выдавил сквозь зубы, глядя на Антона Ильича:

– Да-а, весело вы тут время проводите.

Маргарита бросила цепкий взгляд на мужа:

– А ты-то что переживаешь? Они же не на твои деньги гуляют.

Алексей Евсеич со злостью пнул ногой в дверь и вышел на улицу.

В номере Антон Ильич сел на диван, да так и сидел, не двигаясь. Настроение у него упало. Перед глазами стояло разъяренное лицо Алексея Евсеича, в голове путались мысли, от страха он ничего не соображал. Одно он знал наверняка: нельзя было показываться на глаза Алексею Евсеичу в таком настроении. Прошли бы они молча, по-деловому с сумками из магазина, все было бы в порядке. А теперь? Что подумал о нем начальник? Что он приударил за его подружкой? От этой мысли Антона Ильича похолодело внутри. Алексей Евсеич доверил ему такое деликатное поручение, а он, выходит, решил воспользоваться ситуацией и… О нет! Боже мой! Антон Ильич закачал головой и громко вздохнул.

В дверях гостиной показалась Татьяна:

– Что с тобой? Чего ты тут стонешь?

Антон Ильич даже не посмотрел на нее, только рукой махнул. Ситуация казалась ему безнадежной.

Татьяна, напротив, была крайне оживлена. Стоило им оказаться в номере, как она кинулась распаковывать пакеты и примерять одежду. Вся кровать была завалена ее новыми вещами, она переодевалась снова и снова, крутилась перед зеркалом в спальне, потом бежала в прихожую, к зеркалу побольше. И, пока Антон Ильич сидел, погруженный в свои переживания, она сновала туда-сюда полуодетая, ничуть не заботясь о том, что он ее увидит. И теперь она стояла перед ним босая, в коротком не застегнутом платье.

– Ты все из-за вещей своих переживаешь? Давай я их уберу. Места в шкафу полно. Я все равно свои в чемодан сразу укладывать буду. Убрать?

Она подошла к нему и наклонилась к дивану, пытаясь обхватить стопку его одежды. Антон Ильич, увидев ее так близко, в смятении отпрянул и замахал руками:

– Не надо, не надо! Я сам… потом…

Она распрямилась, и теперь ее платье прошелестело прямо перед носом Антона Ильича. Голова у него пошла кругом. Он прикрыл глаза руками и откинулся назад, потом вдруг подскочил на диване и произнес:

– Пойду чаю попью.

– Зачем идти? Давай в номер закажем.

– Нет, нет. Пойду лучше пройдусь.

Он резко встал и, стараясь не смотреть на нее, прошмыгнул в прихожую.

Время тянулось медленно. Часы в холле показывали половину третьего, а Антон Ильич все сидел, потягивая остывший чай из белой фарфоровой чашки. Здесь было прохладно. Из стеклянных дверей поддувало, и он зябко потирал замерзшие ладони. Какие только мысли не пришли ему в голову за это время! Больше всего ему хотелось, чтобы его увидел Алексей Евсеич – здесь, посреди ночи, одного. Однако тот не появлялся. Один раз мимо прошагал Иван, охранник, и, увидев Антона Ильича в одиночестве, вполголоса спросил:

– А где девушка?

– В номере, – уверенно отрапортовал Антон Ильич. – Спит.

К трем часам он продрог насквозь. Хуже уже не будет, рассудил Антон Ильич и отправился в номер. Он бесшумно открыл дверь, мышкой скользнул в прихожую и на цыпочках пошел в гостиную, намереваясь устроиться там на своем диванчике. Но его остановил громкий голос Татьяны:

– Антон! Ну где ты ходишь? Иди сюда!

Антон Ильич замер, будто застигнутый на месте преступления, помедлил немного, развернулся, пошел к спальне, взялся за ручку и приоткрыл дверь.

В комнате было тепло, мягким светом горел торшер. Посреди кровати полулежала Татьяна. На ней было нижнее белье черного цвета, на ногах чулки с подвязками и туфли на каблуках.

– Ну сколько тебя можно ждать?

В понедельник, едва Антон Ильич зашел в свой кабинет, за ним вбежала Людочка и тревожно заговорила:

– Алексей Евсеич сегодня пришел в офис ни свет ни заря, говорят, из аэропорта сразу сюда приехал, и всем, кто опоздал хоть на минуту, такое устроил! Он и к нам заходил. Но у нас-то, тьфу-тьфу-тьфу все нормально, я с полдевятого на месте, девочки тоже сегодня все без опозданий пришли. Он просил вас зайти к нему, когда придете. Но я думаю, Антон Ильич, может, вам лучше больничный сегодня взять? А завтра, когда все успокоится, пойдете?

Антон Ильич не успел ничего ответить. На его столе зазвонил телефон, на экране высветилось имя Алексея Евсеича, и он схватил трубку.