Электронная библиотека » Сергей Лесков » » онлайн чтение - страница 23


  • Текст добавлен: 29 ноября 2013, 02:31


Автор книги: Сергей Лесков


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 23 (всего у книги 51 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Выступление М. С. Горбачева Сахаров впервые услышал в больнице в 1985 году, когда единственными его собеседниками были сотрудники КГБ. Он сказал им: стране повезло впервые за долгий путь. Можно только догадываться, какое противодействие пришлось преодолеть новому руководству, прежде чем ученому разрешено было вернуться из ссылки. Ведь еще в 1986 году Сахарову не разрешили, несмотря на его просьбу, принять участие в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы, хотя именно его ум мог оказаться там незаменимым.

Но перестройка набирала ход. Изоляция человека, призывавшего к ней, становилась анахронизмом, нелепицей. 15 декабря 1986 года поздно вечером в горьковской квартире был установлен телефон, а через два дня состоялся разговор М. С. Горбачева и А. Д. Сахарова. Андрей Дмитриевич, выразив благодарность, тут же – он оставался самим собой даже в эту минуту – сказал, что его радость омрачена участью политзаключенных. Сколько было еще потом диспутов М. С. Горбачева и А. Д. Сахарова, но они происходили на глазах у всех и, без сомнения, содействовали тому, чтобы перестройка развивалась, преодолевая на своем пути трудности и противоречия.

Горьковская ссылка закончилась. Достигла ли она своей цели? Сахаров оставался все тем же, каким он был и до, и во время нее, – говорил, что думал, и поступал, как говорил. Сахаров не смалодушничал ни разу. Даже в ссылке, даже в одиночестве, в изгнании. Он не менялся, но время выравнивалось по нему. И он оставил после себя не только и не столько политические инициативы, он доказал, что такие качества, как честность, порядочность, благородство души, верность идеалам, человек может сохранить даже в самой сложной жизненной ситуации.

Это и есть «школа», оставленная Андреем Дмитриевичем Сахаровым, преподанный им нравственный урок.

АКАДЕМИК АБРАМ АЛИХАНОВ. ФИЗИК ДОЛЖЕН ЖИТЬ ПОБЛИЖЕ К КОНСЕРВАТОРИИ

У нас в стране несколько сотен институтов. И совсем немногие носят имена своих основателей – такая честь выпадает самым выдающимся ученым. Недавно Институту теоретической и экспериментальной физики, который в секретные времена носил название Лаборатория № 3 (будущий Курчатовский центр именовался Лабораторией № 2), было присвоено имя академика Абрама Алиханова. Да, сегодня широкой публике это имя говорит немного, но когда-то Сталин рассматривал две кандидатуры на научное руководство атомным проектом – Курчатов или Алиханов. По страшной легенде, если бы у Курчатова не получилось, его место занял бы Алиханов…

Почему предпочтение было отдано Курчатову, сегодня установить невозможно. Существует несколько версий. Говорят, что Алиханов вел себя на собеседовании чересчур независимо. Может быть, сыграло роль то, что Абрам Алиханов был беспартийный. Может быть, его кавказское происхождение. Может быть, его угадывавшаяся невлюбленность в советскую власть. Через много лет именно в отличавшемся демократизмом и отсутствием субординации институте Алиханова появился один из самых знаменитых советских диссидентов – физик, доктор физмат наук Юрий Орлов. Интересно, что в 1943 году на выборах в Академию наук в академики прошел именно Алиханов, у которого уже была мировая известность. А для Курчатова по настоянию ЦК было выделено дополнительное место, иначе выборы сочли бы недействительными. Но, это важно сказать, Курчатов и Алиханов всегда оставались близкими друзьями. Вообще, недруги у Алиханова водились только среди партийных бонз и бюрократов, которые не раз подвергали его институт всевозможным «чисткам».

Абрам Алиханов родился в семье машиниста Закавказской железной дороги. По Платонову мы помним, что машинисты – это была рабочая аристократия. Все четверо детей в семье получили высшее образование, а один из братьев, Артем Алиханян, тоже стал академиком, основал физико-технический институт в Армении. Абрам Алиханов был тонким ценителем искусств. Его жена Слава Рошаль стала лауреатом международного конкурса скрипачей. Он близко дружил с Обориным, Юдиной (она брала у ученого книги по физике, чтобы не отстать от времени), с Кабалевским, Хачатуряном, Сарьяном, написавшим портрет ученого. Дом Алиханова в Черемушках был одним из немногих мест, где отличавшийся нервозностью Дмитрий Шостакович мог проводить целые вечера. Шостакович говорил: «Абрам Исаакович, конечно, у вас прекрасный дом, но как вы можете жить так далеко от консерватории?» Тогда казалось, что московская деревня Черемушки, где был построен Институт теоретической и экспериментальной физики, – это край земли. Кстати, когда разгорелся вошедший в советские культурологические анналы спор о физиках и лириках, о несостоятельности и даже откровенной глупости такой классификации первым в печати, еще до Эренбурга, сказал академик Алиханов.

В 1955 году после первого полноценного испытания советской водородной бомбы руководители атомного проекта академики Курчатов, Алиханов, Александров и Виноградов направили в партийное руководство письмо, где говорилось, что после создания супероружия мировая война становится невозможной, она приведет к уничтожению человечества и потому необходима новая международная политика. Маленков это пацифистское письмо поддержал, а Хрущев использовал политическую недальновидность товарища по партии для его свержения. Через несколько лет Алиханов сделал все возможное, чтобы самоустраниться от работы над еще более сильной бомбой, которую в Арзамасе рассчитывала группа Зельдовича. Лишь когда стало ясно, что затея с бомбой не удалась, он подписал отрицательный отчет об этом проекте.

Его заслуги перед наукой велики. В институте Героя Социалистического труда и трижды лауреата Государственной премии Алиханова были созданы реакторы на тяжелой воде с отрицательной реактивностью, которые делают в принципе невозможным чернобыльский сценарий. Здесь начались отечественные работы по изучению космических лучей, которые сегодня являются приоритетным направлением мировой науки. Первый протонный ускоритель и первый синхрофазотрон – это тоже заслуга Алиханова. Классическими являются работы Алиханова по оптике рентгеновских лучей, по искусственной радиоактивности, бета-распаду, исследованию спектра позитронов и других элементарных частиц. Не случайно именно академик Алиханов был назначен ученым секретарем технического комитета Спецсовета, который занимался созданием советской атомной бомбы. Но путь ученого не усеян одними лишь розами. Одной из задач института было создание ториевого реактора. Эта задача не была выполнена, но она не выполнена нигде в мире. Алиханов очень тяжело переживал неудачи и административный произвол. Когда в конце 1960-х созданный им протонный ускоритель передали в другой институт, он, уже больной, хотя и совсем не старый человек, не выдержал.

Абрам Алиханов вышел из знаменитой школы папы Иоффе, из питерского физтеха. Это было поколение ученых, которые создали славу нашей науки. Необъяснимый взрыв дарований – бывает, что в каком-то маленьком городке, вроде античных Афин, вдруг один за другим появляются гении. Уже постарев, заслуженными академиками, они часто собирались на даче Алиханова. Капица в ответ на жалобы Алиханова, что домашние не подпускают его к электроприборам, смеялся: «Не расстраивайтесь. Резерфорду жена тоже не разрешала чинить даже дверные звонки». Ландау дразнил Алиханова своим неприятием музыки: зачем петь, если можно говорить?

Незадолго до трагической автокатастрофы Ландау говорил Алиханову: «Я так боюсь физической боли, что, если меня станут оперировать, я буду кричать на всю Москву». Когда с Ландау случилась беда, Алиханов не находил себе места, бегал за помощью во все инстанции, из больницы приезжал с красными глазами. Пережил Ландау он ненадолго. Выдающиеся физики похоронены рядом на Новодевичьем кладбище.

ЧЛЕН-КОРРЕСПОНДЕНТ РАН ГЕОРГИЙ ГАМОВ. ПИОНЕР УТЕЧКИ УМОВ

Гамов (Gamow) Георгий Антонович (George) – имя в нашей науке почти забытое. Между тем в начале 1930-х он стоял в теоретической физике даже чуть выше признанного позже гением Ландау. Уже в 24 года он выполнил работу нобелевского уровня, первым в мире разработав теорию альфа-распада, одного из четырех видов радиоактивности. В 28 лет Георгий Гамов стал самым молодым членом-корреспондентом Академии наук за всю историю ее существования. Но в 1933-м он стал и первым ученым-невозвращенцем, который, несмотря на клятвенные обещания, не вернулся в СССР из зарубежной командировки. После этого его имя было подвергнуто официальному забвению. Но не поступок, который послужил примером для подражания многим советским, а потом и российским ученым, пусть даже не ведавшим, чьей дорогой они следуют.

Вопреки распространенному мифу, будто русские гении на чужбине мельчают из-за тоски по родине, Георгий Гамов, которого очень быстро исключили из Академии наук СССР (это тоже был первый подобный случай, впоследствии даже Сахарова в Академии оставили), на Западе продолжал работать активно и очень успешно. В 1934 году он стал профессором университета Джорджа Вашингтона в городе Вашингтоне. В 1936-м вместе с будущим отцом водородной бомбы Эдвардом Теллером он обобщает теорию еще одного вида радиоактивности – бета-распада. К работе над атомным проектом Гамова не привлекли из-за сомнительного для американцев происхождения, но над водородной бомбой с 1949 года, после многократной проверки его благонадежности, он уже работал и даже побывал на атолле Бикини, где находился атомный полигон США.

Георгий Гамов стал одной из самых ярких «звезд» в астрофизике и космологии. Он первым в мире рассчитал модели звезд с термоядерными реакциями, предложил модель оболочки красного гиганта, исследовал роль нейтрино при вспышках новых и сверхновых звезд. Гамов разработал теорию образования химических элементов путем последовательного нейтронного захвата. Сразу после войны он первым в мире выдвинул сомнительную тогда, но теперь общепризнанную теорию «горячей Вселенной», из которой вытекало существование реликтового излучения, образовавшегося в момент Большого взрыва. Эта теория была подтверждена в эксперименте американцами Пензиасом и Вильсоном, ставшими в 1978 году нобелевскими лауреатами.

В 1954 году Георгий Гамов публикует статью, где первым ставит проблему генетического кода, доказывая, что при сочетании четырех нуклеотидов тройками получаются 64 различные комбинации, чего вполне достаточно для «записи наследственной информации». В 1968 году американцы Холли, Коран и Ниренберг получили Нобелевскую премию за расшифровку генетического кода. Обе Нобелевские премии были присуждены уже после смерти Георгия Гамова 20 августа 1968 года.

Период с 1928 по 1931 год он провел в лучших западных научных центрах (Геттинген, Копенгаген, Кембридж), получил престижную стипендию Рокфеллера. Его научный триумф вдохновил пролетарского поэта Демьяна Бедного на стихи, опубликованные в «Правде»: «СССР зовут страной убийц и хамов. Недаром. Вот пример: советский парень Гамов. Чего хотите вы от этаких людей? Уже до атома добрался, лиходей!» Впрочем, назвать Георгия Гамова «советским парнем» можно было только по неведению. Он происходил из старинного дворянского рода, один его дед был командующим Одесским военным округом, другой – митрополитом. Отец в чине статского советника преподавал в Одесской гимназии, среди его учеников был будущий вождь мировой революции Лев Троцкий. Гамов свободно говорил на шести языках и воспринимал себя не советским парнем, а, скорее, европейским интеллектуалом.

В студенческие годы в Ленинградском университете вокруг Гамова (прозвище Джонни) сколотился «джаз-банд», в который входили будущий нобелевский лауреат Лев Ландау (Дау), Дмитрий Иваненко (Димус), Матвей Бронштейн (Аббат, расстрелян в 1936 году). «Джаз-банд» изобрел тот космополитический стиль общения, который распространился среди интеллигенции в 1960-х годах в эпоху споров о «физиках и лириках». У «джаз-банда» был девиз: «Не быть знаменитым некрасиво». Издавался журнал «Отбросы физики», проводились парады остроумия, постоянно проверялась эрудиция. В центре этого мира стояла физика. И, например, Иваненко потерял место в «джаз-банде», когда Ландау усомнился в его научной гениальности и в пух раскритиковал («филология, пустая болтовня») теоретические изыскания друга. Гамов учился блестяще, но «хромал» по Конституции СССР и истории мировой революции.

Склонность к шуткам и розыгрышам Джордж Гамов сохранил и в Америке. Однажды он уговорил будущего нобелевского лауреата Бете поставить свою подпись под фундаментальной статьей о состоянии вещества при Большом взрыве, которую он написал вместе с Альфером. По-гречески коллективная подпись выглядела замечательно – Альфер, Бете, Гамов. Кстати, в США, несмотря на близкую дружбу с создателями водородной бомбы венгром Теллером и поляком Уламом, его не допускали к атомному проекту тоже по смешной причине: в начале 1920-х Гамов преподавал математику в артиллерийской школе и формально числился командиром Красной Армии.

В 1932 году Гамов и Ландау, который к тому времени тоже вернулся из зарубежной командировки, хотя и не с такой помпой, попытались устроить переворот в академической физике. (Ландау был настоящим «советским парнем»: он ходил по Копенгагену в красной рубашке, надел бы и красный пиджак, но тогда его сочли бы за официанта.) Гамов и Ландау на всех углах утверждали, что прежнее поколение физиков ничего в физике не понимает и необходимо создать новый Институт теоретической физики под их руководством. (Забавно, что такой институт сейчас существует и носит имя Ландау.) Но тогда случился большой переполох и скандал – естественно, никакого института им не дали. Ландау уехал в Харьков. А Гамова захватили другие заботы.

Он женился на Л. Вохвинцевой, красивой и эффектной женщине (прозвище Ро). По словам Петра Капицы, эта «авантюристка» развивала в Гамове его «антисоциальные черты». В тот момент Гамова перестали пускать в зарубежные командировки. Несмотря на письма знаменитых Марии Кюри, Ферми, Паули, его не пустили на 1-й Международный конгресс по атомному ядру, и его доклад был зачитан Максом Дельбрюком. С работой тоже возникли сложности: на лекциях ему запретили говорить о принципе неопределенности Гейзенберга, потому что это противоречит государственной философии диалектического материализма.

Джонни и Ро стали искать пути на Запад. Они пытались уплыть в Турцию на байдарке из Крыма. Пытались добраться до финской границы на лыжах. Ничего не получилось. Наконец при посредничестве главного редактора «Известий» Николая Бухарина Гамову удалось попасть на прием к председателю Совета народных комиссаров Молотову. И чудо, так писал об этом сам Гамов, свершилось: ему выдали зарубежный паспорт и – самое невероятное – выдали паспорт его жене. Гамов просил Молотова предоставить ему такой же статус, как Капице: возможность постоянно жить и работать за границей, имея советский паспорт. Лично поручились за Гамова его учитель академик Иоффе и французский коммунист Поль Ланжевен, которого в СССР тогда уважали.

Из-за границы Гамов в СССР не вернулся. В 1934 году Капицу после очередного приезда в СССР на Запад больше не выпустили. Гамов категорически отрицал, что послужил тому причиной. Раньше Капица считал, что родиной для человека является то место, где ему хорошо работается. Теперь он высказывался о Гамове очень резко: «Джонни – тип беспринципного шкурника, одаренного исключительным умом для научной работы, но вообще человек не умный». Своей жене Анне Алексеевне он писал: «Джонни гордились как первым молодым знаменитым ученым. Глава правительства благословляет его на путешествие, а он, мерзавец, не возвращается. Что притягивает его на Западе, в капиталистических странах? Джонни никогда не будет играть первую скрипку и, кроме как в Америке, ему нигде не устроиться». Но сама Анна Алексеевна (ее отца, знаменитого кораблестроителя академика Крылова, тоже обманом заманили в СССР и на Запад больше не выпускали) относилась к Джонни с симпатией.

Потеряла ли страна Гамова, задержав в своих объятиях Капицу? Неизвестно. Неизвестно и то, спровоцировал ли он своим невозвращением многолетний карантинный режим за «железным занавесом», которым власти отделили нашу науку от мировой. Не исключено, что Гамов предчувствовал его неизбежность.

Что он нашел в стране далекой? В Америке Георгий Гамов написал множество фундаментальных трудов. Но прогноз Капицы оправдался: Гамова не канонизировали, несмотря на очевидные заслуги и яркий талант, Нобелевская премия его обошла. Самая крупная научная награда – премия ЮНЕСКО за популяризацию науки. В этом Гамову не было равных еще со времен издания студенческих «Отбросов науки», с которых берут начало знаменитые советские сборники «Физики шутят».

Красавица-жена от Гамова ушла. Он перебрался в провинциальный университет. По слухам, в последние годы много пил. Умер в 1968 году, почти одновременно с другом молодости Ландау. В 1990 году Георгию Гамову посмертно вернули звание члена-корреспондента Академии наук.

АКАДЕМИК ИОСИФ ФРИДЛЯНДЕР. НЕ МОГУ ЗАБЫТЬ СВОЙ ХУК СПРАВА

Иосиф Фридляндер – патриарх отечественного материаловедения, автор поколений сверхпрочных алюминиевых авиационных сплавов, без которых было бы невозможно создание современных самолетов. Из сплавов Фридляндера сделан самолет Ту-4, с которого в 1949 году на полигоне в Семипалатинске была сброшена первая советская атомная бомба, пикирующий бомбардировщик Ту-16, стратегический бомбардировщик Ту-95, все пассажирские самолеты Ту, вплоть до современных Ту-204 и Ту-334, мощный военнотранспортный самолет «Антей», гиганты «Мрия» и «Руслан», знаменитые истребители МиГ-23, самолет вертикального взлета Як-38, гидросамолеты КБ Бериева, которые пользуются большим спросом за рубежом. Сплавы Фридляндера применяются не только в авиации, но и в других областях, где к металлам предъявляются повышенные требования. Россия – единственная страна в мире, овладевшая эффективной технологией центрифужного обогащения урана-235. Эти центрифуги, без которых был бы невозможен российско-американский контракт «ВОУ-НОУ», изготовлены из сверхпрочного сплава Фридляндера В96ц. Из его сплавов были сделаны баки самой мощной ракеты в мире «Энергия», баки космического грузовика «Протон», лопатки турбонасосных агрегатов ракетных двигателей.

Авиация – это техника на пределе возможного. В ней, как в гигантском вулканическом котле, рождаются самые лучшие в мире материалы. Самые жаростойкие, самые прочные, самые легкие, самые вязкие. Этих материалов в природе не существует. Каким же должен быть человек, который совершенствует природу и дерзко превосходит то, что создано ею за миллиарды лет самостоятельного развития?

В 1960 году Никита Хрущев должен был отправиться на Генеральную сессию ООН на новейшем самолете Ту-114, чтобы продемонстрировать миру мощь советской авиационной техники. В ту пору других пассажирских самолетов, способных совершить беспосадочный перелет через Атлантику, не было. Но полет отменили – Хрущев переплыл океан на теплоходе «Балтика». Нельзя исключить, что долгое плавание утомило первого секретаря и привело в итоге к скандальной сцене с башмаком. Но почему из Москвы в Нью-Йорк не вылетел Ту-114, что могло, хотя бы отчасти, повернуть колесо истории в другую сторону?

Сильного дураком не назовут

В последний момент военпред на заводе обнаружил на тягах управления коррозионные поражения. В Куйбышев срочно вылетела делегация, состоявшая из генералов и двух специалистов по авиационным материалам – будущих академиков Сергея Кишкина и Иосифа Фридляндера. (Его поразило, что в салоне была подвешена люлька, чтобы Первому секретарю ничто не мешало пребывать в объятиях Морфея.) Ученые установили причину дефекта в дюралевых трубах и гарантировали безопасность полета. Генералы сомневались. Спор длился бесконечно. А самолету надо было успеть в Нью-Йорк, чтобы вернуть домой Хрущева, уже совершившего свое историческое деяние. И тогда Кишкин, хрупкого сложения и небольшого роста, говорит генералам: «Джентльмены, предлагаю единственный оставшийся у нас научный способ решить проблему. А именно – побороться на руках. Я буду бороться на левую руку, а Фрид – на правую». Генералы выставили на ратный поединок двух кряжистых представителей. Но они не знали, что худенький профессор крутил «солнце» на турнике, а долговязый Фридляндер в молодости занимался боксом. Тренер говорил: «Иосиф, у тебя отличный хук справа. Брось учебу. Спорт лучше науки. Станешь сильным – никто дураком не назовет».

«Слово джентльменов, – напомнил Кишкин, когда соревнование закончилось. – Ставим подписи». Но из поезда ученых попросили, привезли на аэродром и заставили лететь в Москву на том самом Ту-114. А в Нью-Йорк в качестве заложника полетел главный конструктор академик Туполев.

Представление о том, что ученый живет в башне из слоновой кости и бродит по улицам с отрешенным видом, то и дело проваливаясь в ямы, действительности не соответствует. Жизнь академика Фридляндера – свидетельство тому, что в тот период, когда наука в нашей стране была востребована и решала важные государственные задачи, на недостаток адреналина ученому жаловаться не приходилось. Он не был кабинетным затворником и сухарем, он жил ярко, часто рискованно, хотя и не всегда весело.

Отсюда не убежишь

Библейский Иосиф добился успеха на ниве толкования снов фараона. В каком-то смысле Иосиф Фридляндер занимался родственным делом. Его вызывал министр или авиаконструктор и заявлял: «Мне привиделся материал с чудесными свойствами. А без чудесных свойств самолет не полетит. Создай материал!» И Иосиф Фридляндер начинал колдовать со сплавами. Алюминий, магний, литий, бериллий, медь, марганец – надо выяснить, как поведет себя эта алхимическая смесь при разных температурах и напряжениях. Адов труд. Но материал необходим. Потому что самолет из воздуха не построишь. Единственный раз мы украли сплав, когда по приказу Сталина был полностью воспроизведен тяжелый американский бомбардировщик Б-29, потерпевший аварию на Дальнем Востоке. С этого самолета были сброшены атомные бомбы на Японию. Времени на поиск своего пути отпущено не было, и советскую атомную бомбу сбросили в 1949 году с Ту-4, который был копией Б-29. Впрочем, и бомба была копией. Потом мы пошли вперед с собственным ускорением.

В 1948 году на металлических слитках, которые отливались на заводе в Каменск-Уральском для пикирующего бомбардировщика Ту-16, обнаружились странного происхождения трещины. За сплав В95 отвечал Иосиф Фридляндер, легендарный министр авиапрома Петр Дементьев направил его на завод. Исследования затянулись, бракованных слитков становилось все больше. Вместе с ученым в командировку из Москвы послали одного представителя органов, который недавно женился. Незлобивый парень, он по-дружески просил Фридляндера: «Сколько можно здесь торчать? Иосиф, все равно ничего у тебя не получится, не тяни волынку. Сознайся открыто, что ты вредитель. Я вернусь к жене, а ты посидишь немного в Сибири». Чтобы развеяться после этих разговоров, Фридляндер по ночам бегал на лыжах по 20 километров, а его приятель усмехался: «Отсюда не убежишь».

В конце концов причина появления трещин была выявлена. Начался серийный выпуск бомбардировщиков Ту-16. Иосиф Фридляндер за создание и освоение высокопрочного сплава В95 получил Сталинскую премию. Через несколько лет Туполев использовал крылья Ту-16 для первого советского реактивного пассажирского самолета Ту-104. Из сплава В95 сделаны крылья стратегического бомбардировщика Ту-95 и сверхдальнего турбовинтового самолета Ту-114. В 2004 году по просьбе ВВС России были обследованы стоящие на дежурстве бомбардировщики Ту-16: коррозионных повреждений не обнаружено и их ресурс продлен еще на пять лет.

Энгельс утверждал: «Если у общества появляется техническая потребность, это продвигает науку вперед больше, чем десяток университетов». Несколько десятилетий наша страна испытывала острую потребность в современной авиации. Сплавы лауреата Ленинской и двух Государственных премий академика Иосифа Фридляндера используются и в ракетной технике, и в атомной промышленности, то есть во всех отраслях, где наша страна претендует на мировое лидерство по части высоких технологий.

Зачем шпионы летали на Урал

В знаменитом фильме «Мертвый сезон» есть сцена, которая вышибает у зрителя слезу. Советского разведчика на мосту обменивают на американского шпиона. Это реальный случай. Разведчика Рудольфа Абеля, арестованного за атомный шпионаж, на мосту через Шпрее в Западном Берлине обменяли на американского летчика-шпиона Пауэрса, сбитого над Уралом. Пауэрс летел на высоте 20 км на новейшем У-2 и имел задание сфотографировать завод в закрытом городе Новоуральске. Там производилось обогащение урана центрифужным способом, которым в США не сумели овладеть до сих пор. Американцы используют метод газодиффузионного обогащения с огромными затратами энергии. В Новоуральске сотни тысяч центрифуг вращаются со скоростью 1 500 оборотов в секунду в течение уже 30 лет и не требуют ремонта. Эти удивительные центрифуги сделаны из сплава В96ц, созданного академиком Фридляндером и непревзойденного до сих пор. Работа удостоена Ленинской премии. Как часто бывает в науке, вложения через десятилетия окупаются многократно. С 1990-х годов Россия по контракту «ВОУ-НОУ» поставляет в США низкообогащенный уран, который производится на отечественных центрифугах. Цена контракта около 20 миллиардов долларов – половину объема топлива для американских атомных станций делают в России. Стоит ли говорить, что миллионером академик Фридляндер не является. Как, впрочем, и никто из его коллег, создавших самое ценное, чем может гордиться наша страна.

Наука с петлей на шее

Наука полна парадоксов. Мне думается, главный парадокс отечественной науки состоит в следующем. Если, как считается, для плодотворных занятий наукой необходимо состояние внутренней свободы, то каким образом советские ученые, которые жили, по существу, с петлей на шее и в случае ошибки могли оказаться в местах не столь отдаленных, сумели именно в период всеобщих репрессий создать столь мощный научный задел, что наша страна, потерявшая интерес к науке, не может растратить его и по сей день? И почему, как только железная хватка ослабла, задолго до финансового обнищания науки, наша интеллектуальная удаль пошла на убыль? Невозможно понять, каким образом великий Туполев был одновременно посажен в тюрьму и награжден Сталинской премией? И где черпал мужество великий Ильюшин? Перед первым перелетом через Северный полюс Сталин спросил конструктора: «Вы гарантируете, что в случае аварии самолет сядет на воду?» Ильюшин ответил: «Я гарантирую, что самолет сядет в Америке».

Одно из возможных объяснений парадокса можно найти в аналогии с принятой в авиации концепцией безопасной повреждаемости. Самолеты должны летать часто, без отдыха в аэропортах, из них выжимают все соки. При таких нагрузках без трещин на крыле или на фюзеляже не обойтись, и они (до метра длиной) допускаются, но самолет сделан из таких вязких и пластичных сплавов, что трещина не идет дальше. Минимум хрупкости, максимум пластичности. Наши ученые, так я думаю, были сделаны именно из таких материалов. Усталость и надломы были неизбежны, но показывать их не полагалось, снаружи оставались раскрепощенность и творческая независимость. «Гвозди б делать из этих людей, крепче б не было в мире гвоздей», – писал поэт Тихонов. Не знаю, как насчет гвоздей, а крылья для самолетов точно делать можно. Лауреат всевозможных премий Иосиф Фридляндер всю жизнь работал под дамокловым мечом суровых наказаний, но в любой ситуации оставался неисправимым оптимистом.

Молитва о Красной площади

В апреле 1947 года Фридляндера отправили в Куйбышев, где на заводе № 1 стояла эскадрилья новых МиГ-15, которым через неделю предстояло принять участие в первомайском параде на Красной площади. На заседании Политбюро Сталин сказал, что на этих самолетах обнаружены трещины. Но МиГи должны принять участие в параде. Если не смогут, то ряд людей отправится на Север. Если хотя бы с одним самолетом что-нибудь случится – тоже на Север. На заводе Фридляндеру удалось установить, что трещины имеют единичный характер и самолету ничто не угрожает. Когда он подписал заключение, 30 апреля с высоты 8 километров упал МиГ-15, летчик спасся – это был первый случай катапультирования из реактивного самолета. Но было ясно: подписанное заключение – это приговор. Неожиданно обнаружилось, что в аварии виноват двигатель. 1 мая, стоя на Трубной площади и глядя в небо, Иосиф Фридляндер первый и последний раз в жизни молился, чтобы самолеты пролетели над Красной площадью, а дальше хоть потоп. Самолеты пролетели, а его наградили орденом.

А с Путиным он говорил лишь однажды. Несколько лет назад – в Кремле, где получал очередную Государственную премию. Вниманием президента завладел певец Кобзон. Фридляндер прервал их разговор. Сказал, что наша авиапромышленность лежит на дне, «Эрбас» и «Боинг» выпускают по 300 больших самолетов в год, а «Туполевы» и «Ильюшины» заказов не получают, и это катастрофа. Путин посетовал: «Нет лидера». Фридляндер возразил: «Лидера надо найти».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 | Следующая
  • 3.1 Оценок: 8

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации