Текст книги "Бизнесмен"

Часть третья
Отцы и волки

Глава восемнадцатая
Архив мертвеца

За последние дни я растерял почти всех друзей. И умудрился проделать это так органично, будто всю жизнь только и стремился к подобному результату.

В камере у меня было достаточно времени, чтобы поразмышлять.

Я имею в виду не «Кресты», где я парился больше десяти лет назад.

Я говорю о камере в Межрайонном изоляторе временного содержания, куда меня на два дня поместили, задержав по подозрению в убийстве. На меня пытались повесить смерть Глеба.

Случилось это вскоре после того, как ранили Ингу.

* * *

Охранник нарушил инструкцию только из-за того, что почувствовал что-то неладное. В дом он вошел, держа пистолет наготове. Увидев меня с окровавленной рожей и два трупа бывших начальников, чуть не выронил пушку.

Позади дома нашлась глубокая яма, и мы бросили туда труп Рамиса. Предварительно я выудил из его карманов все документы – пусть помучаются с установлением личности, если найдут.

Подвернулся под руку и мешок с негашеной известью. Яма, мешок – похоже, Рамис готовился к похоронам. Надо полагать, не к своим. Судя по размерам могилы, он мог похоронить и двоих, меня и Цыгана. Интересно, Рамис сам копал? Или заставил Льва Валентиныча?

Эх, Лев Валентиныч! Теперь уже никто не узнает, какого хрена ты в одиночку приперся на встречу с Татарином! Действительно договориться хотел? Или он использовал какую-то хитрость, чтобы тебя заманить? А может, просто выкрал, как Глеба?

Мы засыпали труп Татарина известью и забросали землей. Когда все было закончено, один из моих охранников перекрестился и пробурчал под нос что-то вроде короткой молитвы. Я же подумал: если пройдет достаточно времени, прежде чем захоронение обнаружат, то ни одна экспертиза не определит, от чего сдох Рамис.

Проще всего было бы и Цыгана положить в ту же яму, но я, игнорируя намеки помощников, рассудил по-другому. Лев Валентиныч заслужил нормальные похороны. Мы погрузили его тело в багажник ставшего бесхозным «паджеро» и вывезли за несколько километров от дома. Оставили на обочине трассы, так, чтобы его смогли обнаружить достаточно быстро.

Осиротевшего «мерина» я велел отогнать на стоянку у офиса. Когда пройдет официальное опознание Цыганкова, мы отдадим машину вдове. И выплатим компенсацию за потерю кормильца. Только бы она держала язык за зубами, не наболтала в органах лишнего…

Я представил, сколько раз меня будут таскать на допросы. Кушнер, Глеб, Цыганков – у ментов есть все основания заняться нашей конторой вплотную. Натравят налоговую, ОБЭП, изымут финансовую документацию и компьютеры, станут прессовать младших сотрудников, добиваясь компромата на руководство. После подобных проверок многие фирмы оказываются на грани банкротства. А в моем холдинге после гибели Мишки дела и так идут все хуже и хуже, так что пристальный интерес органов может окончательно торпедировать фирму. Надо ее продавать, пока еще можно найти покупателей, дающих нормальную цену…

Самому догадливому из охранников, тому, который первым спустился в подвал, я отдал ключи от «паджеро»:

– Поставишь джип на стоянку, а завтра позвони вот по этому номеру. Спросишь Ивана Михалыча, скажешь, что от меня. Это нотариус, он тебе оформит доверенность.

– Спасибо, Константин Андреевич!

– За что? А-а, черт! Решил, что я тебе ее подарил? Спятил, что ли, на паленой машине кататься? От нее надо избавляться как можно быстрее! Сбагрим куда-нибудь на Кавказ или в Среднюю Азию. Не переживай, ты получишь проценты от сделки.

Рамис бы так не поступил. Он бы «зачистил» охранников, а потом похоронил их вместе с Цыганом в общей могиле.

Я отправился в офис и сел в своем кабинете. До конца рабочего дня оставалось еще два часа. Мне хотелось всех разогнать, чтобы спокойно заняться тем, что задумал. Но привлекать внимание, нарушая установленный распорядок, было нельзя, и я ерзал в директорском кресле, то и дело поглядывая на часы.

Вошла секретарша:

– Вам факс, Константин Андреевич.

– Давай.

Мне хотелось спросить у нее: «По мне видно, что я только что убил человека?»

Вместо этого я сказал:

– Мне нужны Рамис и Лев Валентинович. Куда они все подевались?

– Я постараюсь с ними связаться.

«Сейчас тебе лучше с ними не связываться», – промелькнула у меня в голове дурацкая игра слов.

Я кивнул секретарше:

– Постарайся, пожалуйста! И сделай мне кофе.

Она вышла. Я перевел дыхание. Если секретарша не заметила изменений в моем поведении, то и остальные ничего не заметят.

Ладно, что нам прислали?

Оказалось, деловое предложение. От одной московской финансовой группы, которая уже предлагала выкупить мое дело. Сумма, естественно, не указывалось, но между строк можно было прочесть, что по сравнению с прошлым разом цифры уменьшились. Надо же, как чутко они отслеживают изменения обстановки! Они прислали экспертов, которые оценивают ситуацию со стороны? Или засранец Рамис стучал не только Пучковскому с Плаксой, но и в столицу? Вполне может быть! А устранив меня и Цыгана, он теоретически мог толкнуть весь холдинг москвичам.

Секретарша принесла кофе и сообщила, что дозвониться до Татарина и Цыгана не может.

– Что-нибудь еще, Константин Андреевич?

– Не надо. Или вот что: соедини меня с матерью Кушнера.

Прокол, черт побери! Личные звонки я всегда делал сам. Будем надеяться, что такую мелочь она не запомнит.

Разговор с Мишиной мамой оказался коротким. Я осторожно поинтересовался, вернул ли Плакса ей деньги. Она ответила отрицательно. После этого мы какое-то время напряженно молчали. Я не знал, как завершить диалог, а она… Может, я ошибаюсь, но еще с похорон мне все время казалось, что она ждет от меня извинений за гибель сына. Будто я силком втащил его в наши дела и подставил под пули.

– До свидания, Костя, – наконец сказала она, и я с облегчением положил трубку.

Значит, Плакса не заплатил. Интересно, на что он надеется? Явно не на мою короткую память!

Я вдруг сообразил, что даже не знаю, ведется ли еще наблюдение за Пучковским и Плаксой, прослушивают ли их разговоры. Все контакты с нашими «слухачами» и «топтунами» были замкнуты исключительно на Цыгана. И что теперь делать?

Ладно, отложим проблему на завтра.

Чтобы занять себя, я позвонил Инге. Мы молчали дольше, чем говорили. Когда мы разъединились, мне еще больше захотелось выпить. «Еще больше» – потому, что хотелось наклюкаться с той самой минуты, как я сбросил с себя труп Рамиса.

Кстати, в ванне так и остался лежать пистолет! Вот менты удивятся, когда найдут труп, а потом – золоченое наградное оружие с дарственной гравировкой: «Потомку Чингис-хана от непокоренных славян». Это Кушнер такую надпись придумал…

Я открыл бар и прямо из горлышка выпил граммов семьдесят виски. Все, больше нельзя!

Сколько там времени? Еще больше часа осталось!

Наконец народ стал потихоньку расходиться из офиса. Смоля сигарету за сигаретой, я слушал, как они прощаются с охранником и выходят за дверь.

Я выглянул из кабинета, чтобы отпустить секретаршу, и удивился, заметив, что половина сотрудников еще продолжает работать.

– Чего они ждут?

– Когда вы уйдете, Константин Андреевич.

– Зачем? У вас что, пьянка намечена? Я мешаю?

– Нет! – Она смутилась, выскочила из-за стола, подошла ко мне. – Никакой пьянки, просто им неудобно уходить с работы раньше начальника.

Хм, вот дела… А ведь правда! Просто я раньше внимания не обращал, что, когда уезжаю, многие продолжают сидеть за компьютерами.

– Если все дела сделаны, то чего впустую сидеть? Скажи всем, пусть идут. Я сегодня долго здесь буду. И на будущее: без причины никому не задерживаться, понятно? Сама тоже можешь идти.

– Спасибо. Но вот Рамис Вахитович часто замечания делал, когда люди уходили раньше вас.

– Больше не будет. Я с ним переговорю на эту тему. Кстати, ты так до него и не дозвонилась?

– Нет.

– Очень странно!

Я вернулся в кабинет и сел за стол.

Не прошло и десяти минут, как в офисе никого не осталось. Только охранник читал журнал на диванчике у двери. При моем появлении вскочил и начал поправлять портупею.

– Скучаешь?

Парень неуверенно пожал плечами.

– У тебя два часа личного времени. Иди, куда хочешь. И заодно купи мне пачку «Мальборо-лайт». – Я протянул охраннику сто рублей.

– Но как же…

– Давай-давай, не тормози! – Я выпроводил парня за дверь и задвинул засов.

Потом взял пенал с запасными ключами от всех замков офиса и открыл кабинет Татарина. При этом, странное дело, я ощущал себя взломщиком. Пот с меня сыпался градом…

В кабинете Рамиса был минимум мебели – он брал пример с меня. Стол, кресло, несколько стульев, шкаф для одежды и, в углу, – сейф, облицованный дубовыми панелями. Ящики стола я просмотрел быстро, там ничего важного не было. Компьютером интересоваться не стоило – Рамис освоил на нем только игры. Я знал шифр кодового замка сейфа, и у меня был ключ от замка механического, я прихватил его вместе с документами, когда осматривал труп.

В сейфе оказались две тонкие папки с бумагами, деньги и компьютерная дискета. Просмотрев, я бросил папки обратно. А пачку евро и дискету положил в карман. Что ж, пойдем дальше.

Я перебрался в кабинет Цыганкова.

Наверное, Льва Валентиныча мучила ностальгия по временам службы в милиции. На стене висели две почетные грамоты, которыми за успехи в работе в разные годы был награжден лейтенант, а затем майор Цыганков, а на подоконнике пылилась фуражка. Я бы не заметил ее, как не замечал раньше, если бы не включил свет и не обратил внимание, что позади жалюзи темнеет какой-то предмет.

В столе Цыганков хранил только письменные принадлежности, чистую бумагу и сборники законодательных актов. Компьютером он умел пользоваться лучше Татарина, но, опасаясь хакеров, тоже не доверял электронным носителям важную информацию.

Если такая информация и была в кабинете, то храниться она могла только в сейфе.

Сейф Цыганкова была попроще того, что стоял у Рамиса. Без деревянных панелей и без кодового замка. Когда-то давно Лев Валентиныч отдал мне второй ключ. Мне ни разу не доводилось им пользоваться. Теперь – самое время.

Весь металлический ящик оказался забит документами. Мне потребовался час, чтобы их просмотреть, но результат не стоил усилий, которые я затратил. Полный ноль! Впрочем, нет. Если бы Цыганков собирался идти в одиночку на встречу с Рамисом, то не преминул бы оставить письмо. Что-нибудь типа: «Если вы читаете эти строки, значит, меня уже нет в живых…» Такого письма я не нашел. Вывод? Не собирался Цыганков торговаться с Рамисом, не планировал встречу один на один. Скорее всего, в тот дом он вошел не по своей воле.

Я убрал бумаги в сейф, следя за тем, чтоб ничего не перепутать. Клал строго в том порядке, в котором их вынимал. Когда все бумаги оказались разложены по местам, в моих руках остался пустой скоросшиватель. Из жесткого картона черного цвета, с металлическими уголками. Я задумался. Зачем Цыганков держал его в сейфе? Ряд пустых папок выстроился на стеллаже, и этой самое место быть среди них. Тем не менее Лев Валентинович определил ее под замок. Если предположить, что в папке скрыты какие-то ценности, то логика очевидна. В сейфе ее нельзя перепутать с другими скоросшивателями, а в случае обыска, проводимого компетентными органами, на нее не обратят внимания, бросят в сторону, торопясь перейти к документам.

Наверное, я бы не сделал таких глубокомысленных выводов, если б не вспомнил, как зашел однажды в кабинет Цыганкова: он сидел за столом и сдирал со скоросшивателя металлические уголки.

Я сделал то же самое. Стоило подцепить маленькие железячки ножом, как они сами отскочили от картона. После этого я сел за стол и попытался расслоить переднюю обложку скоросшивателя. Намучился, ничего не добился и взялся за заднюю. Она легко поддалась. Раскрылась на две половинки, и я вытащил несколько сложенных листов пожелтевшей бумаги.

Всего их было четыре. Три с неровными машинописными строчками, и один с рукописным.

Я прочитал:

«Начальнику Главного управления внутренних дел

города Ленинграда

Подписка о негласном сотрудничестве

Я, Берестнев Вадим Викторович, 16 ноября 1969 года рождения, добровольно обязуюсь оказывать негласную помощь уголовному розыску, своевременно и в полной мере информируя обо всех ставших мне известными совершенных или подготавливаемых преступлениях.

Суть возможных поручений мне разъяснена и понятна.

С правилами негласного сотрудничества и мерами конспирации ознакомлен.

Способ экстренной связи оговорен.

Свои сообщения буду подписывать псевдонимом “Боец”.

Написано собственноручно.

9 июля 1991 года».

Глава девятнадцатая
Развенчанный миф

– Ну что, Боец, давненько не было от тебя донесений! – приветствовал я Берестнева.

Он не врубился.

Что ж, поговорим…

В его депутатский полуподвал я заглянул наудачу, сделав крюк по дороге из офиса к дому. Был уверен, что не найду там Берестнева, что придется созваниваться с утра, а он станет от встречи увиливать.

Повезло.

«Гелендваген» стоял на том же месте, что и утром. Проходя мимо, я потрогал крышку капота: она была теплой. Куда Вадим Викторович катался, к врачам? Или новые очки покупал?

Я пнул по колесу джипа, и сигнализация недовольно пискнула.

Сделав своим охранникам знак оставаться в машине, я сбежал по ступеням и забарабанил в запертую дверь. Она приоткрылась на ширину цепочки:

– Вам чего?

За дверью стоял незнакомый мне коротко стриженный парень.

– Не «чего», а «кого»! Берестнев нужен, Вадим Викторович который.

– Он не принимает. Приходите послезавтра с утра.

Парень попытался закрыть дверь. Я придержал дверь ногой, а двумя выпрямленными пальцами ударил его в солнечное сплетение. Парень охнул и начал сгибаться. Я схватил его за воротник и приложил башкой о косяк:

– Открывай, или я тебя здесь, на хер, убью!

Наверное, я очень убедительно это сказал. А может, народные слуги привыкли к таким посетителям. Во всяком случае, он поспешно сбросил цепочку, и я перешагнул порог, продолжая удерживать парня за воротник. Пинком захлопнул позади себя дверь и, не опуская ногу на пол, засадил парню коленом под ребра. Еще и еще. Потом в подбородок. И, отпустив, сцепленными руками рубанул по загривку. Он рухнул на пол, как мешок с цементом. Я перешагнул через него и пошел по длинному коридору, легонько постукивая кулаком в стену.

Берестнев встретил меня на пороге своего кабинета.

– Костя? Что произошло?

Тут я и напомнил ему про длительное отсутствие донесений.

Он не врубился. Протянул для приветствия руку.

Я ухмыльнулся. И врезал ему прямым в челюсть.

Берестнев отшатнулся, вскинул руки к лицу. Я подскочил к нему и левой ногой засадил в печень. Толстая жировая прокладка защитила Вадима, он стерпел боль и даже попытался ответить, нанеся мне два удара руками. Один я отбил, второй принял на плечо и, оказавшись вплотную к противнику, провел серию в корпус, которую завершил неожиданным тычком в подбородок раскрытой ладонью.

Вадим отшатнулся, и я, миновав дверной проем кабинета, сделал то, чего всегда избегал в серьезных боях: провел «вертушку» в солнечное сплетение. Эффект превзошел все ожидания, Вадима буквально отбросило от меня. Он попытался устоять на ногах, но не смог бы этого сделать, если бы под его задницу не подвернулся угол стола.

Стол заскрипел под тяжестью его тела.

– Нет, Боец, ты не боец! – весело сказал я, осматриваясь.

Отдышавшись, Берестнев кинулся на меня.

Я ушел с линии атаки вбок и вперед и ударил его ногой в поясницу. Мой удар придал ему ускорение, он чуть не впечатался в стену. Остановился, развернулся и снова атаковал. Его замысел было легко угадать: выдерживая удары, прорваться к ногам и провести бросок, с тем, чтобы в партере воспользоваться преимуществом в весе и силе.

Почти как Рамис…

Я был настолько уверен в победе, что едва не проиграл. Планы противника я разгадал почти правильно, вот только с защитой ошибся.

Вадим применил не совсем тот захват, к которому я готовился. Вместо того чтобы уцепиться мне за штанины или за колени, Берестнев сделал финт, стерпел удар по голове и просунул руку между моих ног, после чего дернулся вверх, посадив, таким образом, меня себе на плечо. Второй рукой он захватил мою одежду на спине и, не обращая внимания на удары, которыми я осыпал его затылок и шею, с натужным ревом сделал несколько шагов, после чего швырнул меня на стол.

Я проехался по полированной деревяшке и грохнулся на пол, задев ногами висевший на стене флаг. При падении сгруппировался и защитил голову, но в спину мне воткнулась ножка директорского кресла, и я заскрежетал зубами от боли.

Вскочил.

Вскочил и с трудом смог увернуться от пепельницы, которую Вадим запустил мне в голову. Она ударилась в стену и раскололась. Я подхватил какой-то кусок и, не целясь, метнул в противника, а потом похватал со стола фотографию в рамке, сотовый телефон, подставку для ручек и пустил все это в ход, чередуя броски с передвижениями – рывками – к левой стене.

Мобильник попал Берестневу в лицо, и я выиграл время, чтобы занять выгодную мне позицию.

Пора было с ним заканчивать…

– От Цыгана привет! – крикнул я. – Он говорит, ты совсем работу забросил. Когда будет новое донесение, а, Боец?

Только теперь до Вадима дошло, что я не прикалываюсь, а называю его ментовскую кличку. Но вместо того, чтоб растеряться, он сосредоточенно бросился на меня. В ноги больше не метил, шел в полный рост, и я встретил его хлесткими ударами по коленям, а потом схватил за галстук, дернул, заставив принять неудобное положение, и провел серию по лицу.

Он зашатался и опустил руки.

Бросив окровавленный галстук, я нанес еще одну «вертушку», теперь уже не по «солнцу», а в верхнюю часть груди. Вадим попятился, но устоял. О сопротивлении он больше не думал. Я ударил еще и еще. Теперь бил не с разворота, а использовал обычные «маваши» по верхнему уровню. Все удары достигали цели, и от каждого удара Берестнев пятился на метр-полтора. Колошматя, я догнал его до дальней стены, той, по которой был растянут флаг, а там бросил выпендриваться и пробил «двойку» руками по челюсти.

Он впечатался в стену и медленно осел на пол, сдирая флаг. У иконы, висевшей в углу, оборвалось крепление. Она упала, тюкнув Берестнева точно по темечку. Именно этот слабый удар поставил последнюю точку. Вадим с тихим хрипом завалился на бок и закрыл глаза.

Я полез в карман за сигаретами и обнаружил, что у дискеты, которую я забрал из сейфа Рамиса, сломан пластмассовый корпус. А я ведь ее так и не просмотрел. Вот черт! Еще можно что-то исправить, или вся информация навечно потеряна?

Пачка «Мальборо» тоже пострадала в потасовке, но я нашел уцелевшую сигарету и прикурил от белого «крикета». Кстати, откуда эта зажигалка взялась? Ах да, опять наследство Татарина! Я бросил зажигалку под ноги и занялся осмотром письменного стола Берестнева. Не деликатничал, выворачивал содержимое ящиков на пол. В них оказалось много барахла, в том числе два комплекта фотографий с Вадимом и Ингой. Снял копии, гаденыш? Те, что прислали, он отдал мне, а эти решил сохранить? Прямо на столе я сжег карточки и продолжил осмотр.

Нашлись две пары наручников без ключей. Очень кстати! Я прихватил их и пошел в коридор.

Помощник Вадима сидел, прислонившись к стене. Я наклонился и рывком перевернул его на живот. Заломил руки за спину и защелкнул наручники, прищемив кусок кожи.

– Больно, – простонал парень.

– Потерпишь!

Вторыми наручниками я хотел сковать ему ноги, но у парня оказались очень толстые щиколотки, так что пришлось отказаться от этой затеи.

Тогда я просто расстегнул его джинсы и спустил их почти до самых ботинок. На правой ноге парня оказалась огромная татуировка, начинавшаяся ниже колена и уползавшая под трусы. Какие-то лезвия, черепа, языки пламени… Вторая нога была чистой. Заинтересовавшись, я задрал рукава его куртки. Может, и на руках что-то есть?

Там оказалась только одна небольшая наколка чуть ниже левого локтя: свастика, заключенная в круг.

– Скинхед, что ли? – я отвесил парню подзатыльник. – А может, ты из этого… Из Ордена Черного Пламени?

Он промолчал.

– Ладно, дело твое… – Я поднялся, намереваясь идти в кабинет.

– Мы до тебя доберемся, – скрипнул зубами бритоголовый.

– Что?! Ты мне угрожаешь, чамора разрисованная?

Одним движением я вырвал из его джинсов ремень. Из толстой кожи, с тяжеленными пряжками – таким и убить можно, если попасть, например, по виску.

Носком ботинка я приспустил на лежащем голубые «семейники» и принялся хлестать ремнем по голой заднице. Он заорал и задергался, попытался отползти, но я наступил ему на шею и продолжал экзекуцию, пока рука не устала.

– Все понял? Или еще объяснить?

Его исполосованные ягодицы представляли собой жалкое зрелище. Я подумал, что теперь диваны и стулья очень долго будут казаться ему пыточными инструментами.

Сложив ремень вдвое, я звучно щелкнул им, как мы делали это в армии.

– Так надо еще объяснять? Не слышу ответа!

– Не надо…

– В следующий раз думай, когда можно грозить, а когда лучше запихать язык в жопу. Понятно?

Я прошел в кабинет. Вадим лежал в прежней позе. Я скрутил ему руки трофейным ремнем – по сравнению со стальными браслетами такой способ эффективнее действовал психологически.

Я сел в хозяйское кресло и задрал ноги на стол. Закурил.

– Ну, долго ты еще будешь?.. Хорош притворяться!

Берестнев открыл глаза. Правда, с учетом его расквашенной физиономии слово «открыл» звучит слишком сильно… Посмотрел на связанные руки, пошевелил ими.

– Что дальше?

– От тебя зависит. – Я потушил сигарету об стол. – От нашего разговора.

– О чем говорить? Ты и так знаешь все.

– Ну, положим, не все.

– Тебе Цыган рассказал?

– Да, Цыган. Ты же мне утром советовал присмотреться к нему повнимательнее? Вот я и присмотрелся… Не ожидал, что твой совет может бумерангом ударить? Ладно, речь не об этом! Мне хотелось бы услышать твою версию.

– В моем положении лучше молчать.

– От молчания твое положение только ухудшится. Напомнить, как поступают со стукачами?

– Зачем тебе это нужно?

– Извини, друг. Ничего личного. Чисто понятия!

Я достал из кармана помявшиеся ксерокопии документов, обнаруженных в тайнике Цыганкова, и с пафосом зачитал:

– «Начальнику Главного управления… Свои сообщения буду подписывать псевдонимом “Боец”!» Или вот еще: «Обзорная справка по работе с негласным сотрудником…»

– Я был уверен, что Цыган уничтожил эти бумаги. Он же мне обещал!

– Дурак ты, Боец! Такой компромат хранят вечно. Так как же ты стал стукачом?

Рассказ Берестнева занял десять минут. В основных чертах он совпадал с тем, что изложил Цыган в своей справке.

Началось все в Афгане.

Берестнев действительно служил в ВДВ, и его часть дислоцировалась под Кандагаром.

Там он первый раз и встретился с Цыганковым, откомандированным в Афганистан для оказания интернациональной помощи по линии МВД (мне, естественно, было известно, что Лев Валентинович провел два года «за речкой», но он не любил вспоминать об этом периоде своей жизни).

Формально Цыганков не имел никакого отношения к десантному полку Берестнева. Менты – отдельно, вояки – отдельно. Но это если формально. А фактически интересы постоянно пересекались.

В тот несчастливый вечер старослужащие отправили Берестнева обменять патроны на «травку». Обычно патроны приводили в негодность, вываривая в кипящей воде, но в тот раз дали самые настоящие. Лавочник, к которому пришел Берестнев, оказался агентом Цыгана. Сразу после заключения сделки Вадима и повязали. В задержании кроме Цыгана участвовали «особисты» полка. Вадима взяли в оборот. Злые «особисты» угрожали трибуналом, добрый Цыган предлагал взаимовыгодное сотрудничество. Берестнев дал первую в своей жизни подписку о негласном сотрудничестве.

От него не требовали слишком многого. Так, информировал потихоньку о настроениях в роте. Пару раз получал за это маленькие денежные вознаграждения, а к концу первого года службы удостоился лычек сержанта.

Успокаивал себя тем, что не один он такой – многие сотрудничают, и ничего. А после армии все это забудется.

На «боевых» ему чертовски везло. Рисковал, лез под пули, но не получал ни царапины. В глубине души мечтал о легком ранении, в мягкие ткани бедра или плечо. Госпиталь, отпуск… Если повезет, вообще комиссуют. Или переведут дослуживать в Союз.

Мечты сбылись ровно наполовину. Когда до дембеля оставалось полгода, накурившийся анаши Берестнев продырявил себе ногу из автомата.

Ранение оказалось тяжелым. Местный хирург был категорически настроен на ампутацию. Положение спас не комбат, как Берестнев мне рассказывал раньше, а все тот же Цыган. Правда, в остальных деталях история повторялась; наезд на врача, уже готовившегося к операции, и демонстрация пистолета в качестве последнего аргумента имели место в действительности.

Долечивался Берестнев в Душанбе. Часто вспоминал Цыгана и думал: какое странное фронтовое братство у них получилось.

До девяностого года их дороги не пересекались. Берестнев и думать забыл о своем стукаческом прошлом. Ну, ошибся по молодости. С кем не бывало?

Весной девяностого года Цыганков приехал к Вадиму домой и предложил сотрудничество возобновить.

«Предложил» – мягко сказано. Как откажешься, если в прошлом дал слабину? К тому же Лев Валентинович умело давил на моральный аспект: «Я тебе с врачами помог, а теперь ты мне помоги», и обещал, что не станет требовать информации о друзьях Берестнева. Пусть сливает конкурентов, этого будет достаточно. А если кто-то из нашей бригады влетит, то Цыган поможет отмазаться. Вадим был вынужден согласиться.

Кое-кого Берестнев действительно слил, благодаря чему наша группа взяла под контроль несколько новых объектов и упрочила свое положение в городе. Я-то думал, что причина этому – мои пробивные способности и светлая голова Кушнера, а оказывается, это Берестнев подсобил! Встречаться с Цыганом Вадим ходил в церковь. Я помнил этот его неожиданный всплеск интереса к религии и считал, что на него давит прошлое, что он бегает к алтарю грехи фронтовые замаливать…

Нас действительно задержали совершенно случайно. Какие-то материалы на нас имелись в КГБ, какие-то – у ментов, но реализовывать их никто не готовился. Если б мы не попали под раздачу карликового спецназа – ничего бы и не было. По крайней мере тогда. Но раз попали имеющуюся в отношении нас информацию стали использовать.

Прижатый к стенке Вадим пытался выкручиваться, как мог. Сообщал Цыгану всякую ерунду, вроде того, как Пучковский руку сломал. И попутно пробивал тему: времена смутные, страна развалилась, инфляция – не желает ли Лев Валентинович отбросить лишние принципы и заняться благоустройством собственной жизни? Ведь до пенсии осталось немного, а у него, заслуженного майора с боевыми наградами, ни кола ни двора.

Берестнев обрабатывал Цыгана с одной стороны, Кушнер нашел другие подходы. Поскольку Цыганков и без них задумывался о смене правовой ориентации, долго подкупать его не пришлось. Результат известен.

Перед увольнением Цыган сообщил Берестневу, что уничтожил все официальные компрометирующие документы, но если с ним, Цыганом, произойдет какая-нибудь неприятность, заинтересованные люди получат нужную информацию.

Закончив рассказ, Вадим минуту молчал, а потом заявил:

– Как ни крути, а от моего предательства вреда было меньше, чем пользы.

Мне захотелось ответить в тон Берестневу. Подыскав слова, я сказал:

– Важен сам факт, а не то, какие были последствия.

– Ты же с Цыганом работаешь, и ничего! Одного не пойму: почему он про меня рассказал?.. Или… Он жив?

Я молча кивнул. Конечно, стоило бы рассказать, что Цыгана застрелил взбесившийся Рамис – хотя бы из тех соображений, что узнав про убийство, Берестнев может подумать на меня. Стоило рассказать, но я промолчал. Слишком противно было объясняться перед предателем. Хотя он прав, польза от его стукачества перевешивала ущерб.

– Цыган просил меня помочь и в твоем деле.

– Что?

– Он тебе об этом не говорил? Странно! Как раз сегодня я кое-что разузнал. Совсем недавно сообщили.

– Выкладывай!

– С Цыганом точно все в порядке? Просто меня смущают бумаги, которые ты показал…

– Не смущайся. Итак?..

– Есть одна группа, которая торгует оружием. Три недели назад через Интернет с ними связались покупатели, которые интересовались пластиковой взрывчаткой. Договорились о встрече. Приехали какие-то малолетки, старшему лет восемнадцать, наверное. Короче, продавцы решили их кинуть. Вторую встречу назначили за городом. Прикатила та же компания, теперь уже не пешком, а на черном БМВ. Номера, кстати, пробили потом – они липовыми оказались. Так вот, приехали и сразу, без разговоров, поставили всех под стволы. Отобрали товар, запихнули в машину одного продавца и дали деру. Представляешь? Эти просто обалдели от такой наглости. Пытались догнать, но потеряли на трассе. Парня, которого взяли в заложники, выкинули из машины на полном ходу. Он потом умер в реанимации.

– Думаешь, это может иметь отношение?..

– Думаю, да. Там, в столе, должны быть фотографии. В крайнем ящике лежали.

Я сел на корточки и принялся ворошить рассыпанные по полу бумаги. Нашел! Фотографий было две штуки. Черно-белые, паршивого качества. Снимали с приличного расстояния скрытой камерой, так что и ракурсы оказались достаточно скверными. Но рассмотреть лица было возможно. Одного парня я сразу узнал. Тощий, в джинсовом костюме, в очках, с блестящими зализанными волосами. Это именно он управлял БМВ, которая стукнула мой «запорожец», и сказал: «Ну, мужик, ты попал».

Что ж, круг замкнулся.

Рожа второго мне тоже показалась знакомой, но вспомнить, где мы встречались, я затруднился. Один из пассажиров, с которыми мне пришлось драться? Нет, хотя чем-то похож. Лет восемнадцати, крепенький и мордастый. Может, Берестнев знает?

– Откуда? – В ответ на мой вопрос Вадим печально усмехнулся. – Оружейники их бы давно закопали, если б нашли. Одно можно точно сказать, эти отморозки сами по себе действуют, не связаны ни с кем из серьезных людей.

Я хмыкнул:

– У каждого серьезного человека есть отморозки, которые с ним не связаны. Да, Вадим? Ты вот, как я посмотрел, скинхедов начал поддерживать?

– Ты про Генку? Да какой он, на фиг, скин? Татуировки просто наделал…

– Тебе виднее. Больше ничего не можешь сказать в свое оправдание? Тогда я пошел!

Вадим приподнял связанные руки:

– Что… со мной… будет?

– На твоем месте я бы повесился.