Текст книги "История смерти. Как мы боремся и принимаем"

Неолиберальная идеология и пациент как потребитель

Несмотря на сильную преемственность идей, паллиативная помощь не стоит на месте. Сегодня Всемирная организация здравоохранения призывает признать новый императив хосписного движения – устранение физической боли – базовым правом человека. Право не испытывать боль перед смертью поставлено в один ряд с правом на жизнь, свободу вероисповедания и слова. Потому что боль и смерть – это то, что случается со всеми, вне зависимости от расы, пола и социального статуса.

Кроме того, паллиативная помощь органично встроилась в западную идеологию общества потребления, где субъектность человека определяется потребностью и способностью постоянно делать выбор. Тяжелобольной пациент – это прежде всего потребитель, просто с очень специфическим выбором. И хоспис как пространство продолжающейся жизни должен поддерживать эту иллюзию «жизни как выбора». Американский социолог Рой Ливне отмечает, что западное общество коммерциализирует не только практики погребения, но и уходовые практики, органично встраивая их в систему платного здравоохранения. Так, американские хосписы, подобно спа-курортам, предлагают своему клиенту бесконечно широкий ассортимент процедур – и за каждую манипуляцию ему придется заплатить отдельно, пусть и из страховки. Например, он может пойти на массаж, принять ванну, выбрать то или иное блюдо на обед. В таком контексте процесс умирания перестает восприниматься как экстраординарное кризисное состояние или чрезвычайное положение. Сотрудник хосписа, хватая умирающего человека, кричит ему: ты еще живой, так что выбирай – что хочешь на обед, пончики или борщ?

Одна из важнейших проблем современной паллиативной помощи – дороговизна инфраструктуры умирания. Если раньше сестер милосердия спонсировали богатые меценаты и прихожане, то с рождением концепции социального государства эту функцию на себя взяли госбюджеты. При этом хосписная помощь – довольно большая статья расходов и нуждается в оптимизации. Уже сейчас на статью «Хосписы» уходит одна шестая от английского бюджета на здравоохранение. Поэтому некоторые страны – например, Индия и Монголия – не строят стационарные хосписы и обеспечивают пациентам выездную помощь. Другие государства – например, Польша – решают проблему, привлекая волонтеров на место профессиональных оплачиваемых медицинских сестер. Россия в этом ряду стоит особняком и функционирует как типичная империя с богатой метрополией и бедной провинцией. Пока в Москве появляются хосписы, где на каждого пациента тратят более 5000 рублей в сутки[94]94
  Нюта Федермессер, фонд «Вера»: «Милосердие и эмпатия – профессиональные навыки». URL: https://secretmag.ru/cases/interview/nyuta-federmesser-fond-vera-miloserdie-i-empatiya-professionalnye-navyki.htm.


[Закрыть], в регионах не всем хватает еды и подгузников.

Ухаживая за телом, в хосписах не перестают думать о душе. Уход не может существовать без чуткого и внимательного отношения к индивидуальным требованиям пациентов, поэтому современная паллиативная помощь – это не только про обезболивание, но и про разговор: умирающего – с врачом, умирающего – с близкими, близких – друг с другом. Зачастую эти разговоры превращаются в дидактическую историю побед и промахов и становятся источниками для селф-хелп-статей и поп-психологии. В России этот жанр пока только формируется, а на Западе книги-исповеди людей, который борются с раком или другими неизлечимыми болезнями, учатся принимать смерть сами и объясняют другим, «как нужно жить, чтобы потом ни о чем не жалеть», выходят огромными тиражами. Среди самых ярких примеров – книги Hospice Whispers: Stories of Life («Тихие разговоры в хосписе: истории жизни»), One Foot In Heaven («Одной ногой в раю») и многие другие.

Таким образом, разговор с умирающим становится еще и жанром публичного дискурса: мы наблюдаем за каждым словом и действием хосписных гуру, которые поняли смерть, а потому имеют право нести нам истину. Адепты паллиативной помощи не только стремятся дестигматизировать процесс умирания, придать ему статус естественного и нестыдного, но и интегрируют его в повседневную жизнь: открывают курсы по уходу за безнадежно больными, привлекают к паллиативному уходу родственников. Современные хосписы стали воплощением идеи «хорошего умирания» в том виде, в каком ее формулирует условный средний класс.

* * *

Как бы умирал Иван Ильич сегодня? Скорее всего, он лежал бы в хорошем хосписе в пределах Садового кольца, где получал бы качественные обезболивающие препараты. Его бы вкусно и разнообразно кормили, о нем бы заботились профессиональные медсестры, к нему бы приходили волонтеры-аниматоры. А еще кто-нибудь непременно снял бы документальное кино о его героической борьбе с болезнью и стойком принятии неизбежного конца. Возможно, он бы даже вел блог о борьбе со смертью или написал бы книгу «25 правил счастливой жизни и смерти».

Но сделало бы это Ивана Ильича счастливее? Стал бы он от этого более умиротворенным?

Глава IV
Новые лики бессмертия: от идеи воскрешения до цифровых клонов

21 января 1924 года в возрасте 53 лет после тяжелой болезни скончался создатель первого в мире социалистического государства Владимир Ильич Ленин. Через шесть дней состоялись его похороны. Гроб с забальзамированным телом поместили внутрь спешно построенного на Красной площади деревянного Мавзолея и выставили на всеобщее обозрение.

Советское руководство озаботилось судьбой тела Ленина еще при жизни вождя, осенью 1923 года. Правда, поначалу бальзамация не казалась приоритетным решением – Владимира Ильича хотели кремировать. Тем не менее бальзамацию рассматривали как сильное идеологическое оружие: оставить тело нетленным значило превратить останки вождя в новую реликвию, альтернативу православным мощам, и это укладывалось в программу «богостроительства»[95]95
  Этико-философское течение в русском марксизме начала XX века, предполагающее интеграцию марксистской теории и религии. – Прим. ред.


[Закрыть].

Но есть и другая, более «практическая» версия того, зачем большевикам нужна была бальзамация: согласно ей, идеологи хотели сохранить надежду на будущее воскрешение вождя. В пользу этого мнения – непосредственное участие в засекреченной процедуре бальзамации первого наркома внешней торговли Леонида Красина. Он занимал высокое положение в партийной иерархии и искренне верил в грядущее воскрешение великих покойников. Кроме того, Красин был близок к другому советскому идеологу – ученому, врачу и писателю-утописту Александру Богданову. Известно, что последний ставил на себе опыты по переливанию крови ради омоложения, а впоследствии на этой процедуре у него перебывали многие партийные чины; позже он стал создателем всей советской гематологии.

Гипотеза, что часть номенклатуры верила в возможность воскрешения забальзамированного вождя, покажется еще менее абсурдной, если обратиться к философским и эстетическим основаниям ранних советских идеологов. На 1920-е годы пришелся расцвет ряда футуристических прогрессивистских концепций – прежде всего, космизма. Основы учения сформулировал религиозный философ Николай Фёдоров, который исходил из того, что глубинный смысл христианства – в воскрешении предков. Осуществит его Бог, но сделает он это человеческими руками: например, с помощью современной науки. При этом ясно, что миллиарды воскрешенных не уместятся на нашей планете, поэтому Фёдоров предлагал заселить ими другие. Так родился замысел освоения космического пространства.

Космизм и идея воскрешения легли в основу множества ранних советских художественных и литературных практик. В начале 1920-х годов в Москве и Петрограде сформировались группы поэтов-биокосмистов, воспевавших веру в скорое воскрешение мертвых и победу над смертью. Один из лидеров этого движения Александр Ярославский в своих стихах высказался об идее личного бессмертия через сохранение тела с помощью холодового анабиоза:

 
И когда уже все готово,
Возвращаем мы к жизни всех,
Для веселого ласк улова!
Для потех, чтобы радость и смех!
Спасибо, рука Мороза!
Нами мир гениально расшит.
Любезности анабиоза
Приносим привет от души[96]96
  Поэма анабиоза. Пг.: Ком. поэзии Биокосмистов-имморталистов. (Сев. группа), 1922.


[Закрыть].
 

Позже эта идея ляжет в основание современной крионики.

Может показаться, что идеи биокосмизма и бессмертия были распространены лишь в узких кругах и не влияли на остальную советскую культуру. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что одержимость советских идеологов идеей бессмертия вышла далеко за границы художественных практик. Известно, что идеологическими последователями Николая Федорова были основатели отечественной космонавтики – Константин Циолковский и Владимир Вернадский. От идеи колонизации космоса для воскрешенных предков до первого полета в космос прошло чуть больше полувека. Кроме того, по мнению философа Алексея Козырева, марксизм и космизм – близкие по своей утопичности и футурологичности проекты, и интерес к бессмертию как к высшему проявлению «силы человеческого духа» силен в обоих.

Приблизить счастливое будущее человечества с помощью новых технологий стремились и советские медики. Например, все тот же Александр Богданов, переливавший кровь партийным руководителям для оздоровления. Впоследствии желание победить смерть стало основой и для советской реаниматологии и трансплантологии. Так, врач Владимир Неговский в молодости работал в культовом Институте переливания крови Богданова и принимал участие во всех опытах института «по оживлению организма». В 1936 году он добился создания лаборатории по вопросам «Восстановления жизненных процессов при явлениях, сходных со смертью», а сегодня его считают основателем советской реаниматологии.

Бессмертие как главная проблема человечества

Поиск бессмертия – классический сюжет множества художественных и мифологических произведений. Здесь и древний аккадский эпос о царе Гильгамеше, который отправился за бессмертием в страну мертвых, и славянский фольклор о Кощее Бессмертном, прятавшем смерть на конце иглы, и современные художественные произведения. Например, сюжет «Властелина колец» строится вокруг кольца всевластия, способного не только порабощать всё живое, но и дарить бессмертие. Бессмертие – главная тема и космической одиссеи «Стар Трек», и романов о Гарри Поттере, и произведений Филипа Дика и Уильяма Гибсона. Список можно продолжать бесконечно.

В чём же причина такой популярности этого сюжета и – шире – такого упорства человечества в поисках бессмертия? Классики антропологии Джордж Фрэзер и Бронислав Малиновский убеждены: бессмертие – ключевой мифологический сюжет подавляющего большинства религиозных практик, потому что страх смерти – базовое человеческое чувство. Социолог Зигмунт Бауман полагает, что поиск бессмертия – универсальная характеристика всей человеческой деятельности, которая не только формирует наши онтологические константы, но и создает самого человека и определяет его коммуникацию[97]97
  Florian, V., Mikulincer, M. Symbolic Immortality and the Management of the Terror of Death // Journal of Personality and Social Psychology. 1998. № 74(3). С. 725–734.


[Закрыть]. То есть в каком-то смысле желание бессмертия неотделимо от человеческой природы.

В разное время были актуальны разные концепции бессмертия:

1. Духовное бессмертие. После смерти физического тела душа продолжает жить вечно в ином мире.

2. Будущее физическое воскрешение. Душа отходит в мир иной, а потом возрождается в том же, но обновленном теле.

3. Реинкарнация. Тело умирает, а душа перерождается в абсолютно новом теле или продолжает жить в других, нечеловеческих материальных оболочках.

4. Вечная жизнь. Принципиальное не-умирание.

5. Символическое бессмертие. Физическое тело, а возможно и душа, умирают, но человек продолжает жить в чужой памяти о его персоне, в его творениях, поступках и так далее[98]98
  Cave, S.Immortality: The Quest to Live Forever and How It Drives Civilization. London: Biteback Publishing, 2013.


[Закрыть].

Фактически в этих сценариях отражен поиск ответа на вопрос: что же такое человек, как соотносятся его тело и душа и что первостепенно в этой связке? За длительную историю западной цивилизации ответы менялись много раз в зависимости от господствующего в конкретную эпоху философского подхода к человеческой природе[99]99
  Pecchinenda, G. The neuronal identity: strategies of immortality in contemporary Western culture // Postmortal Society: Towards a Sociology of Immortality / ed. by Michael Hviid Jacobsen. London: Routledge, 2017.


[Закрыть]. В этой главе мы попробуем разобраться, как именно происходили эти изменения и, главное, что́ под бессмертием понимается сегодня.

Вечная душа в ненужном бренном теле

В Средние века люди верили, что главное в них – это душа, а тело – лишь хрупкая бренная оболочка. Душа представлялась бессмертной, а тело считалось источником первородного греха, пагубных искушений и страстей: чревоугодия, блуда и прочих дурных наклонностей. По определению блаженного Августина, душа считалась «правителем тела». Такой взгляд на человеческую природу диктовал необходимость постоянной заботы о духе через молитву. Телесной же оболочке предназначалось жесткое стращание через пост и даже физическое истязание: по наставлению Феофана Затворника необходимо было «разверзать себя для благодати, как готовый сосуд, полным Богу преданием». Поэтому монахи-аскеты не просто ограничивали себя в пище, но и носили тяжелые железные вериги, а в XIII веке в Европе и вовсе стало популярным движение флагеллантов или так называемых «бичующихся», которые «умерщвляли» собственную плоть специальными кнутами – фактически били себя до крови[100]100
  Bynum, C. Death and Resurrection in the Middle Ages: Some Modern Implications // Proceedings of the American Philosophical Society. 1998. № 142(4). C. 589–596.


[Закрыть].

Важный момент: мучаться нужно было при жизни. После смерти, по мнению средневекового человека, душа попадала в чистилище, где пребывала до полного очищения от грехов или до самого Судного дня, проходя все это время процедуры искупления. Они подробно описаны в поэме «Божественная комедия» Данте Алигьери: среди пыток и огонь, и дым, и одиночество. Пока душа находилась в Чистилище, с ней можно было контактировать и ее можно было спасти, то есть способствовать её попаданию в рай. Сделать это можно было не только усиленными молитвами, но и, к примеру, щедрыми подаяниями монастырю[101]101
  Несмотря на то что хистилище отвергается православной догматикой, аналогичные молитвенные практики и помощь мертвым есть и в православной культуре.


[Закрыть]. При этом мертвое тело поспешно погребалось на церковном погосте – там ему предстояло дождаться воскрешения. Погосты, к слову, содержались в безобразном состоянии: по ним разгуливал домашний скот, там устраивались городские ярмарки и театральные представления, работали проститутки. Тела хоронили без гробов, в общих могилах[102]102
  Я подробно писал об этом в прошлой книге. См: Мохов, С. Рождение и смерть похоронной индустрии. Common place. 2018.


[Закрыть]: мертвое тело – как, впрочем, и живое, – не заслуживало уважения и каких-то особенных почестей. Причина такого положения дел – эсхатологические ожидания, пронизывающие повседневность средневекового человека. Люди постоянно искали знаки и тайные символы грядущего Апокалипсиса и не были заинтересованы в долговременном планировании своего будущего. Фактически в той картине мира не было четких границ между прошлым и будущим, живыми и мертвыми.

Средневековый человек искренне верил в свое скорое физическое воскрешение во время Судного дня. Воскреснуть ему предстояло в чудом обновленном физическом теле, которое дарует Господь. Предполагалось, что новые тела окажутся бессмертны и физически прекрасны, не будут болеть и стареть, нуждаться в еде, сне и сексе. В этом плане они уподобятся телу Христову: «То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет; и когда ты сеешь, ты сеешь не тело будущее, а голое зерно… но Бог дает ему тело, как хочет, и каждому семени свое тело… Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное» (1 Кор. 15:35–54). Физическое воскрешение обновленных тел – сюжет многих произведений европейской культуры позднего Средневековья и раннего Нового времени. Одно из самых известных – фреска художника Луки Синьорелли «Воскрешение плоти» (1499–1502), в мельчайших подробностях изображающая сцену Страшного суда: вылезающие из земли скелеты облачаются в красивые и стройные тела и устремляют взгляд в небо.

Корни подобного взгляда на бессмертие кроются в средневековой схоластической философии, а она, в свою очередь, – плоть от плоти древнегреческого идеализма, постулирующего: дух первичен, материя вторична. Философ Корлисс Ламонт, подчеркивая противоречивость и непоследовательность многих представлений средневековой церкви о смерти и бессмертии, видит в них попытку соединить дуализм с монизмом[103]103
  Корлисс, Л. Иллюзия бессмертия / пер. с англ.: А. В. Старостин. М.: Политиздат, 1984.


[Закрыть]. Философ Джанфранко Печчиненда считает подобный взгляд на человеческую природу христианским осмыслением аристотелевской концепции человека, в которой душе отведена бессмертная участь, а телу – лишь временное существование[104]104
  Стоит отметить, что воскрешение мертвых тел в древнегреческой философии не рассматривалось. Pecchinenda, G. The neuronal identity: strategies of immortality in contemporary Western culture // Postmortal Society: Towards a Sociology of Immortality / ed. by Michael Hviid Jacobsen. London: Routledge, 2017.


[Закрыть].

Лука Синьорелли. «Воскрешение плоти» (1499–1502). Орвието, Кафедральный собор.

Параллельно с представлениями о бессмертной душе и теле, которое воспрянет в Судный день, в Средневековье существовали и альтернативные концепции бессмертия. Например, алхимическая, приверженцы которой искали средство для вечной жизни в одном теле. Однако их практики считались маргинальными и осуждались Церковью.

Тело становится нужным

В раннее Новое время концепция бессмертия меняется. Конечно, христианская идея о воскрешении никуда не уходит, но будущая божественная технология этого процесса начинает вызывать у людей вопросы. Как именно разложившиеся скелеты станут красивыми молодыми телами? А что будет с обезображенными или утраченными останками? Это любопытство возникает под действием трансформаций, происходящих в европейском обществе эпохи Реформации. Секуляризация и рационализация общественной мысли изменили отношение человека к его телу. Накопился опыт наблюдения и диагностики телесных недугов, развивались медицина и прикладное врачевание. В начале XVI века пионер анатомии Андреас Везалий создал трактат «О строении человеческого тела», в котором подробно описал внутренние органы. Можно сказать, что человек Нового времени обрел интерес к своему телу: стал прислушиваться к нему и перестал исступленно укрощать плоть, как это делал человек Средневековья[105]105
  История тела в 3 т. / под ред. А. Корбена, Ж. Ж. Куртина, Ж. Вигарелло. Москва: Новое литературное обозрение, 2012.
  Pecchinenda, G. The Genome and the Imaginary: Notes on the Sociology of Death and the Culture of Immortality // International Review of Sociology. 2007. № 17(1). С. 167–185.


[Закрыть].

Становление экспериментально-позитивистского философского подхода, провозгласившего культ наблюдения, постепенно убедило человека Нового времени, что для будущего физического воскрешения необходимо максимально сохранное тело[106]106
  Хотя вопрос физического воскрешения начинает быть все более острым и сомнительным. Dartigues, A. Encyclopedia of Christian Theology. Vol. 3: Resurrection of the Dead / ed. by Jean-Yves Lacoste. New York: Routledge, 2005. С. 1381.
  Однако мы можем утверждать, что вера в физическое воскрешение была актуальна вплоть до начала XX века. Abbott, M. Life Cycles in England, 1560–1720: Cradle to Grave. Routledge, 1996.


[Закрыть]. Как отмечает философ Корлисс Ламонт, писавший о влиянии научно-естественной революции на общество Нового времени, «биология не исключает полностью возможности бессмертия для человеческих личностей, но она настойчиво указывает, что любое бессмертие должно иметь в качестве основы естественные тела»[107]107
  Корлисс, Л. Иллюзия бессмертия / пер. с англ. А. В. Старостина. М.: Политиздат, 1984.


[Закрыть]. Распадающееся, гниющее, уродливое мертвое тело отныне вызывало не только отвращение, но и страх и сомнения в возможности обещанного воскрешения.

Всё это повлияло и на отношение к похоронным практикам. Из чисто технической процедуры погребение превратилось в важную часть подготовки человека к будущему воскрешению, и такой подход сохранялся вплоть до начала XX века. Люди параноидально стремились сохранить тело в первозданном виде, потому что оно – основа для будущей вечной жизни. Так, в викторианской Англии могилы оборудовались специальными железными охранными клетками, воровство тел стало серьезным уголовным преступлением, а боязнь анатомического вскрытия стала одним из главных страхов Нового времени[108]108
  Madoff, R. D. Immortality and the Law: The Rising Power of the American Dead. Yale University Press, 2010.


[Закрыть].

Философский камень долгие столетия занимал умы ведущих алхимиков. Считалось, что тот, кто сможет его создать, станет бессмертным или, по крайней мере, не будет стареть телом и страдать от болезней. На смену средневековым алхимикам пришли современные биохакеры.

Желание сохранить тело в первозданном виде – причина, по которой состоятельные европейцы эпохи модерна увлеклись практиками бальзамации, роскошными гробами и семейными склепами. Одержимость нетленностью и целостностью приводила к комичным ситуациям. Так, в 1792 году монахи французского города Шательро пустили слух о чуде на местном капуцинском кладбище. Они выкопали неистлевшее тело человека и стали показывать его на городской площади, сообщая, что сила веры в Бога способна спасти даже от разложения. Обман скоро вскрылся: оказалось, это были человеческие кости, обшитые свиной кожей[109]109
  Мохов, С. Рождение и смерть похоронной индустрии». Common place, 2018.


[Закрыть].

Еще одна важная перемена Нового времени – религиозная. В протестантизме чистилище было упразднено, а догмат о спасении души через молитву или подаяния терял актуальность. Это произошло в результате Реформации, благодаря усилиям Мартина Лютера. Согласно новой логике, спастись можно было только праведной жизнью и добрыми делами. Поэтому и общение с мертвыми, и их активное присутствие среди живых постепенно стали ненужными, а вера в возможность контакта с душой после смерти физического тела исчезала. Зато появились новые формы бессмертия, напрямую не связанные с воскрешением тела: например, идея, что продолжать жить вечно можно в своих потомках, учениках, благих делах, творчестве, памяти людей и так далее. Такой ход мысли стал возможным благодаря появлению темпорального восприятия истории: если для средневекового человека времени не существовало и он жил в постоянном ожидании скорого Судного дня, то у человека раннего Нового времени сформировалось представление о связи поколений; каждый человек оказался звеном в бесконечной цепи и вместе с возможностью продолжаться в своих детях обретал бессмертие. Люди стали соотносить себя и с другими, более долговечными, чем одна человеческая жизнь, формациями – например, с национальными сообществами.

Сравнивая Средние века и Новое время, историк Томас Лакер отмечает: если в пространстве средневековых погостов не было места персонализации смерти и адресному горю, то в Новое время каждый мертвый обрел имя, его судьба стала важна и значима[110]110
  Laqueur, T. W. The Work of the Dead: A Cultural History of Mortal Remains. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2015.


[Закрыть]. Появилась и начала быстро развиваться похоронная индустрия – с крепкими гробами, бальзамацией и катафалками. Трансформация понимания бессмертия привела к изобретению нового вида кладбища: светского пространства, где существуют семейные захоронения и могилы, на которых написаны имена усопших и даты их смерти.