Текст книги "История смерти. Как мы боремся и принимаем"

Будущее бессмертия

Несмотря на упорные попытки человечества открыть секрет бессмертия, очевидно, что представления о конечности бытия позволяют конституировать социальный порядок. В рассказе аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса «Бессмертный» (1970) демонстрируется жизнь города бессмертных. Главный герой сталкивается на улице с давно умершим Гомером, беседует с ним и понимает, что жизнь без конечной точки есть бесконечное повторение одного и того же, лишенное уникальности и очарования. Потенциальное открытие способа жить вечно способно разрушить человеческую цивилизацию. Как будут наказывать бессмертных преступников, если перспектива провести в тюрьме несколько лет жизни перестанет пугать? Что будет с институтом семьи и брака, с налоговой системой и медициной? Как будет ставить цели человек, живущий вечно? Решит ли потенциальное бессмертие социальные проблемы человечества вроде бедности и насилия? Социальные и экономические последствия старения населения планеты заметны уже сегодня: например, американская программа медицинского страхования Medicare не справляется с нагрузкой, потому что обращающихся за помощью стариков становится все больше.

Все имморталисты исходят из того, что смерть – это зло, а бессмертие – безусловное благо; смертные люди убивают и грабят, а бессмертные живут счастливо и наслаждаются жизнью. Это глубоко христианский взгляд на мир, отсылающий нас к мифическому золотому веку до первородного греха, когда безгрешные люди были бессмертны и счастливы. Но как всё будет выглядеть вне библейских реалий? Вероятную картину будущего рисует сериал «Видоизмененный углерод» по одноименной книге Ричарда Моргана. Действие происходит в XXVII веке. Сознания людей хранятся на специальных носителях и загружаются в искусственные тела при необходимости. Технологией владеет особый класс богатых долгожителей, которые регулируют доступ к бессмертию. Смерть в этом мире остается товаром и инструментом социального разделения, овладение технологией бессмертия не сделало людей счастливее и не помогло человечеству создать рай на Земле.

Антиутопий, авторы которых размышляют о «будущем бессмертия», сотни. И во всех вечная жизнь не решает социальных проблемы, но усугубляет их – я не знаю ни одного нерелигиозного произведения о счастливом будущем человечества, победившего смерть. Робкие попытки конструирования благополучного «общества без смерти» предпринимались разве что отдельными советскими мыслителями – например, Георгием Гуревичем в его сборнике рассказов «Мы из Солнечной системы» (1965). Впрочем, они не выглядят убедительно: в них за аксиому принимается желание и способность человечества переродиться, избавившись от страха смерти. Но хотели бы бессмертия лично вы?

Глава V
Смерть в поп-культуре

В десятку самых популярных телесериалов нулевых и десятых входят несколько произведений, построенных вокруг тем насилия и смерти и реалистичного изображения мертвого тела. Среди них «Декстер» – сериал о тайной жизни молодого судебного медэксперта, который в свободное от работы время убивает людей, – и «Ходячие мертвецы» о постапокалиптическом мире, в котором группа людей пытается выжить и не попасться блуждающим по Земле стадам зомби. Также в топе «Игра престолов», «Американская история ужасов», «S.C.I.: Место преступления» и «Настоящий детектив». В дополнение к этому списку можно вспомнить еще с десяток популярных книг и фильмов о смерти: «Молчание ягнят», «Кошмар на улице Вязов», «Сумерки» и даже детскую сагу о волшебниках «Гарри Поттер». В России это «Дозоры» Лукьяненко, всевозможные фильмы про военные подвиги и фантастически популярные криминальные сериалы от «Улицы разбитых фонарей» до «Метода». По мнению американского антрополога Майкла Керла, среднестатистический телезритель видит в год порядка 16 тысяч смертей[128]128
  Kearl, M. C. Death in Popular Culture // Death: Current Perspectives / ed. by John B. Williamson, Edwin S. Shneidman. 4th ed. Mountain View, CA: Mayfield, 1995. С. 23–30.
  При этом, согласно исследованиям, такое количество насилия в кино, видеоиграх и т. д. не вызывает всплеска насилия в реальной жизни. Huesmann, L. R. et al. Longitudinal Relations Between Children's Exposure to TV Violence and Their Aggressive and Violent Behavior in Young Adulthood: 1977–1992. 2003.


[Закрыть].

Мы можем смело говорить о существовании огромной культурной индустрии смерти в современном мире. Среди ее продуктов – музыка, видеоигры, фильмы, комиксы, одежда с изображением черепов и костей, игрушечные фигурки серийных убийц, парки с хоррор-аттракционами[129]129
  Durkin, K. Death, dying, and the dead in popular culture // Bryant C. D., Peck D. L. Handbook of death & dying. Thousand Oaks, CA: SAGE Publications, Inc., 2003. С. 43–49.


[Закрыть] и многое другое. Современная поп-культура активно использует образ смерти, причем зачастую не в метафорической, а в довольно натуралистичной форме.

Задаваться вопросом «Почему тема смерти так популярна?» было бы наивно. Смерть – как и секс – всегда привлекала и, очевидно, еще долго будет привлекать внимание публики, эксплуатируя базовые страхи и желания человека[130]130
  Foltyn, J. L., PhD. Dead famous and dead sexy: Popular culture, forensics, and the rise of the corpse // Mortality. 2008. № 13(2). С. 153–173.


[Закрыть]. Я бы сформулировал вопрос иначе: как именно и почему именно так смерть изображается в современной массовой культуре? Какие идеи и представления о человеке и окружающей его действительности ложатся в основу фильмов о зомби и вампирах, музыкальных направлений вроде death metal? Почему люди, которые, как считается, в массе своей боятся смерти, расслабляются после работы за очередным сериалом, в котором максимально детально показаны трупы и сцены жестоких убийств?

В этой главе я рассмотрю три разнородных поп-культурных феномена, репрезентация которых основана на смерти: зомби-фильмы, музыкальная субкультура блэк-метала и образы серийных убийц в кино и сериалах. Я выбрал их не случайно: мне представляется, что все это — критический ответ культуры на изменения, произошедшие с человечеством за последние сто лет.

Black metal: сатанизм как новый романтизм

В ночь с 10 на 11 августа 1993 года в Осло было совершено жестокое преступление: музыканта по прозвищу Евронимус убили двумя десятками ножевых ударов. Евронимус был участником блэк-метал группы Mayhem, а его убийцей оказался коллега по цеху – Варг Викернес, основатель другой блэк-метал команды Burzum. Мотивы преступления до сих пор ясны не до конца: многие полагают, что оно стало трагическим результатом идеологических разногласий между музыкантами и борьбы за лидерство на норвежской блэк-метал сцене. Викернес утверждает, что это была самооборона: якобы Евронимус первым попытался его убить, и большинство ранений получил, неаккуратно упав на разбитое стекло.

Убийство сделало обе группы и весь норвежский блэк-метал культовыми, стало апофеозом развития этой сцены. Преступлению предшествовали несколько лет, на протяжении которых представители направления регулярно шокировали публику эксцентричными выходками. Они то гуляли по улицам с лицами, раскрашенными пугающим черно-белым гримом, то сжигали старые христианские храмы (с 1992 по 1996 год в Норвегии было зафиксировано более 50 поджогов), то выносили на сцену мертвые туши животных в качестве реквизита. За два года до убийства Евронимуса вокалист Mayhem по кличке Дэд покончил собой, выстрелив в рот из ружья, а фотография его мертвого тела стала впоследствии обложкой одного из альбомов группы. В целом, то, что Варг убил Евронимуса, почти никого не удивило – это выглядело логичным исходом событий[131]131
  Christie, I. Sound of the Beast: The Complete Headbanging History of Heavy Metal. HarperCollins, 2010.


[Закрыть].

Вся эта история могла остаться лишь локальной криминальной драмой, известной в узких кругах. Однако за прошедшие с преступления 30 лет интерес к блэк-металу не только не пропал, но и вышел за пределы Норвегии, породив всемирную индустрию: десятки музыкальных групп, сотни тысяч фанатов. Исполнители и их выступления продолжают продуцировать скандалы, а кое-где люди и вовсе пытаются ограничить развитие этого музыкального направления. Например, в 2011 году правительство Малайзии запретило блэк-метал на всей территории страны, а в 2015 году российские православные активисты сорвали несколько выступлений польской группы Batushka. Множество заявлений в прокуратуру РФ с требованием запретить блэк-метал-концерты написал Дмитрий Энтео (в прошлом – скандальный православный активист). Свою деятельность он комментирует так: «Проблема – не в мрачной эстетике, которая присуща многим направлениям, а в тех случаях, когда люди делают себе имя на сознательном хулении Бога. Человек может слушать любую музыку, но если кто-то открыто и систематически хулит Бога и Христа, призывает жечь церкви, священников, использует казенную Библию как атрибут своего шоу, – это те случаи, когда их свобода задевает нашу свободу и провоцирует общественный конфликт».

Почему же эстетика блэк-метала, которая строится на сатанизме, крови и смерти, так притягательна? И что ее привлекательность может рассказать нам о современности?

Благодаря скандинавскому блэк-метаду корпспейнт – отличительная черта «экстремальной музыки». К концу 2010-х он вышел за пределы жанра – так могут выглядеть даже поп-звезды. На фото: Павел Фес из пост-блэк-метал группы «Последний завет»

Идеологическое ядро субкультуры – яркая антихристианская позиция, которая выражается во всех символах движения: перевернутом кресте, звезде Бафомета и изображениях козла (всё это – популяризированные французским оккультистом Леви Элифасом символы сатаны). Может показаться, что поклонники блэк-метала действительно верят в сатану, но это не так. Образ рогатого князя для них – символ антагонизма ненавистному христианскому образу мира[132]132
  Kalis, Q. Black Metal: A Brief Guide. Chronicles of Chaos.


[Закрыть]. Для подавляющего числа сторонников блэк-метала христианство – первопричина «заката Европы» и ее морального падения (а именно так современное положение дел оценивают поклонники жанра). Блэк-метал выступает против социальной политики мультикультурализма, толерантности и всеобщих прав человека, свободной миграции, а главное – против потери культурной и национальной идентичности. То есть образ сатаны – не то, что привлекает представителей субкультуры, а то, что раздражает их врагов, позволяет выразить свое несогласие с общепринятой позицией.

Сатанизм – хоть и канонический, но не единственный вариант антагонизма христианству и европейским ценностям. Из чувства протеста представители блэк-метала также обращаются к язычеству и к художественным образам зла – например, из вселенной «Властелина колец»[133]133
  Справедливости ради стоит отметить, что сама вселенная «Властелина колец» пронизана христианскими образами, в чем не раз признавался и сам Толкиен.


[Закрыть]. Так, группа, в которой играл убийца Евронимуса, называется Burzum, что переводится как «тьма» с мордорского наречия. Сам Викернес на раннем этапе творчества называл себя Граф Гришнак – так в книге звали легендарного командира орков. А название другой популярной блэк-метал команды «Горгорот» (Gorgoroth) отсылает нас к одноименному горному плато в Мордоре, покрытому вулканическим пеплом.

Блэк-метал, таким образом, невозможен вне европейского культурного и символического ландшафта. Ведьмы, сатанизм и фашистские символы на сцене, в текстах песен и на обложках альбомов – образы, которые не являются самостоятельными и герметичными, а нужны для противопоставления конкретным ценностям. При этом представления об упадке цивилизации и эсхатологические мотивы можно найти в любой культуре, поэтому у блэк-метала множество локальных разновидностей по всему миру. Везде исполнители работают с местным контекстом: например, мексиканские группы (Calvarium Funestus, Nox Mortar, Ocularis Infernum) поют об ацтеках и ностальгируют по великому прошлому индейской культуры, греческие (Bacchia Neraida) – по Зевсу, Олимпу и борьбе мифических героев. Российские и украинские группы (Nokturnal Mortum, «ЧерноявЬ», «Сивый Яр») отсылают к славянской и языческой эстетике: к примеру, команда «Сивый Яр» использует в композициях сэмплы фольклорных записей поминальных плачей и патриотические стихи Сергея Есенина.

Вокруг радикального отрицания общеевропейских ценностей выстраивается и остальная символическая репрезентация блэк-метал-сцены. Например, если для христианина человеческое тело свято как вместилище души, то для блэк-металиста оно – всего лишь бессмысленная биологическая масса, не заслуживающая уважения. Осквернить его можно, не только обнажив или продемонстрировав биологические процессы вроде дефекации, но и расчленив, то есть прибегнув к самой радикальной с точки зрения христианства практике десакрализации. Поэтому обложки музыкальных альбомов пестрят растерзанными телами, а сценический грим делает исполнителей похожими на трупы. Ужасающая натуралистичность присутствует во всём блэк-метале: тот же вокалист Mayhem, Дэд, во время одного из туров подобрал на улице дохлого ворона и засунул его в пакет, а потом нюхал перед каждым выступлением, чтобы петь «со зловонием смерти в ноздрях». Чтобы еще больше походить на покойника, Дэд закапывал свою одежду за несколько недель до концерта, а откапывал только в ночь выступления; однажды он даже попросил закопать его самого – чтобы кожа выглядела бледнее. Группа «Горгорот» во время концерта в Кракове в 2004 году выставила на сцену овечьи головы, насаженные на колья, и «декорировала» площадку кровью и сатанинской символикой. На заднем плане стояли кресты с четырьмя обнаженными распятыми моделями. В какой-то момент одна потеряла сознание – пришлось вызвать скорую помощь.

Итак, смерть в блэк-метале – не то, что привлекательно само по себе, а структурный элемент антихристианского взгляда на мир. Публичные же проявления некрофилии, которые тоже становятся частью выступлений артистов, по мнению философов Жиля Делёза и Феликса Гваттари, свидетельствуют скорее о протестной составляющей высказывания и его революционности, чем о какой-то патологической любви к самой смерти[134]134
  Делёз, Ж., Гваттари, Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения / пер. с франц. и послесл. Д. Кралечкина; науч. ред. В. Кузнецов. – Екатеринбург: У-Фактория, 2007.


[Закрыть]. Иисус победил смерть и обещал даровать людям вечную жизнь. Блэк-метал обещает только разложение, гниение и распад. По мнению представителей сцены, смерть – это боль, унижение и страдание, и в ней нет никакого очищения и искупления[135]135
  «Only Black Is True, Only Death Is Fucking Real» – слова из песни группы Mayhem.


[Закрыть]. Именно поэтому христианское восхищение смертью как новой жизнью вызывает у поклонников блэк-метала отторжение и насмешку. В этом смысле данная субкультура эсхатологична по отношению не только к европейскому миру, но и к самой природе человека. Человек смертен, конечен и никакого мифологического воскресения ждать не стоит[136]136
  Mudrian, A. Choosing death: The improbable history of death metal & grindcore. Los Angeles, CA: Feral House, 2004.


[Закрыть]. Неслучайно одна из самых популярных песен немецкого блэк-метал-коллектива Darkened Nocturn Slaughtercult называется «The dead hate the living» («Мертвые ненавидят живых»). В припеве поется: «Жизнь – это иллюзия, и только смерть реальна. Мертвые ненавидят живых!» Если христианская Европа так цинично восхваляет жизнь и противится смерти, то мы будем петь гимн смерти, говорят музыканты.

Еще один мотив блэк-метала – эстетизация мрачной северной природы, выраженная в идее опрощения (бегства от цивилизации) и ярого антиглобализма. Артисты полагают, что современная Европа не просто стремится к погибели, ведомая лживым христианством, но и сама активно уничтожает себя через индустриализацию, урбанизацию и технологизацию. Естественным ответом на это становится бегство от городской жизни в деревни и леса. Поэтому на обложках блэк-метал-групп часто встречаются изображения северных болот, лесов, полей и рек. В той же эстетике работают идеологически близкие блэк-металу художники. Среди них – норвежский фотограф Торбьорн Родланд, создавший серию работ «В норвежском ландшафте»[137]137
  http://www.rodland.net.


[Закрыть], или фотограф Эрик Смит, снимающий мрачные урбанистические пейзажи[138]138
  http://www.eriksmith.de.


[Закрыть]. Любопытно, что экологические мотивы возникают и у многочисленных адептов осознанного отношения к смерти (например, у участников так называемого death awareness movement, о котором подробнее будет сказано в последней главе этой книги). Это подтверждает гипотезу о том, что образы смерти становятся инструментом критики современного общества потребления.

В целом блэк-метал подпитывается из трех темпоральных измерений. Первое – презрение к европейскому прошлому, к так называемой культуре памяти, в рамках которой европейцы болезненно и долго перерабатывали опыты войны, концлагерей, фашизма. Блэк-метал не просто отрицает такой подход, но и эксплуатирует самые болезненные исторические факты и образы: нацистский строй, концлагеря, геноцид и массовые убийства в их лирике предстают предметом восхищения. Так, в марте 2007 года во время концерта в немецком Эссене вокалист норвежской группы Taake Хёст вышел на сцену с нарисованной на груди свастикой, а потом плевался со сцены и бросал в публику пивные бутылки. Все последующие выступления Taake в Германии были отменены. Считается, что группа задумала этот ход исключительно для «шокового воздействия» на публику, а не из-за симпатий к идеологии Гитлера. Вторая темпоральность – уродливое, «мертворожденное» настоящее. По мнению адептов субкультуры, богатая бюргерская Европа, открывшая ворота миллионам мигрантов, уничтожает сама себя, а ускоряют процесс самоубийства индустриализация, урбанизация и технологизация повседневной жизни. Антитезой индустриальному христианскому миру становится образ природы – отсюда меланхоличная эстетика северных просторов на обложках альбомов. Третий темпоральный пласт, запускающий ненависть к европейским ценностям, – эсхатологическое ожидание беспросветного будущего[139]139
  Shakespeare, S., S., Richard, N. W. The swarming logic of inversion and the elevation of Satan // Helvet: A Journal of Black Metal Theory. 2015. № 2.


[Закрыть]. Сатанизм в блэк-метале – не путь к спасению и не альтернатива, но признание поражения человечества; вся эта музыка является эстетизацией разложения и падения.

Отдельного внимания заслуживает и исполнительский стиль блэк-метал-музыкантов. Звучание у таких команд нарочито грязное, темп композиций – быстрый. Как и в панке, тут ценится нарочито непрофессиональное исполнение, а музыка не воспринимается как род профессиональной деятельности или вид искусства. Это прежде всего способ выражения протеста, следовательно, играть может кто угодно и как угодно. Чем грязнее звук – тем ярче протест; главная цель композиций – раздражать, вызывать у аудитории эмоции, поэтому можно сказать, что блэк-метал запечатлел трансформации в мышлении и отношении к современности, но не в музыке. «Black Metal ist Krieg!» («Блэк-метал – это война!») – так называется второй альбом группы Nargaroth.

Как и мрачный романтизм начала XIX века, который диалектически сменил эпоху Просвещения и стал критическим ответом на промышленную революцию, урбанизацию и рост значения технологий, современный блэк-метал использует образы, противоестественные для прогрессистской европейской культуры. Романтизм восторгался не испорченным цивилизацией «благородным дикарем», вооруженным «народной мудростью»; просвещению, увлеченному всем новым и прогрессивным, он противопоставляет традицию в музыке, литературе и повседневной жизни (в ту эпоху стали популярными альпинизм и пикники на природе). Писатели эпохи романтизма исследовали темные и натуралистичные сферы: Эдгар По – болезни и смерть, Виктор Гюго – любовь, уродство и смерть. Композиторы-романтики обращались к народным мотивам (баллады и эпосы Франца Шуберта, Фредерика Шопена, Эдварда Грига). Также авторы восхищались падшими ангелами и образами смерти: можно вспомнить «Ангела смерти» Михаила Лермонтова или «Демона» Михаила Врубеля. Возможно, даже сам лорд Байрон, великий романтик и бунтарь, родись он сегодня, стал бы именно блэк-металлистом. Или, по крайней мере, с уважением относился бы к этому феномену.

Итак, блэк-метал – пример того, как музыкальный стиль стал воплощением мощного и символически наполненного социального протеста, а образы, связанные со смертью, – его главным инструментом.

Серийные убийцы

В последние полвека серийные убийцы стали полноценными героями массовой культуры[140]140
  Soothill, K. The serial killer industry // The Journal of Forensic Psychiatry. 1993. № 4(2). С. 341–354.


[Закрыть]. Даже те, кто никогда не любил триллеры и хорроры, знакомы с главными элементами образов маньяков из кино: скрывающая лицо хоккейная маска, потрепанный джинсовый комбинезон, бензопила и старый домик на берегу озера как тайное логово. Про таких героев – вымышленных и существовавших в реальности – не только снимают фильмы, но и рисуют комиксы, сочиняют песни, записывают подкасты; их образы становятся прототипами детских игрушек, а в магазинах костюмов можно купить маски Джейсона Вурхиза из фильма «Пятница, 13-е» или убийцы из триллера «Крик». А еще настоящие убийцы и мертвые тела их жертв становятся продуктами потребления[141]141
  Denham, J. Collecting the dead: art, antique and “aura” in personal collections of murderabilia // Mortality. 2019. DOI: 10.1080/13576275.2019.1605985


[Закрыть]. Существует несколько специализированных интернет-аукционов (например, Murder Auction, Serial Killers Ink и Supernaught), ориентированных на коллекционеров подлинных предметов, принадлежавших убийцам. На Западе такое хобби называется murderabilia[142]142
  Soothill, K. The serial killer industry // The Journal of Forensic Psychiatry. 1993. № 4(2). С. 341–354.


[Закрыть].

Как вышло, что в последние десятилетия душители и потрошители стали так популярны? Сразу отброшу самое банальное объяснение, согласно которому создатели хорроров просто коммерциализируют базовые человеческие страхи. Я исхожу из того, что образ человека, убивающего, а зачастую еще и насилующего или поедающего останки незнакомых людей без внятной логики и мотивации, – это явление современности, а значит, оно отражает культурные и социально-политические трансформации[143]143
  Haggerty, K. Modern serial killers // Crime Media and Culture. 2009. № 5(2). С. 168–187.


[Закрыть].

Начнем с того, что убийство не всегда воспринималось как резко осуждаемое антисоциальное деяние, абсолютное и недопустимое зло. Люди убивали друг друга на протяжении всей истории, но лишь в последние полтора столетия убийство перекочевало из разряда нежелательных, но допустимых практик в чрезвычайные происшествия. Долгое время многие виды убийств оставались безнаказанными или вовсе оправдывались – если не законом, то хотя бы обществом. К ним относилась кровная месть в традиционных обществах или дуэли между двумя представителями аристократии в Новое время. Еще пару веков назад убийцу могли оправдать, если его жертва имела «неправильный» цвет кожи или «не тот» социальный статус – проще говоря, не считалась человеком в полной мере. Но на протяжении истории список социальных групп, представителей которых нельзя убивать, постоянно расширялся. О том, что неприятие насилия стало новой ценностью, говорит и постепенное исчезновение смертной казни. Человечество отходит и от менее тяжких телесных наказаний – они противоречат положениям «Всеобщей декларации прав человека» (1948) и «Международного пакта о гражданских и политических правах» (1966). Любое убийство, каким бы оно ни было, становится преступлением против всеобщего равенства людей, против всех достижений западного общества.

Масштабная переоценка человеческой жизни происходит после Второй мировой войны[144]144
  Friedman, M. L. Crime Without Punishment: Aspects of the History of Homicide. Cambridge University Press, 31 мая 2018 года.


[Закрыть]. Именно тогда убийства стали осуждаться вне контекста их свершения и восприниматься как самое страшное преступление против личности, а жестокость и отсутствие прямой мотивации стали отягчающими обстоятельствами для преступников. В этом контексте рост раскрываемости тяжких преступлений – особенно серийных убийств – в последние полвека кажется закономерным. За последние пару сотен лет число убийств на 100 тысяч населения в Европе увеличилось в два-три раза; выросла и раскрываемость, но уже в пять-семь раз. Как отмечает историк Питер Спириенбург, рост преступлений связан прежде всего с разрастанием городов и ускорением мобильности, а раскрываемости – с нетерпимостью к антигуманным актам[145]145
  Spierenburg, P. A History of Murder: Personal Violence in Europe from the Middle Ages to the Present. Cambridge: Polity Press, 2008.
  Body-Gendrot, S, Spierenburg, P. Violence in Europe: historical and contemporary perspectives. Springer, 2009.


[Закрыть]. Также на это повлияло развитие криминалистики.

Как прикладное знание криминалистика стала развиваться только в конце XIX века, а институализировалась – в середине XX. Влиял на это все тот же прикладной дарвинизм, выразившийся в представлении о том, что особенности человеческого тела можно не только измерить и классифицировать, но и проанализировать их влияние на склонность человека к преступлениям. В конце XIX века итальянский криминолог Чезаре Ломброзо написал книгу «Человек преступный», в которой сообщил, что склонность к преступлениям заложена в природе некоторых людей, и перечислил антропологические параметры потенциальных убийц: «большой череп, короткая голова (ширина больше высоты), резкая лобная пазуха, объемные скулы, длинный нос (иногда загнутый вниз), квадратные челюсти, громадные глазные орбиты, выдающийся вперед четырехугольный подбородок, неподвижный стеклянный взгляд, тонкие губы, хорошо развитые клыки. Наиболее опасные убийцы чаще всего имеют черные курчавые волосы, редкую бороду, короткие кисти рук, чрезмерно большие или, напротив, слишком маленькие мочки ушей»[146]146
  Ломброзо, Ч. Преступный человек. М.: Эксмо; МИДГАРД, 2005.


[Закрыть]. В 1880-х французский полицейский чиновник Альфонс Бертильон придумал антропологический метод регистрации преступников, основанный на измерении тела человека по 11 параметрам (он стал известен как «бертильонаж»). Тогда же для каталогизации и поимки преступников стали использовать дактилоскопию.

До начала 1970-х в криминалистике отсутствовало определение серийного убийства, поэтому такие преступники не существовали как явление. Термин «серийный убийца» эпизодически использовался в литературе или СМИ; так называли исполнителей получивших огласку жестоких убийств, объединенных общими чертами. Главной сложностью криминалистов первой половины XX века было представление о мотивации преступника как о базовом факторе, с которого нужно начинать расследование. Предполагалось что любое убийство, в том числе серийное, совершается из-за чего-то. Разумеется, это не значит, что убийц, терзающих своих жертв просто так, не существовало до этого, но язык описания не формировал проблему и объект – самого серийного убийцу. СССР отставал от процесса еще сильнее: российский публицист и историк-любитель Алексей Ракитин в своей книге «Социализм не порождает преступности» отмечает, что советская криминалистика долгое время не развивалась, потому что высшее милицейское начальство запрещало сыщикам даже думать о том, что гражданин страны Советов может убивать соотечественников без особой цели. Серийные убийства могли существовать только в чуждом капиталистическом обществе[147]147
  Ракитин, А. Социализм не порождает преступности. Серийная преступность в СССР: попытка историко-криминалистического анализа. Кабинетный ученый. 2016.


[Закрыть].

Серийное убийство как криминальный феномен требует не только профессиональной концептуализации, но и особых социально-демографических условий. Характер этого преступления – внезапный и стихийный, это всегда деяние «незнакомца», незаметно появившегося из темноты и так же легко растворившегося в запутанных городских улицах. Незнакомец как человек, с которым ты сталкиваешься в общественном транспорте или местах досуга и от которого не знаешь, чего ожидать, – культурное явление поздней европейской урбанизации, результат массовой миграции рабочих из сельской местности в индустриальные города. Самый знаменитый серийный убийца, лондонский Джек-потрошитель, жертвами которого стали пять молодых женщин, орудовал именно на волне наплыва ирландских эмигрантов на окраины Лондона, сопровождающейся тяжелой социально-экономической ситуацией в Великобритании[148]148
  Nock, S. The Costs of Privacy: Surveillance and Reputation in America, New York: Aldine de Gruyter, 1993.


[Закрыть]. По статистике, большинство маньяков XX века проживали в США и в СССР: американский социолог и историк криминологии Питер Вронский оценивает количество серийных убийц в 1980-х в 150–200 человек в США и столько же в СССР[149]149
  Vronsky, P. Serial Killers: The Method and Madness of Monsters. Penguin-Berkley. 2004.


[Закрыть]. Среди городов лидировали крупные индустриальные и экономические центры: например, в СССР такими были Москва и Ростов. Андрей Чикатило, действовавший в Ростовской области, органично встроился в широкие миграционные потоки индустриального советского Юга.

Серийный убийца способен нарушить социальный порядок, не имея прямой мотивации. Им вполне может оказаться сосед или коллега по работе. В силу своей типичности и способности сливаться с толпой большинство серийных убийц долго никак себя не выявляют – они слишком обычные[150]150
  Spierenburg, P. A History of Murder: Personal Violence in Europe from the Middle Ages to the Present. Cambridge: Polity Press, 2008.


[Закрыть]. В венгерском художественном фильм об Андрее Чикатило «Гражданин Икс» (1995, режиссер Крис Джеролмо), согласно словесному портрету и набору предполагаемых личностных характеристик, собранным следователями и генерализованным психиатром Александром Бухановским, преступник ведет стандартный образ жизни советского гражданина. Маньяк, по предположению лучших сыщиков Советского Союза, имел семью, детей, машину, квартиру и работал инженером или учителем. Они оказались правы: Чикатило преподавал в ПТУ, а позже работал снабженцем на одном из государственных предприятий. А еще по иронии судьбы был дружинником и участвовал в операции по поимке самого себя.

Феномен коллекционирования различных предметов, посвященных серийным убийцам, получил название «murderabilia». В интернете можно легко найти не меньше десятка онлайн-магазинов с сувенирами по теме серийных убийств и даже настоящими вещами, принадлежавшими маньякам. Изображение: картина маньяка Теда Банди, незадолго до своей казни признавшегося в 30 убийствах в период между 1974-м и 1978-м.

Другой характерный пример – американский серийный убийца Родни Алькала. В 1978 году он участвовал в телешоу «Игра в знакомства». По правилам передачи одинокая женщина – в том выпуске Шерил Брэдшоу – задавала вопросы трем незнакомцам, не видя их, и выбирала по ответам того, кто понравится ей больше остальных. Родни произвел на нее хорошее впечатление, а публику, которая видела его всё это время, покорили не только его остроумные ответы, но и стильная прическа и опрятный костюм. Шерил выбрала Алькалу, при этом на момент участия в шоу он уже изнасиловал и убил не менее двух женщин. В течение нескольких следующих лет он сделает то же самое с еще тремя. Обычность потенциального серийного убийцы усиливает страх перед маньяками. «Мы, серийные убийцы, – ваши мужья и ваши сыновья. Мы – повсюду»[151]151
  Интересен момент, что Родни Алькала учился в Нью-Йоркском университете, в киношколе под руководством Романа Полански, жену которого потом убьет другой культовый душегуб – Чарльз Мэнсон.


[Закрыть], – говорил американский насильник и некрофил Тед Банди, лишивший жизни почти 50 человек.

Серийные убийства – всегда грубое преступление не только против человека, но и против общества и его устоев. Каннибал, разбрасывающий останки мертвых тел, или сексуальный маньяк – всегда нарушитель европейской морали и христианских табу. Чтобы эффект был максимальным, серийным убийцам требуются технические возможности для репрезентации и поддержания образа. Один из исследователей серийных убийств Дирк Гибсон отмечает, что именно медиа позволяют преступникам получить славу, превращают их в селебрити и тем самым способствуют появлению новых убийц[152]152
  В общем массиве насильственных преступлений процент серийных убийств – менее одного; поэтому, как полагает Дирк Гибсон, сам факт чрезмерного интереса к подобного рода явлениям говорит об их культурной составляющей. Gibson, D. Serial Murder and Media Circuses, Westport, CT: Praeger, 2006.
  Egger, S. The Killers Among Us: Examination of Serial Murder and Its Investigations, Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 2002.


[Закрыть]. Можно сказать, что медиа – это способ жизни серийного убийцы[153]153
  Мой любимый портал strangeremains.com и его рубрика «Murder for the holidays».


[Закрыть].

Серийные убийства, не важно – реальны они или изображены в фильмах и книгах, – имеют все черты реалити-шоу[154]154
  Jenkins, P. Using Murder: The Social Construction of Serial Homicide. New York: Aldine de Gruyter, 1994.
  Seltzer, M. Serial Killers: Death and Life in America’s Wound Culture. London: Routledge, 1998.


[Закрыть]. Расследование таких преступлений кинематографично само по себе, поскольку напоминает погоню или даже охоту, где всегда есть лучший сыщик-ищейка, таинственный серийный убийца, который оставляет подсказки и следы, и жертвы – пешки в этой игре. Один из самых первых и потому известных серийных убийц, так и оставшихся не пойманными, – американец по кличке Зодиак. С точки зрения медиа, он сорвал абсолютный джек-пот. Зодиак действовал в конце 1960-х и совершил всего несколько убийств, но после каждого присылал сложные криптограммы на адрес местных газет и полицейских участков. Предполагалось, что, разгадав их, полиция и журналисты смогут установить личность преступника, но многие его послания до сих пор не расшифрованы. Помимо криптограмм он использовал странные символы и знаки, в том числе рисовал на местах преступления свой фирменный кельтский крест[155]155
  Tithecott, R. Of Men and Monsters: Jeffrey Dahmer and the Construction of the Serial Killer. Madison, WI: University of Wisconsin Press, 1999.
  Vronsky, P. Serial Killers: The Methods and Madness of Monsters. New York: Berkley Books, 2004.
  Allué, S. B. The Aesthetics of Serial Killing: Working against Ethics in “the Silence of the Lambs” (1988) and “American Psycho” (1991) // Atlantis. 2002. № 24.(2). С.: 7–24.


[Закрыть].

Битцевский маньяк Александр Пичушкин, убивший больше 60 человек, радовался, когда видел в СМИ новости о себе: «Я приходил на работу, а все обсуждали мои убийства. Я ликовал внутри»[156]156
  А. Пичушкин: За Навальным я бы пошел с удовольствием. URL: https://iz.ru/606030/aleksandra-krasnogorodskaia/za-navalnym-ia-poshel-s-udovolstviem.


[Закрыть]. У него была специальная шахматная доска, где каждая закрытая клеточка соответствовала жертве, а еще он оставлял различные знаки на местах преступлений, чтобы у журналистов и полицейских была возможность связать его убийства в единую цепь. Такой персонаж воплощает общественные страхи, связанные с непониманием мотивов его действий: маньяком оказывается не психически больной или выходец из социальных низов, а вполне обычный сосед, имеющий престижную работу и семью. Так почему же он стал убивать? И что нужно предпринять, чтобы не стать его жертвой?