Текст книги "Секретный архив Шерлока Холмса"

– Вы думаете, мы с вами вдвоём справимся с ними? – спросил я удивлённо.

– Уотсон, – так же удивлённо посмотрел на меня Холмс и засмеялся, – да нас с вами знает почти вся полиция города, боюсь, что и грим не особо нам поможет, поэтому мы не участвуем в этом деле, а лишь организуем его. В качестве исполнителей я, с согласия инспектора Круга, задействую частных детективов из других городов, с которыми, надеюсь, встречусь завтра в обед…

Через день в прессе появилась информация о разоблачении банды, занимающейся похищением и дальнейшей продажей девушек на Ближний Восток, и не было ни слова о происшествии с задержанием бывших инспекторов полиции.

Шутник

Как-то утром, удобно устроившись у камина, я читал свежие газеты, а Холмс, сидя за столом, разбирал свою корреспонденцию. Всё было как обычно, поэтому я сразу откликнулся на внезапный возглас Холмса, извещавшего о чём-то странном.

– Что случилось Холмс?

– Это невероятно, Уотсон, мне пишет ребёнок. Вот что делают ваши рассказы. Взгляните.

Я подошёл к моему другу, сидящему за столом. Перед ним лежал конверт без обратного адреса и лист бумаги, на котором крупным детским почерком было написано следующее:

«Здравствуйте, мистер Шерлок Холмс!

Помогите найти лошадку. Она потерялась около нашей школы на Ривер-стрит вчера после завтрака.

Томас Мак Дуэл (младший)».

– Ну что скажете, Уотсон?

Я замялся.

Видимо, действительно, благодаря моему перу уже, наверное, не осталось никого, кто бы не слышал о моём друге. Это было и хорошо, но в то же время и плохо – сыщик не тот человек, о котором следует знать всем. Впрочем, Холмс на меня особо не обижался, считая, что при необходимости всегда может положиться на свой актёрский талант, да и, кроме того, известность давала возможность выбирать действительно интересные дела.

– Не знаю даже, что и сказать. Это ведь первое подобное письмо?

– Да. Судя по штампу, письмо было опущено на Стоун-плейс, что недалеко от Ривер-стрит, – произнёс задумчиво Холмс. – Ребёнок потерял игрушку и просит её найти…

– Вы поможете ему, Холмс?

– Возможно, завтра навещу, придётся его ещё и поискать, но не уверен, что сделаю это…

Я вернулся в своё кресло, поражаясь тому, что могли наделать мои рассказы, если уж маленькие дети присылают письма с просьбой о помощи, уверенные, что Шерлок Холмс сможет отыскать всё, даже потерянную игрушку…

На другой день, когда я спустился в гостиную, то обнаружил Холмса, лихорадочно листающего «Телеграф Ньюс». Увидев меня, а точнее, услышав мои шаги, он воскликнул:

– Уотсон, посмотрите. Ещё одно письмо.

Я подошёл к столу и увидел конверт, такой же, как и вчера, без обратного адреса, и лист, исписанный быстрым твёрдым почерком:

«Мистер, вы проигнорировали просьбу ребёнка, разочаровали меня, не оказав должного внимания его пустяковой просьбе. Поэтому я вынужден устроить проверку вашим знаниям и умениям, о которых так много рассказывал ваш, если можно так сказать, коллега, некто доктор Уотсон.

Лорд Матенгю Хоум.

Лондон

P.S. Загляните в сегодняшний номер «Телеграф ньюс».

– Холмс, что всё это значит? Я знаю лорда Матенгю, он почтенный уважаемый господин. Откуда он знает о письме мальчика?

– Уотсон, я сам сейчас мало что понимаю, – Холмс уже сидел в кресле, обхватив колени руками. – Но в указанной газете есть вот эта заметка. – И он протянул мне «Телеграф ньюс», пальцем указав на колонку происшествий:

«Сегодня ночью под мостом Блэкфрайарс был найден повешенным конь сэра Норвуда, украденный два дня назад на Ровер-стрит. Того, кто обладает какой-либо информацией о происшедшем, просим сообщить в Скотланд-Ярд либо по адресу Линтен-аллея, 25».

Я поднял глаза на Холмса:

– Вчерашнее письмо мальчика и сегодняшнее написано одним человеком?

Холмс пожал плечами:

– Не знаю, надо будет сейчас всё проанализировать, но пока я не обнаружил какого-либо сходства, кроме общей темы да конверта, – Холмс ещё раз осмотрел под лупой конверт. – Да, – промычал он, – и конверта. Странно всё это, а главное, пока непонятно, что немного угнетает, на что пойдёт этот, – Холмс произнёс по слогам, – НЕК-ТО. – Он замолчал, размял пальцы до хруста и продолжил: – Улик более чем достаточно. До получения нового письма, – я думаю, что оно непременно придёт, – у нас есть не менее суток, так что займёмся делом. Уотсон, – обратился он ко мне, – вы говорили, что знаете лорда Матенгю?

– Да, мне приходилось его встречать, – подтвердил я.

– Не могли бы вы наведаться к нему с этим письмом? – он протянул мне последнее полученное сообщение от незнакомца, – и разузнать как можно больше о том, мог ли он написать подобное и, если получится, раздобыть образец почерка. Ну, вы понимаете, Уотсон.

– С радостью, Холмс, – ответил я, направляясь к себе, чтобы привести себя в порядок. – Да, – решил уточнить я, – а вы разве не собирались заняться сейчас этим письмом? Оно вам не потребуется?

– Нет, Уотсон, сейчас надо решить организационные вопросы, а вечером мы с вами встретимся и обсудим узнанное за день.

Когда я уходил, Холмса в гостиной не было, но в его комнате слышался какой-то шум. Так как наши пути не пересекались, я решил не дожидаться моего друга и отправился по известному мне адресу.

Выйдя из дома, я взял дилижанс и отправился в Вильгуд. Не прошло и получаса, как я был уже на месте. Ворота были распахнуты, слуг не было видно, и, пока я шёл к дому, мимо меня несколько раз в обе стороны проехали телеги, причём к дому они ехали пустыми, а в обратную сторону тяжело нагруженными. Деревья и кусты, которые окружали дом, скрывали причину происходящего. Когда я наконец-то вышел на простор, то удивился ещё больше: вся площадь перед домом была буквально захламлена (именно такое слово подходило более всего, хотя всё это и ни как не могло быть хламом) мебелью, тюками с бельём, разнообразными мелочами. Пустые повозки загружали приезжавшие в них люди, а вот кого-либо из обслуги лорда Матенгю видно не было. Я забеспокоился и, прибавив шаг, быстро достиг крыльца. Звонок эхом отразился, судя по всему, по пустому дому. Я долго ждал и был вынужден вновь позвонить. На этот раз дверь довольно быстро отворилась, и передо мной возник управляющий лорда Матенгю.

– Добрый день, могу ли я видеть лорда Матенгю?

– Сожалею, сэр. Лорд скончался неделю назад.

– Он умер? – я был ошеломлён. – Но почему не было некролога?

– Это была последняя воля его светлости.

– Что значит «последняя воля»? – я был вне себя. Творилось что-то, никак не вязавшееся с моим знанием о ныне покойном. – Что произошло?

– Лорд Матенгю распорядился не объявлять о своей смерти.

– Но почему? Ещё раз спрашиваю, что произошло? Где он похоронен?

– Лорд Матенгю оставил письмо, в котором распорядился не афишировать свою смерть, тело сжечь, а прах развеять над Ла-Маншем, что и было сделано.

Управляющий терпеливо ждал, пока я успокоюсь, спокойный, как истинный англичанин, готовый и дальше так же уверенно и отчётливо отвечать на интересующие меня вопросы. Я же, в отличие от него, не знал, что и думать. Я был знаком с покойным, не скажу, что близко, но настолько, чтобы представлять поведение этого человека. Всё же, осмыслив полученные сведения, я немного успокоился.

– Я Джон Уотсон, – представился я.

– Я помню вас, доктор Уотсон. Моё имя Джонатан Дэлглиш.

– Очень хорошо, что вы меня знаете, мистер Дэлглиш. Я могу взглянуть на последнее распоряжение лорда Матенгю?

– Сожалею, сэр, но оно сейчас находится у поверенного, мистера Кауфмана.

– Понятно. Где я могу его найти?

– На Роуд-стрит, 12.

– Мистер Дэлглиш, а что ещё было в этом письме?

– В нём указывалось, кто и как будет распоряжаться всем имуществом лорда Матенгю. Исходя из него, всё должно быть распродано без аукционов первым пожелавшим, а полученные средства отданы приюту «Вил-даун». Бедная мисс Алиса…

– Алиса? Кто эта дама?

– Вы, наверное, не знаете, доктор Уотсон, но год назад лорд Матенгю взял опекунство над дочерью своего друга, мистера Роберта Гарднера, пропавшего без вести по пути из Англии на материк. Мисс Алиса, в которой лорд души не чаял, лишилась матери, когда ей не было и пяти, и вот такая утрата. Через месяц ей исполняется восемнадцать. По прежнему завещанию всё имущество должно было достаться ей.

– Роберт Гарднер, Роберт Гарднер… – я повторял это до боли знакомое имя. И тут меня озарило: – А не тот ли это Гарднер, который, служа в Афганистане, стал владельцем алмаза «Тигровый глаз»?

– У вас хорошая память, доктор Уотсон, если бы не этот алмаз, то, может, ничего бы и не произошло.

Я задумался. Факты, очень странные факты, дополняемые и моей памятью, сыпались на меня как из рога изобилия, но от этого не становилось легче. Чтобы разобраться, необходимо было остановиться, а ещё лучше обсудить услышанное с тем, кто однозначно мог бы помочь, – с Холмсом. Но и ему, я понимал, требовалось больше информации. Так почему всё же лорд Матенгю решил изменить завещание? Что его толкнуло на это?

– Мистер Дэлглиш, а когда было написано это злополучное письмо, так круто изменившее судьбу мисс Гарднер?

– Ночью, перед смертью, лорд Матенгю вызвал меня к себе и попросил подать ему письменные принадлежности. Я выполнил его просьбу. А утром, когда я пришёл узнать, какие будут распоряжения (он всегда просил приходить к нему в шесть утра, независимо ни от чего), то обнаружил, что его тело уже остыло, а на кровати лежало письмо с его последней волей. Не скрою, доктор Уотсон, – продолжил управляющий, – мы не меньше вашего были удивлены, ведь и нас коснулись эти изменения, – он замолчал.

Мы стояли друг напротив друга и молчали. Каждый был погружён в себя. И тут мне пришло в голову то, о чём я уже совсем забыл:

– Мистер Дэлглиш, взгляните, пожалуйста, – и я протянул ему взятое с собой письмо.

Управляющий взял и недоверчиво прочёл письмо, затем прочёл его с жадностью ещё и ещё раз. Потом он поднял на меня вопрошающе глаза:

– Откуда это?

– Пришло сегодня.

– Но ведь это почерк лорда Матенгю…

Войдя в дом, я услышал заунывные звуки скрипки, что означало две вещи: Холмс уже вернулся, и, возможно, у него были проблемы. Едва я начал подниматься по лестнице, как мимо, чуть не задев меня, пронеслась миссис Хадсон с тазиком в руках. Я ускорил шаг, насколько было возможно, правда, не перейдя на бег, и увидел не совсем привычную картину: великий сыщик сидел на стуле весь укутанный, склонив голову к скрипке, задумчиво водил по ней смычком, заставляя извергать пронзительно-тоскливые звуки, не мешая нашей хозяйке делать то, что она и делала – сидела подле него на корточках, подсовывая под его ноги тазик с горячей водой и, видимо, с горчицей, – совершенно безучастный к осуществлению описанной процедуры.

– Холмс, что с вами?

Он, не поднимая головы и не прекращая играть, задумчиво произнёс:

– Хандра…

– Поясните. Это из-за простуды?

– Частичный ответ на моём столе, – продолжая играть, скорее прошептал, чем нормально произнёс мой совсем поникший друг.

Я бросился к столу. Там лежал уже знакомый конверт, рядом с которым и его содержимое:

«Вы меня удивили, мистер Холмс, решив подключить к своей работе вашего друга. Этот ход с вашей стороны заставляет меня ускорить события.

Лорд Матенгю Хоум».

– Но как он узнал? Да ещё так скоро? Чёрт возьми, Холмс, что с вами произошло? Кто он, этот вездесущий прохвост? – Холмс продолжал играть, не обращая внимания на мой поток вопросов. Я был взбешён. Кто-то знает обо всех наших шагах, а я даже не мог догадаться об этом. Негодуя, я выкрикнул: «Сколько можно, Холмс, почему вы молчите»?

Мой друг наконец перестал терзать скрипку своей игрой и посмотрел на меня долгим и тоскливым взглядом, выражающим и сочувствие, и полное отчаяние. Я был вне себя, а он сохранял полное спокойствие, но это спокойствие меня слишком беспокоило. Хотя, может, дело было во мне? Может, мне стоило уехать и подлечить свои никуда не годные нервы, ведь не только Холмс, но и управляющий лорда Матенгю, мистер Дэлглиш, вёл себя, как и мой друг. Видимо, события последних лет очень сильно сказались на моём здоровье, причинив не только физические, но и душевные раны.

– Уотсон, я знаю на текущий момент не намного больше вашего, – он окончательно отложил скрипку. – И боюсь, – продолжил он, – мы сейчас являемся мышками в игре «кошки-мышки».

– Что вы хотите этим сказать? – я почувствовал, что спокойствие покидает меня.

– Уотсон, прежде всего, успокойтесь, – и по-дружески, добавил, – мы с этим разберёмся… – И помолчав, уточнил, – но не обещаю, что это произойдёт очень скоро, хотя… – Холмс наклонился и, аккуратно вытерев ноги, надел свои домашние туфли, встал, поочерёдно разминая то одну, то другую ступни. Он выглядел очень задумчивым, но всё же это уже не было тем отчаянием, которое было написано на его лице совсем недавно. Неожиданно Холмс заговорил, – Что-то подсказывает мне, что путь будет тернист и конец вряд ли будет счастливым. – Он сделал паузу и неожиданно улыбнулся, – Уотсон, а не пора ли нам отужинать, а после поделиться полученной информацией?

И почти одновременно со сказанными словами в комнате, как по мановению волшебной палочки, появилась миссис Хадсон и принялась накрывать на стол. Видимо, слух у Холмса гораздо тоньше моего, либо…

– Холмс, так что же с вами произошло? – спросил я, удобно расположившись в кресле с бокалом виски в одной руке и зажженной сигарой в другой.

Холмс ответил не сразу. Он приставил кресло поближе к огню и с наслаждением вытянул к нему ноги, всё ещё кутаясь в клетчатый плед.

– Уотсон, как ни смешно звучит, но я искупался в Темзе, – и, видя моё недоумение, продолжил: – Я решил как следует изучить место происшествия с повешенной лошадью и… – он улыбнулся, – искупался. Мне не повезло. Но зато я теперь точно знаю, как всё произошло. Лошадь усыпили, погрузили на телегу и привезли на мост. Затем при помощи двух оглобель (были соответствующие отметины на крупе) сбросили несчастное животное, предварительно надев ему на шею петлю. Участвовало в этом деле не менее двух человек. Вот так-то, Уотсон. Хотя… всё же их было трое. И тот, который крепил верёвку, явно был достаточно гибким и ловким малым. Именно малым, так как из-за своего роста я и совершил вынужденное купание, не сумев уместиться на карнизе, которым тот успешно воспользовался. – Продолжая смотреть на огонь камина, он сделал из своего бокала глоток и спросил: – А вам, Уотсон, видимо, повезло больше?

Я усмехнулся и подробно рассказал о том, что мне удалось узнать. Холмс внимательно слушал, периодически начинал ходить по комнате. Когда я закончил, он набил очередную трубку и, выпустив несколько колец дыма, произнёс:

– Очень интересно. У нас, возможно, появились ещё две жертвы.

– Вы о лорде Матенгю Хоуме и Роберте Гарднере?

– Да, о них. У последнего осталась дочь, которая, как я понял, полностью лишилась средств к существованию. Интересно всё же, что объединяет всех персонажей?

Встав с утра, я не обнаружил Холмса, видимо, он отправился выяснять подробности того, о чём я поведал ему вечером. Ну а раз так, я решил несколько отвлечься и отправиться к полковнику Роберту Соулу. Мы с ним были знакомы ещё по Афганистану, и случайная встреча в прошлом месяце на премьере в Ковент-Гардене положила начало нашему общению. Это был приятный, образованный человек, вдовец, потерявший жену почти сразу по возвращении с войны. Последние несколько лет после того, как он выдал замуж своих дочерей, посвятил путешествию по миру. Но, видимо, несколько устав от многообразия красок, решил какое-то время пожить в Лондоне. После нашей случайной встречи мы пару раз пересекались, он звал меня к себе на обед в любое время. Этим приглашением я и решил воспользоваться.

Полковник Соул редко покидал свой дом ранее пяти-шести часов вечера, поэтому я был уверен, что после завтрака наверняка застану его. Он рано вставал. Спорт и водные процедуры были обязательны в его жизни, что позволяло ему в 56 лет выглядеть гораздо моложе своего возраста. Однако его занимало не только физическое, но и духовное развитие. Посещение театров, светских приёмов, библиотек, встречи с образованными людьми давали возможность жить полноценной жизнью. Этот человек не гнушался и чёрной работы, поэтому легко мог быть принят не только светским обществом, но и простолюдинами. Он со всеми легко находил общий язык. В Афганистане до нашего знакомства я слышал о нём много хорошего, в том числе о том, как он защищал солдат от слишком зазнавшихся офицеров.

До его дома на Флит-стрит я добрался довольно быстро. Было радостное настроение от предвкушения встречи с полковником Соулом, сулившей, как и раньше, интересное времяпрепровождение. Я уже почти дошёл до своей цели, как вывеска на рыбной лавке неожиданно вызвала в моей голове мысли о том, что ведь когда-то здесь протекала речка Флит, которую, как неугодную, как преступника, заточили в трубу. Эта мысль будоражила моё сознание, пока я не дошёл до двери. Всё же бывает, что никак не можешь отделаться от подобных, неизвестно как пришедших, мыслей. Казалось, что мне сейчас до того, что здесь протекала эта несчастная река? Ан нет, память неожиданно выхватила этот факт из своих закромов и заставила размышлять, терзаться, сопоставлять, а потом удивляться, почему я над ним думаю. Впрочем, это чем-то похоже и на сны. Они приходят и уходят внезапно, открывая тебе то ужас, то красоту. И как бы ты ни хотел увидеть наиболее понравившийся тебе сон, он ни за что не вернётся, а если и вернётся, то это будет уже совсем не тот, а другой, частично придуманный тобой, знающим истинный, но неспособным вызвать оригинал. После воспоминания о речке Флит я шёл как в тумане: я держал верный путь, видел проходящих людей, слышал их разговоры, отчётливо созерцал окружающую улицу, чувствовал прохладу воздуха. Но это были совсем другие ощущения, чем до внезапно пришедшего воспоминания. Звонок, мной же вызванный, вывел меня из того состояния, в котором я находился, так же внезапно, как я в него и впал. Дверь открыл камердинер.

– Добрый день!

– Добрый день! Я к полковнику Соулу. Он дома?

В ответ на кивок я протянул открывшему мне дверь визитную карточку.

– Прошу обождать, доктор Уотсон, я доложу о вас полковнику.

Не прошло и минуты, как камердинер вернулся и сообщил, что полковник ожидает меня в библиотеке.

Полковник восседал за широким дубовым столом и казался при своём высоком росте очень мелким в окружении шкафов, установленных от пола до самого потолка и плотно заставленных книгами. У каждой из стен находилось по лестнице, ездящей по полозьям, для возможности добираться до верхних полок. Видно было, что это рабочая библиотека, прежде всего, по расположению книг, которые были размещены по тематике, а не размеру книг и цвету их корешков, как часто я наблюдал у тех, кто создаёт лишь видимость своей учёности. Справа и слева от полковника на столе громоздились стопки книг, слева прочитанных, а справа подготовленных к изучению. Это стало очевидно после того, как хозяин комнаты отложил фолиант и, положив перед собой очередной, поднял на меня глаза. Его лицо осветилось улыбкой, и он, поднявшись, пошёл мне навстречу. Мы тепло поздоровались.

– Надеюсь, не помешал? – спросил я.

– Ну что вы, доктор Уотсон, я же сказал, чтобы вы приходили в любое время. Я всегда вам рад. Вы не откажетесь отведать один напиток, которым я недавно разжился?

Я помотал головой, и полковник рукой показал на неприметную дверь. Войдя в нее, мы оказались в небольшой уютной комнатке. Я удивлённо огляделся, так как не подозревал о её существовании – до этого полковник принимал меня в гостиной. Мы сели в удобные кресла. Помимо них в комнатке находился ещё небольшой столик, а в стену был встроен шкаф, откуда полковник Соул достал бутылочку, о которой говорил, бокалы и коробку с кубинскими сигарами. Он разлил содержимое по бокалам. Пригубив, я ощутил что-то необычное и вопрошающе посмотрел на полковника. Он улыбнулся:

– Понравилось?

– Да, полковник, признаюсь, я удивлён. Что это за напиток?

– О, Уотсон, это коньяк, который любил сам Наполеон – «Курвуазье». Один мой друг подарил мне три бутылки этого божественного напитка. Но я готов был бы купить ещё…

– …и наверное, не прогадали бы, – засмеялся я.

У нас шёл шутливый разговор, в который периодически вплетались истории из нашего прошлого.

– Послушайте, Роберт, а что вы сейчас изучали? – я сделал очередной глоток этого необыкновенного напитка.

– Да вот, Джон, думаю опубликовать небольшое исследование по рекам Лондона, которые перестали существовать на поверхности. О том, что с ними стало, куда подевались. Оказывается, – его глаза засверкали, а он подался в мою сторону. Было видно, что эта тема сильно заинтересовала его, – их существовало огромное множество. Часть из них исчезла, оказавшись засыпанными, как, например, Уолбрук, ну а часть перекочевала под землю. В частности, очень интересна та, именем которой названа улица, на которой стоит мой дом… Что с вами, Джон?

Видимо, на лице у меня было написано что-то, что заставило его так забеспокоиться, впрочем, неудивительно – мне действительно стало почему-то неуютно, но я всё же собрался и ответил:

– Представляете, Роберт, это невероятно, но я шёл сюда и тоже думал о судьбе этой реки…

Мы замолчали. Всё-таки как всё хитро сплетено в жизни: два человека независимо друг от друга в одно и то же время думают об одном и том же предмете. Мы продолжили говорить о странностях, которые сопровождают наше существование. И тут мне неожиданно вспомнились вчерашние события, о которых я почему-то стал забывать, что было совсем непростительно, так как наш незримый собеседник однозначно объединил нас с Холмсом. Да и по отношению к моему другу я повёл себя крайне безрассудно, не попытавшись как-то распределить наши обязанности в этом странном деле. Поэтому я прямо поинтересовался у полковника, не знает ли он Роберта Гарднера.

– Джон, а почему вы о нём спрашиваете? – он был крайне удивлён, и в его зелёных глазах появился нехороший огонёк.

– Видите ли, Роберт, – я немного замялся, так как не знал, стоит ли посвящать полковника в подробности, но всё же решился, считая, что не будет ничего плохого, если я умолчу о некоторых подробностях, – мы с Холмсом сейчас занимаемся одним странным делом, и в нём всплыло это имя.

– Тогда понятно. В общем-то, нет ничего удивительного в том, что этот тип попал в историю. Подробности, как я понимаю, вы держите в тайне? – он посмотрел на меня, в ответ я утвердительно кивнул. – Да, я знал этого человека по Афганистану, мы виделись с ним в Джелалабаде. Он прибыл туда в самом начале войны и пробыл там чуть более трёх месяцев. Что произошло в этот период, я не знаю, но бегство оттуда было стремительным – какая-то мнимая болезнь, – полковник поморщился, затем встал и подошёл к окну. Глядя в него, он допил содержимое бокала и повернулся ко мне. – Это был крайне мерзкий тип, одно отношение к своей жене, которую он привёз с собой, чего стоило. Видимо, он измывался над ней. Она почти не выходила из их квартиры. Но однажды я увидел на её лице синяк. Да и вообще, у этого человека не было ни чести, ни совести, – полковник раздражённо заходил по комнате. Налив ещё немного коньяка в бокал, он задумчиво поболтал содержимое, а потом одним махом выпил. – Я не хочу о нём говорить. Простите, Джон, что не смог помочь.

Когда я подходил к нашему дому, то оказалось, что с другой стороны к нему приближается Холмс. Вид его был задумчив и ещё немного, и он бы не заметил меня.

– Холмс, – весело окликнул я его, – глядите не стукнитесь обо что-нибудь.

– А, это вы, Уотсон, – улыбнулся он мне, – здравствуйте. Не беспокойтесь, препятствия я сумею обойти. Вы домой?

– Да, и у меня есть некоторая информация, скудная, но всё же информация.

– Да и мне есть чем с вами поделиться. Давайте тогда поторопимся, – и он вытащил из кармана набор отмычек.

За обедом Холмс был разговорчив, весел, но всё, что он говорил, никоим образом не касалось того, о чём мы беседовали перед дверью. Когда же после трапезы мы уселись в свои кресла, он переменился. Сосредоточенность чувствовалась во всём. Выслушав меня, он помолчал, обдумывая сказанное.

– Ваши слова, Уотсон, подтверждают то, что удалось узнать и мне. Всё-таки неплохо, Уотсон, неплохо. Два ваших попадания. Пока вам везёт. Хотя и я сегодня не сидел сложа руки. Мне удалось встретиться с дочерью Роберта Гарднера. Действительно, бедная, несчастная девочка. Мне пока непонятно, что связывало её отца и лорда Матенгю. Они были совершенно разными, можно сказать, полной противоположностью друг друга. Но, тем не менее, ясно, что они много общались, и у них были общие дела.

Был я и на Роуд-стрит, 12, где получил возможность сравнить истинное и предсмертное завещания лорда Матенгю. Мне их дал под честное слово адвокат, мистер Харпер, – Холмс засмеялся – Мне повезло, Уотсон, пойдёмте к столу, – он разложил полученные письма и два листа завещаний, которых я ещё не видел. Во всех его действиях чувствовалась спешка, он очень хотел поделиться со мной обнаруженным. Непонятно, как он мог столько времени сдерживаться. – Смотрите внимательно.

Я смотрел и пока не понимал, что он хочет этим сказать. Что я должен был увидеть? Поэтому после некоторого рассмотрения и чтения новых документов, недоумевающе посмотрел на Холмса, а тот, довольный моей непонятливостью, торжественно провозгласил:

– Посмотрите на написание букв «а» и «и», – я посмотрел, для меня продолжало оставаться загадкой, что в них особенного. Холмс протянул мне лупу. – Уотсон, ну это просто, видите левый изгиб буквы «а» здесь, здесь и здесь, – он поочерёдно тыкал в разные документы. – А теперь посмотрите на оригинал завещания лорда.

Кажется, я начал понимать. Действительно, как бы ни отличались почерки, указанные Холмсом части букв везде, кроме оригинала завещания, имели одинаковое начертание.

– Это значит, что предсмертное завещание лорда Матенгю – поддельное!

– Именно, Уотсон. Я попросил адвоката Харпера распорядиться временно прекратить распродажу имущества лорда. Боюсь, что лорд ушёл из жизни не по своей воле, либо всё это какое-то невероятное стечение обстоятельств, – Холмс тяжело опустился в кресло.

– Что с вами?

– Видимо, вчерашнее купание не прошло для меня даром. Что-то мне нехорошо.

Я потрогал его голову. Он весь пылал.

– Да у вас жар, срочно в постель, Холмс. Не хватало ещё получить пневмонию. Сами сможете дойти? – он кивнул. – А я вам сейчас принесу один препарат, которым недавно разжился у моего старого знакомого.

Холмс отправился в свою комнату, а я сходил за стаканом воды и порошком недавно синтезированного в одной немецкой лаборатории лекарства. Знакомый говорил о его фантастических свойствах. Придя к Холмсу, я порекомендовал ему посильнее укрыться и дал этот порошок.

– Отдыхайте, Холмс. Постарайтесь не раскрываться. Вы должны пропотеть.

Утром, когда я встал, Холмс был уже на ногах. Ночью я несколько раз заходил к нему, к полуночи жар спал, и я, успокоившись, тоже лёг спать.

– Доброе утро, Холмс.

– Доброе утро, Уотсон. Волшебное средство у вас. Я подошёл и потрогал его лоб.

– Как вы себя чувствуете?

– Великолепно, правда, нос заложен, – он действительно говорил в нос, пульс был нормальный, – но это уже мелочи, через несколько дней всё будет в порядке.

– Покажите-ка ваше горло, – всё было хорошо. Я на всякий случай послушал лёгкие, но ничего не услышал, впрочем, если что-то и было, то прошёл слишком маленький срок. – Ну что ж, ничего плохого я не нахожу, но порекомендовал бы вам побыть какое-то время дома и погреть ноги.

– Как скажете, доктор, – Холмс был весел.

– Что это вас так развеселило?

– Послушайте, сегодняшнее сообщение в «Дейли-телеграф» в разделе происшествий:

«Сегодня ночью кто-то залез в переездной «Музей охотничьих трофеев», которому осталось работать лишь один день, видимо, в надежде чем-то поживиться, но был изгнан находящимися там чучелами зверей. С громкими воплями, коими разбудил весь квартал, взломщик с позором удалился. От этого посещения пострадало окно, и упали два чучела – медведя и саблезубого тигра».

Мы с Холмсом оценили подобное, у меня даже закапали слёзы, когда я представил весь ужас незадачливого грабителя, но потом задумался:

– Холмс, а разве саблезубые тигры не вымерли?

– Откуда мне знать, я не охотник. Но вообще, Уотсон, у меня есть несколько мыслей о нашем незнакомом корреспонденте. Так как мне вы не рекомендуете покидать дом, я хотел бы вас попросить выполнить несколько моих поручений. Не откажете?

– Что вы, Холмс, с превеликим удовольствием.

– Ну и отлично, после завтрака и отправляйтесь.

Когда я вернулся, Холмс задумчиво сидел и дымил в кресле, но сразу встрепенулся, услышав мои шаги:

– А вот и вы, Уотсон! Как сходили?

– Всё нормально, отправил.

– Ну и хорошо, а у меня сегодня улов – целых два письма.

– Неужели? Стоило отойти, и… – я засмеялся. – Да, а чем это у вас пахнет?

– Не знаю, у меня нос не дышит. Вот, взгляните сначала на это, – он протянул знакомый уже конверт. Вот что я там увидел:

«Мистер Холмс, я знаю, вы очень ограниченный человек, да простите эти слова даме, но как всё же приятно порой увидеть что-то необычное, отвлечённое от нашей обыденной жизни. Не правда ли? Мне так нравится рассматривать эти диковины, слушать рассказы о них, ведь сама я неспособна даже на знакомство с этим страшным и опасным, но, судя по рассказам бывалых, очень интересным. Я думаю, что не всё показываемое истинно существует, да и рассказы могут содержать ложь, но всё же, находясь в окружении этого, невольно ощущаешь возбуждающий ужас… Впрочем, что вам рассказывать, вы всё равно не поймёте.

С уважением Аннет Баркли.

P.S. И всё-таки, мистер Холмс, не всегда заметна обыденность в необычном, как и необычность в обыденном».

Почерк явно женский, но вот о чём написано, пока не понятно. Холмс протянул лупу:

– Взгляните на буквы «а» и «и».

Я посмотрел, они были написаны совсем иначе, чем в предыдущих письмах. Я поднял на Холмса глаза.

– Вот именно, – кивнул он, – это-то мне и не нравится, не говоря о самом тексте. Что вы думаете о нём?

– Пока не знаю, а второе письмо?

– Вот, – он протянул другой конверт. Я открыл его и сразу же отпрянул.

– Ну и запах.

– А чем пахнет, – Холмс взял его из рук и поднёс к носу, – не чувствую.

– Тем, что изображено, – на рисунке был нарисован карандашом собранный урожай: в центре огромная жёлтая луковица, а вокруг неё картофель, морковь, свекла… В самом низу листка была сделана надпись из моркови и картофеля: «ТОРОПИСЬ», – луком.

– Луком? – переспросил Холмс, потом выхватил лист и кинулся к газовой лампе. Он поднёс листок и равномерно поводил над ней. Потом показал его мне. На рисунке проявилась коричневая надпись печатными буквами: