Текст книги "Вышел киллер из тумана"

5

– Приветствую тебя, Олег Михайлович, – раздался в телефонной трубке, как всегда, весёлый и бодрый голос Вадима Филипповича Павленко. – С приездом! Ну, как там Цюрих? На месте?

– Стоит на месте, Вадим Филиппович, – в тон ему ответил Олег. – В Цюрихе все спокойно уже несколько веков.

– Ну и славно! Дай бог, чтобы и у нас так было. А тут не то что одного дня, одного часа без какого-нибудь гнусного происшествия пройти не может… Ужас, что творится, – вздохнул Павленко. – А я вот в отпуск собрался. Даю сам себе отпуск. На целых две недели. Не могу больше работать, понимаешь, ну не могу, и все тут, чувствую, что просто не в состоянии выдержать такого напряжения. Поеду в один уютный подмосковный санаторий, подлечусь. Несколько лет ведь уже не отдыхал… Я вот по какому поводу, собственно говоря, тебе звоню. Через пару дней к тебе придёт один человек. Его фамилия Джиоев. Запомнил – Абдували Султанович Джиоев?

– Запомнил, Вадим Филиппович.

– Прекрасно. Хотя произнести довольно сложно, – рассмеялся Павленко. – Тем не менее это сделать необходимо. И не только это. Господин Джиоев – это очень крупный влиятельный бизнесмен. Мне был звонок. Звонок, понимаешь, мне был один сверху. С большого верху, Олег Михайлович. Так вот, там просили повнимательнее отнестись к этому господину и к его предложению. Вот, собственно говоря, что я тебе хотел сказать. Я убеждён, что ты меня не подведёшь… Договорились?

– Разумеется. У меня к вам тоже есть один разговор, Вадим Филиппович. Очень важный разговор.

– Не телефонный, разумеется? – весело спросил Павленко.

– Разумеется.

– Тогда после отпуска. Только после отпуска. Ты даже представить себе не можешь, как я страшно устал. Олег, я с таким благоговением вспоминаю времена, когда я работал в вузах. Как было славно – летом на целых два месяца совершенно свободен. Взял билет на поезд – и в Гагры или в Ялту. Набережная, море, девочки, свобода… Хорошо… Лёгкое было времечко. Но… У каждого времени есть свои положительные и отрицательные стороны. Есть они и у нашего бурного времени. Проблем у нас много, это точно. Зато и возможностей тоже много. А соответственно, и желаний. Помнишь «Шагреневую кожу» Бальзака? А? Мудрейшая, глубочайшая книга… И у меня теперь столько желаний, я чувствую, что они могут меня сожрать, уничтожить. Но я не хочу сдаваться. Я чувствую, что способен влиять на важные события, на ход истории в каком-то смысле, если хочешь. И не только я, но и ты… Думал ли ты когда-нибудь, что сможешь влиять на ход истории, а, Олег Михайлович?

– Нет, пожалуй, не думал, – замялся Олег. Не нравилась ему эта вальяжная весёлость Павленко. У него настроение было далеко не такое радужное. И он вовсе не был уверен, что способен влиять на ход истории, скорее, напротив, чувствовал, что эта самая история способна переломать ему хребет. И именно о положении дел, творящихся в банке «Роскапиталинвест», о своих все растущих с каждым днём подозрениях по поводу происходящих там серьёзнейших махинаций с огромными суммами денег он хотел поговорить с Павленко после своего возвращения из Швейцарии.

– А ты подумай, Олег, подумай, – продолжал тем временем Вадим Филиппович. – Мы ведь с тобой банкиры, мы ворочаем большими деньгами. От нас с тобой зависит – дать кому-нибудь кредит или нет, поддержать человека, фирму, организацию или, напротив, уничтожить её в самом зародыше. Для чего мы вообще родились на свет? Чтобы быть маленькими людишками, безропотными исполнителями чужой воли? Нет, пришло наше время, и мы проживём свою жизнь достойно.

«Что-то он больно весёлый, не к добру это, – подумал Олег. – И говорит какими-то высокопарными фразами, как будто паясничает… И что это, кстати, за как его… Дж… Аджи…?»

– Так-то вот, Олег, – подвёл итог Павленко. – Я очень на тебя рассчитываю. Ладно, мне пора собираться. Не хочу я ни на какие Канары, Мальдивы, Багамы. Хочу в Подмосковье, в тихое Подмосковье. И чтобы ничего, абсолютно ничего не делать. На даче все равно придётся что-нибудь делать. Никто меня не будет ни о чем просить, а я все равно найду себе занятие. А там… Там умеют дать человеку отдохнуть. Это просто настоящий земной рай, Олег. И человек там не тратит свою шагреневую кожу ни на какие желания, все желания там предугадываются, все без исключения. Мозги полностью отдыхают, и человек постоянно находится в состоянии некой блаженной нирваны. Туда допускаются только самые проверенные люди, ничто не должно мешать их полноценному отдыху, там не может быть никаких звероподобных бандюг с золотыми цепями на бычьих шеях, только солидные люди, занимающие высокое общественное положение, кошелёк там не самое главное. По моей рекомендации там могут принять и тебя, что я тебе очень советую сделать. Хотя, пока ты такого большого отпуска ещё не заслужил… Но обязательно заслужишь. А переговорить мы успеем… Все. За мной пришла машина. Спешу на заслуженный отдых. Очень надеюсь на тебя, очень. Скажу тебе откровенно, более перспективного руководителя, чем ты, в нашем банке нет. Я очень высокого мнения о тебе, Олег. Ты можешь очень далеко пойти. Если, разумеется, и в дальнейшем будешь все делать правильно.

Разговор был закончен, толком и не начавшись. А ведь Олег хотел о многом переговорить с Павленко, объясниться с ним. Вадим Филиппович должен был рассеять многие его сомнения. Которые в последнее время становились очень серьёзными. Олег начал подозревать многих сотрудников банка в нечистоплотности, в откровенном мошенничестве и других тёмных делишках. Разговор с Вадимом Филипповичем назревал. Но тот перед отпуском сделал ему встречное предложение. И Олега ожидал большой сюрприз…

Абдували Султанович Джиоев появился в кабинете у Олега Хмельницкого через два дня после этого разговора.

Было ему на вид лет под пятьдесят, но Олег понимал, что на деле ему гораздо меньше. Кавказцы, как правило, выглядят старше своих лет.

Ранняя залысина, седые виски, орлиный нос. А чёрные, как маслины, глаза глядели молодо и весело. Улыбались ослепительно белые зубы. Одет он был в аккуратно сидящий на нем светлый, почти белый костюм-тройку. На руке золотой «Ролекс». И ботинки на нем были какие-то удивительные, словно тоже сделанные из золота.

– Здравствуйте, Олег Михайлович, – произнёс он гортанным клокочущим басом с очаровательным кавказским акцентом. – Я Абдували Султанович Джиоев. Прошу любить и жаловать.

– Здравствуйте, – поднялся навстречу ему Олег, помня слова Павленко, что с этим человеком надо быть внимательным и предупредительным. Протянул гостю для пожатия руку. Рука Джиоева была мягкой и влажной. Почему-то Олегу стало противно. – Садитесь, пожалуйста.

– Спасибо, – улыбнулся Джиоев и сел в кожаное мягкое кресло напротив Олега.

– Чай? Кофе? – спросил Олег.

– Если можно, стакан минеральной воды.

Олег нажал кнопку, вошла секретарша.

– Зина, принесите «Боржоми», – сказал Олег.

– Да, Олег Михайлович.

Секретарша пошла к двери, Джиоев при этом обернулся и бросил плотоядный взгляд на её длинные стройные ноги. Затем попытался переброситься понимающим взглядом с Олегом, но тот глядел перед собой чинно и строго. Джиоев тоже сразу же надел на лицо серьёзное деловое выражение.

– В наших краях жутко испортилась погода, – начал издалека Джиоев. – Я даже боялся, как бы не задержали наш рейс. Это было бы очень некстати. Представляете себе, ветер, дождь, в какой-то момент было такое ощущение, что снег повалил. Это в мае-то месяце! Совершенно аномальное явление…

– Да, – попытался поддержать разговор Олег. – А синоптики ещё говорят – грядёт глобальное потепление.

– Что вы? Какое там потепление? Я бы сказал – глобальное похолодание, – произнёс Джиоев.

Зина внесла поднос с бутылкой «Боржоми» и высоким бокалом. Налила гостю воды и поставила бокал перед ним.

– Спасибо.

– Итак, слушаю вас, – произнёс Олег, когда секретарша вышла.

– Вадим Филиппович не разъяснил вам суть дела, Олег Михайлович? – спросил Джиоев.

– Нет. Он только предупредил меня о вашем приезде. А сути дела он мне не успел разъяснить. Он уехал в отпуск.

– Понимаю. Понимаю, – сказал Джиоев, делая глоток воды. – А я вот давно не отдыхал. Понимаете, Олег Михайлович, мне недосуг съездить даже в мой родной аул. Хотя до него от нашего города буквально рукой подать. Но времени не хватает катастрофически. Эх, если бы вы видели наш аул, Олег Михайлович, – причмокнул языком Джиоев. – Воздух кристальный, прозрачный, над белоснежными вершинами гор плывут облака, задевая за эти вершины, в небе парят орлы… Приезжайте к нам, поедем туда вместе. Таких барашков, как в нашем ауле, вы нигде не отведаете… И нигде вас не примут с таким открытым сердцем, как у нас. Это просто жемчужина Кавказа, Олег Михайлович.

Олег пристально глядел на Джиоева с застывшей деланой улыбкой на губах, как бы давая понять, что настала пора приступить к деловой части разговора.

– Да, жемчужина Кавказа, – повторил Джиоев и тут же нахмурил свои сросшиеся на переносице густые брови. – Но, сами понимаете, проблем в нашей республике немереное количество. И одна из них – проблема с продовольствием. Вот её-то наша организация и пытается решить. Для этого я к вам и приехал, Олег Михайлович.

– Слушаю вас, Абд… господин Джиоев.

– Мы собираемся построить в нашем районе консервный завод для переработки плодоовощной продукции, Олег Михайлович. Сами понимаете, наш цветущий край – край изобилия. Природа дала нам слишком много. И мы перестали дорожить дарами природы. Сколько овощей и фруктов пропадает зря, гниёт, выбрасывается – это страшная статистика, удручающая… Мы затеяли благородное дело – строительство завода. Но, сами понимаете, это очень дорогостоящее мероприятие. Специалисты сделали смету – короче, нам для этого дела нужен кредит в пятьдесят миллионов долларов. И мы обращаемся к руководству банка «Роскапиталинвест» с просьбой выделить нам этот кредит. Сроком на десять лет. Вот зачем я к вам приехал, Олег Михайлович. Разве не благородное дело мы затеяли?

– Дело очень благородное, Абд… Абдували Султанович, – согласился Олег, наконец сумев выговорить его имя. – И мы вам очень благодарны за доверие к нашему банку. Мы уже неоднократно оказывали подобные услуги некоторым предприятиям и организациям. Существует определённый регламент подобных кредитов. Вы, наверное, имеете на руках гарантии правительства вашей республики и её Министерства финансов?

Джиоев не ответил, только пристальным немигающим взглядом поглядел в глаза Олегу. На губах его застыла улыбка.

– Нет, Олег Михайлович, – выдержав паузу, произнёс Джиоев. – К сожалению, таковых гарантий у меня на руках не имеется.

– Но иначе наш банк не сможет выделить вам столь значительную сумму, – спокойно произнёс Олег. – К тому же должен вам сказать, что решение о выделении подобных кредитов я не могу принять лично. Такие решения принимает Совет директоров банка. Но при отсутствии гарантий от правительства вашей республики я убеждён, что решение Совета директоров будет отрицательным.

– Вы так полагаете? – снова широко улыбнулся Джиоев. И эта его улыбочка в сочетании с вопросом совсем не понравилась Олегу.

Он понял, кто сидит перед ним. Этот вальяжный белозубый шикарно одетый господин принадлежал к числу тех, кто был полностью уверен в своих силах и не привык терпеть никаких отказов. Разумеется, в своей республике он отказов и не терпел. И полагал, что и здесь все пойдёт как по маслу. Странно только то, что за подобного субъекта с полууголовными внешностью и манерами ходатайствовал Павленко, председатель правления банка. Странно ли? А не напротив ли, не вполне ли это естественно?

– Да я просто уверен в этом, – сказал Олег.

– Значит, мнение Вадима Филипповича Павленко для вас роли не играет?

– Как это не играет? Мнение Вадима Филипповича играет большую роль. Но даже он и тем более я не имеем права решать подобные вопросы без Совета директоров. Существует определённый регламент для их решения, как вы этого не можете понять? Есть устав банка, в котором все это оговорено до мельчайших подробностей.

– Олег Михайлович, – снова улыбнулся Джиоев. – Разумеется, существуют всевозможные правила и регламенты. И устав мы тоже обязаны уважать. Но, посудите сами, если бы мы постоянно следовали этим регламентам и ограничениям, мы бы остались далеко в нашем полусредневековом, полукоммунистическом прошлом. Сейчас идёт настоящая революция во всех производственных отношениях. И порой приходится некоторые правила нарушать, что поделаешь?

– Ну это смотря где, – возразил Олег. – В нашем банковском деле точность и пунктуальность – это залог успеха.

Джиоев, очевидно, воспринял слова Хмельницкого по-своему.

– Вы позволите мне закурить? – спросил он, беря тайм-аут для новой атаки.

– Да, разумеется.

Джиоев вытащил из кармана пачку «Давидофф», щёлкнул золочёной зажигалкой и пустил вверх струйку дыма. Бросил быстрый взгляд на Олега и снова затянулся сигаретой. Воцарилось некоторое довольно напряжённое молчание.

– Точность и пунктуальность – залог успеха, – повторил слова Олега Джиоев. – Так вы сказали?

Олег молча кивнул головой.

– Это прекрасные слова, Олег Михайлович, – нахмурил тонкие чёрные брови Джиоев. – Но я бы добавил к ним ещё одну категорию. Благодарность – вот что ещё является залогом успеха. Я в редкие минуты досуга размышляю о жизни и прихожу к выводу, что если бы все люди были порядочными и отвечали бы на добро добром, то жизнь могла бы быть прекрасной и счастливой при любом общественном строе – при социализме, капитализме, при чем угодно. Но волчья человеческая суть гробит все благородные начинания на корню. Вы согласны со мной?

– В этом вопросе полностью согласен.

– Вы умный высокообразованный человек, Олег Михайлович, – уважительно качал головой Джиоев. – Такие люди, как вы, – это будущее нашей многонациональной страны. Но труд и высокая квалификация таких людей не всегда оцениваются по заслугам…

«Вот это уже теплее, – понял Олег. – А то что-то он долго тянет, совсем за дурака меня принимает, очевидно, просто за шестёрку, за мыльный пузырь в этом шикарном кабинете. А ну-ка, ну-ка, господин Джиоев. Интересно послушать, что вы мне имеете предложить…»

– А ведь благородные люди всегда могут договориться между собой, – продолжал гость с юга. – Если, разумеется, они преследуют благородные цели. А наша цель более чем благородна. Сами понимаете, что уровень жизни населения в нашей республике далеко не такой, как здесь, в Москве. Людям нужны рабочие места, людям нужны дешёвые продукты питания. Разве не очевидно, что именно из-за отсутствия работы и элементарных средств существования многие молодые люди встают на преступный путь. А что им ещё остаётся делать, посудите сами, Олег Михайлович. А мы им дадим и работу, и дешёвые продукты. И вообще, пора развивать пищевую промышленность на местах, чтобы не зависеть от поставок дорогих импортных продуктов. Как вы полагаете?

– Я полагаю, что это совершенно верно.

– Так почему же вы не можете решить наш вопрос? – снова ослепительно улыбнулся Джиоев.

– Почему не можем? – спросил Олег, сознательно игнорируя «вы», обращённое лично к нему. – Если у вас будут необходимые гарантии от правительства республики, то вполне возможно, что Совет директоров и решит ваш вопрос положительно.

Глаза Джиоева потускнели, хоть деланая улыбка и не сошла с его губ. Он пристально поглядел на собеседника и яростно хлопнул себя по коленке.

– Вы что, Олег Михайлович, полагаете, что в нашем правительстве сидят только доброжелательные и компетентные люди? Да там таких считаные единицы. Все гребут только под себя, никто совершенно не думает о народе. Я уже обращался к некоторым высокопоставленным лицам, и что же? Сами наверняка понимаете, чего они хотят. Все требуют взяток. Да ещё каких… Вымолвить страшно, какие суммы они от нас требуют! Причём требуют с нас за то, что мы радеем о благе народа! – с пафосом говорил он. Затем резко понизил голос чуть ли не до шёпота. – А с вами мы могли бы решить вопрос вот каким образом… – При этих словах смуглое лицо Джиоева приобрело совсем уже серьёзное выражение. – Поверьте, Олег Михайлович, мы умеем быть благодарными, в отличие от некоторых других… Короче говоря, я предлагаю вам от своего имени и имени своих коллег, истинных патриотов своей малой и большой родины, стать акционером нашего строящегося завода.

Олег напрягся, он почувствовал ответственность момента. Реагировать надо было быстро и правильно. Иначе Джиоев мог все понять по-своему.

– И это ещё не все, Олег Михайлович, – понизил голос Джиоев и наклонился ближе к Олегу. Тот почувствовал его горячее дыхание. – Это ещё далеко не все. Поскольку жизнь наша коротка и непредсказуема, а прибыль от акций – это дело хоть и недалёкого, но все же будущего, я предлагаю вам лично… – Он сделал небольшую, полную значимости, паузу: – Предлагаю вам один миллион долларов наличными… Вы поняли меня?

Олег багрово покраснел. Слова застряли у него в горле. Он молча глядел на Джиоева.

– Вам надо подумать? Понимаю. Дело непростое, дело очень серьёзное. И деньги тоже серьёзные. Вы не воспринимайте это как взятку. Это не взятка – это благодарность. Вы сделаете большое дело, если дадите нам кредит, вы поможете нашей республике. И благодарность за это должна быть адекватной.

Олег откашлялся и, не думая о последствиях, произнёс:

– Господин Джиоев, наш разговор закончен. Я вам не вокзальная проститутка, нечего меня покупать…

– Грубо, ох, как грубо, Олег Михайлович, – укоризненно покачал головой Джиоев. – Оказывается, вы совершенно не понимаете ситуацию, вы совершенно не хотите вникнуть в наши проблемы.

– Я уже объяснил вам, как полагается действовать в подобных случаях, – процедил сквозь зубы Олег. – И больше мне добавить нечего. Так что… Будьте здоровы, извините, у меня через полчаса совещание, я более не могу уделить вам ни одной минуты.

– Гоните взашей, короче говоря? – неприятно усмехнулся Джиоев.

– Примерно так, – сурово произнёс Олег. – Нам не о чем с вами разговаривать. Мы говорим на разных языках.

– Возможно, что и так, – широко улыбнулся Джиоев. – Но мы постараемся сделать так, чтобы привести наши понятия к общему знаменателю. Чтобы они стали, так сказать, адекватны.

– Грозите?

– Это уж понимайте, как знаете… Мне известно одно – Вадим Филиппович Павленко в курсе дел, и не только он в курсе дел. А от вас требуется только письменное распоряжение выдать нам кредит и перевести на наш счёт указанную сумму. А вы берете на себя слишком много. Сами посудите, не разведав обстановку, разве мы бы пришли к вам с такой просьбой? Не берите на себя слишком много, это чревато опасными последствиями.

– Если руководство банка будет недовольно моими действиями, меня могут освободить от работы. Ну и что? – попытался улыбнуться Олег, понимая, что в словах Джиоева очень много правды. – Пусть увольняют, я кандидат наук, я не пропаду. Зачем мне так много денег? Я и без них проживу.

– Так дай вам бог, – ещё шире улыбнулся Джиоев. – Под которым мы все ходим. А вы мыслите весьма-таки устаревшими и примитивными понятиями.

Он встал и быстро пошёл к выходу. А у самой двери обернулся и произнёс:

– К сожалению, в жизни есть так много тёмных сторон, о которых мы порой и понятия не имеем. А вы, боюсь, только что сделали самую серьёзную ошибку в вашей жизни, Олег Михайлович…

И тихо затворил за собой дверь.

Олег долго молча сидел в своём кресле и напряжённо думал. У него кружилась голова. Ему казалось, что он со страшной скоростью летит в какую-то чёрную бездну.

6

– Эх, Олег Михайлович, – тихо произнёс Павленко, выслушав рассказ Хмельницкого о произошедшем две недели назад разговоре. – Мне-то казалось, что ты более гибкий человек… А ты действительно мыслишь какими-то устаревшими категориями.

– Но я же не имел права подписывать документ о выдаче такого кредита, – сказал Олег. Надежды на разговор с Павленко, которые он лелеял в течение двух недель, улетучились мгновенно. Впрочем, сейчас он отдавал себе отчёт в том, что особенно ни на что другое и не рассчитывал. И все же как бы ему хотелось, чтобы Вадим Филиппович одобрил бы его действия и возмутился наглыми притязаниями Джиоева. Он все-таки по старой памяти продолжал доверять ему, а точнее – убеждать себя в том, что доверяет. Но все получилось так, как он в принципе и ожидал. Все, что творилось в банке, разумеется, делалось с ведома и согласия Павленко.

– Олег, – вздохнул тот. – Ты должен понимать меня не то, что с полуслова, а с полувзгляда, с полунамёка. Перед отъездом я же предупредил тебя о приезде в Москву Джиоева. Неужели ты полагаешь, что я не был в курсе их дел?

– А почему же вы тогда сами не подписали этот документ? – резонно спросил Олег.

Павленко выдержал молчание, пристально глядя на собеседника.

– Мог бы, – кивнул головой он. – Разумеется, мог бы и сам. Только возникает один вопрос… Вопросик один к тебе возникает, Олег Михайлович. – Он понизил голос, а выражение его глаз стало лукавым и очень выразительным.

– Какой вопрос?

– А вот какой… Если бы я мог сам подписать этот документ, то для какой цели вы-то занимаете это кресло? – Он быстро, в зависимости от того, что говорил, переходил с дружеского «ты» на официальное «вы». – Вас для чего сюда пригласили работать? Для чего вам платится огромная зарплата? Поймите меня, честных, добросовестных и квалифицированных работников у нас не так уж и мало, как вам кажется. А вот тех, кто может взять на себя ответственность в нужный момент, их вот по пальцам можно пересчитать. И вас я считал как раз одним из таких людей. А не из каких-нибудь бюрократов, буквоедов в чёрных нарукавниках и очках на резиночке. Их время ушло в далёкое прошлое, вам пора бы уж это понять.

– То есть, Вадим Филиппович, попросту говоря, мне платится большая зарплата для того, чтобы сделать козлом отпущения и в случае крупных неприятностей свалить все на меня? – выпалил Олег.

Павленко изучающе поглядел на него, словно на какую-то диковину, а затем снова покачал головой.

– Вы полагаете, что здесь, в этом кресле, в этом кабинете, можно говорить, все, что взбредёт вам в голову, словно в пивной или в бане, Олег Михайлович? – улыбаясь краешками тонких губ, спросил Павленко. А глаза его за золочёными каплевидными очками блестели весьма-таки зловеще.

Олег понял, что пошёл напролом и действительно сболтнул лишнее.

– Да, похоже на то, что я действительно в тебе ошибся… Когда ты был моим студентом, ты казался мне гораздо умнее, – тихо произнес Павленко, снова переходя на «ты». – Хорош был бы, например, я, если бы в подобных выражениях разговаривал с премьер-министром. Ты представь себе, что я говорю точно такую же фразу о козле отпущения премьер-министру… – Он криво улыбнулся. – То-то… Даже представить себе дико. Эх, Олег, Олег… Кончилось время иллюзий, когда мы полагали себя этакими пупами земли, оторванными от всего насущного индивидами, навсегда кончилось. Сейчас мы все идем в одной упряжке, я имею в виду тех, кто не хочет получать тысячу или полторы тысячи рублей в месяц и клянчить у государства пособия на свою нищету. Тех, кто не живет в подвалах и не питается объедками из помойки. Они-то как раз имеют полное право жить, как им заблагорассудится, и плевать на все на свете с высоты своей нищеты и полной свободы. Я имею в виду тех, кто хочет жить настоящей полноценной интересной жизнью… Не думал я, что ты так глуп, ох, не думал… Кто в наше время не рискует? Кто? Эх, Олег, знал бы ты, какими деньгами ворочают сейчас люди… Да в правительстве сидят только те, кто ворочает большими деньгами. Тебе вот Джиоев предложил миллион, это уже очень большая сумма… Я бы, скрывать не стану, получил еще больше. А там… – он поднял указательный палец вверх, – соответственно занимаемому положению и заслугам. А Джиоев получил бы свой кредит, и пусть делал бы с этими деньгами, что ему угодно. С нами бы он рассчитался в срок, ему не резон обманывать нас, обернул бы деньги и рассчитался. А будет он там строить свой завод или нет, нам-то с тобой какая разница? Вот на таких многочисленных джиоевых и создавали себе миллиардные состояния те, кто оказался на свое счастье приближен к власти в начале девяностых. И кого теперь интересует происхождение их состояния? Только досужих болтунов и неудачников. Никто не осужден, никто ни за что не ответил. Фабрики, заводы, нефтяные месторождения приватизировались за гроши, за пакет ваучеров, также купленных за гроши. А требовалось-то только одно – подпись ответственного лица и некая оборотная сумма. И все, человек мигом обогащался на сто поколений вперед. А ответственное лицо обогащалось еще больше, потому что наша страна огромна, безразмерна, потому что всем что-то нужно… Ты даже представить себе не можешь, какими баснословными состояниями обладают теперь те, кто был у власти в начале девяностых, когда все это начиналось… Неужели ты веришь в их пустую болтовню о благе народа, о демократических преобразованиях? У всех рыло в пуху, абсолютно у всех, без исключения. Разве они такие документы подписывали?! Они приватизировали целые города, вооружали целые армии, становились полновластными хозяевами новообразованных суверенных государств! Ты что, полагаешь, что мне самому все это нравится? Думаешь, я не знаю, каким банком руковожу? Не знаю, что в нем творится и на кого он работает? Я, что ли, затеял все эти так называемые демократические преобразования? Ты же меня прекрасно помнишь, ты знаешь, кем я был, как говорится, до того… Я был классным преподавателем, доцентом, потом профессором. Я любил науку, любил свою работу. И занимался бы этим и впредь, если бы не началось все это. Нас, Олег, втянули в эту мясорубку, нас бросили на произвол судьбы, в воду, в огонь, в дерьмо, не имеет значения, каким словом это назвать, ты сам прекрасно понимаешь, о чем я говорю. И мы вынуждены, пойми ты, вынуждены принимать эти навязанные нам правила игры. Ты ведь еще молод, тебе нет и сорока. А я? Мне ведь идет шестой десяток. Что я, плохо жил при Советской власти? Да, честно говоря, в тысячу раз лучше, чем теперь, любил свою работу, прекрасно себя чувствовал, спокойно спал. Утром ехал на работу счастливым человеком и таким же счастливым возвращался вечером домой. А что теперь? Теперь я утром еду сюда как на бой, а по вечерам, точнее, глубокой ночью полумертвый от усталости приезжаю домой и сразу заваливаюсь на несколько часов спать, понятия толком не имея, какие сюрпризы ожидают меня завтра. Теперь нас поставили перед выбором – жить или подыхать. Не у всех, между прочим, есть такой выбор. А вот нам с тобой дали эту возможность – выжить. Они приватизировали всю страну, Олег, сделали себе состояния на сто поколений вперед. А это что? Консервный заводик какой-то, – он презрительно взмахнул рукой. – Это просто ерунда! И нам с тобой, Олег, грех жаловаться, нам тоже крупно повезло, мы с тобой как раз-таки попали, пусть и несколько позднее, но все же попали на ответственные места, и от нашей подписи теперь тоже зависит чьё-то состояние. Почему бы нас за это не отблагодарить по-царски? Почему мы должны делать это бесплатно?! А? Ты подумай об этом, ты не горячись.

– И, однако, вы хотите, чтобы документ о выдаче кредита подписал именно я, – мрачно пробормотал Олег, глядя в стол и словно пропуская мимо ушей весь длинный блестящий монолог Вадима Филипповича.

– Да, именно ты. И кстати, ещё не поздно это сделать, – нахмурился Павленко, поняв, что его слова ни в коей мере не убедили Хмельницкого.

– А я подписывать не стану, Вадим Филиппович. А если подпишут другие, то я выскажу своё особое об этом мнение, – задорно сверкнув глазами, произнёс Олег, сам не отдавая себе отчёт в том, кому и что он в этот момент говорит.

Павленко не ответил на этот его выпад. Он с какой-то жалостью и чуть ли не с брезгливостью поглядел на Олега, медленно встал с места и молча вышел из его кабинета.

А Олегу теперь казалось, что чёрная бездна, в которую он летит, стала ещё чернее и глубже…

И он более не мог держать все это в себе.