Текст книги "Лагос"

20. Бунт на корабле

Старпом как-то странно посмотрел на меня и отвёл глаза в сторону.

– В чём дело? – подозрительно смотрю я на него.

Хорошего настроения как не бывало, ощущение надвигающейся очередной проблемы накрывает меня с головой.

– Экипаж изложил свои требования, – сдавленным голосом говорит старпом. – Меня попросили передать вам вот это, – и он протянул мне судовую роль экипажа балкера «Н. Николакис» на английском языке.

Моя фамилия, стоящая в списке экипажа первой, была зачёркнута, напротив остальных стояли подписи всех без исключения членов экипажа, а внизу на оставшемся небольшом поле на польском языке было коряво написано шариковой ручкой:

«Мы, вышеподписавшиеся члены экипажа „Н. Николакис“, не покидая рабочих мест и не прекращая несения вахты, отказываемся выходить в море, пока вами не будут закуплены в порту Фритаун все необходимые основные продукты питания».

Что это, бунт? Бунт на моем судне! Экипаж отказывается выполнять распоряжения капитана. Мой мозг не может переварить случившееся. Кровь ударяет мне в голову, в глазах на мгновение темнеет.

– Вы, что, совсем без мозгов, не понимаете, где мы сейчас находимся, – с трудом сохраняя спокойствие, говорю я старпому. Мы сюда зашли с превеликим трудом, по единственной причине – ради спасения жизни вашего же соотечественника. В стране идёт гражданская война, какие к чёрту продукты?! Хорошо, что согласились взять в госпиталь Петра и на этом спасибо.

– Кто собирал подписи под этой бумагой?

– Второй и третий механики, – после короткого замешательства выдавил из себя старпом.

– Ну, теперь мне понятно, кто сбросил питьевую воду и вынудил меня зайти в порт Такоради, а я-то думал, что это всё проделки боцмана.

Чувствую, как меня зашкаливает, и я от захлестнувших меня эмоций начинаю терять контроль над собой.

– Через полчаса пригласите главных смутьянов ко мне в каюту, а мне нужно пока всё обдумать, – говорю я старпому, – а съёмку с якоря отложите на один час.

21. Дубинотерапия или кто в доме хозяин

Я спускаюсь в свою каюту, сажусь на кресло за рабочим столом, закрываю глаза и пытаюсь сконцентрироваться, но у меня ничего не получается. Затем открываю глаза и вижу в углу за столом мою биту из красного дерева, которая осталась со времён стоянки в порту Лагос. Через мгновение она у меня в руках, и я ощущаю гладкую поверхность длинной ручки и тяжесть самого древнего и примитивного боевого оружия.

Через несколько минут я прихожу в полное сознание, тяжело и с хрипом дышу, весь мокрый от пота, в руках всё та же боевая дубина, полки с судовой документацией разбиты вдребезги, застеклённый ящик с ключами от судовых помещений превратился в груду щепок, вокруг валяется битое стекло и несколько десятков ключей. Изумлённо осматриваю учинённый мною разгром и чувствую, как ко мне постепенно возвращается ясность мысли и самообладание. Когда я закончил прибираться, наскоро собрав все щепки и сбросив временно весь этот мусор в свою спальню, и переоделся, в дверь каюты постучали.

«Ну, а теперь посмотрим, кто в доме хозяин», – говорю я себе и открываю дверь. «Входите, господа бунтовщики», – слышу свой чёткий и спокойный голос. Третий и второй механики как-то бочком протискиваются в дверь и садятся по моему приглашению на низкий диван за большим столом.

Они на чужой территории, на время лишились поддержки толпы, которая раньше называлась экипажем балкера «Н. Николакис», и чувствуют себя не очень уютно. Я в полной капитанской форме, дабы подчеркнуть серьёзность момента, сажусь за свой рабочий стол в отдалении.

– За такие дела в старые добрые времена бунтовщиков на парусных кораблях вешали на реях грот-мачты, ибо бунт тогда и сейчас считается самым серьёзным преступлением на море, – начал я как можно спокойнее. – В данный момент вы пытаетесь остановить иностранное судно, коим является «Н. Николакис» в зоне боевых действий и подвергнуть экипаж и имущество судовладельца опасности. Заход в эти опасные воды был вынужденный – ради спасения жизни польского матроса, я делаю ударение на слове «польский».

Я пока не сообщал судовладельцу и крюинговой компании в Гдыне о случившемся только по одной причине, мне просто не хочется, чтобы вы пострадали из-за собственной глупости и недальновидности и вместе с вами весь экипаж.

Второго механика подбросило как на пружине.

– Не пытайтесь запугать нас, капитан, мы своих требований не изменим.

– Сядьте на место, я ещё не закончил говорить, – резко обрываю его. – Судно находится в аренде у иностранного фрахтователя. Суточная аренда составляет сейчас 11 тысяч долларов США, так что можете сами посчитать, во сколько обойдётся простой, связанный с вашими преступными действиями. Денег наличных у меня нет, перевода придётся ждать неопределённое время. Переход до Лас-Пальмаса, по моим расчётам, займёт не более 5 дней даже с учётом остановок на ремонт, на это время у нас достаточно продуктов. Я понимаю, что многого не хватает, но это временные трудности. Кстати, список оставшихся продуктов висит на доске объявлений в столовой команды, нам просто повезло с поваром, который умудряется готовить из ограниченного выбора продуктов.

Не думаю, что судовладелец сможет взыскать с вас потерянные суммы, но остаток не выплаченной на данный момент зарплаты вы точно не получите. Естественно, потеряете работу и не сможете наняться на другое судно, поскольку все агентства по найму экипажей в Гдыне внесут вас в чёрный список. Подумайте о своих семьях прежде всего.

Итак, господа бунтовщики, время пошло. Сейчас я даю команду экипажу по местам стоять, с якоря сниматься, и если экипаж не подчинится, то тогда пеняйте на себя.

Вы свободны.

Выждав 20 минут, чтобы дать полякам обсудить моё решение и вдоволь наораться, я поднялся на ходовой мостик и обыденным голосом сказал старпому: «Боцмана на бак вира якорь».

Был ли я уверен, что сломал замысел бунтовщиков?

Отвечу честно, – нет, и поэтому моё сердце зависло в томительном ожидании.

Наконец, когда я уже решил приступить к более решительным действиям по приведению экипажа в сознание, из машинного отделения доложили, что двигатель готов.

На носу судна была видна нелепая длинная фигура боцмана и слышалось характерное постукивание звеньев выбираемой якорной цепи.

Вечером этого же дня, когда мы покинули территориальные воды Сьерра-Леоне и следовали курсом на Лас-Пальмас, начальник радиостанции, передавая мне очередную радиограмму от судовладельца, тихим голосом доверительно посоветовал:

– Капитан, не подходите ночью близко к борту и лучше держите каюту на ключе даже днём, бережёного бог бережёт, – добавил он.

– У меня есть очень хорошее защитное средство из Лагоса, – в ответ пошутил я, – а за предупреждение спасибо.

22. Прощай, Лагос

Через двадцать дней мы благополучно закончили выгрузку африканского груза в одном из французских портов Бискайского залива, компания предоставила мне возможность отдохнуть и прислала нового капитана мне на замену.

Покидая судно уже с вещами, я прощальным взглядом обвожу каюту и вижу в углу за диваном ручку биты. Поднимаю её, провожу кончиками пальцев правой руки по отполированной поверхности и выбрасываю её в иллюминатор в воды Бискайского залива.

Связь с чёрной Африкой разорвана.

Прощай, Лагос.