Текст книги "Варяжский сокол"

Часть 3
Рождение Дракона

Глава 1
Сухорукий

Карочей не был новичком в итильских трущобах. Не раз и не два скифскому гану приходилось опускаться на дно большого города, чтобы найти здесь на все готовых исполнителей для своих хитроумных замыслов. И сейчас Карочей действовал не наобум, хорошо зная, кого и зачем ищет. Ему нужен был Паук, самая загадочная и страшноватая личность городского преступного сообщества. По слухам, Паука опасался даже ган воров Бахтиар, который вроде бы никого и ничего в Итиле не боялся. Гану Карочею пришлось затратить немало усилий и денег, чтобы отыскать щель, в которую забился итильский кровосос, опутавший своей паутиной едва ли не половину города. Хоромы, что ни говори, не соответствовали рангу обитателя. В таком убогом домишке не согласился бы жить даже торговец рыбой средней руки, зато для Паука, не привыкшего к солнечному свету, жилище, кое-как слепленное из глины, было идеальным местом обитания. Морщась от запаха тухлой рыбы, Карочей откинул полог из бычьих шкур, закрывавший вход в хибару, и смело шагнул в темноту. Его остановил холод острого стального жала, приставленного к горлу. Скиф не видел в кромешной темноте человека, угрожавшего ему смертью, однако рискнул его поприветствовать:

– Здравствуй, дорогой дядя. Что-то ты не слишком любезно встречаешь сестричада.

– Извини, не узнал.

Карочей с облегчением перевел дух. А огонь, вспыхнувший в углу, и вовсе вернул ему утерянное было равновесие. Он с интересом оглядел внутреннее убранство помещения и собственными глазами убедился, что не всякая гнилая скорлупа хранит в себе никчемный орех. Конечно, назвать эту обстановку роскошной он бы не рискнул, но тем не менее здесь было все, что способно скрасить досуг человека, далеко уже не молодого, но бесспорно ученого и мудрого. Карочей с интересом покосился на целую кучу кусков пергамента, скрученных в трубочки. Он уже по собственному опыту знал, что они могут таить в себе массу интересных сведений, далеко не бесполезных для мошны того, кто сумеет ими воспользоваться.

Хозяин взял в руки светильник и поднес к лицу гостя. Видимо, осмотр его удовлетворил, поскольку он жестом указал Карочею на широкую лавку:

– Давненько не виделись, сестричад.

Не виделись они, пожалуй, лет пять, но за это время ган Борислав Сухорукий, старший брат великого радимецкого князя Всеволода и дядя гана Карочея по матери, мало изменился. Судьба была к Сухорукому немилосердна. Неподвижная с рождения левая рука помешала ему занять место отца на радимецком столе, а участие в заговоре гана Митуса лишило его расположения и брата и кагана Битюса. Ныне в каганах ходит совсем другой человек, да и о толстом Митусе никто уже не помнит, но для гана Борислава перемены в Хазарии наступили слишком поздно. Он уже прочно осел на дне и не захотел всплывать на поверхность. Сам Карочей, тоже активный участник заговора гана Митуса, удержался на плаву чудом да покровительством Ицхака Жучина и гана Горазда, а потому помочь дядьке в трудную минуту не мог. Позднее он предлагал гану Бориславу помощь, но тот, уже прочно вставший на ноги, ее отклонил. Впрочем, к пронырливому сестричаду он относился если не с симпатией, то без злобы. Сухорукому было уже далеко за шестьдесят, но он не утратил ни зоркости глаза, ни твердости духа. Во всяком случае, правая рука, державшая светильник, не дрожала, а цепкие глаза даже в полумраке сумели определить, что гость прячет под плащом какой-то предмет.

– Это всего лишь вино, – усмехнулся Карочей, выставляя на стол серебряный кувшин.

– Надеюсь, не отравленное? – вежливо пошутил хозяин.

– А у тебя что, много врагов?

– Все итильские вожаки спят и видят, как бы отправить на тот свет Паука.

– Брал бы лихвы поменьше и получил бы всеобщую любовь.

Карочей знал, что Паук содержит целую сеть ссудных контор для мелких торговцев и крупных жуликов, не брезгуя при этом скупкой краденого. При таком образе жизни трудно приобрести любовь окружающих, а вот получить удар ножа в спину проще простого. Тем не менее Сухорукий вот уже на протяжении почти десяти лет ловко уклонялся от змеиных жал, нацеленных в его сторону, жестоко при этом расправляясь с врагами. Кто бы мог подумать, что в этом худом и не очень представительном теле таится чудовищная сила, позволяющая выживать даже там, где любой другой человек не протянул бы и месяца. Во всяком случае, ган Карочей, тоже много чего повидавший в жизни, с трудом представлял себя на месте гана Борислава.

– Как ты меня нашел? – спросил Сухорукий, разливая по серебряным кубкам вино, принесенное сестричадом.

– Через Хабала. Мой хазар Хвет поддерживает с ним отношения.

– Так Хвет по-прежнему служит у тебя?

– А куда еще податься мечнику, потерявшему связь с родом? – пожал плечами Карочей.

– Ты ему веришь?

– За это время он трижды спасал мне жизнь. А что, Хабал опять решил вырастить бога для бедных?

– Нет, – оскалил хорошо сохранившиеся зубы Сухорукий, – теперь он собирается вызвать Китовраса со дна Хвалынского моря, дабы посчитаться с богатыми.

– Что это еще за Китоврас? – поразился Карочей.

– Полукит, полуконь, полузмей. По сведениям, хранящимся в древних источниках, это он явился матери Меровея Винделика, купающейся в Варяжском море, после чего она и родила своего знаменитого сына.

– Я всегда считал Хабала сумасшедшим, – вздохнул Карочей, – но у тебя к нему непонятная слабость.

– Хабал хоть и сумасшедший, но далеко не глупый человек, – криво усмехнулся Борислав. – А главное – к нему тянется чернь.

– И что, чернь тоже ждет появления Китовраса? – насторожился скиф.

– Ты знаешь, в чем главное отличие бедного от богатого?

– Ему терять нечего.

– Ты всегда был умным мальчиком, Карочей, – ласково улыбнулся сестричаду Борислав. – Я уже слишком стар, чтобы продолжать прежнюю жизнь. Пауку хочется на покой. Но, уходя, я оставлю по себе долгую память. Вот для этого мне нужен Хабал с его Китоврасом.

Карочей насторожился. Кажется, он догадался, о чем ведет сейчас речь старый опытный заговорщик. Волнение черни в стольном граде – явление не новое, но если во главе бунтовщиков встанет умный и расчетливый человек, то из беспорядков можно извлечь очень большую выгоду.

– Возьмешь меня в долю?

– Зачем это тебе, сестричад? – удивился Борислав. – По моим сведениям, ты и так человек не бедный.

– Так ведь и ты, дорогой дядюшка, не лаптем щи хлебаешь.

– Я это к тому, что это слишком опасно, особенно для ближника каган-бека Обадии, – пристально глянул в глаза гостя хозяин.

– Ты отлично знаешь, ган Борислав, что как раз ближнику Обадии в нынешней обстановке нечего терять. До Большого ганского круга осталось совсем недолго.

Паук в задумчивости провел здоровой рукой по лицу, взмокшему то ли от духоты, то ли от внезапно прихлынувшего прозрения. Ган Борислав был слишком опытным и искушенным в заговорах человеком, чтобы не догадаться о тайных мыслях, зародившихся в обреченных на опалу, а то и на гибель головах.

– Большие деньги на кону, сестричад? – тихо спросил он.

– Очень большие, дядя, – так же тихо ответил Карочей. – И удобная для тебя возможность всплыть на поверхность и доживать свои дни в почете и уважении.

– Что для этого нужно сделать?

– Всего лишь принять иудейскую веру.

– Не смеши, – холодно бросил Борислав.

– Есть люди, которые готовы заплатить за то, чтобы Китоврас, вызванный Хабалом со дна Хвалынского моря, пожрал не абы кого, а вполне определенных людей.

– Сколько?

– Триста тысяч денариев, – спокойно отозвался Карочей. – Половину из них я отдам тебе.

Сумма была впечатляющей. Борислав откинулся к стене, пряча от сестричада лицо. Впрочем, Карочей и без того догадывался, какие чувства сейчас обуревают паука, жадного до злата и серебра. Впрочем, влечет его сейчас наверняка не только золото, но и возможность последний раз в жизни поучаствовать в заговоре, результаты которого аукнутся по всей Ойкумене. А ган Борислав был не только жаден, но и честолюбив: если бы не злая судьба, загнавшая его в подполье, то этот человек многое смог бы сотворить в подлунном мире.

– Голова кагана того стоит, – хрипло сказал Борислав.

– Положим, она стоит и больше, – вздохнул Карочей, – но в заговоре участвует слишком много влиятельных людей, которых невыгодно лишать доли в большом пироге.

– Я тебя понял, сестричад, но мне нужен задаток. Двадцать тысяч денариев.

– Для Хабала?

– Не только. У него очень пестрое окружение.

– Им придется умереть раньше, чем у них появится возможность раскрыть рот.

– Не учи меня, Карочей, – криво усмехнулся Паук. – Я не первый раз участвую в заговоре.

– Но не все они были удачны, – рискнул напомнить дядюшке скиф.

– Зато я приобрел бесценный опыт, сестричад. Не бойся, в этот раз я не промахнусь.

– Куда привезти деньги? – не стал спорить с Пауком Карочей.

– Я сам к тебе приду сегодня ночью. Деньги должны быть у тебя.

От гана Борислава Карочей отправился прямиком к беку Вениамину. Контраст между жалкой лачугой Паука и дворцом уважаемого рабби был настолько разителен, что у впечатлительного человека наверняка бы сжалось сердце, но скиф в эту минуту был слишком озабочен, чтобы обращать внимание на подобные пустяки. Впрочем, еще большой вопрос, кто сейчас богаче: бек Вениамин, сильно поиздержавшийся в последнее время, или скупщик краденого и полновластный хозяин городского дна ган Борислав?

Во дворце Карочея поджидал не только хозяин, но и уважаемый рабби Ицхак Жучин, который предпочитал назначать сомнительные встречи подальше от собственного дома, дабы не навлечь на себя подозрений. До Большого ганского круга оставалось всего два месяца, и с каждым новым днем положение ближников опального Обадии становилось все более сомнительным. Пока что каган-беку удалось расположить к себе только гана Красимира, донельзя польщенного присланными Обадией дарами, а также возможностью породниться со всемогущим рабби Ицхаком. Конечно, в нынешнем положении Обадии каждое лыко было в строку, но ган Красимир все-таки не та фигура, на которую можно опереться в критической ситуации. Еще с полсотни ганов удалось просто купить, но это, конечно, капля в море лиц, враждебно настроенных к Обадии. Партия каган-бека стремительно теряла позиции, даже не успев вступить в борьбу. По большому счету Обадия мог положиться только на богатых купцов-рахдонитов, но лишь в том случае, если у него будут шансы на успех. Иначе, как без обиняков дал понять рабби Иегуда, они переметнутся на сторону кагана Тургана, дабы окончательно не утратить свои позиции в Хазарии.

– Атаманы разорили Амастриду и сожгли ромейские галеры, – встретил Карочея нерадостной вестью бек Вениамин. – Хапнули они там добра на миллион денариев, как не больше.

– Везет же негодяям, – ахнул скиф, принимая из рук хозяина серебряный кубок. – А тут приходится едва ли не с глины есть.

– Боярин Драгутин усиленно скупает голоса ганов, его посланцев видели даже в Сарае, – процедил сквозь зубы Ицхак. – Скверно складываются дела.

– И не говори, уважаемый рабби, – вздохнул Карочей, без церемоний присаживаясь к столу, заставленному яствами. – А тут еще чернь заволновалась. Ждут какого-то Китовраса со дна Хвалынского моря, который-де пожрет богатых, чтобы их золото досталось бедным.

– Какого еще Китовраса, уважаемый ган? – возмутился Вениамин. – И при чем здесь чернь?

– Особо поясняю для тебя, уважаемый бек: Китоврас – это морской бог, наделивший своего сына Меровея Винделика чудесной силой, дабы он и его потомки смогли осчастливить простой люд всей Ойкумены. К сожалению, эти самые потомки стали заложниками жадных ганов, обернувших чудесный дар Китовраса на пользу себе. И вот теперь в нашем городе объявился маг и чародей, который решил воззвать к морскому богу или чудищу, это не суть важно, чтобы тот восстал из глубин Хвалынского моря и, покарав жадных ганов, вернул богатства их законным владельцам, то есть черни.

– И как зовут этого мага? – спросил заинтересованный Ицхак.

– Хабал, – улыбнулся Карочей. – Тебе это имя должно быть известно, уважаемый рабби.

– Любопытно, – задумчиво проговорил Жучин, теребя длинными унизанными перстнями пальцами густую черную бородку.

– Чушь какая-то, – не согласился с ним Вениамин. – Какой еще может быть Китоврас в Хвалынском море, если Меровей родился на берегу моря Варяжского?

– Ты меня удивляешь, бек, – усмехнулся Карочей. – А как же подземное море, где плавают четыре кита, удерживающие твердь? По непроверенным данным, Китоврас был рожден от одного из этих китов белой кобылицей, посланной богом Световидом. А посредником в брачном обряде стал Змей, посланный Велесом. Таким образом, Китоврас вобрал в себя силу как земную, так и небесную, и ему подвластна как правь, так и навь. То есть практически все чудесные силы, существующие в этом мире. Вот кого собирается вызвать из подводных глубин на нашу голову собачий сын Хабал. Пока ему не хватает пустяка – жертвенной крови.

– Чьей крови? – насторожился Вениамин.

– К сожалению или к счастью, наша с тобой кровь, уважаемый бек, для этой цели не годится. Чтобы заставить Китовраса очнуться от глубокого сна, нужна кровь одного из потомков Меровея, и Хабал сейчас мучительно размышляет над тем, где бы ее найти. Но думаю, очень скоро в его окружении появятся люди, которые подскажут даровитому волшебнику, к кому ему следует обратиться.

– А ты уверен, что такие люди появятся? – пристально глянул в глаза Карочею Ицхак Жучин.

– На этот счет у меня нет никаких сомнений, уважаемый рабби. Мне нужно двадцать тысяч денариев, чтобы заплатить человеку, способному направить возмущение черни в нужное русло.

– Как зовут этого человека?

– На городском дне его называют Пауком. А тебе он известен как ган Борислав Сухорукий.

– Так он жив! – удивленно вскинул брови Ицхак.

– Не только жив, но и держит в своих руках все ниточки управления городским сбродом, – усмехнулся Карочей. – Так мы будем спасать кагана и его ближников от черни, уважаемые беки?

– Вне всякого сомнения, – скорчил скорбную мину Вениамин. – Но только боюсь, что наших скромных сил не хватит для того, чтобы совладать с морским чудовищем.

– Потребуются большие расходы, – задумчиво проговорил Ицхак.

– По моим предварительным прикидкам, они составят не менее полумиллиона денариев, – сказал со вздохом Карочей. – Но в любом случае, овчинка стоит выделки.

– Я поговорю с Обадией, – кивнул головой Ицхак. – Думаю, с его стороны возражений не будет.

Карочей тоже так думал. Для каган-бека безумец Хабал был воистину даром небес. Будем надеяться, что ни Обадия, ни Ицхак Жучин не забудут, кто отыскал для них путь к спасению, и найдут способ для того, чтобы отблагодарить услужливого человека. Но поскольку у власть предержащих всегда очень короткая память, то будет не худо, если ган Карочей сам позаботится о себе.

Ган Борислав появился во дворце сестричада около полуночи, когда у Карочея уже стало лопаться терпение. Паук проскользнул мимо сторожей неслышной тенью и столь внезапно предстал перед растерявшимся скифом, что тот невольно вздрогнул. Ган Борислав был одет скромно, но на его худом лице читалось высокомерие, от которого его не смогли избавить никакие невзгоды.

– Деньги при тебе? – спросил он, едва переступив порог чужого дома.

Карочей молча кивнул на три вместительных кожаных мешка, скромно стоящих у ножки стола. Паук развязал один из мешков и запустил туда руку. Карочей решил, что тот собирается пробовать серебро на зуб, но ган Борислав ограничился беглым осмотром лежащего у его ног богатства.

– В этом мешке шесть тысяч, в двух других по семь.

– Один оставь себе, – великодушно разрешил Сухорукий. – Думаю, Хабалу хватит и шести тысяч на первое время.

– Я хочу захватить с собой Хвета.

– Захвати, – согласился Паук. – Хазар в любом случае нам не помешает. Лошади готовы?

– Готовы.

– Тогда едем.

Итиль был слишком большим городом, чтобы кто-то осмелился потревожить его покой днем или ночью, а потому каганы не слишком усердствовали по части защиты своей столицы. Они обнесли Итиль рвом, который уже, впрочем, частично оказался в черте города, и этим ограничились. Безопасность кагана надежно защищали стены кремника, способные выдержать если не любую осаду, то случайный наскок наверняка. Впрочем, ворота кремника запирали только на ночь, а днем их охраняли десятка полтора мечников из личной дружины кагана. Подобное ротозейство могло дорого обойтись Тургану, но, похоже, в его окружении даже не помышляли, что кто-то в Итиле осмелится покуситься на почти священную особу кагана.

Паук уверенно двигался по узким улочкам города, освещаемым только двумя факелами, которые держали в руках Карочей и Хвет. А по выезде из города нужда в факелах и вовсе отпала, лунного света вполне хватило, чтобы выхватить из ночи дорогу, наезженную тысячами телег. Впрочем, Паук очень скоро свернул с дороги на едва приметную тропу, которая вывела их к огромным курганам, насыпанным неведомо кем в незапамятные времена прямо в чистом поле. Ган Карочей, хорошо знавший окрестности Итиля, в этом месте не был ни разу и теперь удивленно оглядывался по сторонам.

– Спешивайтесь, – распорядился ган Борислав.

Карочей и Хвет без споров подчинились его приказу. Паук выдвинулся вперед, скифский ган и хазар последовали за ним, ведя коней в поводу. Карочей неожиданно для себя обнаружил, что находится в огромном тоннеле, чьи стены и потолок, выложенные камнем, за минувшие столетия обросли мхом. Переход явился такой неожиданностью, что ган невольно оглянулся. За спиной он увидел только хазара Хвета и двух коней, груженных серебром, а выход из этого странного подземелья уже, видимо, перекрыт наглухо. Пройдя не более тридцати шагов, троица оказалась в огромном помещении, слабо освещенном огнем, полыхающим в большой медной чаше. Сама чаша стояла у большого черного камня, испещренного странными знаками. Подле камня, скрестив на груди руки, застыл рослый широкоплечий человек, заросший по самые глаза черной бородою. Карочей хоть и с трудом, но признал в нем Хабала, мимолетно виденного однажды лет десять назад. На вошедших колдун не обратил ни малейшего внимания, глаза его были закрыты, а толстые губы беззвучно шевелились. Похоже, даровитый маг произносил известное только ему заклинание. Впрочем, магия в этот раз, видимо, не сработала, и Хабал наконец открыл глаза.

– Принес? – спросил он у Паука.

Хвет, подчиняясь знаку гана Борислава, бросил к ногам колдуна мешок.

– Должно хватить, – сказал Хабал и, скосив глаза на Карочея, спросил у Борислава: – Кто этот человек?

– Скиф, – холодно отозвался Паук. – Он пришел приобщиться к вере своих предков.

– Это хорошо, – кивнул Хабал, – его присутствие нам не помешает.

Карочей с интересом принялся рассматривать странных животных, нарисованных на стенах древнего святилища. Возможно, эти жуткие образины и населяли когда-то окрестные земли, но скиф сейчас был очень доволен, что они не дожили до наших дней.

– Проводи нас к нему, – хрипло сказал Паук.

Хабал молча взвалил на плечи мешок с деньгам и надавил ногой, обутой в хазарский сапог, на завитушку, вырезанную внизу черного камня. К удивлению Карочея, камень легко сдвинулся с места, открывая ведущую куда-то вниз лестницу. Хвет остался с лошадьми, а Карочей с Бориславом стали спускаться по каменным ступенькам вслед за Хабалом. В ноздри скифу ударил запах сырости и плесени. Паук зажег припасенный факел и осветил стены, разрисованные жуткими личинами. Несмотря на сырость, краска отлично сохранилась, что позволяло заинтересованным наблюдателям без проблем погружаться в мир древних видений. У Карочея мурашки побежали по спине, все-таки он не был чужд многим суевериям своего народа, и вера в бога Яхве не могла вытеснить из его души страха перед старыми богами.

– Это храм Китовраса, или Морского бога, как называли его твои предки, – тихо прошептал на ухо скифу Борислав. – Культ, уходящий корнями в далекое арийское прошлое. А храм этот был построен еще во времена Великой Скифии. Хабал отыскал его по древним манускриптам. Здесь скифы ради достижения победы во время Египетского похода принесли в жертву Морскому богу одного из своих царей.

– Какой ужас! – только и сумел вымолвить Карочей, потрясенный окружающей его обстановкой. Рисунки на стенах сменились фигурами полуживотных-полулюдей, высеченными из камня. А вход в главное святилище стерег огромный крылатый каменный пес.

– Смаргал, – прошептал побелевшими губами Хабал. – Когда Китоврас проснется, оживут и эти каменные изваяния. И тогда вся Ойкумена содрогнется от ужаса.

И надо признать, Ойкумене было чего бояться. Более жутких созданий Карочею еще не доводилось видеть, а он повидал немало языческих храмов в самых разных местах. Хотелось верить словам уважаемого рабби Ицхака, что подобных чудовищ порождает всего лишь человеческая фантазия, а не божественный промысел Создателя этого мира.

Хабал остановился перед закрытой дубовой дверью и вновь принялся самозабвенно шептать магическое заклятие. По ходу дела он, похоже, впал в транс, и его длинные руки принялись независимо от воли хозяина выписывать в воздухе странные знаки, пугающие Карочея возможными печальными последствиями. Однако ничего страшного не случилось, зато дверь поддалась на увещевания колдуна и неожиданно открылась сама собой, словно кто-то невидимый пнул ее с той стороны.

Под ногами у Карочея заскрипел песок. Это привело его в чувство, и он огляделся по сторонам. Они находились в огромной пещере, скорее всего естественного происхождения, посредине которой располагался каменный алтарь, испещренный все теми же таинственными знаками, а за алтарем чуть слышно плескала вода подземного водоема, возможно, даже озера. Ган Борислав шепнул сестричаду, что это озеро, соединенное с Вечным морем, является обителью Морского бога.

Хабал остановился у расположенного в углу священного сооружения, очень напоминающего горн, которым пользуются кузнецы, и сбросил с плеч тяжелый мешок.

– В прошлый раз нам не хватило золота, – сказал он хрипло. – Не все знаки удалось залить расплавленным металлом. Оттого и жертвы, принесенные Китоврасу, так и остались невостребованными.

– Дело не только в золоте, – заметил Борислав. – Я прочитал вчера принесенный тобой манускрипт, Хабал. Золото нужно смешать с кровью.

– Но мы ведь смешивали, – горячо возразил колдун. – Уже десять человек добровольно легли на жертвенный камень и ушли водным путем к Китоврасу, моля его о поддержке.

– Это не та кровь, – поморщился ган Борислав. – Какое дело Морскому богу до несчастных простолюдинов? Ведь прежде к нему присылали скифских царей.

– А где я тебе возьму царскую кровь? – отозвался раздраженный Хабал. – Разве что она течет в жилах этого скифского гана?

– Нет, – твердо сказал Карочей. – Среди моих предков не было ни царей, ни Меровингов.

– Меровингов? – вскинул густые брови Хабал.

– Разумеется, – подтвердил Карочей, – ведь, как всем известно, Морской бог Китоврас участвовал в зачатии Меровея Винделика.

– Проклятье, – с досадой воскликнул Хабал, – как же я раньше до этого не додумался. Конечно, Китоврас откликнется только на зов царской крови. Вот почему скифы приносили ему в жертву своих царей, ведь и они были его потомками.

– Выходит, Меровей не был первым арийским вождем, рожденным от морского бога? – полюбопытствовал Карочей.

– Его дед Додон был зачат тем же способом, – поделился сокровенными знаниями с неофитом Хабал. – Мать Додона тоже поплыла в море, будучи беременной, дабы принять в свое лоно еще и семя Китовраса. Недаром же всех арийских каганов называли дважды рожденными, хотя вернее их следовало бы называть дважды зачатыми. Мне нужна кровь Меровингов, ган Борислав, и тогда я получу власть над миром. Мы станем жрецами Морского бога и изгоним всех чужаков с нашей земли.

– Это сложно, – сказал ган Борислав. – Во всяком случае, я знаю только одного человека, который отвечал бы всем предъявляемым требованиям.

– Кто это? – вскинулся Хабал.

– Каган Турган, – спокойно отозвался Паук.

– Но ведь он потомок туранца Булана!

– Он потомок туранца и арийки, дочери Кладовлада, а Кладовлад, как тебе известно, был родным братом Меровея и внуком кагана Додона.

– Каган Турган, – задумчиво повторил Хабал. – Но, быть может, сгодится кровь одного из его сыновей или внуков?

– Прежде Китоврасу жертвовали царя, – напомнил ган Борислав. – Мы не можем рисковать. Нельзя повторять обряды слишком часто, это может закончиться нашей гибелью и разгулом навьих сил.

– Но как мы доберемся до Тургана, – почти простонал Хабал.

– Надо добраться, – твердо сказал Борислав. – И сделать это нужно до того, как каган принесет жертву Световиду, ибо вмешательство Белобога может погубить наши планы.

– Ты прав, ган, – прошептал посиневшими губами Хабал. – Мы с тобой зашли уже слишком далеко, чтобы поворачивать с порога обители Морского бога обратно.