Текст книги "Лирика для всех"

Древо поэтической идеи

Над названием этой главы почему-то пришлось размышлять гораздо дольше, чем над остальными. Дело в том, что в ней речь пойдет о метафоре. Это поэтическое средство признают важнейшим целые поэтические школы. Но относятся к нему совершенно по-разному. «Метафора – мотор формы»! – заявляет А. А. Вознесенский. «На вершинах поэтического искусства метафор нет»! – категорически утверждают его противники.

Что же такое метафора, и как мы понимаем ее место в арсенале поэта?

Обычно под этим словом понимают перенесение свойств с одного предмета (явления) на другой (другое). Делается это для того, чтобы речь стала более выразительной, и представлялась бы яснее.

Написав, «…под куполом синих небес!», Н. М. Рубцов как бы переносит свойство возвышенной устойчивости с архитектурной детали на широкое, свободное от туч небо. «…Под куполом небес!» – «…купол небес!». Яркости представления помогает сопоставимость общих признаков предметов. Цвет, сходство по форме, играют здесь не последнюю роль.

В философии давно установлено, что природа, человеческое общество и мышление каждого отдельного человека живут по общим законам. Образуя метафору, автор, обычно берет в расчет явления из этих трех сфер. Ясно, что сопоставление предметов из разных сфер позволяет им богаче иллюстрировать друг друга.

Нетрудно понять, что подобное перенесение свойств имеет место и тогда, когда перед нами поэтическое сравнение: «Руки милой – пара лебедей» (С. А. Есенин). Следовательно, сравнение метафорично.

Метафоричны и многие другие поэтические средства. Многие эпитеты это отыменные прилагательные, то есть, произведены от существительных. Здесь точно так же производится взаимоперенесение свойств.

Геннадий Кузьмич Моисеев, старый член «Северного огонька» принес недавно замечательное стихотворение для детей:

Снежная шапка

 
Снег пушистый, серебристый,
До того он мягкий, чистый,
Так и просится в охапку:
– Вот бы мне такую шапку!
 

 
Уж меня бы в целом свете
Каждый издали приметил,
И запомнил облик мой
В этой шапке снеговой.
 

 
А снежок летит, кружится,
Пухом на землю ложится.
Я ловлю его в охапку,
Собираюсь делать шапку.
 

Посмотрите как свойства пуха, серебра переходят на снег, а с него на шапку. Даже не упоминая слова «мех», автор описывает его самым зримым образом.

В лирическом стихотворении простое соседство слов несет на себе печать метафоричности.

Вот вершина русской лирики – стихотворение А. С. Пушкина «Я вас любил, любовь еще, быть может…»

* * *

 
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
 

 
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
 

Разве здесь отсутствует перенесение свойства пламени («угасла») на сердечное чувство любви? Разве не пламя способно тревожить, печалить, гаснуть? А ведь это и есть метафора!

С Вознесенским можно согласиться в том, что поэтическая форма насквозь метафорична. Это неудивительно, ведь основная задача, которая стоит перед мастером поэтической формы – сделать произведение удивляющее, воздействующее не только на рассудок, но и на все человеческие чувства и стремления. Бесполезно добиваться этого не учитывая взаимодействия предметов и явлений.

Конечно, метафорическое мышление несет в себе приближенную истину. Это истина на уровне представления, чуть ли не на уровне предрассудка. Но эта приближенная, богатая по форме и бедная действительным содержанием истина и есть художественная правда.

Практическая поэтика занимается поисками художественной правды в отличие от розысков научной истины, которая важна для поэтики теоретической и других не менее важных наук.

С этой точки зрения поэтическая идея произведения получает значение авторского замысла, несущего или не несущего в себе определенную художественную правду.

Сергей Есенин в своей жизни, наверняка, написал немало писем матери, совершенно далеких от какой-либо художественности, но кто станет отрицать высочайшую художественность его «Письма матери»? «Вечерний, несказанный свет» неба над родной избушкой, тождественный старушке в старомодном, ветхом шушуне, выходящей на дорогу, встречать сына – вот основная метафора стихотворения.

Разумеется, поэт оказался способен стать автором развитой художественной идеи не сразу. Вначале он приобрел навык применения самых разнообразных поэтических средств. А вне их применения поэтическому замыслу негде жить.

В лирическом произведении замысел автора подобен семечку дерева, которое можно вырастить, наслаивая, будто годовые кольца, стихотворную фактуру. Оно может и пропасть под гнетом словесной шелухи. Но главное, еще в неразвитом виде в нем, как в эмбрионе должны содержаться все признаки будущего великого древа.

Поэт, не желающий овладеть всеми премудростями художественного мастерства, но уповающий на мифическое вдохновение, мне кажется похожим на Буратино, который ждал, когда же взойдет денежное дерево, посаженное им на Поле Чудес.

Хорошо, когда произведение получается ясным и энергичным. Но сможет ли оно удовлетворять этим условиям при избытке метафор? Поэтому выдающиеся образцы мировой лирики поражают подробной разработкой метафор, а не их количеством.

Как видим, чувство меры – качество, которое необходимо автору во всех областях применения поэтических средств.

Новые и грубые эпохи

В мою первую книжку стихотворений вошло автобиографическое «Я родился в деревне, в башкирской глуби…». В общем, оно было почти готово за два года до того, как потребовалось отправить рукопись в Омскую областную типографию. Но я чувствовал, что стихотворение в чем-то еще не готово.

Несколько раз я читал его перед разной аудиторией, и видел, что внимание слушателей рассеивается посредине чтения по моей вине. Начало стихотворения было удачным. По мнению знающих людей и концовка стихотворения была весьма неплохой. Однако что-то мешало связать части произведения в одно целое.

И перед самой отправкой рукописи в Омск причина, разваливающая стихотворение, была обнаружена. Суть оказалась в одном из эпитетов.

 
«Я родился свидетелем новых эпох…»
 

– писал я в третьей строфе. Затем продолжалось описание родного края в образах близких к натурализму. Нужно было подвести читателя к заключительному:

 
«Не читайте моих слишком сладких стихов,
Слишком малое в них от меня».
 

В общий замысел стихотворения входило показать, что в какой-то мере автор является продуктом времени, в котором он живет. Но, когда я отмечал переход Башкирии от кочевого скотоводства, следы которого мне довелось в детстве наблюдать, к современному земледелию, мне не пришло в голову ничего, кроме нейтрально звучащего эпитета.

Развитие же стихотворения требовало, чтобы я не просто назвал новое качество, но и высказал свою личную оценку. Такая оценка была найдена в слове «грубых».

 
«Я родился свидетелем грубых эпох…»
 

С удивлением я обнаружил, что свежий эпитет по иному повернул значение, как начала, так и последующей части моей теперь уже совсем завершенной вещи. Он стал как бы внутренним заглавием стихотворения.

Надо сказать, что на первых порах литературная обработка собственного произведения дается с большим трудом.

После того, как этап вдохновенного изложения материала пройден, стихотворение кажется чужим. Чужое произведение воздействует на начинающего автора, как на постороннего слушателя, увлекая, а, следовательно, понижая способность анализировать.

Для того чтобы что-то органично изменить в стихотворении, приходится в памяти воссоздавать условия предшествующие его написанию. Настроить себя на ту же волну порою бывает совсем не просто.

А настроиться необходимо, в ином случае работа над словом может оказаться бесполезной – не найдешь нужного слова, как ни старайся.

Говорят, со временем, по мере накопления опыта творческой работы со словом, эта проблема решается проще. Но в самом сокращенном, остаточном, почти уже символическом виде, сведенное к плодотворному предтворческому душевному спокойствию, вдохновение все-таки необходимо. С напряжением, после трехлетнего перерыва мне удалось продолжить работу над стихотворением Весна («Над Россией струится черемухи дух…»), причем, была добавлена треть вещи, целая строфа – здесь она выделена курсивом.

Весна

 
Над Россией струится черемухи дух,
Все плотней белокурые кисти.
Не стесняйтесь веселых друзей и подруг,
Оглянитесь, и ветви приблизьте.
В невесомом дожде лепестковой воды
Лишь заботу нечаянно смоешь —
И надежды в глазах остаются следы,
И любви, если ты того стоишь.
 
 
Белым цветом весна к нам легонько стучит —
Не беда, что черемуха малость горчит.
 
 
Пусть у запаха слишком короткая власть,
Уверяю – с ним льется свобода.
Я весной презираю любую напасть,
Налетевшую с прошлого года.
Я весной вдохновенен и прост, как дитя,
В ожиданье заветного лета,
В сотый раз ее нежную повесть прочтя
По дурманящим веткам букета.
 
 
Будто новую жизнь я читаю с листа,
Сам не знаю, откуда ее чистота.
 
 
Так, пока в нас огонь новизны не потух,
Окунайтесь в листву и соцветья!
Над Россией струится единственный дух,
Признаваемый в это столетье.
От него во дворах – тишина и покой,
Между нами – согласье и споры.
От него я сегодня беспечный такой —
Не помогут ничьи уговоры.
 
 
Скоро явится зной, беспощаден и сух,
Но, покуда, струится черемухи дух.
 

А в первый сборник это стихотворение попало в усеченном виде.

Как Вы, надеюсь, заметили, применение эпитетов придает лирическому стихотворению особую выразительность. Попробуйте взять для сравнения текст какой-нибудь «инструкции по эксплуатации». Там – существительные, существительные, существительные! Они нанизываются друг на друга, передавая последовательность передачи механического движения или нечто подобное. Для мелкого ремонта – весьма удобно. Для получения эстетического наслаждения – увы! – нет.

Эпитеты украшают лирическое стихотворение. Опытные писатели знают это. В их произведениях каждое прилагательное продумано, подобрано из ряда легко представимых, образных, гармонирующих не только с тем существительным, которому оно подчинено. Хорошо, когда эпитет потенциально подходит и к соседним существительным. Он придает стиху наибольшую выразительность.

Нелепым выглядит в лирическом стихотворении сочетание большого количества существительных. Не зря для того, чтобы передать ощущение тяжести раздумий о бессмысленно потраченных годах, поэт, нарочито подчеркивая разделение точкой, перечисляет нам:

«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека»…

Попробуйте, поменяйте точки на запятые, и прочтите:

«Ночь, улица, фонарь, аптека…»

– сливающиеся друг с другом существительные могут произвести еще более неприятное впечатление. Теперь сравните вышеприведенные стихи со следующими:

«Ночная улица, фонарь…»

или

«Ночная улица, аптека…»

или

«Ночь, уличный фонарь, аптека…»

или

«Ночь, улица, фонарь аптечный…»

Надеюсь, из этого примера видно, что любой эпитет в любом сочетании придает стиху напевность. Видимо, из-за того, что по форме он имеет дополнительные суффикс «н» и окончание «ый» – «ая», которые к смыслу высказывания нового почти не добавляют, но заставляют слово звучать чуточку протяжнее, следовательно, влияют на мелодичность речи.

Поэтому эпитет справедливо считается одним из главных выразительных средств лирики.

Готовь сани летом, а рукопись – загодя

Когда я работал в Северо-Сибирском региональном книжном издательстве, мне часто приходилось иметь дело с рукописями разных авторов. Как сейчас помню увесистую папку с третьим экземпляром повести Зота Тоболкина. Вижу перед собой рукописи Бориса Зуйкова и Флегонта Показаньева. С радостью вспоминаю первую встречу с будущими книгами Андрея Тарханова и Владимира Мазина. И… невольно чертыхаюсь, припомнив, сколько часов провел с карандашом в руках над талантливой повестью моего друга, нефтеюганца Якова Ястребинова.

Дело в том, что уважаемый автор, печатал на машинке сам. И почему-то отграничил текст лишь одним – левым полем. С правой стороны листов рукописи творилось нечто невообразимое. Некоторые слова, добежав до края бумаги, теряли окончания, суффиксы, а многие пропадали бесследно. Кроме того, между строк не было предусмотрено место для пометок.

Приходилось делать поправки, записывая их поверх текста. Все это еще предстояло вычитывать корректору, а после корректора оператору компьютерного набора. Представляю, с каким трудом разбирался во всех поправочных наслоениях оператор!

Именно тогда мне пришлось осознать, насколько велико для оформления рукописи значение, казалось бы, чисто канцелярских требований. Они могут выглядеть расточительными, ведь на месте полей могло бы уместиться столько слов! Но такая «экономия», как говорится, «выходит боком».

Здесь я привожу переработанную выписку из издательских правил.

Готовая рукопись – это первое, что ляжет в основу ваших отношений с редактором. В обязанности редактора входит подготовка аргументированного заключения по принятой рукописи. Конечно, он заинтересован в доброжелательных отношениях с автором и постарается проявить свой профессионализм. Он с благодарностью воспримет любую вашу попытку разъяснить замысел Вашего труда.

Редактор окажет вам необходимую помощь в определении композиции рукописи: в расположении частей, разделов, глав, в подготовке аппарата книги (предисловие, библиографические справки, аннотации). Но, разумеется, он вправе ожидать, что вы все это сделаете до сдачи рукописи в издательство.

Вспоминаю, что однажды в 80-х годах был свидетелем характерного случая в московском издательстве «Молодая гвардия». Женщина-редактор, стоя у шкафа, набитого рукописями, держала в руках объемистую картонную папку. Она грустно листала содержимое папки, лицо ее выражало если не досаду, то явное недовольство. Наконец, она от всей души вздохнула, проговорив: «Ну, хоть бы раз попалась рукопись, в которой все было как надо!» Видимо, и в столичных издательствах редко встречаются рукописи подготовленные автором согласно всем требованиям.

А ведь и дел-то всего – распечатать текст на приличной машинке. Перед тем как ударить по клавишам, пройдитесь щеточкой по литерам. Поверьте, это прекрасное средство от черноты внутри буковок «е», «о», «а».

Не поскупитесь на новую ленту для машинки, если старая слишком протерлась. Убедитесь, что интервал между строками составляет 1,5. Установите верхний рычажок, чтобы, подходя к правому полю, каретка звякала – предупреждала вас о необходимости ее переместить.

Все это очень просто и значительно улучшает качество первого экземпляра рукописи. А второй обычно выглядит лучше, если подобрана хорошая копировальная бумага. Хорошо, если цвет ее черный. Со второго экземпляра получается более качественная ксерокопия.

Выбирайте бумагу, которая предназначена для машинописи. Если бумага похуже качеством – лучше аккуратно переписать текст шариковой ручкой. А бумага подороже пригодится вам для распечатки на принтере.

Подготовьте титульный лист. Это несложно. Сверху листа напечатайте свои имя и фамилию, либо псевдоним. Ниже поместите название вашей книги. Запишите его прописными буквами.

Затем, где-то в начале нижней трети листа напишите: «страниц ____». Реальное количество страниц будет изменяться в процессе подготовки, поэтому обозначьте его легонечко мягким карандашом. Карандашную надпись потом легко можно будет стереть резинкой и обновить.

И, наконец, в самом низу листа, в середине напишите название города, в котором вы живете, а под ним год издания.

Содержание подготовить несколько сложнее. Для этого надо предварительно пронумеровать все листы рукописи карандашом. Затем составьте список всех частей вашей рукописи. Напротив каждого произведения укажите номер страницы.

Список этот перепечатайте аккуратно, озаглавив его «Содержание» или «Оглавление». Вот и все.

Будет совсем замечательно, если вы составите небольшой конспект своей рукописи. Краткое содержание текста по главам (частям), несколько слов об использованном материале, или об авторах, которые, по вашему мнению, оказали на вас наибольшее влияние, другие особенности.

Если Вы решили сделать компьютерный набор и распечатать вашу рукопись на принтере, она может выглядеть еще лучше. Но позаботьтесь о том, чтобы шрифт был без вычур: Courier или Times New Roman, причем кегль должен быть не менее 10-ти (лучше всего 11-12).

Кстати, Вам непременно стоит иметь пару собственных дискет с электронным вариантом текста. Дискета стоит недорого, а в формате DOS на ней поместится все ваше Полное собрание сочинений. Прослужить она вам может всю жизнь.

В электронном виде Ваши произведения могут быть размещены в сети Интернет. Обратитесь для этого к ведущим какого-нибудь литературного сайта. В Сургуте это «Поэзия земли Югорской».

Многим будет приятно, если вы предложите им сбросить текст на их личный компьютер. Персональный компьютер пока есть не у каждого, но со временем, наверняка, что-то подобное будет в каждой семье.

Вашу дискету вы сможете использовать в любом населенном пункте. Добрые люди, которые есть в каждом компьютерном отделе любого предприятия, сделают вам высококачественную распечатку рукописи в нужном количестве экземпляров.

Несколько слов о формате, в котором будет храниться текст. Файлы программы «Word» могут вызвать подозрение на присутствие макровируса. Поэтому на всякий случай позаботьтесь о том, чтобы ваши произведения были записаны и в текстовом формате DOS.

Для оператора компьютерного набора не составит труда выполнить вашу просьбу о двух вариантах записи.

Вы решили сесть за компьютер сами? Хорошее решение. Рекомендую вам программу «Word» одной из последних версий. Работать с этой программой легко и приятно.

Начните с установки параметров страницы. Затем выберите шрифт и подберите размер отступов и интервалов в опции «Формат» – «Абзац». И набирайте ваш текст.

Кроме того преимущества, что вы сможете свободно править и редактировать Ваши тексты, в программе предусмотрена проверка правописания.

Мало того, для поэтов есть замечательная возможность подобрать синоним к любому слову. Поставьте курсор перед выбранным словом. Нажав сочетание клавиш (Shift+F7), Вы откроете окно под таинственным названием «Тезаурус». В нем Вы найдете перечень синонимов и сможете выбрать один для замены.

Свежее впечатление производит рукопись, написанная от руки. Хорошо, если почерк аккуратный и разборчивый. Заполняйте лист только с одной стороны. И желательно размещать по одному произведению на каждой странице, если это стихи.

Мы идем по Уренгою

В заключение хочется поговорить об авторской самобытности и претензиях на нее.

В наше время разнообразие поэтических форм никого не удивляет и, к сожалению, не радует. Силлабо-тоническое стихосложение, вершина развития которого приходится на пушкинскую эпоху, как говорится, не исчерпало своего ресурса. Есть авторитетные исследования ученых, представителей теоретической поэтики, подводящие к выводу о том, что характерная для него полнозвучная рифма перспективна. В последние полвека по следам русской классики овладеть ею стремится англоязычная поэзия.

Тем не менее, знакомясь с авторами, желающими пополнить современную русскую поэзию, видишь: их буквально захлестнули такие невероятные поэтические размеры и приблизительные рифмы, что диву даешься! Да была ли у нас литература? Были ли Крылов, Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Фет?

Порой создается впечатление, что мы не выросли еще из времен Кантемира и Тредиаковского.

Конечно, овладение нашим стихосложением требует кое-каких творческих способностей, может быть, музыкальных задатков. Но ведь и у медведей нет задатков для езды на мотоцикле. Однако они ездят!

Один мой хороший знакомый, по имени Александр, ныне профессор одного из тюменских вузов, автор оригинальных стихотворений в духе раннего Заболоцкого, как-то признался в отсутствии музыкального слуха. Впрочем, достаточно было послушать его вокал, чтобы убедиться в этом, как говорится, на все сто процентов.

Однако, получив на свой день рождения в подарок гитару, он через три месяца научился аккомпанировать себе. И с вокалом у него, вроде, слегка наладилось. По крайней мере, на мой взгляд, он пел ничуть не хуже солиста из группы «Гражданская оборона». Может быть, у солиста со слухом те же проблемы? Не берусь судить.

Так вот. Как-то Александр прочел мне свое новое стихотворение со следующей строфой:

 
Лета нету, и не надо.
Перезвону листьев рад,
Словно маленькое стадо
Погоняю листопад.
 

Причем, он, без тени улыбки, стал убеждать меня в том, что размер, в котором написано его стихотворение, уникален, такого не было еще в русском стихосложении (Он важно лгал, и верили ему…).

Перед лицом такой серьезности я невольно задумался, а вдруг действительно найден совершенно новый поэтический размер. Однако через несколько мгновений, взяв гитару в руки, я пропел его строфу на мотив полублатной песенки «Мы идем по Уругваю…». Сейчас могу добавить, что детская считалка «Аты-баты, шли солдаты…» написана в том же размере.

Самонадеянным был юный Александр – автор сей выдумки!

С еще большей отвагой многие «пииты» слагают свои первые стихотворные опусы. Они «творят» без малейшей оглядки на существующие метрические схемы. Но, если Александр, к его чести, не изобретя нового, неплохо освоил размер уже известный, то они известного-то не знают. Медвежью пробежку, топтыгинские падения и кувырки через голову пытаются представить ездой на самокате.

Какая же бездна между «молодецкой» лихостью, с которой бывают составлены первые рукописи, и вечной неудовлетворенностью собой зрелого мастера, способного создавать истинные шедевры! Но сколько людей, преодолевших ее, в конце концов. Пусть эта книжечка станет надежным мостиком через одну из трещин на верном пути в обход этой бездны.

Желающие пусть попробуют перелететь.