Текст книги "Rusкая чурка"

В Чечню!

Автобус внутренних войск МВД России с двумя генералами, несколькими полковниками, группой «Фейс», двумя фотографинями (фотографами женского пола очень приятной наружности и с хорошо то ли выученными, то ли вымученнымим манерами) и сотрудниками фонда свернул с Щелковского шоссе на небольшую дорогу, ведущую к аэродрому «Чкаловский». Ехали вдоль белого бетонного забора, ограждающего аэродром… Слева белело поле, вдалеке за которым виднелись типовые блочные дома. Саше при приближении к этому месту все как-то более и более становилось стыдно – в паре километров отсюда живет его мать, недавно перебравшаяся сюда из Свердловска, то есть уже Екатеринбурга… А он ее не видел месяца два – все какие-то важные дела находятся. Общался только по телефону. На кладбище, у любимого единственного деда, генерала Советской армии, не был несколько лет. А ведь езды отсюда минут десять – пятнадцать… «Ладно, как вернусь, обязательно поеду, позвоню матери, вместе съездим. Еще теток, сестер матери, позовем, двоюродную сестру с мужем», – уверенно обманывал сам себя Саша.

Глынин с какой-то теплой грустью смотрел по сторонам. Это почти его малая Родина. Его летняя малая Родина. Каждое лето мама отправляла его к дедушке с бабушкой с Урала сюда в Подмосковье, в поселок Чкаловский, населенный военными летчиками и их семьями. Это теперь его вытоптали, изгадили, заселили бомжами-мигрантами, настроили новых домов, вырубив парки и лесные массивы. А тогда это был маленький зеленый городок, утопающий в соснах и елках, по которым носились рыжие и серые белки. С веток прямо в окна иногда залетали птички, не боясь людей. Саша целыми днями гонял в футбол, ездил на велосипеде или отправлялся с дедом на новеньких «жигулях» купаться на Медвежьи озера. Там сейчас коттеджы, к которым даже и подъезда-то нет, и типовые блочные дома… Всю землю вокруг скупили москвичи или барыги-приезжие из ближнего зарубежья… Однажды Саша так увлекся, крутя педали своего спортивного, подаренного дедом велосипеда, что уехал почти за тридцать с лишним километров от дома, заблудился, попал в какой-то лес на бетонку и был задержан военными. Оказалось, что заехал, не заметив, в охраняемую зону, на территорию какой-то секретной части. День уже клонился к закату. Сосны сочувственно махали своими пушистыми лапами, пропуская сквозь них последние теплые солнечные лучи. Вызвали дежурного офицера, стали разбираться, как двенадцатилетний пацан попал на секретную дорогу. Уж не подосланный ли шпион?..

– Идиоты, какой шпион! Лучше бы дыры в заборах заделали и оборванную колючку заново натянули, – прервал глупый допрос офицер. – Ты, вообще, откуда взялся-то и кто такой? Как твоя фамилия?

Глынин сказал, что он из Чкаловского, живет у деда, генерала. Позвонили военному коменданту Чкаловского, тот подтвердил, что да, дескать, есть такой генерал, бывший заместитель командующего округом. И он сейчас с ним свяжется. Оказалось, что дед уже всю милицию на уши поставил, и они Сашу ищут, но не так далеко от дома.

Ну, слава богу, все выяснилось. Командир этой секретной части выделил уазик, в который погрузили Сашин велосипед. Напоили Сашу чаем с баранками и отправили домой, строго-настрого наказав больше так далеко от дома не забираться… А дома шуму-то было. Бабка валерьянку пьет, дед – валидол. Саше было очень стыдно…

Но на стрельбище он с ребятами все-таки бегать не перестал. И находилось это стрельбище прямо здесь, на территории этого аэродрома. Да и сейчас, наверное, находится… Они обычно перелезали через бетонные ограждения, на которых тоже почему-то не было колючей проволоки, потом пролезали в дырки простого деревянного забора, оставшегося еще, видимо, чуть ли не со сталинских времен, пробегали через небольшой редкий лесок и попадали на стрельбище. Если там кто-то тренировался в это время, они ждали, спрятавшись в леске, в подобиях окопов; если уже все отстрелялись, они смело бежали туда и собирали разбросанные автоматные и пистолетные, светящиеся на солнце, сияющие какой-то настоящей военной тайной гильзы, выковыривали из деревянных щитов и бревенчатых стен свинцовые с медным покрытием пули. Несколько раз их пыталась поймать охрана, но пронырливые, зоркие ребята их замечали издалека и успевали уйти. Да и понятно, что охране это тоже не очень-то и надо было. Сами недавно такими же охламонами были. А отработанных гильз и пуль им явно было не жалко. С тех пор уже тридцать лет прошло. А как видишь аэродром, все так реально становится, словно вчера было. И все вспоминается и вспоминается. Саша даже раскрыл ладонь, словно почувствовал в ней холодящую тяжесть автоматной гильзы или комочка сплющенной пули.

Автобус зарулил на территорию аэродрома и подъехал практически вплотную к взлетному полю. Вышли на улицу, простояли почти полчаса. Замерзли. Девчонки начали прыгать, петь, потом скулить. Закрутила, завыла метель. В пятидесяти метрах ничего не было видно. Все опять расселись по местам в теплом автобусе. Когда будет вылет, никто толком не знал. Одни говорили, скоро, как только кончится метель; пессимисты предрекали, что она кончится к вечеру и полет отложат до следующего утра… Откуда-то в пыхтящий автобус принесли еду в виде сухого пайка, чайники с горячим чаем, водку, коньяк. Сразу появилось занятие, все согрелись и развеселились. Девчонки стали петь, остальные подпевать. Причем тон задавала разошедшаяся Ксюшка. Один генерал, положивший на нее глаз, даже пытался в шутку пуститься в пляс. Разумеется, с Ксюхой. Алина пела и задорно хохотала, подбадривая «будущую генеральшу»… А Анька, естественно, подогревала себя коньяком, как и все мужчины, объединившиеся и наконец-то занявшиеся настоящим мужским делом. Вокруг прекрасных дам, разумеется.

Наконец метель утихла и осела в сугробы. На взлетное поле выехали снегоуборочные машины и удивительно быстро его почистили. Взорам открылось огромное белое пространство с темными бетонными полосами. И на этом большом снежном поле, расчерченном черными жирными прямыми линиями, предназначенными для взлета и посадки, в непонятном, почти случайном для постороннего взгляда порядке, стояли огромные белоснежные и стального цвета птицы, расправив, распластав по воздуху широкие плоские неподвижные, иногда провисающие на концах крылья. «Аны», «Илы», «Тушки» стояли, казалось, в хаотическом порядке, запаркованные, как на Ярославском или Курском вокзале… В общем, как кому захотелось…

Девчонкам показали их самолет. Это был большой грузовой «Ил», который уже готовили к вылету. Он стоял достаточно близко, и можно было рассмотреть приготовления. Надсадно выли турбины вспомогательных движков. В раскрытый зев грузового отсека заполз новенький БТР. И несколько молоденьких солдат тут же приступили к его швартовке, оплетая бронетранспортер специальными швартовочными тросами и цепями. Потом в тот же отсек стали заносить и укреплять специальными сетками сотни больших ярких коробок с импортными телевизорами, магнитолами и плеерами, ящики с тушенкой и консервами, новенькую амуницию. Следом раздалась команда, и готовая к вылету рота бегом поднялась на борт и стала с шумом и смехом усаживаться на вытянувшиеся вдоль обоих бортов сидушки. Когда девчонки, фэсэпэрщики, полковники и даже два генерала поднялись на борт, основная масса служивых уже спала, задрав серо-синие меховые воротники бушлатов и плотно, чтобы согреться, прижавшись друг к другу. Некоторые еще ворочались, переговаривались, но было видно, что и они скоро уснут. Солдат спит, служба идет, точнее, летит.

Движки завыли сильнее, заглушая своим ревом все живое в ближайшей округе, корпус лайнера легонько дернулся, и сильное дельфинообразное тело мощного «Ила», мелко вибрируя, понеслось по бетонке, с натугой оторвалось от земли и стало набирать высоту. Через полчаса самолет уже спокойно, взяв курс на юго-восток, летел к южным рубежам нашей Родины. В Чечню…

Переступая через ноги, запинаясь об амуницию, к девчонкам пробрался моложавый офицер в летной кожаной куртке. Он радостно обнялся с Сашей и тут же представился остальным:

– Командир экипажа… Стас. – Мужчина с веселой улыбкой посмотрел на девушек.

– Алина, Ксюша, Марина, – ответили Сашины девчонки и директорша.

– Элеонора, Марго, – представились стильные фотографини.

– Привет, Стас, что, не узнаёшь? – Анька весело глядела ему в глаза. – А ты все еще не настоящий полковник?

– Привет, Анют, не узнал, ты перекрасилась, что ли? Стабильность – залог успеха! Я, как всегда, настоящий подполковник! Очень приятно, девчонки, Стас. Если захотите как-нибудь полетать, ко мне обращайтесь, полетаем, – молодился и хорохорился командир корабля. – Девчонки, вам что-нибудь нужно? – спросил он уже с серьезным видом.

– Вас. Только вас. Садитесь с нами. Не бойтесь, мужчина, – уже вовсю нападали на застеснявшегося от такого внимания офицера девчонки.

– Ну, давай поцелуемся-то по-настоящему хоть раз, Стасик, – тянула к офицеру руки безбашенная Анька.

– Замрите, фотографирую, – практически хором попросили фотографини.

– Если что, зовите. Увидимся на земле, – ретировался Стас.

…Высадились в аэропорту Моздока. Было чуть теплее, чем в Москве, но дул промозглый, с порывами, ветер, сопровождаемый противным мелким дождичком. Построившиеся солдатики бегом, по команде, побежали на погрузку в стоящие рядом со взлетной полосой пятнистые грязно-зеленые «вертушки», уже с шумом и адским завихрением воздуха вращающие лопастями своих винтов. «Вертушки» одна за другой поднимались в негостеприимное мрачное небо и улетали в направлении чернеющих вдалеке и вызывающих до сих пор не очень приятные ощущения гор.

Примолкшие, словно как-то даже повзрослевшие девчонки с тихой грустью смотрели вслед улетающим молоденьким ребятам, несущим во взрывоопасной республике свою нелегкую вахту, то ли оберегая благополучие чеченцев, то ли оберегая остальную Россию от благополучных чеченцев… Говорить не хотелось, да и что сказать, кроме старорежимного «Храни вас Господь!».

Да, за Чечней, видимо, долго еще будет тянуться недобрая слава разворошенного, взбудораженного, хоть теперь и успокоенного, бандитского гнезда… Так думал Саша, боковым зрением смотря на Алину, глаза которой при приближении к малой Родине-мачехе (от Моздока до Махачкалы рукой подать) стали наливаться нездоровым темно-стальным блеском и как-то даже стекленеть. А губы легонько подрагивать. Казалось, дай ей сейчас автомат Калашникова – и в районе аэропорта резко поменяется демографическая ситуация…

Первая поездка в Чечню

…Саша вспомнил конец две тысячи шестого года, когда только-только организованная группа в первый раз прилетела в аэропорт Моздок в составе концертной бригады МВД. Там их пересадили на такие же грязно-зеленые «вертушки», и они, трясясь в прямом и переносном смысле, полетели через горный хребет в Чечню. Вертолет громко гудел, сотрясаясь всем туловом. В нем было очень холодно, он был обшарпанным, неуютным и казался грязным. Прямо рядом с большими иллюминаторами, чуть ниже их, как-то чересчур медленно проплывали горы. Как только «вертушка» равнялась с какой-нибудь вершиной, за которой еще могли находиться боевики, «отстреливались» тепловые ракеты, вызывая у девчонок истошный визг, а у внешне спокойных мужчин нервное потягивание где-то в низу живота. Эти ракеты должны были в случае чего нейтрализовать выстрел гранатомета, реагирующий на тепло. А так как температура тепловых ракет в десятки раз выше температуры шлейфа, оставляемого вертолетом, выстрел гранатомета теоретически должен был полететь за этими ракетами… Эти «отстрелы» повторялись несколько раз за полет, что свидетельствовало о, мягко говоря, не очень спокойной ситуации в братской мусульманской республике и несколько корректировало официальные заявления Кремля. И все эти отстрелы сопровождались нервными криками девушек, взвизгиванием и хватанием за головы, сидушки, сумки и так далее…

Потом, по прилете, всех рассадили в броневики, загримированные под транспортные «газели», что-то типа московских маршруток, только изнутри обшитых толстой листовой броней. В каждой «газели» кроме пассажиров разместились по четыре вооруженных спецназовца, два сзади и один рядом с водителем, тоже спецназовцем. Колонну из шести таких броневиков сопровождали четыре БТРа, два спереди, два сзади. А небо над колонной барражировали два боевых вертолета. Так и отправились в часть.

Тогда в первый раз и появился Стас, поджарый, веселый, бывалый. В своей вечной коричневой кожаной куртке, о которой в детстве, глядя на летчиков, так мечтал Саша, и в форменной синей фуражке с кокардой на околыше и золотыми крылышками на сильно выгнутой вверх модерновой тулье. Из-за пазухи куртки виднелось горлышко бутылки.

– Привет, девчонки. Можно к вам? Я командир корабля, командир экипажа, доставившего вас сюда, подполковник Демидов. Молодой человек, – обратился Стас к Саше, – не возражаете, если я в ваш броневик залезу? Пока генерал не видит, мы тут по пять капель нальем. – Стас тогда уже был личным пилотом главнокомандующего Внутренними войсками, совершал с ним все полеты, мотался, как говорится, и в дождь и в снег по всем «горячим точкам».

– Залезайте. Кстати, меня зовут Саша, я командир этого экипажа. – Глынин, с улыбкой указав на девчонок, протянул ему руку.

– Стас.

– Аня, Таня, Лена, – раздались сзади веселые голоса, – идите сюда к нам. Да, да, к нам. Настоящий полковник…

– Нет, я настоящий подполковник… – как всегда скромно отрапортовал летчик.

– Да?… Ну, тогда забирай его, Анька, себе, мне полковник нужен, – веселилась, или, как говорила Лена, «прикалывалась», Татьяна, вертя по сторонам симпатичной головкой с достаточно коротко подстриженными черными гладкими волосами.

– Скажите, а вам не страшно управлять такой громадиной? – поинтересовалась серьезная Лена, пытаясь разведенными в разные стороны руками и вытаращенными глазами изобразить летящий самолет.

– Ха, а чё ему, выпил пять капель и полетел, да ведь, Стасик? – как всегда панибратски заключила простая, как три копейки, Анька. (Та самая Анька Большая, существующая в группе с самых что ни на есть незапамятных, первобытнообщинных времен.)

– Нет, – серьезно прокомментировал Стас, вытаскивая бутылку, – в таких полетах пятью каплями не обойдешься: нервы сдадут. Там же до сих пор «чехи» и арабы по горам шляются. И по нам же довольно часто стреляют. Вон в соседнем экипаже командира ранили месяца полтора назад, а в одном даже убили. Поэтому перед полетом летчикам даже полагаются полетные сто грамм, как на фронте – боевые. Ну, а на самом деле, сказать честно, пьют значительно больше. Чтоб, когда ранят, не больно было…

– И что, помогает? – не то серьезно, не то подыгрывая Стасу, поинтересовалась коротко стриженная Татьяна.

– Конечно! – коротко ответил бывалый пилот.

– А из чего стреляют, из гранатометов или гаубиц? – улыбаясь во все лицо милой улыбкой, продолжила Татьяна.

– Да нет, у них только одна гаубица, и та с Отечественной войны осталась. Стреляет где-то в районе Больших Атагов. Из автоматов, из пистолетов гады палят. Иногда попадают. И то, потому что мусульманам пить нельзя. Если б можно было, попадали бы чаще…

– А самолет на какой высоте летит? – почувствовала подвох Лена.

– Восемь тысяч метров, – невозмутимо ответил Стас.

– А пистолет, мне сейчас какой-то полковник рассказывал, метров на сто пятьдесят стреляет… Вот ведь развел, а я, дура, чуть не поверила, – весело рассмеялась добродушная Лена.

– Молодец, Ленка, расколола мужика! За это надо выпить. Мужик, давай бутылку! – Анька серьезно взялась за дело и даже подвинулась к окну, показывая Стасу на освободившееся для него теплое местечко.

Прозвучала команда колонне трогаться. Молоденький спецназовец в бандане вместо берета и с двумя ножами на поясном ремне, пригнувшись, легонько подтолкнул подполковника внутрь салона, с грохотом закрыв за ним тяжелую бронированную дверь. «Газель», соблюдая положенное в колонне расстояние между машинами, тронулась.

Лена, сделав из «горла» пару глотков коньяка, совсем развеселилась и даже осмелилась задать вопрос молоденькому спецназовцу:

– Скажите, а почему у вас два кинжала?

– Это ножи. Один, штык-нож, штатный, другой – наградной, я им уши бандюкам подправляю…

– Ой, а можно посмотреть? – оживилась с каким-то нездоровым интересом Татьяна.

Она взяла в руки большой, красивый, с черненым узорчатым изображением нескольких скорпионов на одной стороне и выгравированной надписью – на другой, острый кизлярский нож. На его верхней, тупой кромке красовались пиловидные зазубрины и четырехзначный номер, а деревянная, с двумя металлическими заклепками, ручка была проточена отдельно под каждый палец.

Таня вслух прочитала:

– «От командующего ВОГО и ПМВД России генерал-лейтенанта милиции А. Б. Матюшина». Класс! А вы им много бандитов зарезали?!

Спецназовец, оказавшийся Андреем, двадцатипятилетним контрактником из Пскова, осторожно, взяв Татьяну левой ладонью за запястье, правой забрал у нее опасное холодное оружие, отливающее на свету мрачной зеркально-синеватой, так манящей к себе сталью (из-за этого яркого блеска такой нож, кстати, не очень удобное для «спеца», выдающее владельца средство индивидуального боя). Засунув лезвие в черные ножны из толстой рифленой кожи с выдавленным изображением того же скорпиона на лицевой стороне, серьезный бывалый боец, тут же на глазах превратившийся в мальчишку, с наивной улыбкой спросил: – Девчонки, а вы правда из самой Москвы?

– Правда…

– А вы очень известные? – продолжил «спец» с восторженной непосредственностью. – Не обижайтесь, нам тут телики редко смотреть получается. Да и не у всех они есть…

– Если честно, не очень… Но пара песен известных есть, по радио крутят. «Размножайся», например…

– А… мы ее знаем, да, Иваныч? – обратился Андрей к здоровому, до сих пор молчащему детине.

– Угу, ее, кажется, Алегровян поет, – изрек Иваныч и снова замолчал.

Продолжать разговор на эту тему было нелепо, и Татьяна перевела его на Сашу:

– Зато наш продюсер всем звездам шоу-бизнеса пишет. У него одни хиты.

– Да, и поэтому мы тоже скоро будем звездами. И если вы опять перепутаете наши песни с чьими-то другими, то мы вам тоже уши подровняем, – безапелляционно выпалила Анька, чем привела суровых «спецов» в полный телячий восторг.

– Во девка дает, во молодец! – Парни аж постучали друг друга ладонями по широким закамуфлированным плечам.

– А какие у вас песни? – обратился Андрей к Саше.

– «Три астры», «Певица и гитарист» Долининой, слышали? «Аккордеон» Алегровян, «Тату» Бори Моисеевича… – тараторила Лена, – в Москве во всех караоке их поют. У Саши больше пятидесяти исполнителей. У него скоро концерт будет в Кремле.

– Да ладно тебе, Ленка, не болтай зря, еще неизвестно. С деньгами-то полный прокол… – Саша отхлебнул из переданной ему бутылки.

– Простите, Александр, – как-то очень официально обратился к Глынину еще один сопровождающий «спец» по имени Игорь, – нас на концерт не позвали, мы будем в другом месте, а нам очень интересно. Не могли бы вы с девушками прийти к нам в гости сегодня или завтра вечером, после концерта? Попеть, рассказать, что в Москве происходит?

– Знаете, у девчонок режим, сегодня концерт, завтра три концерта, а я, если хотите, приду. Если нас, конечно, не увезут куда-нибудь… – обломал Глынин пацанов.

– Спасибо, хоть так… Мы еще друзей позовем, вертолетчиков, в соседней казарме живут. Тех, которые сопровождали вашу колонну до места…

…В концерте участвовали несколько девчоночьих и мальчишеских групп и пара исполнителей в военной форме, с орденами и медалями на груди. Группа «Фейс» работала в финале, завершая общее выступление. Разогрев зрителей к тому времени произошел уже капитальный. И к моменту выхода девчонок сидящие прямо на улице, на вынесенных стульях, укутанные в шинели и бушлаты генералы и старшие офицеры и стоящие за ними солдаты поняли, что стоять и сидеть молча просто холодно, да и не интересно, начали постепенно приходить в движение, махать руками и ногами, издавать какие-то звуки. А когда в конце первой зажигательной песни под начавшимся мокрым снегом девчонки еще и скинули с себя, как по команде, черные фирменные курточки, оставшись в легких, открывающих плечи, руки и живот топиках и коротких юбочках, толпа молодняка, невзирая на присутствие начальства, взревела и попыталась прорваться к импровизированной сцене. Вовремя вмешались младшие офицеры и остановили рвущуюся к «настоящим звездам», опупевшую без женщин и простых человеческих развлечений толпу. После концерта выяснилось, что даже было сломано несколько стульев.

– Значит, концерт состоялся, – констатировал позже присутствующий на нем заместитель министра внутренних дел России, генерал-полковник Акиншин Леонид Аркадьевич, усиленно смахивая мокрый снег со своего зеленого, пропитавшегося влагой бушлата.

К Глынину подбежал запыхавшийся, лощеный, явно штабной московский полковник в новеньком, хорошо отглаженном и подогнанном по фигуре мундире:

– Вы командир этого коллектива?

– Да, я продюсер, – ответил Саша.

– Товарищ замминистра приглашает вас с вашим замечательным коллективом на дружеский ужин.

– Хорошо, только мы насквозь мокрые, нам надо переодеться, просушиться…

– Через сорок минут будьте, пожалуйста, вон в том здании.

– Хорошо.