Текст книги "Rusкая чурка"

– Проклятый «Билайн»! Плачу двести баксов в месяц за такую лажу! И такие фокусы! – Глынин начал злиться. – Вчера Алина не могла дозвониться, сегодня остальные девчонки… Алина! Блин, надо ее, кстати, открыть, а то сидит там одна. – И побежал в свой номер.

Алина, полусидя или полулежа в постели, спокойно смотрела телевизор.

– Доброе утро, везет мне на голых баб сегодня, – выпалил Саша.

– Ну, во-первых, я не баба, а почти девушка, а во-вторых, не голая, а топлес… И я всегда так сплю… А в-третьих, что случилось, Саш? – с ласковой улыбкой спросила, посверкивая глазами, Алина.

– Да так. Одевайся. Уже день. Тебя девчонки потеряли.

– Ладно, иду. Хотя тут мне больше нравится… Единственное, Саш, я волноваться начала. Лешка то трубку не берет, то занято. Я уж несколько раз звонила.

– Ну, мало ли, то занят, то не слышит. Может, сеть виснет. Мне сегодня все утро девки звонили, я ни одного звонка не получал. И извещения о звонках не приходили.

В этот момент телефон звякнул, известив, что принято сообщение. Саша несколько раз нажал на кнопки и рассмеялся:

– Ну, вот, только сказал, сразу испугались, прислали. В девять тридцать утра мне звонил абонент. Телефон незнакомый. Ладно, перезвонят. Ну, вообще-то полдня прошло, как звонили, а они только-только прислали, козлы! А о звонках девчонок так ни слуху ни духу… Пошли пообедаем, пока не закрыли ресторан. Скоро уже начнут ужин накрывать.

– А я хочу душ принять, – лениво потягиваясь, мурлыкала Алина.

– Ладно, принимай. Ключи возьми с собой. Жду тебя у Марины.

Саша вышел в коридор и пошел в сторону девчонок. Вдруг откуда-то снизу он услышал шум, крики, женский визг. Быстро пошел туда.

Дверь в каюту Ксюхи и Алисы была открыта настежь. Рядом стояла толпа девушек и визжала. Мужчины наблюдали молча. Пьяный Руслан держал за волосы полуголую Ксению и орал на нее:

– Ты что, сука, охренела?! Бутылками кидаться! Ты на кого ручонки поднимаешь, соска? Да я тебя рыбам скормлю. Стекло разбила, тварь.

В это время из каюты выскочила в джинсах и короткой тоненькой маечке Алиса и заорала на весь коридор:

– Отпусти ее, она не виновата. Ты виноват. Ты в дверь все лез. Ты в окно подглядывал.

– Что, тварь?!

Руслан тут же ударил ее рукой по лицу. Из носа девушки ручьем потекла кровь. Отпихнув Ксюху, он схватил за руку Алису и ударил ее об стенку. Толпа не шелохнулась, только истерично взвизгнула. Две девушки, отойдя в уголок и шмыгая носами, снимали все происходящее на камеры телефонов. В этот момент какой-то качок в хорошем костюме бросился вперед и, схватив Руслана за руки, оттащил этого борова от девушек.

– Ты чё, козел, ты на кого катишь?!

– На тебя. Отойди от девушек.

Пьяная туша начала размахивать кулаками, но попасть в качка не могла.

Молодой человек, пригнувшись, схватил Руслана за шею и, вывернув ему руку за спину, практически обездвижил его, прижав грудью и животом к стене:

– Успокойтесь, мужчина, вы не правы, я вам ничего плохого не сделал. Но могу. А девушек бить нехорошо. За это и посадить могут… – монотонно проговорил молодой качок, оказавшийся охранником человека из правительства, оглядываясь в глубь коридора, откуда раздавались неторопливые, но уверенные шаги.

– Ты труп, тебя уроют, – не унимался пьяный Руслан.

– Да нет, похоже, что труп ты. Что это у вас, Семен Адольфович, происходит? Средь бела дня девушек бьют… – Человек из правительства, близоруко щурясь, недовольно смотрел на Барановича, теребя на его темно-синем капитанском пиджаке верхнюю золотую пуговицу.

– Да это недоразумение. Мы сейчас все уладим. Русланчик извинится и пойдет спать! С девочками тоже разберемся. Расходитесь все, друзья, расходитесь. Через пятнадцать минут ждем всех на бизнес-форуме, – бегая маленькими черненькими глазками по окружающим, словно их многократно фотографируя, ласково заговорил Семен Адольфович.

Представитель правительства вальяжно удалился с чувством внесенной в общество справедливости, охранники под толстые белы рученьки увели уговоренного поспать Русланчика. Баранович остался со всхлипывающими девушками и зашел в их каюту. В окне красовалась огромная, похожая на звезду со спрутообразными трещинами во все стороны дыра.

– Кто разбил стекло? – коротко, даже кротко поинтересовался Семочка.

– Понимаете, он вначале в дверь ломился, вы же его увели, потом…

– Кто разбил стекло, я спрашиваю?

– Ну, он лез, пугал… Мы так испугались…

– Кто?!

– Мы, то есть я, – пьяно запинаясь заплетающимся языком, проговорила Ксения.

– А ты там тоже была, видела? – обратился хозяин пострадавшей собственности к плачущей Алисе.

– Да, мы вместе были…

– Обе на ближайшей остановке высаживаетесь и уезжаете.

– Как?

– Как хотите… Забираете вещи и уходите.

– Но мы…

– Все, я сказал. Мне тут хулиганки не нужны. – И, круто развернувшись на высоких каблуках, низенький Семочка, подбородок которого чуть не уперся в сосок Алисы, нагло выпирающий сквозь тонкую материю короткой маечки, быстро заспешил на вот-вот долженствующий начаться форум, на котором, кстати, неизвестно, будет ли после вчерашнего кворум.

В этот момент Саша, поймав тревожный взгляд Алисы, зажавшей кровоточащий нос платочком и выглядящей довольно-таки трезвой по сравнению с Ксенией, подошел к ней:

– Что случилось-то?

– Когда ты ушел, мы, конечно, расстроились, – прогундосила откинувшая голову назад девушка. – Ксюха психанула, даже немного разбушевалась, крича, что все мужики козлы и так далее… А тут вдруг стук в окно. Я как-то машинально отодвигаю шторки, а там эта рожа – радостная, жирная. Руками машет, жесты неприличные делает, ну, что трахнет нас, даже, по-моему, хотел ширинку расстегнуть… Ну, тут Ксюха в него бутылкой и запустила. Он от неожиданности чуть за борт не улетел. Тут же весь в осколках сюда прибежал, а потом вы все… Хорошо, быстро все прибежали, а то бы еще убил. Свинья жирная!

– Ну дела, девки… Надо с Барановичем поговорить, чтоб передумал…

– Да пошел он. Это как раз тот случай, когда гусь свинье товарищ. Как тут теперь оставаться? Боров-то этот жирный не уезжает… Сейчас проспится, а завтра снова начнет. К тому же все большое начальство уедет… Нет, погуляли, хватит. Как говорится, халява кончилась. Ладно, увидимся, может быть, пойду собираться. Скоро Углич. Надеюсь, нас там не зарежут, как Димитрия… И не станет в земле Российской на двух страстотерпиц больше… – И, поймав удивленный взгляд Саши, виновато улыбнувшись, добавила: – Раньше я в МГУ на филфаке училась…

Через два часа Саша под неодобряющим взглядом Барановича помог девушкам вынести с теплохода два больших чемодана. Потом дошел с ними мимо черных авто с мигалками и трущейся около них барской челядью до остановки такси. Сдал таксисту с рук на руки, демонстративно записав номер его машины. Дал девчонкам свою визитку и попросил позвонить, когда доедут до Москвы. Таксист, южный гость, с ужасным акцентом мамой божился довести так, что «ни адын пылинк не залетит, слыш, да?!», и попросил с каждой по сто долларов. Деньги у девушек, слава богу, были.

Через полчаса после подружек-горемык отбыл с тарахтеньем и сиренами и кортеж начальства с синими ведерками на головах. На теплоходе стало пустынно, тихо и как-то одиноко. Даже Стрекуленок с Петей уехали. Подошел, точнее, подплыл к закату второй день круизного плавания.

Часть десятая – покушение

В Подмосковье аккуратно, почти незаметно, на носочках, как ласковый ребенок-аллергик, крадущийся за конфетой, ступила осень. Удушливая жара спала. Дни еще стояли относительно теплые и почти сухие. И хотя о приближении серых промозглых, холодных дождей уже вовсю предупреждали безответственные по жизни метеорологи, на это, естественно, никто не обращал абсолютно никакого внимания, твердо зная настоящий девиз отечественных погодонаблюдателей: «Погоду на завтра мы вам скажем послезавтра». На море начался бархатный сезон, а в родном Подмосковье – некое подобие бабьего лета. По ночам, правда, становилось уже достаточно прохладно. Даже кое-кто уже не без оснований начал заикаться о приближающихся со дня на день, точнее, с ночи на ночь полночных заморозках.

Леша вернулся с очередного митинга радостный, возбужденный. Наконец-то у них что-то начало получаться. Власти уже их боятся, считаются с ними. Петров недавно звонил, а теперь даже какой-то его помощник приехал на митинг. Просил слова. Раньше не то что позвать на митинг, дозвониться не могли. Секретарша Стрекуленка, как слышала, что это Паримбетов или кто-то из его соратников, сразу говорила стандартные фразы, что главы нет и неизвестно, когда будет, и клала трубку. Народу опять же собрали тысячи три, смогли перекрыть Ленинградский проспект, настояли на приезде центрального телевидения. Рассказали о своих проблемах. Передали письма президенту и правительству с пятнадцатью тысячами протестных подписей. Наконец-то объединили активистов из других районов Подмосковья – из Сходни, Балашихи, Долгопрудного. «Они приезжают к нам, мы к ним, в итоге поддержка друг друга обеспечена. И людей стал объединять азарт. Не в последнюю очередь мой личный азарт», – с гордостью думал Паримбетов. Он свернул с шоссе на свою родную улицу Горького и, прошуршав колесами около двухсот метров по поселковой дороге, подъехал к своим автоматически открывающимся воротам. С неудовольствием обратил внимание, что около его забора, в дальнем, мало освещенном конце, стоит темный автомобиль, кажется «мицубиси».

«Опять к кому-то из соседей, видимо, приехали гости, но не въехали во двор, а припарковали машину у моего забора. Бардак какой-то. Ну, да ладно, – подумал Леша, – встречу их, скажу, сейчас недосуг… Правда, какую-то долю секунды ему показалось, что в машине кто-то есть, но ворота уже открылись, и он тут же, включив первую передачу, нажал на педаль акселератора».

Алексей въехал во двор и, оставив недавно отданную ему одним из друзей шестилетнюю «ниссан примера» на площадке перед домом, вытащил сумку с продуктами, с сожалением подумав, что Алинки нет дома и сейчас даже готовить не для кого. Но ничего, послепослезавтра утром она вернется, совсем немного осталось. Четыре дня уже без нее прожил, все время был на людях, чтоб не скучать. Демонстрировал свою веселость, независимость, силу (но это еще и по другой причине, ведь он постоянно натыкался на вездесущих стрекуленковских стукачей). Посмотрел на стену около камина, где висела в красивой рамке недавно сделанная фотография, на которой они с Алинкой, веселые и счастливые, обнявшись, радостно смеялись.

«Но ничего, – подумал Леша, – скоро все время так будет, вот только Алинка вернется, Стрекуленка прогоним, а там такая жизнь начнется…»

Благодаря старой холостяцкой привычке заставил себя подойти к холодному шкафу. Достал из него и почистил картошку, решив отварить ее с куском свежей телятины. Чтобы было не так скучно готовить в обезлюдевшем вдруг и ставшем каким-то не очень родным доме, Леша включил телевизор, смотря краем глаза то очередной ментовской сериал с Ковальчук в главной роли, то перещелкивая на футбол. Наши, если можно назвать нашими играющих за кордоном за огромные деньги обалдуев, в очередной раз проигрывали. Проигрывали, сколько ни носились по полю и ни ерошили волосы на головах, пригодных лишь для ношения кепок, худосочные нападающие и ни прикладывал артистично палец к губам бывший известный легионер одного западного клуба…

Выключил телятину с картошкой, вдохнул сытный приятный запах готового блюда. Вдруг в окне явственно промелькнули три пригнувшиеся тени.

«Тьфу ты, – подумал Леша, – опять эти чуреки-гастарбайтеры тут шляются, в бане, наверное, опять сидели, „кушали“. Ни хрена не работают, время тянут. Гнать их надо. Уж сейчас-то точно. Скоро по ночам ходить начнут».

Леша вышел на улицу и направился в сторону удалившихся беглецов.

– Эй, уважаемые, где вы, ну-ка, подойдите, – начал Алексей, тут же заметив тень, мелькнувшую сзади быстрее, чем нужно для обычного перемещения по участку. Пригнувшись практически на автомате и резко развернувшись, он уклонился от биты, сломавшейся пополам от смертоносного удара, пришедшегося по кирпичной стене дома. Мощным ударом правой руки в челюсть Леша уложил нападающего на землю.

– Ты кто? – удивленно-требовательно хозяин дома навис над упавшим хулиганом, трогая его за рукав куртки.

– Конь в пальто, – одновременно с хамским ответом со стороны спины последовал удар другой битой по голове, потом еще и еще один.

Леша упал. В это время вскочил, потирая челюсть, сбитый им нападавший первым человек. И уже трое неизвестных наносили удары по лежащему на земле телу. Двое орудовали битами, один ногами. Из разбитой головы медленно потекла тонкой струйкой темная, еле видимая в наступающей темноте кровь.

– Все, хорош, он, кажется, готов… Не трогай его, отойди. И в кровь не наступи. Следы оставишь. Заказчик убьет. Петров сказал ведь, чтоб следов не было! – деловито распоряжался бугай, бывший, видимо, за главного.

– Здоров кабан, одним ударом сшиб, – почти восторженно пожаловался первый нападавший, потирая ушибленную челюсть.

– Подставляться не надо, придурок. Тебя же предупреждали, что он бывший десантник, спортсмен.

В это время из-за забора раздалось характерное надрывное покашливание.

– Ладно, все, кончай базлать, кто-то идет! Быстрее уходим, пока нас не засекли. Да не туда! Не через главные ворота. А через дверь в заборе. Если кто и увидит, подумают, что чурки-гастарбайтеры. А Алик машину, как договорились, на шоссе подгонит. – Главный начал торопиться. – Все, пошли!

В соседнем коттедже резко выключился свет в окне на втором этаже и плотно задернулись шторы, словно давая понять, что они тут абсолютно ни при чем и странное поведение хозяина этого дома и его буйных друзей их ну совершенно не интересует.

Три пригнувшиеся фигуры в темных одеждах и черных шапочках быстро мелкими перебежками стали перемещаться между домом и забором мимо бани в сторону дальней двери в ограждении в конце участка. Освещение включили только минут через двадцать. Паримбетов остался лежать прямо перед открытой дверью собственного дома. На мощенной квадратным каменным булыжником дорожке…

Хозяйка соседнего коттеджа, которая, кстати, практически все видела, что стало потом известно от ее служанки-горничной, и могла бы, вызвав «скорую», сохранить Алексею ногу и руку, убежденно отвечала через некоторое время проведавшим обо всем журналистам:

– Ну, ведь это же абсолютно не наше дело, чего вмешиваться-то…

На теплоходе тем временем

– Сашенька, что делать, миленький? – Непричесанная, перепуганная Алина вбежала, не постучавшись, в продюсерскую каюту, тряся телефонным аппаратом. – Он не отвечает, представляешь, не отвечает…

– Здравствуй, Алина, кто не отвечает? – Саша недовольно оторвался от своей писанины.

Он уже пол-утра работал над новой песней для группы. И никак у него не выходила главная шляг-фраза в припеве. Похоже, Муза от него сегодня отвернулась. Получались какие-то вымученные, плоские, словно рожденные из пробирки или от любви двух кокетливых мужчин уродики, типа:

 
Таких, как я, казалось, не бросают…
Ведь я красивая и гордая такая.
Я и сама, с кем хочешь, поиграю,
А без тебя я просто – пропадаю…
 

Уроды, слава богу, словесные… Саша безжалостно, с остервенением зачеркивал эти строчки и писал новые:

 
А я тоскую по тебе и пропадаю.
Ах, осень, ты нелепая какая…
Как и любовь, – нелепая такая.
Ведь я тоскую по тебе и умираю.
 

И снова зачеркивал.

Надо что-то придумать, думал он, и тогда даже эта шняга может заиграть…

Но ничего не придумывалось. На Алину в первый момент он отреагировал, как на надоедливую зубную боль или французский насморк, невесть почему, за какие такие коврижки прицепившиеся именно к нему и именно в такой ответственный момент. Он недовольно, с досадливым непониманием посмотрел на ворвавшуюся в незапертую тихую каюту шумную девушку.

– Леша! Я уже третий день звоню. Я разговаривала с ним позавчера в восемнадцать сорок пять перед концертом. Он ехал домой. Договорились созвониться после нашего концерта, но он не ответил. Ну, думаю, по делам срочно уехал. Вчера целый день звонила, сегодня… – Алина разрыдалась, раскрасневшись и некрасиво размазывая разбавленную слезами косметику по подурневшему, постаревшему вдруг лицу, внезапно утратившему молодой глянцевый лоск «звезды шоу-биза». Яркие, вечно смеющиеся глаза потухли и выражали только страх, обыкновенный, простой, человеческий.

– Ну, успокойся, мало ли что… Телефон оставил и уехал куда-нибудь. Или вообще его потерял. Или украли где-нибудь на митинге. Там же много всяких шляется… – уговаривал Алину и самого себя Саша, – потерпи чуть-чуть. Ночью, после концерта, самолет. Приедем в Пулково…

– Не ночью, а в шесть тридцать утра… – перебила его Алина. – А вдруг что-нибудь случилось? Вдруг Леше моя помощь требуется? А я здесь должна веселить козлов всяких…

– Успокойся, успокойся. Ну мало ли, мужик трубку не берет… У нас тут свои концерты, у него свои. И поответственнее наших. Там борьба за власть, Алиночка. Митинги, интервью. Может, они опять Ленинградку перекрыли или пикетируют здание администрации. А может, их менты за нарушение общественного порядка задержали на трое суток… А в кэпэзухах телефоны изымают. Чтоб никого предупредить не смогли. – Эта мысль показалась Саше самой убедительной и спасительной, и он уже реально начал успокаивать Алину, сам практически поверив в свое предположение.

Саша достал из холодильника початую квадратную бутылку виски и, отвинтив с противным звуком золотистый колпачок, разлил по двум высоким бокалам, стоящим рядышком на столе, медового цвета напиток:

– Давай, Алинка, выпьем за Лешкино здоровье и победу! Он у нас молодец и победитель по жизни! Никакой Стрекуленок не устоит. Все будет хорошо. Успокойся, милая. А к ментам я и сам попадал. И когда стихи на Арбате читал, и за пьянку пару раз, и даже за драку. Кстати, там, в этих предвариловках, отбирают все. Не только телефоны. Но даже ремни, шнурки, деньги. Оставляют только одежду и нижнее белье. Так что его завтра-послезавтра выпустят. Как прилетим, сразу поедем искать. Ну, давай! Ваше с Лешкой здоровье! – Саша выпил нервно-обжигающий алкоголь и обнял обмякшую, обессиленную Алину, с радостью и страхом поверившую в придуманную Глыниным примитивно-глупую историю. Все мы с детства слышали про хватающегося за соломинку утопающего…

Алина хмыкнула, смахнула слезу и благодарно прижалась щекой к плечу Александра. Соломинка начала служить свою службу. Немного времени спустя девушка даже с облегчением рассмеялась:

– Сашенька, ты прости меня, дурочку, я что-то перенервничала. Напридумывала себе всякого. Сплю плохо. Сны дурные снятся. То про изнасилование, то про похищение. То еще дерьмо какое-нибудь…

– Ну, правильно. Вы с девками после концертов вместо того, чтобы спать, куролесите полночи, виски пьете, не высыпаетесь. А на концертах выкладываетесь. А организм-то не вечный, тоже устает, изнашивается. Ты думаешь, почему западные звезды, у которых вроде бы все есть, на наркоту садятся или самоубийствами кончают? Все от нервов. Организм не выдерживает эмоциональной нагрузки. Вначале они силы поддерживают всякими энергетиками, потом алкоголем, потом на более сильные препараты переходят… Ну, ладно, это я так. Нам, слава богу, до этого далеко! Иди пару часиков отдохни перед концертом.

– Спасибо, Саша, большое. – Сквозь высохшие Алинины слезы неумолимо, как трава сквозь асфальт, пробивался румянец молодости и силы, а глаза опять стали обретать глянцевую стервозность и радостную глубокую лучистость одновременно.

Успокоившаяся девушка удалилась. Еще несколько секунд в коридоре были слышны ее легкие размеренные шаги. Но вскоре настала тишина. Саша набрал Лешкин номер телефона. В ответ раздались спокойные бесстрастные гудки. Глынин повторял попытку несколько раз. Но результат был предсказуем. Трубка равномерно выпускала пунктиры гудков, Леша не отзывался…

Саша отогнал от себя дурные мысли. Было уже не до песни. Стал думать о предстоящем последнем гала-концерте. На нем, кроме них, опять будут Кобзонов, Кирракоров, Распупупина, Глызинов. Ну, ничего, последний бой – он трудный самый. А потом – в самолет, и домой! За эту неделю корабль осточертел просто до невозможности. Как моряки по полгода в рейсы ходят?! Жутко соскучился по жене, детям… Опять набрал Лешин номер. В ответ опять бесстрастные пунктиры гудков. Что-то ждет в Москве?.. Держись, Алексей!