Текст книги "Пастыри. Последнее желание"

– Но порох же китайцы изобрели…

– Ну что ты, Илья! Умный же парень, а повторяешь замшелые мифы. Изобрели, как ты говоришь, порох, я так думаю, сразу в нескольких странах, и было это очень давно, задолго до рождения Христа. Но одно дело – изготовить щепотку взрывающегося порошка, и совсем другое – наладить производство этого порошка в объемах, достаточных для ведения боя хотя бы одной батареей из пяти орудий. Понимаешь?

Илья кивнул. Он действительно начал понимать, что ему хочет сказать Борис Сергеевич.

– Для производства нескольких тонн пороха нужен не просто гениальный химик-самоучка, нет, нужен настоящий пороховой заводик, – продолжил свою мысль Завадский-старший. – И даже в том же пресловутом Китае, где государственное администрирование было всегда на гораздо более высоком уровне, чем в Европе, и где селитру производила сама природа, пороховых заводов не было, и порох для ракет, бамбуковых трещоток и зарядов, годных для подрыва вражеских укреплений, изготавливали умельцы-одиночки.

– А в Европе…

– А в Европе раз – и массовое производство! И едва только пороховое, огнестрельное оружие стало массовым, появляется второй фактор. Назовем его новым сознанием, или, если угодно, новым мышлением. Не улыбайся, Горбачев тут ни при чем. Европа долгие века была исключительно католическим регионом, всякое инакомыслие подавлялось весьма жестоко, достаточно вспомнить альбигойские войны. Католицизм въелся в души, вошел в сознание, изменил менталитет всех европейских народов. И вдруг – трах-бах – гуситские войны, Реформация, Лютер, кальвинизм, протестантство. Как будто бы кто-то, оставаясь за кулисами, подсунул актерам на сцене другой текст. И родилась новая реальность, новый менталитет, который проявил себя ярче всего на удаленных от континентальной Европы территориях – в Англии и Северной Америке.

– Ага, – кивнул Илья. – Эксперимент типа. Люди с новым, как вы сказали, мышлением в противовес мышлению традиционному, католическому. Интересно, но бездоказательно. В школьных учебниках подробно изложены все предпосылки возникновения протестантизма…

– Ай, при чем тут школьные учебники? Это же было только «во-вторых»!

– А есть и в-третьих?

– Конечно! «В-третьих» логически вытекает из «во-первых» и «во-вторых» – вооруженные огнестрельным оружием и новой идеологией носители протестантского мышления переворачивают весь ход мировой истории. Возникает новый общественный строй…

– Капитализм?

– Ты прямо схватываешь на лету. Конечно. Вот смотри – неуклюжий рабовладельческий строй просуществовал тем не менее долгие-долгие тысячелетия. Гораздо более эффективный в экономическом плане феодализм – всего около тысячи лет и был сметен возникшим, как чертик из табакерки, капитализмом. Не везде, конечно, а только в самых развитых странах. Некий «кто-то» словно бы подстегнул историю, открыл шкатулку Пандоры, и на человечество посыпались дары, которые оно с трудом успевало ловить. Развитие европейской цивилизации от последовательного перешло в скачкообразный режим. И мне кажется, я понял, для чего это было нужно нашему «кому-то»…

– Ну и для чего? – Илья заинтересованно посмотрел на Бориса Сергеевича.

– Дело в том, что феодалы, аристократы, все эти герцоги и графы – мало и плохо управляемые люди. Они – лидеры, правители, каждый сам себе на уме, каждый в своей вотчине воротит то, что хочет. Консолидировать их – занятие практически безнадежное. Феодал, опираясь на своих вассалов и подданных, не нуждается ни в покровителях, ни в союзниках. Иное дело – капиталист, буржуй, если использовать большевистскую терминологию. Тут на первый план выходит не грубая сила, а дипломатия, искусство ведения переговоров, искусство договариваться, гибкость и хитрость…

– И, создав при помощи новых военных технологий и нового мышления в Европе капиталистическое общество, этот ваш некий «кто-то» начал им управлять «из-за кулис», да? – Илья оживился еще больше. Теория Вадимова отца его заинтересовала, и он уже улавливал, куда дальше помчится ретивая мысль Бориса Сергеевича.

– Именно! Маргинальные политиканы всех мастей, вопящие о «мировой закулисе» и всемирном заговоре, не так уж далеки от истины, но только они не могут отвлечься от конкретной исторической ситуации. Идем дальше. Подчинив себе Европу и Америку, наш «кто-то» начинает распространять свою экспансию окрест. Под боком у него – огромная страна с чуждым протестантскому менталитетом и вовсе не собирающаяся переходить на капиталистические рельсы…

– Россия? – Илья усмехнулся.

– Конечно! И наш «кто-то» сперва совершает диверсию – пытается привлечь на свою сторону законного монарха…

– Это какого?

– Ну Петра, конечно же!

– Ага… А когда не получилось…

– А когда не получилось, натравливает на нас самую боеспособную армию Европы той поры – шведскую! – Борис Сергеевич торжествующе сверкнул глазами, налил Илье и себе коньяка, поднял серебряную рюмку. – Будем здоровы!

Илья выпил и вдруг хлопнул в ладоши:

– О! Я понял! И Наполеон – это тоже попытка подчинить нас, ведь феодализм-то в России существовал до… М-м-м…

– До 1861 года. Но это еще не все! Едва только Российская империя перешла на капиталистические рельсы и, кстати говоря, стала весьма управляемой, в экономическом по крайней мере плане, как следует новый «трах-бах». И вот тут в моей теории до сих пор нет ясности… То ли оно само так произошло, стихийно – коллективное бессознательное сработало, то ли у нас тоже есть свой «кто-то», который в контрах с европейским «кем-то»…

– Вы про революцию?

– Да. Что такое социализм по-русски? Это – феодализм с человеческим лицом… Нет, подожди, не протестуй! На начальном этапе, конечно, большевизм пролил столько крови, что мало никому не показалось… Но! Так хорошо, как жил простой народ в семидесятые годы прошлого века, у нас в стране люди не жили никогда. Вообще никогда, понимаешь?

– Да ну, врете вы все, Борис Сергеевич… – Илья улыбнулся. – Этот же был, как его… О, застой, вспомнил. Диссиденты там всякие, железный занавес, угнетение свободы слова…

– Какая свобода слова? Илья, не ерунди! Пойми – для любого государства хорош лишь тот строй, при котором нормально живется большинству граждан этого государства. А мы в семидесятых – начале восьмидесятых хорошо жили. Деликатесов, возможно, и не хватало, но, во-первых, не деликатесом единым, а во-вторых, в коопторговских магазинах всегда можно было купить все. Да не в этом дело, изысканная жратва – это вообще фетиш какой-то стал… Важно другое – тогда нищих не было. И голодных. Совсем. Каждый – пенсионер, инженер, уборщица, художник, токарь, строитель, механизатор, каждый, повторю, имел крышу над головой, зарплату, на которую мог прокормить себя и семью, его дети ходили в детсады и школы, бесплатно, заметь, и в вузы тоже поступали бесплатно, и в пионерские лагеря ездили, и в кружки и секции ходили… Э-эх… Сейчас в это и поверить-то трудно. Беспризорников – не было! Бандитов – не было! Хулиганье – да, было, но это…

– Ну прямо идеальное общество, страна Утопия… – опять усмехнулся Илья.

– Да нет, конечно, далеко не идеальное. Проблем хватало… – Борис Сергеевич грустно покачал головой. – Однако были стабильность, высокая рождаемость и счастливое детство у ребятишек. Что еще надо? Свободы выйти на Красную площадь и громко проорать в сторону Кремля: «Вы все козлы!»? Хм… А нормальному человеку это вообще-то зачем?.. Ну, да бог с ней, со страной, которой не было…

– Как вы сказали? – Илья удивился. – «Страна, которой не было»?

– Да. По моей теории вмешательства «кого-то» в мировую историю, СССР не должен был появиться вообще. Ну, собственно, «кто-то» победил – Союза не стало, словно и вовсе не было. Теперь мы – часть владений «кого-то», или, скорее, задний двор этих владений, и делает он тут все, что захочет. Спор физиков и лириков закончен. Победили циники…

– А как же правительство, президент? – обескураженно спросил Илья.

– А, брось, Илюша. Это все, как, впрочем, и везде – лишь внешние атрибуты…

– Да кто же он такой, этот «кто-то»? – взорвался наконец подогретый коньячными парами Илья. – Дьявол? Инопланетный разум? Секта гениев?

– Вот и мне хотелось бы это узнать… – задумчиво протянул Борис Сергеевич. И помолчав, добавил: – Право выбора есть у каждого. А если кто-то этим правом воспользоваться не хочет, тут же найдутся те, кто выберет за него.

Увлекательная беседа неожиданно прервалась: Илья еще кипятился, желая продолжить рассуждения, но старший Завадский вдруг ушел в себя и замолчал.

А тут еще, как по заказу, по телевизору началась аналитическая программа, в которой «счастливые люди великой страны» наперебой хвалили последние решения правительства, на словах вроде бы направленные на улучшение жизни народа, а на деле…

– Ну вот же, вот! Дожили, у нас уже, как у Оруэлла: «Норма выдачи шоколада увеличена с трех граммов до двух!» – саркастически усмехнулся Борис Сергеевич, снял со стены гитару, потенькал струнами, настраивая, и пропел:

 
Окрестности в пожаре
Пылают за окном.
Король наш старый Гарри
Подвинулся умом.
На нивах опаленных
Зерна не соберешь –
Летят отряды конных,
Вытаптывая рожь.
 

– Это вы про кого? – поинтересовался Илья, поудобнее устраиваясь на диване. Бока у него все же побаливали, даже сквозь коньячную анестезию.

– Про одного английского короля, – снова усмехнулся отец Вадима. – Он, как говорится, уже умер… давно…

– А дальше там как?

– А дальше там так:

 
К чему страдать – трудиться, —
Все пущено на слом.
Не дай вам бог родиться
При Генрихе Шестом!
Чье над полками знамя?
За что ведется торг?
Кто править будет нами —
Ланкастер или Йорк?
Какого нам вельможи
Ни прочат короля,
Для нас одно и то же —
Неволя и петля.
Милорд наш веселится,
Да мало толку в том.
Не дай вам бог родиться
При Генрихе Шестом!
 

Борис Сергеевич прижал струны рукой и замолчал, задумавшись…

Илья пошевелился, устраивая ноющую руку поудобнее, и снова спросил:

– А чье это?

– А? Что? А… Это – Городницкий, «Песня крестьян». Удивительно актуальные для начала XXI века стихи, не правда ли?..

 
Повсюду запах гари,
Покинуты дома.
Король наш старый Гарри
Совсем сошел с ума.
Не даст тебе Создатель
Дожить до старых лет, —
Бросай соху, приятель,
Берись за арбалет!
Стрела летит, как птица,
Повсюду лязг и стон…
Не дай вам бог родиться
При Генрихе Шестом!
 

– Бросай соху, приятель, берись за арбалет… – прошептал Илья, и внутри у него все похолодело от неприятного предчувствия…

* * *

Когда Варвара Олеговна и Зава вернулись, их взорам предстала такая картина: на диване крепким сном спал Илья, а Борис Сергеевич тихонько мурлыкал что-то, склонившись в кресле над гитарой.

Вадим, задрав губу и продемонстрировав отцу заново обретенный зуб, подхватил графин – но, увы, вожделенного плеска не услышал.

– Ну вы… Гады!.. – прошипел Зава, выразительно вращая глазами.

– Иди, иди… – так же шепотом ответил ему отец. – Ты феназепам пил, тебе нельзя.

– Да ничего я не пил, я его… ее… таблетку, короче, на лестнице выкинул. Что я, ненормальный – таблетками травиться, когда тут коньяк… Был…

И огорченный Вадик убрел на кухню – пить чай с вареньем и в пятый раз рассказывать матери про сегодняшние приключения. Причем, если бы Варвара Олеговна и Борис Сергеевич вздумали сравнить рассказы двух бойцов, они были бы невероятно удивлены их несостыковками…

Глава пятая

В кабинете, заперев дверь и дав дежурному указание никого не пускать, Громыко положил перед собой извлеченное из файл-папки письмо, написанное мелким, убористым почерком, – четкие ровные строки, бисеринки букв – и углубился в чтение:

«Здравствуйте, глубокоуважаемый Геннадий Иннокентьевич! Пишет вам, во исполнение давнего обещания, раб Божий Петр.

Спешу сообщить вам, что мне удалось получить доступ в известный вам архив, и в результате кропотливой работы я обнаружил удивительные документы, проливающие свет на многие доселе неизвестные никому, в том числе и вам, факты.

Прежде чем приступить к краткому их изложению, не могу не восхититься вашей способностью к предвидению. Практически все ваши гипотезы так или иначе подтвердились.

Теперь о главном: в архиве я нашел целый ряд документов, объединенных общей темой. Работы по этой теме велись одним из подразделений «Ананэрбе» и попали в Россию вместе с остальным архивом этой организации после Второй мировой войны.

Во-первых, мое внимание привлек к себе более поздний список некоего путевого дневника, который я частично перевел на русский язык. Это – записки какого-то безвестного монаха, по-видимому состоявшего в исчезнувшем еще в эпоху Крестовых походов Ордене Святого Лазаря…

Монах, имя которого, как я писал выше, неизвестно, приблизительно в IX веке предпринял путешествие на Восток, скорее всего в район нынешнего Ирана, где и встречался с каким-то Старцем (в дневнике он так и значится, с большой буквы – Старец).

Старец, по-видимому, – иерарх местной религии, рассказал монаху, что еще в допотопные времена на Земле существовала могучая цивилизация, владевшая всем миром.

«Они были подобны богам и заменили богов силой своей». Центром этой цивилизации, по всей видимости, являлся некий континент или остров, находившийся где-то «посредине бескрайнего моря на Юго-Востоке». Учитывая, что Старец жил в Центральной Азии, можно предположить, что речь идет не об Атлантиде, а, скорее, о мифической Лемурии, расположенной в Индийском или Тихом океане.

Цивилизация лемурийцев (назовем их пока так для ясности) двигалась не по технократическому пути развития. Судя по рассказам Старца, они «умели использовать энергии бесплотных сущностей, человеческой мысли и самой жизни», т. е. то, о чем вы мне писали.

Под действием этих энергий (которые я условно назвал, используя вашу терминологию, марвельными) лемурийцы переродились сами, а с их помощью преобразили окружающий мир.

Перерождение, по всей видимости, заключалось и в изменении сознания, и в искажении внешнего облика. Интересная деталь: Старец упоминает, что истинные лемурийцы обладали «обликом дивным, взглядом пугающим, речью чарующей и кровь их, будучи отворенной из жил, окрашивалась бирюзой». Как тут не вспомнить вашу гипотезу о возможности купрумизации кислородообменных процессов в организме под действием определенных внешних факторов, в частности все тех же марвельных энергий!

Далее: больше всего ценили лемурийцы знания о человеке и мире, в котором он живет. Преображенная стараниями лемурийцев, Земля являла собой райский сад, и остальные люди, находившиеся в ту эпоху в совершенно первобытном состоянии, не ведали забот о хлебе насущном.

По словам Старца, «боги разгневались на сравнявшихся с ними» и покарали лемурийцев (параллели с Платоновской Атлантидой наводят на мысль, что все это – не случайно). Так или иначе, но произошла глобальная катастрофа, в результате которой Лемурия погибла, погрузившись на дно морское.

Отдельные лемурийцы выжили, но их цивилизация безвозвратно угасла. Остались лишь некие «инструменты, с помощью которых лемурийцы управляли миром». По всей видимости, речь идет о неких артефактных приборах, позволявших их создателям контролировать и использовать марвельные энергетические потоки.

На этом дневник монаха-лазарита обрывается.

Во-вторых, исследователи из «Ананэрбе» провели большую работу, собрав множество фактов, так или иначе касающихся лемурийской цивилизации и, в особенности, тех самых «инструментов», а также загадочной «Книги Паука». По мере моих возможностей, я скопировал большинство документов и перешлю их вам в самое ближайшее время. Будьте готовы – объем весьма велик! Особенно обратите внимание на параллели между обретением лемурийских артефактов и началом религиозных войн в Европе, которые проводят исследователи в сопроводительной запис…»

На этом текст письма «раба Божьего Петра», адресованного неизвестному Геннадию Иннокентьевичу, обрывался.

Громыко потер виски – утонувшее было в пиве похмелье вновь всплыло и в голове опять застучали отбойные молотки. Дело «ЧК» становилось все запутаннее и запутаннее, и письмо вопреки ожиданиям никакой ясности не внесло.

Майор вытащил второй том дела и еще раз просмотрел информацию по последнему потерпевшему:

«Так, Ипатьев Петр Павлович… Родился, учился, армия, Афган… Ага, а потом семинария. Бывает, бывает… Так, дальше: закончил с отличием, женился, получил приход… Челябинская область, поселок Синеглазово, храм Вознесения Господня. Лишен сана в 1999 году. Хм? А, вот в чем дело: «защищаясь, превысил пределы допустимой обороны». Убийство. Два года условно. А кого убил? Тэк-с… Потапов Ю. Н., 1983 года рождения. Сопляк совсем! И за что его Ипатьев грохнул? Сатанисты громили кладбище при храме… У-у-у, крутой батюшка, в одиночку против семнадцати-то человек!

Угу, связей с Русской Православной церковью не порвал, числился консультантом при отделе катехизации и религиозного образования Священного Синода, занимался историей религии, сотрудничал с… с целым списком сотрудничал. Но нет, тут нашего Геннадия Иннокентьевича нет… В Москву приехал за два дня до убийства на Третий Международный Конгресс православной культуры. Номер в гостинице «Вологда» забронирован заранее организаторами конгресса… Хм-хм… Что же ты нарыл в известном этому Геннадию Иннокентьевичу архиве, гражданин Ипатьев? «Ананэрбе» – это вроде в Третьем Рейхе оккультисты такие были…»

Внимательно прочитав протоколы осмотра места происшествия и опроса свидетелей, Громыко уныло захлопнул папку: никаких зацепок! Почему, для чего Черный киллер, в числе клиентов которого до Ипатьева значились исключительно сильные мира сего, получил заказ на ликвидацию попа-лишенца?

«Стоп! – сказал себе Громыко. – Ты же с пьяных глаз пропустил главное, сыщик, мать твою! А документы-то, объем которых весьма велик!»

Он еще раз перешерстил бумажки в папке – так и есть, глухо, никаких документов при осмотре в номере Ипатьева обнаружено не было…

Громыко ткнул кнопку селектора и объявил:

– Любарский, Доронин, Коваленкова – через пять минут у меня!

Откинувшись на спинку кресла, майор с сожалением подумал об оставленном и без того укуренным руф-бордерам пиве и закрыл глаза, ожидая подчиненных…

Оперативники вошли все разом, расселись и вопросительно уставились на шефа. Это были проверенные, старые кадры, даже двадцатишестилетняя Яна работала с Громыко уже четвертый год, а знакомы они были еще дольше.

Похмельный майор неожиданно вспомнил, как она впервые появилась у них в оперчасти – курсанточка, девочка с картинки, этакая кукла, «от стола два ствола». Первым делом кукла дала по яйцам капитану Сидорчуку, вздумавшему эти самые яйца к ней подкатить, вторым – пробила по базе номер некоего джипа. И горько плакала, выяснив, что джип сей совместно с тремя седоками вдребезги разбился весной 1995 года на выезде из города Смоленска. Впрочем, это были первые и последние Янины слезы, виденные Громыко.

Оперативница из Коваленковой получилась экстра-класса. «Шутя и играясь», расплетала она хитроумные петли, вывязанные на погибель органам правопорядка коварными злодеями, лихо брала в одиночку таких шкафов, что омоновцы, обычно успевавшие к шапочному разбору, дали ей кличку «мадам Дзю», намекая на известного боксера, мастера сокрушительных нокаутов.

Остальные ребята в отделе были не хуже. Громыко сам подбирал кадры, воевал с начальством и Службой собственной безопасности, прикрывая своих оперов, если вдруг случалось им «превысить меру служебной ответственности».

С таким контингентом (любимое выражение замминистра: «Громыко, бля, у тебя не подчиненные, н-нах, у тебя, бля, контингент, как на зоне! И зона по всем по вам, н-нах, плачет, понял-нет?») можно было не только Черного киллера, Шамиля Басаева брать ночью без оружия.

«Отставить», – сам себе приказал Громыко, не в меру расчувствовавшись. Приоткрыв глаза, он сунул операм письмо:

– Ознакомьтесь, коллеги. Потом прошу высказывать соображения.

И снова смежил веки – посталкогольная апатия навалилась на него, как перина на котенка. Вроде и не помираешь, дышать можно, но и выбраться нет никаких сил…

Когда чтение закончилось, Любарский – заместитель и правая рука начальника МОРа, высокий, худощавый, с седеющими висками, спокойно сказал:

– Дело ясное – ищем адресата. Насколько я помню, среди контактов Ипатьева человека с такими инициалами нет, а имя-отчество редкое, это Иванов Петровичей да Сергеев Александровичей у нас полно, а Геннадия Иннокентьевича найти, я думаю, сможем. Проверим, кто из историков сотрудничает с РПЦ, поднимем адресные базы, сделаем запрос в Центральный информаторий… Причем искать нужно и среди живых, и среди мертвых. Если хозяин Черного киллера заинтересован в уничтожении улик, связанных с научной деятельностью Ипатьева, то Геннадий Иннокентьевич в списке на устранение – номер один.

– На-ж-вца-б-п-пловить! – Яна мечтательно закатила глаза.

– Мне покоя не дает один момент, – подал голос кряжистый Доронин, которого в отделе звали «человек с лицом гориллы».

– Что, Леня? Говори… – Громыко с усилием выпрямился и облокотился на стол.

– Наш друг, «чекист» этот самый – профи, каких поискать. Не мог он просто так, по рассеянности письмо это потерять. Не верю я в такие случайности!

– Всякая случайность, как известно, – всего лишь частный случай закономерности… – нудным голосом сказал Любарский. Помолчал и продолжил: – Но в самом деле, потеря Черным киллером письма – это само по себе очень странно. А если это – обманка?

– Как-у-з-йца, л-жный-след! – Яна изобразила пальцами убегающего по полировке стола куда-то в сторону зайчика. – Но-д-р-ргих-заце-пк-нет!

– Ага, вы мне еще стихи тут начните сочинять! – не выдержал Громыко. – Сам знаю, что все это хреново выглядит и еще ху… хреновее пахнет. Но кроме Геннадия Иннокентьевича, нету у нас ничего, а через месяц с лишним мне начальству на стол нужно результаты положить. Ре-зуль-та-ты! Ясно вам? Поэтому берите всех, задействуйте все каналы, подключайте кого угодно, хоть Администрацию президента, но чтобы через три дня этот самый Геннадий Иннокентьевич был вычислен. Все, идите, работайте…

* * *

Как и предполагал Любарский, найти человека, которому погибший Ипатьев писал перед смертью, оказалось не так уж и сложно – достаточно было внимательно изучить выданные из Центрального информатория МВД списки людей, профессионально занимающихся историей.

Геннадий Иннокентьевич Жуков, доктор исторических наук, профессор Курганского Государственного университета, отыскался на второй день. Доронин позвонил в Курган, но на кафедре, которую возглавлял Жуков, ему сообщили, что профессор вчера уехал в Москву, в командировку, хлопотать по поводу получения денежного гранта для студенческого исторического общества. Поезд № 33, фирменный «Зауралье», вагон пятый, место двенадцатое…

– Ага! – обрадовался, услыхав единственную за последнее время благую весть, Громыко и, потирая руки, завопил голосом Карабаса-Барабаса: – Золотой ключик сам плывет ко мне в руки!

Параллельно выяснились интересные вещи, которые в целом укладывались в общую канву: в феврале, когда был убит Ипатьев, Жуков на два месяца уехал за границу и вернулся буквально неделю назад. Причем уехал за несколько дней до убийства, соответственно, если бы хозяин Черного киллера решил убрать Жукова следом за Ипатьевым, сделать это у него возможности не было.

Встречать Жукова поехал Любарский. С вокзала он позвонил шефу и голосом тайского охотника, выследившего логово тигра-людоеда, произнес:

– Коля, Жукова ведут! За ним хвост, понимаешь? Я чую, это – он, «чекист»…

В такой ситуации везти профессора в отдел, да и вообще встречаться с ним было бы большой глупостью. Громыко сменил Любарского тремя оперативниками, за обнаруженным хвостом отправил пару лучших топтунов и вновь созвал триумвират под собственным председательством.

На повестке дня, понятное дело, стоял один вопрос – засада своими силами или все же поделиться триумфом победы с коллегами? То, что едва хозяин «чекиста» получит информацию о том, где остановился Жуков, он пошлет туда своего устранителя, ни у кого не вызывало сомнений. Профессиональная интуиция, именуемая Яной «чуйка», редко подводила майора Громыко и его коллег…

Спустя час пасущие профессора опера доложили: Жуков остановился в гостинице «Мир», в настоящий момент находится в своем номере на седьмом этаже. Почти тут же прозвонились топтуны: опекаемый ими хвост довел свой объект до гостиницы «Мир», поошивался в фойе, выяснил, какой номер выделен профессору, сделал звонок по телефону и сейчас пьет пиво возле метро «Краснопресненская», наблюдение продолжается.

– Все, баста, карапузики, кончилися танцы! – грохнул кулаком по столу Громыко и ткнул пальцем в Доронина: – Леня, берешь Кузина, Максимова, Горбатко и Степаняна. Пулей в этот «Мир» и по-тихому. Сидите в номере и ждите. Витя с тобой потом свяжется. Все, пошел! И имей в виду – за профессора отвечаешь головой!

– Витя, твоя миссия сложнее: нужно поставить телефон в номере на прослушку, задействовать ОМОН, чтобы скрытно выдвинулся в район гостиницы на случай, если придется оцеплять квартал. Кроме того, группу Звягина срочно туда для внешнего наблюдения и контроля. И главное – ты координатор, все замыкается на тебя… Любарский кивнул:

– Коля, все будет нормально.

– Не сомневаюсь. Яна! Закряжина под седло, через минуту мы выезжаем. Возьми броники и двух ребят потолковее из группы Звягина… Стоп, отставить! У него и так всего пятеро. Ладно, поедем вдвоем. Все, понеслась душа по кочкам!

Напевая:

 
– И северный ветер ударил в прибой,
В сухой подорожник,
В траву зверобой! —
 

Громыко отпер сейф, сунул в кобуру под мышкой пистолет и двинулся к двери, продолжая повторять про северный ветер, прибой и зверобой. Из этой старой песни он знал лишь одну строчку, но этого было вполне достаточно. Майору нравились внутренний ритм и бодрый оптимизм, звучащие в непонятных словах. А именно оптимизма ему сейчас, накануне встречи с Черным киллером, как раз и не хватало…

* * *

Впервые Черный киллер проявил себя осенью 2002 года, грохнув главу крупного банка «Иридис» Сулеймена Вагизовича Ибрагимбекова прямо в его собственном рабочем кабинете. Попутно «чекист» замочил двух бодигардеров, секретаршу и уборщицу, которая имела несчастье в неурочное время приехать на работу за зарплатой.

Сыщикам, несмотря на отстрел всех встреченных убийцей свидетелей, досталась запись с камер слежения, на которой облаченный в черный костюм и черную маску-спецназку худощавый мужчина с неимоверной быстротой палил «по-македонски» из двух «люгеров» с глушителями. Причем, как определили специалисты, на вооружении киллер имел не традиционные «парабеллумы» Р-08, а новейшие, модернизированные конструктором Альфонсом-Петером Риллем 18-зарядные монстры с полимерной рамкой и механизмом полувзвода.

Что интересно, после бойни киллер спокойно вышел из банка и, как пишут в дешевых детективах, «растворился в толпе».

Спустя четыре месяца он появился вновь, расстреляв, и опять прямо в офисе, главу некой нефтеторгующей фирмы господина Зенгеля Леонида Иосифовича. На этот раз трупов было трое – сам нефтеторговец, секьюрити на входе и некий случайный клерк, проходивший по коридору и попавшийся «чекисту» на пути.

Дальше – больше. Летом 2003-го прямо в подъезде собственного дома застрелен депутат Государственной думы Липатский. Как политик он был малоизвестен, зато в определенных кругах его хорошо знали как Липу, главу могущественного клана «арендодателей» (именно так теперь именовались те, кого журналисты в начале 90-х называли «рэкетирами»). Вместе с Липой погиб консьерж, и вновь оперативники получили в свое распоряжение запись убийства. Все в точности повторяло пленку из банка – черная фигура, маска, два «люгера». Министр скрипел зубами, Прокуратура топала ногами, в УВД Москвы стучали кулаками по столам. Опера пахали, как Микулы Селяниновичи, но никаких следов, которые могли бы вывести хотя бы на наводчиков, не говоря уже об исполнителе или заказчике, не было.

В январе 2004-го Черный киллер совершил свое самое громкое убийство – ликвидировал главу холдинга «Алатырь» Михаила Ивановича Боборыкина. Вместе с известным предпринимателем, входившим в сотню богатейших людей России, погибло семь человек, и в их числе – трое вооруженных охранников, причем они успели открыть ответный огонь, однако не сумели помешать «чекисту» положить всех точными выстрелами в голову и спокойно уйти.

Наконец, последним в страшном списке Черного киллера значился Петр Павлович Ипатьев, застреленный в номере гостиницы «Вологда». Что удивительно – никто из персонала или постояльцев гостиницы не помнил человека в черном костюме и маске, входящего в здание. Громыко склонялся к мысли, что киллер не только покинул номер Ипатьева через окно, но проник тем же путем, хотя, как и во всех прочих случаях, ни улик, ни свидетелей, за исключением руф-бордеров, не было…

* * *

Оперативники сидели в номере Жукова уже второй час. Громыко, приехав позже основной группы, быстро перераспределил людей, выставил наблюдательный пост в фойе гостиницы, оставил у перепуганного профессора бодигардами Доронина и Кузина, отправил Степаняна на пожарную лестницу, а сам с Горбатко и Максимовым засел в номере напротив.

Группа Звягина рассредоточилась вокруг гостиницы, два автобуса с омоновцами укрылись в соседних дворах. Яне Коваленковой майор отвел роль джокера в рукаве, для чего определил ее в чуланчик с уборщицкими ведрами и швабрами, расположенный через три двери от номера Жукова, и строго-настрого велел сидеть тише мыши.

Началось то, что сами оперативники называли жвачкой – томительное ожидание. Ловушка была расставлена по всем правилам, и теперь Громыко больше всего волновало – придет Черный киллер за жизнью профессора Жукова или не придет…

В 16 часов 27 минут рация в нагрудном кармане майора пискнула. Опера, вроде бы расслабленно дремавшие на стульях, мгновенно вскочили, доставая оружие. Громыко нажал кнопку, отрывисто бросил:

– Гром на связи.

– Гром, я – Налим, видел какое-то движение на крыше, – прошуршала рация голосом Звягина.

– Налим, понял тебя! – сквозь зубы прошипел майор, отключился и оглядел оперов. – Бляха, как он на крышу-то мог попасть? Сеня, дуй туда, но осторожно, без самодеятельности, только наблюдай. Связь каждые тридцать секунд!

Максимов кивнул, сунул пистолет под мышку и, напустив на себя равнодушный вид утомленного долгой командировкой постояльца, вышел в гостиничный коридор.

«Контрольки» от Максимова Громыко получил всего три. Затем Арсений замолчал и больше на связь не выходил.

– Всем – он здесь, – буркнул побледневший майор в рацию и тут же вызвал Степаняна: – Сережа, как у тебя?