Текст книги "Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны"

О плодах целеустремленности и зависти

Риск – неизменная составная часть жизни торговца – в дни совершения очередного государственного переворота – Октябрьского – возрос значительно. Как бы ни развивались события в дальнейшем, было ясно, что по крайней мере в ближайшем будущем стабильность общественного порядка останется скорее в сфере желаемого, чем возможного. Такой чуткий барометр, как торговля, отреагировал моментально. Сокрытие товаров, перекачка их на черный рынок или попытки их вывоза из города приобрели нежелательные для новых властей масштабы. Во многом этому способствовала та ситуация беззакония, при которой город оказался захлестнутым лавиной разбоев, грабежей и убийств. Но нельзя сбрасывать со счетов и простую настороженность торговцев в отношении возможных экономических и иных мероприятий большевиков. Декрет о национализации банков, как известно, датирован 14 декабря 1917 г., однако, слухами о подготовке этого документа город был полон чуть ли не с начала ноября. На фоне крайне острого кризиса с наличными деньгами уже одно хождение подобных слухов ставило под вопрос само существование системы кредита[725]725
  Дневники Ю.В. Готье содержат весьма примечательную запись: «Банковский кризис доведен до национализации банков… убивается кредит, промышленность, торговля, частная предприимчивость: мы еще одно дно пробили своим бесчувственным лбом» (Вопросы истории. 1991. № 7–8. С. 176). Так реагировал далекий от делового мира человек. Что же говорить о коммерсантах?


[Закрыть]. К прежней причине – получению дополнительной прибыли – добавилась, как минимум еще одна – необходимость постоянного наличия на руках крупных денежных сумм.

Вместе с тем каких-либо общегосударственных мер, которые свидетельствовали бы о наличии у новых властей намерений покончить с частной торговлей, не проводилось. У Г.Я. Неймана[726]726
  Генрих Яковлевич Нейман (1903–1938) – член Бунда, позже вступил в ВКП(б), в 1930-е гг. заместитель начальника управления торговлей Центросоюза.


[Закрыть] были все основания отметить: «Первый год существования пролетарской диктатуры характеризуется по линии обмена сохранением рыночных отношений с преобладанием частной торговли, существовавшей по ненормированным товарам легально, и потребительской кооперации»[727]727
  Нейман Г.Я. Внутренняя торговля СССР. М., 1935. С. 77.


[Закрыть].

Наиболее отчетливо мысль о необходимости ликвидации частного торгового аппарата прозвучала в конце весны 1918 г. Тогда, 26 мая, открылся I Всероссийский съезд Советов народного хозяйства. В принятых съездом резолюциях было записано: «В области обмена и распределения необходима централизация и сосредоточение всего торгового аппарата в руках государственных органов и в кооперативных организациях с проведением постепенной ликвидации частно-торгового аппарата». Отмечая, что «хотя частно-торговые аппараты разрушены или парализованы», и выражая сожаление по поводу того, что остатки этих аппаратов «заняты широко развитой спекуляцией», которая стала возможна благодаря недостаточной борьбе с ней всех советских органов, авторы резолюции не исключали привлечения частной торговли к работе «преимущественно на началах комиссионных»[728]728
  Резолюции I Всероссийского Съезда Советов Народного Хозяйства. М., 1918. С. 18, 35, 36.


[Закрыть].

В Петрограде в этот период продолжали работать многочисленные рестораны, кухмистерские, трактиры, кафе и магазины. После того как властям во второй половине февраля 1918 г. удалось сбить волну массовых грабежей, частная торговля развила довольно бойкую деятельность. Быстрее всего вошла в более или менее нормальное русло работа рынков. В целом к апрелю в городе функционировало свыше 3000 ресторанов, чайных и тому подобных заведений и свыше 5000 только продовольственных магазинов и лавок. Даже осенью 1918 г. только в 1-м городском районе было зарегистрировано 4257 частных торговых предприятий (152 часовых и ювелирных, 390 кафе и ресторанов, 478 молочных и гастрономических, шляпами и платьями торговали 155, корсетами и т. п. – 213, имелось 148 парикмахерских и 87 книжных).

Много это было или мало? Какова была численность населения Петрограда в 1918–1919 гг.? Если судить по количеству выдаваемых основных продовольственных карточек, то летом 1918 г. в Петрограде проживало около 1,77 млн. человек (весной – в апреле-мае – жителей было тысяч на 100 больше). Следует, однако, учитывать, что в эту категорию не попадали те, кто причислялся к составу Красной армии, флота, водного и железнодорожного транспорта (за их обеспечение собственно городские органы не отвечали). В конце 1918 г. таковых насчитывалось ни много ни мало 921 тыс. человек[729]729
  ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 105. Л. 5 об.


[Закрыть]. Численность этой части населения изменялась постоянно. Что касается периода 1919–1920 гг., то по количеству выданных карточек судить о численности населения еще более затруднительно, поскольку отчетность о выданных и невостребованных карточках, судя по всему, носила умозрительный характер, а выдача т. н. дополнительных карточек оставляет впечатление хаоса. Именно по этой причине Бюро по производству продовольственной переписи Петрограда (проводилась 1–2 июня 1919 г.) могло назвать только ориентировочную цифру – 1,48 млн. жителей. В упомянутом выше 1-м городском районе к лету 1919 г. проживало около 300 тыс. человек (из них более 80 тыс. – дети до 14 лет)[730]730
  ЦГА СПб. Ф. 142. Оп. 3. Д. 11. Л. 7.


[Закрыть], однако сколько к тому времени в районе осталось кафе, ресторанов и т. п. заведений – сведения отсутствуют[731]731
  Уже в 1918 г. Совет I городского района начал наступление на «очаги хулиганства», одной из первых жертв которого стало кафе «Бристоль». Когда же владелец «Северной гостиницы» А. Реде предложил ему уступить помещение кафе «для открытия общественной столовой и кафе с входной платой в пользу Совета и предлагал в виде компенсации открыть на свои средства в другом месте детскую столовую и передать ее в ведение Совета», то последний, испытывая сомнения в отношении репутации Реде, счел его предложение «прикрытой взяткой». // ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 177. Л. 2, 2 об.


[Закрыть].

С апреля же в Петрограде стал выходить журнал «Торговля и промышленность». В опубликованном в первом номере журнала обращении к читателям указывалось: «Процессу разрушения частной торговли противопоставляется объединение ее. Идет создание секционных объединений деятелей мелкой и средней торговли… Отныне необходимо представлять собою идейную и организационно единую, сплоченную силу… Нужно собрание воедино всех сил и выступление сомкнутым строем, для того чтобы вести совершенно определенную политику, выражать и защищать свои интересы»[732]732
  Торговля и промышленность. Средняя, мелкая, ремесленная и кустарная. Орган Петроградского Комитета торговли и Всероссийского Совета Съездов деятелей по средней и мелкой промышленности и торговле. 1917. № 1. 17 апреля.


[Закрыть]. Трудно предположить, что подобный призыв мог найти положительный отклик в сердцах городских властей.

Попытки сплотиться особых успехов представителям частной торговли не приносили. Членами Петроградского комитета торговли были около 3500 хозяев отдельных торговых заведений, разделенных на 67 групп. Из них 1173 человека – торговцы пищевыми продуктами (менее четверти всех владельцев подобного рода заведений). В это время, когда было «нужно накапливать силы», владельцам магазинов пришлось вести борьбу на два фронта. Прежде всего с властями и пока в основном по вопросу налогообложения. Но на этом участке борьбы им довольно быстро пришлось прийти к неутешительному выводу о том, что «сговориться с советской властью об облегчении налогового бремени и даже о рассрочке платежей невозможно»[733]733
  Наш век. 1918. 19(6).2.


[Закрыть]. Второй враг оказался неожиданным и коварным – обслуживающий персонал торговых предприятий. На состоявшемся 17 февраля 1918 г. в зале Петровского коммерческого училища чрезвычайном собрании торговцев, посвященном вопросу контроля служащих в торговых предприятиях, говорили даже о «случаях просто анархического и самочинного захвата торговых предприятий» приказчиками. Последние понимали под «рабочим контролем передачу им торговых предприятий в собственность»[734]734
  Против самого принципа контроля над частной торговлей открыто не высказывались, явно понимая, что в этом вопросе власти не уступят. См., например: Н.А. Контроль над торговлей // Торговля и промышленность, 1918. № 2. 27 апреля.


[Закрыть]. По всей видимости, приказчикам действительно сопутствовал успех, ибо в конце 1918 г. «Северная Коммуна» была вынуждена признавать: «В настоящее время существует еще целый ряд больших торговых фирм, работающих под контролем служащих. Некоторые из них, пользуясь свободою денежных операций и накоплением денег на текущих счетах, развернули миллионные обороты»[735]735
  Северная коммуна. 1918. 29 октября.


[Закрыть].

В лояльность частных торговцев власти верить отказывались. Когда в начале мая 1918 г. в городе возникли продовольственные беспорядки, то подстрекателями обвинили именно их, как добивающихся свободной торговли[736]736
  Вестник Совета 1-го городского района. 1918. № 3. С. 4.


[Закрыть]. В этом с властями были согласны и кооператоры. «Петроградский кооператор», сообщая читателям о настроениях на состоявшемся 19 мая Совещании Северного областного совета кооперативных союзов, писал: «Исподволь, с величайшей осторожностью выступают на сцену ушедшие было в подполье торговцы. Они пробуют свою силу. Момент очень благоприятен, так как голодного легче обольстить обещанием куска хлеба, чем убедить разумным словом»[737]737
  Петроградский кооператор. 1918 г. № 12. С. 17.


[Закрыть].

Автор одной из работ, опубликованных в 1920-е гг., писал, что именно Петроград стал тем городом, где зародилось движение за ликвидацию частной торговли. По всей видимости, это было действительно так. С чем нельзя согласиться, так это с утверждением, что это движение возникло лишь летом 1919 г.[738]738
  Устинов В.М. Эволюция внутренней торговли СССР с 19131924 г. М.-Л., 1925. С. 38.


[Закрыть]. В действительности же с весны 1918 г. резко усиливается негативное отношение к частной торговле со стороны городских властей. Одновременно накапливалось недовольство и в отношении кооперативов, которые «не только не безвреднее частных торговцев, но и вреднее последних, так как спекуляции лиц, именующих себя кооператорами, производятся ими даже не на собственные, а на общественные деньги… Под наименованием кооператива производят самым беззастенчивым образом торговлю со всеми признаками мародерства»[739]739
  Вестник Совета 1-го городского района. 1918. № 1–2. С. 3.


[Закрыть]. Даже частные торговые заведения не удостаивались таких эпитетов, которые на страницах прессы давались кооператорам: «поганые грибы», «обдираловки».

Именно с весны 1918 г. все чаще на страницах официальных изданий начинают появляться призывы к муниципализации и национализации всей частной торговой сети, вместо которой должна была возникнуть строго централизованная и не столь разветвленная (чем меньше объектов контроля, тем лучше) сеть госпредприятий. «Если обратим внимание в Петрограде на улицы и дома, мы увидим массу лавок и лавчонок, массу вывесок. К чему все это? Не лучше ли вместо десяти лавчонок-ловушек оборудовать один большой магазин? Ясно, что при такой концентрации торговли получится большая экономия в служебном персонале, транспорте, отоплении и освещении и самый внешний вид домов, обезображенный многочисленными и безобразнейшими вывесками, будет более приличный, а за счет железа, употребленного на эти вывески, можно будет покрыть железом тысячи крестьянских изб»[740]740
  Бороздин М. Что даст муниципализация торговли населению // Там же. 1918. № 34–35. С. 9.


[Закрыть]. Смелость признать, что на подобного рода проекты приходится идти исключительно в силу необходимости и ничего более, позволяли себе только авторы кооперативных изданий[741]741
  Петроградский кооператор. 1918. № 7–8. С. 17–18; 1919. № 1. С. 13–16.


[Закрыть].

Особенно активно магазины оказывались объектом национализации поздней осенью 1918 г. В определенной мере этому способствовал и опубликованный 24 ноября 1918 г. декрет СНК об организации снабжения[742]742
  Имеется в виду принятый 21 ноября СНК РСФСР декрет «Об организации снабжения населения всеми продуктами и предметами личного потребления и домашнего хозяйства», согласно которому «для снабжения и правильного распределения продуктов используется и организуется сеть государственных и кооперативных оптовых складов и розничных советских и кооперативных лавок», находящихся под управлением и контролем Наркомата продовольствия. Для получения продуктов из советских и кооперативных лавок каждый гражданин обязан был приписаться к одной из лавок.


[Закрыть]. Трудно сказать, рассчитывали ли проводившие эту операцию органы городской власти на получение чисто материальных выгод. Как правило, акт о ликвидации той или иной торговой фирмы, магазина сопровождался лапидарной фразой: «Товара в магазине не оказалось»[743]743
  ЛОГАВ. Ф. Р-3384. Д. 188. Л. 1, 7, 25, 59.


[Закрыть]. С другой стороны, если составить перечень товаров, которые в течение года должны были быть конфискованы, национализированы и нормированы, то трудно припомнить, какой из товаров мог оказаться пропущенным и что вообще могло находиться на складах и полках магазинов.

Сколько всего было муниципализировано и национализировано или просто закрыто частных предприятий торговли, сказать затруднительно. Публиковавшиеся, далеко не ежедневно, адресные списки заведений, подлежащие указанным выше «преобразованиям», обычно включали не более десятка-другого, редко больше магазинов и лавок. Иначе и быть не могло. Для каждого конкретного случая составлялась специальная комиссия из представителей различных учреждений. Людей для подобного рода работы просто не хватало. Поэтому даже для попавших в эти списки заведений сроки их опечатывания, составления описей нередко переносились, а порой и совсем не составлялись. Не стоит поэтому удивляться, что летом 1920 г., по мнению городских властей, в городе было около 30 000 частных торговых заведений.

Под удар в 1918 г. попали не только магазины и лавки. 16 октября «прекратили свое существование все рестораны, столовые частных предпринимателей, закусочные и т. п. учреждения»[744]744
  Северная коммуна. 1918. (прибавление к № 134. 19 октября).


[Закрыть]. Летом же этого года городские и районные власти обрушили лавину постановлений на уличных торговцев. Если еще в мае 1918 г. было опубликовано специальное постановление, детально регламентирующее уличную торговлю[745]745
  Все желающие заниматься уличной торговлей обязаны были вступить в профсоюз уличных торговцев, а «после получения у союза удостоверения на право приобретения из городской управы жестянки для торга на улице», «выбрать в торгово-промышленном (IV) делопроизводстве отделения сборов финансового отдела городской управы установленное свидетельство на право уличной торговли вразнос без права постоянной, оседлой стоянки». Желающие иметь постоянное место для торговли на улице должны были подавать особое заявление (размер взимаемого за это взноса зависел от конкретного места). Устанавливались размеры тележки, ее колес, ручного лотка и корзинки, время торговли, запрет торговцам стоять рядами, скопом, стоять можно было только на расстоянии 3 саженей друг от друга (что, кстати, косвенно свидетельствовало – речь шла о городских толкучках), нельзя было сидеть на табуретах и ящиках и т. д. Не разрешалось стоять с тележками на Невском проспекте, Морской, Гороховой, Садовой улице, Кузнечном переулке, а с лотками, установленными на разложках, на Невском проспекте от бывшего Главного штаба до Дегтярной улицы. Торговец должен был быть в чистом переднике и быть «безусловно, в приличном виде», он не должен был громко и назойливо обращаться к публике. Уже в первом пункте постановления имелось особое примечание: «Слепые и глухонемые должны иметь при себе провожатых». (Вестник Совета 1-го городского района. № 9-10. С. 10, 11; № 22. С. 3). Стоит отметить, что введение запретов на уличную торговлю иногда обусловливалось опасениями вспышки дизентерии и холеры, нередко сопровождалось указанием, что продуктами разрешается торговать на рынках и базарах, время работы которых было ограничено: они были открыты с 7 до 13 час. (ЦГА СПб. Ф. 142. Оп. 12. Д. 4. Л. 17;Ф. 145. Оп. 12. Д. 3. Л. 11,30).


[Закрыть], то несколько позднее стали выходить постановления о предстоящем запрете уличной торговли в одном за другим районах города. У нарушивших запрет торговцев товары подлежали конфискации, а после проведения этой процедуры они должны были обливаться керосином. С какой целью необходимо было фактически уничтожать товары в условиях товарного голода, не объяснялось. Впрочем, документы не сохранили ни одного факта непродуктивного расходования столь дефицитного товара, как керосин. Кроме того, на допустивших у своих домов торговлю дворников и домоуполномоченных должны были налагаться штрафы (суммы при этом не указывались). Чтобы пресечь саму возможность «стачки» ресторанов, кофейных и чайных (которым в начале августа 1918 г. было предписано получать продукты только от Продовольственной управы) с частными торговцами, власти запретили им приобретение нормированных продуктов у частных лиц. Нарушение запрета влекло наложение «по установлению ЧК» штрафа на администрацию или хозяев заведения в размере 100 тыс. руб. или тюремное заключение до 3 лет, или общественные работы на тот же срок[746]746
  Вестник Совета 1-го городского района. 1919. № 24 (3 августа 1918 г.). С. 6. Помимо этого, согласно постановлению Комиссариата внутренних дел, все рестораны, чайные, кофейные, кабаре, увеселительные заведения должны были закрываться в 11 часов вечера, а посетители, отказывавшиеся за 5 минут до закрытия очистить помещение, штрафовались на сумму до 10 000 руб. (или им грозила тюрьма до 4 месяцев).


[Закрыть].

Понимание того, что совокупность нововведений отнюдь не порождает у большинства горожан радостного воодушевления, приводило к тому, что время от времени со стороны властей раздавались призывы, аналогичные тому, который за подписью заместителя комиссара финансов СКСО И. Пашкевича был распространен в сентябре 1918 г.: «Вступая в бой с капитализмом, Рабоче-Крестьянское Правительство в интересах трудящихся масс считает нужным во всех случаях ограничивать аппетит буржуазии, и трудовое население должно мириться с проистекающими отсюда некоторыми временными стеснениями и неудобствами. Мало того, для успешности этой борьбы сами трудящиеся должны идти навстречу соответствующим начинаниям Правительства».

Перечисленные выше запреты привели к тому, что летом 1918 г. главными «толкучками» города стали вокзалы, к которым буквально стекалось все городское население, чтобы приобрести продовольствие у прибывающих из губернии мешочников. Городские власти остались глухи к вполне справедливым утверждениям, появлявшимся в еще незакрытых петроградских изданиях. Профессор И. Кулишер[747]747
  Иосиф Михайлович Кулишер (1878–1933) – экономист, профессор Петроградского университета.


[Закрыть], например, писал на страницах «Торговли и промышленности» в мае 1918 г.: «Мешочничество, если так можно выразиться, есть ведь только суррогат торговли, более того – фальсификация профессиональной торговой деятельности, оно есть порождение борьбы с законной, правильной торговлей». Мешочникам не приходилось долго искать покупателей. У горожан быстро выработалось хорошее чутье на те места в городе, где можно было раздобыть съестное. Это качество было немедленно замечено и послужило поводом для появления многочисленных образчиков черного юмора вроде следующего объявления: «В кооперативе „Продакуп“ появился ломоть белого хлеба – Население в панике – Порядок не восстанавливается»[748]748
  Чертова перечница. 1918. № 1.


[Закрыть]. Осенью 1918 г., в связи с приближающейся первой годовщиной Октябрьского переворота власти разрешили в течение 3 дней – 25, 26 и 27 октября – свободный провоз в город продуктов (4 пуда с собой и 3 пуда в багаже). За пару недель до этих благостных дней Петроградское областное управление военного почтово-телеграфного и пограничного контроля при перлюстрации переписки пришло к выводу, что спекулянты намерены воспользоваться праздничными днями. К направленному комиссару продовольствия Воскову сообщению было приложено письмо некоего Валаховича брату в Могилевскую губернию. Автор письма советовал: «…вот если хочешь заработать, то и привези муки и хлеба, и еще чего-нибудь, я бы сам поехал, да меня не выпускают отсюда, потому что мне нужно скоро идти в солдаты»[749]749
  ЛОГАВ. Ф. Р-3386. Оп. 1. Д. 6. Л. 2–3.


[Закрыть].

Однако, несмотря на подчас даже жестокое обращение с уличными торговцами (дело доходило до избиений), борьба с ними при помощи совершаемых время от времени облав имела тот же результат, что и борьба с гнусом в тайге с помощью мухобойки. Нельзя не согласиться с Ф. Броделем, что уличная торговля является системой, в высшей степени способной к адаптации; что любой затор в распределении, любое нарастание подпольных форм деятельности только способствует ее процветанию. Ибо торговля вразнос – это всегда способ обойти установленный порядок святая святых рынка, надуть существующие власти[750]750
  См.: Бродель Ф. Игры обмена. М., 1988. С. 65, 66.


[Закрыть].

Нельзя даже говорить о том, что борьба с уличной торговлей велась с переменным успехом. Во время проведения 28 августа 1919 г. облавы «на тунеядцев и мелких спекулянтов Центрального рынка Петербургской стороны» (сюда, как утверждалось в прессе, они перенесли свои операции с закрытого незадолго до этого Сытного рынка) было задержано 400 человек, из которых 200 пополнили ряды обитателей рабочего лагеря – Чесменки. Через день-другой количество продавцов восстановилось. Таких рынков, базарчиков, стихийных толкучек в городе функционировало около сотни, время от времени они перемещались с одного места на другое. Мобильность уличных торговцев резко контрастировала с организаторскими талантами городских властей. Всем им противостояла созданная 5 июня 1918 г. служба Торгового надзора (при Отделении сборов Финансового отдела Петроградской городской управы), в которой по штату было 17 человек: 6 торговых наблюдателей и 7 их помощников, целых двое запасных наблюдателей, конторщик и заведующий[751]751
  ЦГА СПб. Ф. 73. Оп. 1. Д. 80. Л. 2–3 об.


[Закрыть]. Держать под своим «надзором» всю сферу торговли они, что понятно, не могли.

Торговцы умудрялись со сказочной быстротой заполнять любую щель, доставать любой дефицитный товар и восполнять убытки. «Уличные мародеры мобилизовали все свои силы и сплоченной массой двинулись на потребителей табачных изделий, с первого же момента запросивших пардону», – писал «Вестник Совета 1-го городского района», когда в Петрограде зимой 1919 г. возникли сложности с табаком[752]752
  Вестник Совета 1-го городского района. 1919. № 2. С. 6.


[Закрыть].

У уличного торговца и на рынке можно было купить практически все: от карточек на обед в столовой и талонов на галоши[753]753
  Фальшивые ордера и хлебные карточки, как правило, выявлялись уже после того, как они были отоварены – при ревизиях магазинов и лавок. Так, только в одном магазине на Владимирском проспекте изъяли около 500 фальшивых ордеров за 4 дня (ЛОГАВ. Ф. Р-3384. Д. 184. Л. 21).


[Закрыть] до икры и свежей сметанки. «Петроградская правда» была вынуждена признавать, что весь торг в городе перешел на рынки. Цены, как и подобает в ситуации голода и хаоса, были огромны. Однако, как писала, например, газета «Наш век»: «…при появлении какого-либо мешочника толпы напуганных призраками голода людей жадно набрасывались на него, хватая все из рук, не спрашивая цены»[754]754
  Наш век. 1918. 4 мая.


[Закрыть]. Стоит отметить, что официальные издания фактически признавали, что и советским служащим приходится пополнять свои продовольственные и промтоварные ресурсы именно на рынке с его вольными ценами. Более того, эти же издания допускали весьма прозрачные намеки: «…позыв на воблу, селедку, картофель, не говоря о масле, мясе и крупе, грозит разом разрушить весь бюджет и толкнуть человека на изыскание иных путей к утолению естественного голода. Эти же пути, да минуют они нас, отвлекут усердного и честного работника от прямых его обязанностей»[755]755
  Вестник 1-го городского района. 1919. № 5–6. С. 8.


[Закрыть]. Действительно, отвлекали, но об этих иных путях совслужащих речь пойдет ниже.

Муниципализация частных торговых фирм, изживание уличной торговли, попытки поставить под жесткий контроль рынки и базары способствовали концентрации населения вокруг котлов общественных столовых и в хвостах к дверям продуктовых лавок[756]756
  Чтобы избежать очередей в столовых, комиссариатом продовольствия было предписано: «Двери столовых для отпуска пищи посетителям должны быть открыты не менее 14 часов в сутки при двух сменах… При первой смене столовая должна быть открыта с 12 до 7 часов вечера… От 8 до 11 И утра отпускаются только чай, кофе и дежурное блюдо. От 12 до 7 часов вечера отпускается только обед. От 7 часов и до закрытия – чай, кофе и дежурное блюдо». В феврале 1919 г. сообщалось, что «для посетителей коммунальных кафе-чайных готовится приятный сюрприз, приятный для кармана и благоразумный в гигиеническом отношении». Дело в том, что Комиссия по организации кафе-чайных при Центре для удешевления стоимости отпуска чая и кипятку высказалась тогда за продажу в этих заведениях сахарина, лимонной кислоты, фруктовых экстрактов и безалкогольных напитков. Считалось, что данное нововведение избавит посетителей коммунальных кафе-чайных от необходимости приобретения сахара и конфет у толпящихся при входе торговцев, дерущих дикие цены и «дающих загрязненный товар». Должное возникнуть первоначально у горожанина радостное чувство должно было быстро угаснуть при чтении заключительного абзаца сообщения: кредита под это новшество нет. // Вестник Совета 1-го городского района. 1919. № 11–12. (12 февр. 1919). С. 11.


[Закрыть]. Казалось, минет всего несколько месяцев или даже недель, и тлетворный дух частного торговца навсегда будет унесен из города свежим невским ветерком. Этого, однако, не произошло. Определенно, некоторую роль в этом сыграл тот факт, что в начале 1919 г. как-то внезапно выяснилось, что обеспечить желаемое количество горожан дешевыми обедами в столовых «по техническим причинам» невозможно. Достижение главной цели, которая ставилась при переходе к общественному питанию – всемерная экономия средств, было отложено, поскольку экономить практически было не на чем. В силу этого возникла необходимость оставить горожанам возможность доставать продовольствие в иных местах. Кампания по ликвидации частной торговой сети несколько затихла. Более того, горожанам разрешили пользоваться услугами почтамта – можно было получить или послать по одному адресу две посылки общим весом до 40 фунтов (в данном случае речь идет о так называемом «продовольственном трехнеделье» февраля-марта 1919 г.).

Городским властям пришлось убедиться в том, что они не в силах держать под жестким контролем уличную торговлю. Для этого требовалось привлечение огромного числа людей, тогда как даже для обычных облав приходилось заниматься поисками «сознательных» рабочих и выдавать им за это дополнительный паек. Не могли власти не учитывать и настроений горожан. Даже официозная газета «Северная коммуна» иногда была вынуждена с некоторой обеспокоенностью отмечать, например, перебои в деятельности рынков. Частная торговля находила поддержку и у некоторых советских органов, хотя бы на районном уровне. Однако уличная и рыночная торговля являлась для многих деятелей Петросовета и его исполнительных органов своего рода занозой, от которой во что бы то ни стало следовало избавиться. Само это желание, вероятно, было результатом преувеличения негативного воздействия на умы горожан контраста между системой государственного снабжения и частной торговлей и недопонимания прагматизма жителей. Последние к 1919 г. уже свыклись с тем, что власти не способны обеспечить их всем необходимым в силу объективных экономико-политических причин. Для них рынки, толкучки были лишь частью системы снабжения, составными элементами которой были также не только муниципальные магазины, столовые, талоны и ордера, но и набор хитроумных уловок, объединенных понятием «пайколовство».

11 июля 1919 г. состоялось совещание представителей экономических отделов районных совдепов и Петрокомпрода по вопросу о разрешении частной торговли. Заведующий подотделом торговой регистрации Лилеев заявил на нем: «…наблюдается наплыв ходатайств об открытии частных торговых предприятий, торгующих разного рода съестными припасами и искусственными водами». Перед присутствующими был поставлен вопрос: «Возможно ли в дальнейшем допускать открытие новых торговых предприятий разного рода?» Сама постановка именно такого вопроса свидетельствует об определенном изменении отношения к частной торговле в городе к тому времени – торговцы ведь считали вполне возможным обращаться за разрешениями.

Представители экономических отделов единогласно заявили, что ни районные компроды, ни комендатуры не принимают мер против свободной продажи на рынках нормированных продуктов и «даже удерживают экономические отделы от каких-либо в отношении рыночных торговцев запретов». Представитель Петрокомпрода потребовал полной ликвидации частной торговли. В итоге совещание пришло к компромиссному решению, согласно которому зеленью и минеральными водами торговать пока было можно, но разрешения на открытие новых торговых заведений выдаваться не будут. В очередной раз было решено поставить крест на уличной торговле[757]757
  ЛОГАВ. Ф. Р-3384. Д. 187. Л. 17, 17 об.


[Закрыть].

Совещание бесследно не прошло. В августе 1919 г. Отдел управления Исполкома Петросовета принял постановление, которым с 20 сентября торговля разрешалась только на 9 городских рынках (к тому моменту их действовало свыше 40). Купля-продажа на улицах, площадях и во дворах запрещалась. Провинившимся грозило 6 месяцев принудительных работ и конфискация товаров[758]758
  ЦГА СПб. Ф. 7455. Оп. 1. Д. 4. Л. 2–3 об.


[Закрыть]. Власти постарались провести некоторую пропагандистскую подготовку. В газеты потекли анонимные письма негодующих читателей. Например, некто «X» писал в «Петроградскую правду»: «Вниманию начальника милиции города. В последние дни по всему городу открыты всевозможные лавки, кофейные и чайные, преимущественно спекулянтами и буржуа, которые торгуют чем угодно, даже „живыми душами“, до поздней ночи. Город фактически превращен в большой рынок, где черные элементы среди белого дня грабят граждан»[759]759
  Петроградская правда. 1919. 2 сентября.


[Закрыть].

Вышеупомянутое постановление Отдела управления было воспринято тем не менее с большим неудовольствием даже отдельными советскими органами. Одним из первых официально отреагировавших на него стал Отдел коммунального хозяйства Смольнинского района, нашедший поддержку у Исполкома Смольнинского совдепа. Отдел потребовал внести в списки действующих еще несколько рынков: «Горушечный» (бывшие Мельникова, Иванова и Захарова), располагавшийся на Большой Охте, и Суворовский. Мотивировочная часть документа заслуживает того, чтобы привести ее: «Принимая во внимание, что указанные рынки изъяты из частного владения и находятся под непосредственным контролем и надзором, во всех отношениях, Отдела Коммунального Хозяйства, к тому же находясь в тесной связи с другими коммунальными предприятиями Отдела, своим денежным отчислением дают возможность покрывать дефицит некоторых из мастерских и таким образом содержать в них рабочих, а также имеют неоспоримо большое значение в смысле представления удобств прилегающему к ним населению пользоваться продуктами потребления из ближайших рынков, причем первый из них питает продуктами громадный район населения Большой и Малой Охты, Исаковки и пригорода, прекращение работы которого принудило бы население данного района, к тому же не имеющего трамвайного движения, пользоваться отдаленными рынками, хотя бы Сенным, что, безусловно, вызовет справедливое недовольство, нарекания обывателей, в особенности с наступлением осени, постоянно несущей с собой распутицу»[760]760
  ЦГА СПб. Ф. 7455. Оп. 1. Д. 4. Л. 7–8 об.


[Закрыть].

Заметим, что авторы приведенного документа не коснулись двух моментов, которые, как правило, служили основой для негодования властей – цены на продукты и продажа краденого. Смольнинский исполком был не единственным обратившимся с подобного рода просьбой. Финансовый отдел Совета Выборгского района просил того же, но был более краток в объяснении причин – интересы фиска и недовольство населения[761]761
  Там же. Л. 24.


[Закрыть].

Не отставали с просьбами и Жилищный отдел комиссариата городского хозяйства, Совет коммунального хозяйства города, Петергофский райсовет и др.[762]762
  Там же. Л. 4, 17, 73.


[Закрыть] На площадь Урицкого, 6, поступали и заявления со стороны торговцев Ширяевского, Везенбергского, Лесного, Советского и других рынков. Стоит привести часть письма торговцев упомянутого последним рынка: «Рынок этот… давал городу ежемесячный доход в 15 000 рублей, а владельцам ларей этого рынка, принадлежащим без исключения к классу пролетариев, давал возможность поддерживать существование своих семейств. Закрытие означенного рынка поставило бы владельцев ларей его в безвыходное положение при страшной настоящей дороговизне предметов первой необходимости, в то время, когда супруги, дети и братья многих из них проливают кровь в рядах Красной армии, многие из этих владельцев, торгуя со времени открытия рынка (15 лет тому назад. – А. Р.), оказываются неподготовленными к другому труду, а потому закрытие рынка равносильно для них лишению их средств к существованию, а прибегать им к социальной помощи по меньшей мере считают для себя неудобным»[763]763
  Там же. Л. 34.


[Закрыть].

В итоге оказанного на Отдел управления Исполкома Петросовета давления в ноябре к девяти разрешенным рынкам добавилось как минимум еще одиннадцать. Пресса об этом предпочитала не упоминать. Фактически такой поворот дела был пусть и частичным, но очередным поражением для руководителя Отдела С.Н. Равич.

Отметим, что очередная постановка вопроса о борьбе с частной торговлей совпала с очередным резким ухудшением в середине лета 1919 г. продовольственного положения. В начале июля Председатель Петрокоммуны довел до сведения жителей, что хлебный паек будет сокращен, отменяются всякие премиальные и иные выдачи хлеба всем учреждениям и заводам[764]764
  Петроградская правда. 1919. 3 июля.


[Закрыть]. С 1 июля было введено коммунальное питание через столовые для всего населения. Затем последовали сообщения, что выдаваемый, например, на 2 дня хлеб следует считать выданным на 4 дня, что ряд купонов трудового пайка просто аннулируется и т. д.[765]765
  Там же. 1919. 10 июля.


[Закрыть] Всеобщего ликования, разумеется, данные решения властей не вызывали. Обещанного же в скором времени незначительного увеличения хлебного пайка до % фунта горожанам пришлось ждать до конца ноября 1919 г. (до этого его размер колебался для 1 и 2 категорий от ¹/₄, ³/₈, ¹/₃ до ¹/₂ фунта).

Фоном для всего этого служило настоящее изобилие рынков. Купить действительно можно было все, в том числе и нормированные продукты и товары. У властей были все основания подозревать, что значительная часть продаваемого попадает на рынки с государственных складов и из магазинов. Ликвидация большей части рынков и полное свертывание уличной торговли должны были сократить возможности легального сбыта ворованного. Сопротивление, оказанное частью аппарата городского управления, оказалось в этот момент все же достаточно сильным, как, впрочем, и недовольство населения. Нередко приводимые в прессе цены на рыночные продукты и товары не должны вводить в заблуждение, поскольку следует учитывать то обстоятельство, что чаще всего на рынках совершалась даже не продажа, а натуральный обмен. У горожан было еще что принести для обмена не только из домашнего обихода, но и с тех заводов, фабрик и учреждений, где они работали. В город буквально стекались жители не только Петроградской губернии, но также из Новгородской и Псковской губерний, оказавшихся на крайне скудном промтоварном пайке. За приносимые и привозимые ими продукты питания можно было поторговаться. И, как уже ранее упоминалось, сетования на дороговизну тем не менее не вызывали у горожан резко отрицательного отношения к торгующим, поскольку они сами в большинстве своем стали таковыми.