Электронная библиотека » Сергей Яров » » онлайн чтение - страница 23


  • Текст добавлен: 25 апреля 2014, 14:53


Автор книги: Сергей Яров


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Продолжала сохранять свой нейтралитет интеллигенция – но нейтралитет уже не такой ригористичный, часто «внешний». Все где-то работают, мало кто рассуждает о том, чья рука дает деньги или пайки. Переводы, классический театральный репертуар, литературная редактура, переиздание старого и публикация нарочито аполитичного нового – каждый находит себе труд, позволяющий не идти на компромиссы с совестью и не демонстрировать излишнюю близость к властям. Характерная форма «примирения с действительностью» – увлечение большевистским государственным «собиранием» России, предвестник сменовеховства и евразийства. В различных намеках, разговорах, письмах все чаще проскальзывает мысль о том, что именно большевикам интеллигент обязан тем, что у него не отобрали последний кусок хлеба, что его не причислили скопом к «барам» и не уничтожила его нахлынувшая внезапно низовая стихия. Для М. Горького «антикультура» отождествлялась с деревней, с ее духом, враждебным городу и городской культуре. «Кроме большевиков – нет сил, которые могли бы противостоять этому движению, – писал он Е.П. Пешковой в конце 1919 г. – Революция выродилась в борьбу деревни с городом – вот что надо понять.

Задачи момента – объединение интеллигенции и представителей крупной промышленности с большевиками, несмотря на все прегрешения… последних»[1008]1008
  Архив А.М. Горького. 1906–1932. М., 1966. Т. 9: Письма к Е.П. Пешковой. С. 210.


[Закрыть]
.

«Левизна» еще не совсем выветрилась. Усилиями А. Белого и Р. Иванова-Разумника создается Вольная философская академия (Вольфила). Когда философу Н.О. Лосскому предложили присоединиться к ней, он спросил о ее целях и услышал в ответ: «Разрабатывать идеи социализма и содействовать распространению их»[1009]1009
  Лосский Н.О. Воспоминания. Жизнь и философский путь // Вопросы философии. 1991. № 11. С. 180.


[Закрыть]
. Разумеется, это социализм какой-то мистический и не «научный», – но примечательны выбор темы, та же склонность к «обновлению», бывшая основой нового политического сознания, тот же мессианизм. Этот настрой, правда, удерживает не всех. Приходит разочарование казенщиной и рутиной новых государственных устоев, упрочением «охранительного» духа в его знакомых, прежних формах. Одним из первых это почувствовал стихийный большевик А. Блок. Мемуарные свидетельства о позднейших колебаниях поэта многие блоковеды считают апокрифическими, но вот его дневниковая запись 16 ноября 1920 г. о встрече в гостях с венгерским журналистом: «Вечер состоял в том, что мы „жаловались", а он спорил против всех нас. „Не желайте падения этой власти, без нее будет еще гораздо хуже“, „народ угнетали всегда, теперь он угнетает нас“»[1010]1010
  Блок А. Дневник. С. 314.


[Закрыть]
. И спустя месяц он делает другую запись, в чем-то итоговую, полную раздумий обо всей его послеоктябрьской душевной смуте, а не только о ее конце – очень показательную именно для 1920 г.: «Еще раз: (человеческая) совесть побуждает человека искать лучшего и помогает ему порою отказываться от старого, милого и умирающего и разлагающегося в пользу нового, сначала неуютного и немилого, но обещающего светлую жизнь. Обратно: под игом насилия человек замыкается в старом: чем наглее насилие, тем прочней человек замыкается в старом. Так случилось с Европой под игом войны, с Россией – ныне»[1011]1011
  Там же. С. 321.


[Закрыть]
.

Левое течение – и его адепты, и отошедшие от него – не было определяющим в городской интеллигентской среде. Власти с опаской оглядывались на интеллигента, постоянно ожидая политических жестов с его стороны. На беспартийной конференции Петроградского района в мае 1920 г. один из выступавших как о само собой разумеющемся говорил о том, что «интеллигенция и специалисты не имеют доверия к Советской власти»[1012]1012
  ЦГАИПД. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1439. Л. 1 об.


[Закрыть]
. Политические симпатии интеллигента уже не оформляются громкими публичными декларациями, но о них хорошо осведомлены, их узнают – по разговорам, доносам, разоблачительным статьям, наконец, по характерным отмежеваниям. «Ложное понимание свободы печати, слова, личности и проч. вкоренилось в умах многих интеллигентов, и они никак не могли отказаться от этого блефа», – сетовали на первой культурно-просветительной конференции в Петрограде в сентябре 1919 г.[1013]1013
  ЦГА СПб. Ф. 6276. Оп. 4. Д. 140. Л. 6.


[Закрыть]

Этот настрой в какой-то мере давал о себе знать на выборах – но очень слабо. Политическое действие совершается тихо, без объяснения мотивов, без возгласов протеста, словно по какому-то предписанному сценарию. Репортер «Красной газеты» был очевидцем избрания депутатов в Петросовет в 1920 г. от научнотехнического института. Собрание по традиции хотели открыть выступлениями – «профессора и спецы… заявили, что не нужно никаких докладов, ни текущих моментов»[1014]1014
  Красная газета. 1920. 1 июля.


[Закрыть]
. Предложили зачитать коммунистический наказ – и в нем не оказалось надобности. Когда усилиями рабочих и служащих восстановили привычный ритуал и наказ одобрили, представитель профессуры отказался от баллотировки. И не было сказано ни единого «политического» слова, и мало кто голосовал иначе: 47 воздержавшихся из 111 человек[1015]1015
  Красная газета. 1920. 1 июля.


[Закрыть]
. Против порядков не бунтуют, их «обходят» и предпочитают делать это мягко, без откровенного вызова. Когда в 1919 г. попытались заставить бывших «мирискусников» рисовать плакаты к очередной годовщине революции – возмущение не вышло за пределы их узкого кружка, государственный заказ решили передать «кому-нибудь из учеников»[1016]1016
  Константин Андреевич Сомов. С. 194.


[Закрыть]
.

Было и еще одно немаловажное обстоятельство, заставлявшее интеллигентов приближаться к властям или хотя бы внешне принимать предписанные им правила. Это – раздробленность их среды групповыми, эстетическими, мировоззренческими и, наконец, политическими конфликтами. И трудно сказать, играли ли власти на этих противоречиях или сами интеллигенты использовали государственный авторитет для достижения своих целей. Групповые расколы оказались прелюдией к духовным разломам – и норма поведения, которая сегодня признавалась допустимой, завтра становилась обязательной.

Накануне взрыва

Февральско-мартовские волнения рабочих Петрограда в 1921 г. – событие, примечательное во многих отношениях. Мощный социальный взрыв, оказавшийся политически бессильным – яркое свидетельство новой ситуации в обществе. Самоограничение массового протеста, его своеобразное затухание, умеренность действий, очевидная привнесенность политических лозунгов извне – все то, что отрывочно и бессвязно проявлялось в рабочих акциях прошлых лет, обнаружило здесь себя во всей полноте.

Сами волнения – закономерный итог агонии военного коммунизма в России. Окончание войны в 1920 г. не стало тем рубежом, за которым оборвалась цепь военно-коммунистических экспериментов в стране. И экономика, и политика – все оставалось нетронутым, все лишь чуть подправлялось и ретушировалось, не меняя своей внутренней сути. И никто не обращал внимания на безмерную усталость людей от нескончаемых тягот, от неразберихи и разрухи, от холода и голода, которые не прекратились с наступлением мира – хотя этого ждали и на это страстно надеялись почти все. Широковещательные программы наподобие электрификации никого не могли увлечь – жили не будущим, а настоящим. В февральской вспышке отозвалось многое – и обычное, что и раньше служило источником брожения, и уникальное, присущее только 1921 г.

Весенние забастовки вспыхивали и в 1918 г., и в 1919 г. Совпадение по времени едва ли случайно – к марту иссякали продовольственные запасы, соответственно этому традиционным стало и «сезонное» сокращение пайка. Само по себе это явление не было новым и не приводило автоматически к массовым волнениям. Но в 1921 г. положение усугублялось увеличением числа заградительных отрядов, не пропускавших в города торговцев хлебом и отнимавших продукты у всех, кто их сюда вез, даже если и лично для себя и своей семьи. Рынок был закрыт: его окончательно разрушили в 1920 г., испугавшись «спекуляции» и высоких цен. В эйфории победы 1920 г. попытались «расконсервировать» заводы – и не рассчитали, в одночасье кончилось топливо, остановилось и то, что еще работало. Ко всему добавился и транспортный паралич: разбитые поезда не смогли преодолеть снежные заносы и доставить в Петроград хотя бы те продукты, которые еще имелись. Голодных и измученных горожан словно испытывали на терпеливость – не кормили и не разрешали кормиться самим.

Взрыв был подготовлен и другими, побочными обстоятельствами. Это, прежде всего, ослабление военных стеснений, правда, неофициальное и внешне не очень заметное. Отмирание ряда жестких ограничений 1918-1920-х гг. проходило до того момента еще без видимых социальных трений и не было последствием четко осознаваемой неприязни к прежнему курсу. Здесь мы наблюдаем исчезновение скорее «мелочей» военно-коммунистического обихода, ставших практически ненужными в новых условиях. Но этот процесс затронул и собственно идеологическую сферу. Ограничившая массовые конфликты система идеологических догм, основанная на терминологии, символике и понятиях эпохи Гражданской войны, стала утрачивать свою значимость. С одной стороны, она не могла столь уверенно, как в прошлом, насаждаться путем репрессивного давления, а с другой – потеряла свою логическую стройность и свое оправдание в изменившейся ситуации.

Таким образом, для нас очевидны два параллельно протекающих процесса: 1) ослабление идеологического контроля над настроениями масс в формах, присущих 1918–1920 гг.; 2) распад производственных коллективов, т. е. той основы, которая в какой-то степени унифицировала и регулировала поведение рабочих, упорядочивала его, предохраняя от анархических отклонений.

Кризис нарастал исподволь. В начале 1921 г. заметны лишь кратковременные и неглубокие вспышки протеста. Глухое брожение на первых порах вылилось в мелкие конфликты на предприятиях, недолгие остановки работ, частые прогулы[1017]1017
  Маховик. 1921. 16 февраля; ЦГА СПб. Ф. 4591. Оп. 5. Д. 5. Л. 83; Д. 6. Л. 1; Ф. 6261. Оп. 6. Д. 72. Л. 41; ЦГАИПД. Ф. 6. Оп. 1. Д. 61. Л. 28; Ф. 56. Оп. 1. Д. 6. Л. 138; Ф. 81. Оп. 1. Д. 8. Л. 11, 11 об.; Ф. 376. Оп. 1. Д. 2 а. Л. 14.


[Закрыть]
. С конца января началось резкое сокращение пайка, но и это еще не привело к сколько-нибудь широким и массовым волнениям. Производственные конфликты в это время проявляются не сразу, они как бы «запаздывают» и уж точно не синхронны с колебаниями продовольственных норм. Показательно и другое. Рабочие требования касались преимущественно экономических вопросов[1018]1018
  Маховик. 1921. 4 февраля; ЦГА СПб. Ф. 4591. Оп. 5. Д. 13. Л. 28; Д. 14. Л. 63.


[Закрыть]
, а пункты, которые можно отнести к политическим, выдвигались, как правило, без комментариев, наличие которых сигнализировало о пресловутой политизации. Ожидания перемен сводились только к смягчению ряда непопулярных экономических мер, таких как запрет свободной торговли или прикрепление рабочих к предприятиям. Разумеется, все это было тесно увязано с общей экономической системой военного коммунизма, но на самую систему не покушались, вернее, не особенно четко осознавали их связь с ней. Общественные ожидания января 1921 г. – это ожидания пока только модернизации действующей модели, причем модернизации «внешней», стремящейся лишь к устранению крайностей.

Сложность, однако, состояла в том, что эти «крайности» на деле служили тем основанием, на котором зиждилось все здание военного коммунизма. Распространенное тогда стремление к частичным переменам фактически независимо от чьей-либо воли явилось попыткой сломать всю прежнюю систему – разумеется, без ясного понимания того, что именно ломается. Умеренные лозунги камуфлировали радикальные проекты перемен – это было знамением времени. Такова, в сущности, общая схема разложения идеологии любого «ancien regime» (старого порядка), и коммунизм образца 1917-1920-х гг. не стал здесь исключением.

Брожение стало перерастать в открытый конфликт начиная с конца января 1921 г. 24 января на профсоюзной конференции строителей докладчика, увлекшегося описанием победы над царскими генералами, прервали криками: «Не их мы победили, а самих себя», «Мы не доросли до коммунизма», «Что дали нам коммунисты»[1019]1019
  Маховик. 1921. 28 января.


[Закрыть]
. Другая профсоюзная конференция – металлистов, прошедшая в начале февраля, сохранила этот зачин. Даже побывавший здесь член ЦК РКП(б) А. Шляпников, обычно любивший поговорить о «рабочих доблестях», не удержался и заявил, что «не узнает питерских металлистов»[1020]1020
  Там же. 3 февраля.


[Закрыть]
. Правда, зачитанный здесь наказ одной из мастерских Балтийского завода о свободе проезда никто не поддержал, но «обывательское брюзжание» стало приметой этого собрания[1021]1021
  Там же. 4 февраля.


[Закрыть]
. Наиболее неспокойный завод – Балтийский. 8 февраля тут трудилось лишь 25 % рабочих[1022]1022
  ЦГА СПб. Ф. 4591. Оп. 5. Д. 13. Л. 26.


[Закрыть]
. И в последующие дни приходили не все – примерно половина[1023]1023
  Там же.


[Закрыть]
от общего числа занятых. Председателю Петрогубпрофсовета Н.М. Анцеловичу удалось уговорить рабочих прекратить «волынку» с 11 февраля. Согласие, правда, дополнили обширной резолюцией из 12 пунктов. Там было написано и о бане, и о мыле, и о дровах, но первым в списке числилось требование о перевыборах Петросовета[1024]1024
  ЦГА СПб. Ф. 4591. Оп. 5. Д. 13. Л. 28.


[Закрыть]
. Не ограничивается, как прежде, выкриками и собрание рабочих и служащих на «Арсенале» 11 февраля. Здесь принимается подробная, кем-то тщательно подготовленная резолюция из 10 пунктов, которая уже имеет своеобразный оттенок «перехода» – от экономики к политике. Прямых выпадов против власти нет, но есть характерные требования свободы слова и печати, ревизии государственных органов, отмены привилегий членов РКП[1025]1025
  Там же. Л. 174.


[Закрыть]
. «Все это недовольство ни в коем случае не является недовольством пролетарской властью – никаких политических лозунгов, никаких политических требований рабочие не выставляют, – уверяет спустя несколько дней с трибуны губернского съезда профсоюзов Н. Анцелович[1026]1026
  Третий Петроградский губернский съезд профессиональных Союзов. Стенографический отчет. Пг., 1921. Бюллетень № 1. С. 9.


[Закрыть]
, – но многие чувствуют приближение грозы. Газеты ни слова пока не проронили о начавшемся движении, но уже заполнились статьями, осуждающими любые стачки и «подстрекателей»-социалистов[1027]1027
  См. передовые статьи газет «Петроградская правда»: «Эсеры не наживутся» (1921. 11 февраля), «За нами следят» (Там же. 17 февраля); «Маховик»: «Смотрите под ноги, товарищи» (1921. 15 февраля), «Нельзя поддаваться» (Там же. 22 февраля); статью Н. Андреева «Стыдитесь, скороходовцы» (Там же. 16 февраля), статью «Что должны знать питерские рабочие» («Красная газета». 1921. 15 февраля).


[Закрыть]
.

14 февраля на заводе Лесснер принимается и первая собственно политическая резолюция. Ее предложил меньшевик Каменский, немедленно после этого арестованный[1028]1028
  Дан Ф. Два года скитаний (1919–1921 гг.). Берлин, 1922. С. 114.


[Закрыть]
. Документ содержал следующие основные требования: перевыборы Советов на основе тайного, прямого, равного и всеобщего голосования, свобода торговли и труда, «раскрепощение личности», отмена «ответственных» пайков, снятие заградительных отрядов, создание независимых организаций и партий[1029]1029
  Ваксер А.З. Из истории классовой борьбы в Петрограде в начале восстановительного периода (январь – апрель 1921 г.) // Ученые записки ЛГПИ им. А.И. Герцена. Л., 1959. Т. 188. С. 14.


[Закрыть]
. Резолюция Каменского – это, конечно, «верхний», партийный синтез массовых ожиданий зимы 1921 года. Однако если сравнить ее с более ранними решениями балтийцев и арсенальцев, мы обнаружим скорее эволюцию, чем разрыв. Политические лозунги тут, правда, отшлифованы, «очищены», получили даже некоторую систематичность – но не стали более радикальными. Едва ли это маскировка: автор точно улавливает «низовые» настроения, в его резолюции есть многое из того, о чем говорили и чего желали широкие массы петроградских рабочих. Заметная умеренность чисто политических проектов – это скорее индикатор подлинного самочувствия общества, которое уже не было склонно откликаться ни на Учредительное собрание (мы его почти не встретим среди рабочих требований в эти дни), ни на откровенный антибольшевизм. Последний, правда, существовал, но в своеобразной «бытовой» форме. Вместе с тем большевизм не отвергался принципиально, политически. Лозунг «Советы без коммунистов» – позднейшая идеологическая и историографическая конструкция; о выдвижении его в феврале из достоверных источников ничего не известно. Люди ищут правды – но не мыслят ее уже вне традиционных государственных институтов. Неразумным является для них не советское учреждение, а искажение его начал.

Примечательна в этой связи механика распространения резолюции Каменского. 15 февраля аналогичное постановление принимают рабочие завода «Нобель». Оно было предложено меньшевиком Кузяковым, который просто воспользовался лесснеровским образцом, лишь чуть расширив его. Одобренная двумя крупнейшими заводами, эта резолюция оценивалась как наиболее авторитетная. Она начала кочевать по предприятиям, обрастая на своем пути новыми добавлениями, и вскоре уже насчитывала 19 пунктов[1030]1030
  ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 5. Д. 3. Л. 9.


[Закрыть]
. Часть добавлений касалась экономических вопросов, однако остов резолюции остался прежним. Таким образом, эффект политизации здесь достигался не путем собственно обсуждения политических требований, а посредством механического присоединения к ним. Зачастую детально дискутировались и особо подчеркивались дополнения к резолюции, а не сама она в целом.

Параллельно движению лесснеровской резолюции принимается близкое ей по духу постановление на Кабельном заводе.

Политики здесь мало, но критика представителей власти заметно усилилась. Этой волне уже невозможно противостоять отговорками и агитками случайных ораторов на собраниях. Президиум Петроградского губкома Всероссийского Союза рабочих металлистов (ВСРМ) был вынужден в середине февраля пойти на переговоры с представителями ряда заводов, в частности Балтийского и Кабельного. Здесь руководители Союза не столько шли на уступки, сколько терпеливо разъясняли их невозможность. Но рабочие смелеют: говорят уже не только о перевыборах Советов, но и об арестах ЧК за критику и даже требуют от чекистов отчета в их действиях[1031]1031
  Там же. Ф. 4591. Оп. 5. Д. 6. Л. 4 об., 6.


[Закрыть]
. Весомых результатов от этих встреч нет. Примирение, которого, казалось, удалось тут достигнуть, было кратким.

Все пришло в движение – оппозиционный настрой одновременно начинает проявляться во многих местах. Экономическое отделяется от политического почти незримой чертой. На заводе «Тюдор» 9 февраля 1921 г. один из выступающих без обиняков заявляет: «Во всем виновата власть, сваливающая все… на эсеров и меньшевиков <…> не следовало бы пускать в ход новые заводы, открывать на полмесяца мартеновские цехи и кричать об этих… дутых победах труда»[1032]1032
  Там же. Д. 14. Л. 103.


[Закрыть]
. На 2-м хлебозаводе 19 февраля отклоняют резолюцию, излагающую по агитационным рецептам причины топливного кризиса в стране[1033]1033
  ЦГА СПб. Ф. 6261. Оп. 6. Д. 57. Л. 20.


[Закрыть]
. Даже традиционная опора власти – местная профсоюзная верхушка и коммунистические ячейки – начинают испытывать на себе давление масс и отвечают на это молчанием, апатией, характерными уклонениями. «Для того чтобы завертелись наши фабрики, нужно поставить людей дела во главе нашего текстильного хозяйства <… > у нас много хозяев, зато порядка нет <… > нужно поставить одного хозяина опытного, практичного и энергичного работника… прибегнуть к помощи посредников по доставке сырья и топлива», – постановление со столь необычными формулировками принято на Выборгской бумагопрядильной фабрике 8 февраля не возбужденной толпой доведенных до отчаяния рабочих, а собранием фабкома совместно с администрацией и коллективом РКП(б)[1034]1034
  Там же. Ф. 6255. Оп. 17. Д. 70. Л. 67.


[Закрыть]
.

Забастовки с каждым днем февраля становятся более мощными, невзирая на публично выраженную уверенность властей в том, что «эсеры не наживутся». 15 февраля бастует половина рабочих «Скорохода»[1035]1035
  Маховик. 1921. 16 февраля; Иванов В.М., Канев С.Н. На мирной основе. Ленинградская партийная организация в борьбе за восстановление промышленности города. 1921–1925. Л., 1961. С. 38–39.


[Закрыть]
. Их примеру вскоре следуют подносчики и подвозчики Путиловского завода[1036]1036
  ЦГА СПб. Ф. 4591. Оп. 5. Д. 5. Л. 83.


[Закрыть]
. «К двадцатым числам февраля движение приняло форму всеобщей забастовки», – вспоминал находившийся в эти дни в Петрограде лидер меньшевиков Ф. Дан[1037]1037
  Дан Ф. Два года скитаний. Берлин, 1922. С. 105.


[Закрыть]
. Центр волнения – Трубочный завод. Тут уже давно не работают, едва ли не каждый день митингуют, принимают резолюции и несут их на соседние заводы. И откликаются голодные, уставшие от всяческих передряг рабочие: где-то стихийным собранием, где-то оппозиционной декларацией, где-то частичной остановкой цехов. Власти решили покончить с этим разом – локаутом, из предосторожности именуемым тогда «перерегистрацией». 24 февраля Трубочный завод был остановлен – утром огромная толпа рабочих оказалась перед закрытыми воротами. И произошел взрыв.

Взрыв

Трубочники сразу же обратились за поддержкой к фабрике Лаферм и, соединившись с ее рабочими, двинулись к Балтийскому заводу. Здесь тотчас бросили работу. Косая линия Васильевского острова оказалась затопленной огромной массой людей. Быстро появились плакаты. Люди устремились на Большой проспект, сметая на пути немногочисленные кордоны. Были вызваны курсанты, которым с трудом удалось блокировать демонстрацию. Предупредительными выстрелами толпа была вскоре рассеяна. Мгновенно по городу распространились слухи о расстрелах на Васильевском острове[1038]1038
  ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 5. Д. 3. Л. 59; ЦГАИПД. Ф. 6. Оп. 1. Д. 64. Л. 5.


[Закрыть]
.

Группы рабочих, либо участвовавших в демонстрации, либо узнавших о ней позднее, пошли на фабрики и заводы. Уже утром 24 февраля стачка охватила Путиловскую верфь; ее рабочие смогли увлечь за собой и часть людей в цехах Путиловского завода[1039]1039
  ЦГАИПД. Ф. 4000. Оп. 6. Д. 228. Л. 6, 6 об.; Справка о настроении рабочих и “волыночном движении” на фабриках и заводах гор. Петрограда с 25 февраля по 5 марта 1921 г. // Кронштадтский мятеж: Сб. ст., воспоминаний и документов. Л., 1931. С. 133.


[Закрыть]
.

25 февраля к забастовке примкнули заводы Арсенал, Розенкранц, Балтийский, Кабельный, Механический, Экспедиция заготовления государственных бумаг, фабрики Лаферм, Печаткина, Брусницына[1040]1040
  ЦГАИПД. Ф. 4000. Оп. 6. Д. 228. Л. 4; Справка о настроениях… С. 130, 132.


[Закрыть]
. 26 февраля остановились Невские бумагопрядильная и ниточная фабрики, «Скороход» и частично Обуховский завод, а 27 февраля – Новое и Старое Адмиралтейство[1041]1041
  ЦГАИПД. Ф. 2106. Оп. 1. Д. 224. Л. 4; Ф. 4000. Оп. 6. Д. 228. Л. 5; 6 об.; Пухов А.С. В Петрограде накануне Кронштадтского восстания 1921 г. // Красная летопись. 1930. № 4 (37). С. 108, 112.


[Закрыть]
.

Стачечное движение представляло тогда необычайно пеструю картину. И после событий 24 февраля забастовки, как правило, продолжали нести на себе отпечаток того глухого брожения, которое им предшествовало. Особый термин «волынка», отнесенный меньшевиками к роду идеологической ретуши[1042]1042
  Дан Ф. Указ. соч. С. 105.


[Закрыть]
, на самом деле отражал своеобразный характер остановки работ в конце февраля. В «чистом» виде забастовка встречается нечасто.

Преимущественно она имеет оттенок половинчатости, компромисса. С завода уходила только часть людей, практиковался неполный рабочий день. Это было как бы продолжением ситуации начала февраля. Первоначально сохранялась даже умеренность требований, и лишь затем они стали более радикальными – в основном за счет «живой связи» между рабочими[1043]1043
  ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 5. Д. 3. Л. 54, 59; Ф. 6006. Оп. 5. Д. 5. Л. 14; Справка о настроениях… С. 129–130; Пухов А.С. Кронштадтский мятеж в 1921 г. М., 1931. С. 126.


[Закрыть]
.

Четкого сценария «волынок» не было. Нередко рабочие покидали завод, узнав, что бастуют близлежащие предприятия, – и никаких требований, ни политических, ни экономических не выдвигали. Иногда рабочих «снимали» со своих мест, силой заставляли примкнуть к забастовкам, останавливали пикетами у проходных. Обычной стала «итальянка», как ее тогда называли – рабочие находились у станков, но ничего не делали. В конце февраля – начале марта, в той или иной степени, полностью либо частично, стачками были охвачены заводы Речкина, Парвиайнен, Осипова, Гвоздильный, Радиотелеграфный, «Русский Дизель», Александровский, Автозавод, фабрики «Победа», «Жорж Борман», «Петронитка», Центральные муниципальные мастерские, 17-я типография, Петроградский трампарк, Электрическая станция Общества 1886 г., Огнесклад и др.[1044]1044
  ЦГАИПД. Ф. 2. Оп. 1. Д. 350. Л. 6, 9, 9 об.; Ф. 4000. Оп. 5. Д. 3098; Л. 3; Оп. 6. Д. 228. Л. 4 об., 5, 6; Маховик. 1921. 27 марта; Пухов А.С. В Петрограде накануне Кронштадтского восстания… С. 107, 109, 111; Справка о настроениях… С. 132, 133; Панов Н., Давыдов А. Молодежь в дни Кронштадтского мятежа // Молодежь в революции. М., 1931. Сборник 2. С. 54, 61.


[Закрыть]

Движение пошло на убыль спустя несколько дней после демонстрации 24 февраля. Уже к 1–2 марта почти все работали. Дольше прочих держался Балтийский завод, окончивший забастовку 7 марта. Вопреки традиционному мнению, извещение о Кронштадтском мятеже 3 марта не вызвало никакого «крутого перелома» в настроениях рабочих в масштабах города. Не последовало массового «отрезвления» (по тогдашнему словцу пропагандистов) и после заседания Петросовета 26 февраля, где объявили о переходе к продналогу, отпуске трудмобилизованных и свободном провозе продуктов. Эти меры позднее показались надежным объяснением того, почему спала стачечная волна. Но в конце февраля, если верить документам, они никакого эффекта не имели. Забастовкам был присущ собственный ход развития, и трудно уловить какие-либо следы влияния на них широковещательных жестов властей. Более того, 27 февраля наблюдалось даже нарастание «волынок»[1045]1045
  Справка о настроениях… С. 132.


[Закрыть]
. Да это и немудрено – продналог был обещан в будущем, а пока «дожимали» крестьян разверсткой, заградотряды еще недели спустя грабили проезжавших, а трудмобилизованных почти не видно среди инициаторов волнений. Перелом наступил 1–2 марта. Именно тогда прекратили «волынить» в главном стачечном центре – на Васильевском острове. 2 марта приступили к работе крупнейшие фабрики и заводы Московского района – «Скороход», «Победа», «Артур Коппель». В тот же день отметили «успокоение» на всех предприятиях Выборгского района[1046]1046
  Там же. С. 131–133.


[Закрыть]
.

Возникает искушение объяснить столь быстрый конец чисто административными действиями властей. Однако к локаутам тогда прибегали редко, и список «перерегистрированных» предприятий исчислялся единицами – Трубочный завод, Лаферм, Невская ниточная фабрика. Войска на территорию заводов вводились крайне осторожно, причем боялись не только стычек, но и их «братания» с рабочими. Опасались проводить и широкие аресты забастовщиков, предвидя негативную реакцию низов; этим занялись позднее. Скорее всего, февральско-мартовские волнения, как это ни парадоксально, были внутренне запрограммированы на самоограничение – в своих акциях, политических программах, проектах перемен.

Рабочие боятся уходить с предприятий даже тогда, когда не работают. Они все время оглядываются на другие фабрики и заводы – и возобновляют работу, едва узнают, что где-то «волынка» прекратилась. Гвоздильный завод 28 февраля заявил, что закончит забастовку только тогда, когда это же сделает Балтийский завод. Фабрика «Победа», хотя и не бастовала 26 февраля, но следила за тем, как поступят скороходовцы. 7 марта прекратил работу завод «Артур Коппель», причем никаких требований не выставлялось. Как выяснилось впоследствии, рабочие поверили слухам о том, что все петроградские предприятия остановились[1047]1047
  Панов Н., Давыдов А. Указ. соч. С. 54; Пухов А.С. В Петрограде накануне Кронштадтского восстания… С. 109; Его же. Кронштадтский мятеж… С. 125–126.


[Закрыть]
. Как и в марте 1919 г., нередко на мелких предприятиях забастовка является автоматической реакций на действия основных стачечных центров. И столь же, как в 1919 г., в рабочей среде ощутим политический самоконтроль.

«Мы шли по 7 и 9 линии Васильевского острова и спрашивали: „А какие ваши требования?“ – „Мы не знаем. Я вот стою перед вами и не вру вам“, – это был их ответ. „Если здесь есть представитель от этого завода, пусть он вам скажет, что это сущая правда". Мы спрашиваем: „Все-таки, приблизительно, какое ваше требование?" – „А такое: побольше хлеба, чтобы очистить верхи, там много засело буржуев, и перевыборы Петроградского Совета – вот наш лозунг". – „А какие перевыборы Совета?" – „Как постоянно выбирают"», – это все рассказывал на заседании Петросовета 26 февраля 1921 г. некто Газенберг[1048]1048
  Петроградский Совет… заседание 26.II. 1921 г. Стб. 42–43.


[Закрыть]
. И нет оснований не верить этому свидетельству, оно напоминает десятки других подобных сообщений. На следующем заседании Петросовета, состоявшемся 4 марта, в выступлении представителя «Арсенала» анархиста Филиппова мы наблюдаем точно такой же настрой. «Я не свою мысль буду высказывать, а всех рабочих, – заявил оратор. – Когда вопрос поднялся о том, чего же, собственно говоря, хочет вся масса – Учредилку, что ли, и вот я вам должен сказать… что все хотят вернуться именно к октябрьским завоеваниям. Значит, власть Советов – тот лозунг, который стал перед рабочими, но главное, что я должен тоже отметить, это – долой диктатуру… партии»[1049]1049
  Там же. Заседание 4. III. 1921 г. Стб. 22–23.


[Закрыть]
. Данный случай очень характерен. Устранение диктатуры – это, по мнению рабочих, ведь тоже «октябрьское завоевание». Утопические представления об идеальном порядке уже основаны на новом политическом мифе. И это обстоятельство – одно из условий сохранения политической умеренности.

Конечно, речи в Петросовете могут показаться ненадежным доказательством – слишком уж специфичной была здесь аудитория, и даже оппозиционные ораторы не решались игнорировать ее особенности. Но посмотрим, какие требования выдвигались в эти дни непосредственно на фабриках и заводах – как «волынивших», так и охваченных «волыночным» духом.

У скороходовцев, как сообщали 26 февраля, главные требования, помимо увеличения хлебных выдач, касались только свободного проезда: разрешения выезжать за пределы города на 150 верст, увеличения норм провоза и числа пригородных поездов[1050]1050
  Пухов А.С. В Петрограде накануне Кронштадтского восстания… С. 108.


[Закрыть]
. Одобренная на фабрике «Светоч» 28 февраля резолюция насчитывала три пункта: установление контроля над заградительными отрядами в целом по стране и снятие их в Петроградской губернии; увеличение объема привозимых продуктов; созыв беспартийной конференции рабочих[1051]1051
  Справка о настроениях рабочих… С. 130.


[Закрыть]
. Последнее требование было выдвинуто еще в начале февраля, его поддержали многие предприятия в дни стачек.

Наиболее распространенным «политическим» требованием было освобождение политзаключенных – его предъявляли на Балтийском, Кабельном, Ново-Адмиралтейском заводах, Электрической станции Общества 1886 года, заводе Речкина[1052]1052
  Пухов А.С. В Петрограде накануне Кронштадтского восстания… С. 109, 111, 112.


[Закрыть]
. Об Учредительном собрании толковали преимущественно на крупнейших предприятиях. Большинство прочих фабрик и заводов просто голосовало целиком за резолюции, присланные из стачечных центров. В этих документах имелись политические «вкрапления», но сами собрания, их одобрявшие, ограничивались только экономическими дебатами. Своеобразный характер тогдашней политизации можно оценить, приняв во внимание события на Огнескладе. 1 марта его рабочие объявили забастовку, причем сначала пожелали только «аккуратной выдачи» продуктов и получения того, что задолжала им администрация склада за период с 1 января по 1 марта. Но спустя некоторое время сюда проникли делегаты с «Арсенала», и, как писал в своем отчете начальник Огнесклада, «настроение рабочих резко изменилось, они выставляют требования уже на политической подкладке, т. е. в целом присоединяются к рабочим Арсенала, требуя свободной торговли, снятия заградительных отрядов… вплоть до созыва Учр[едительного] собрания»[1053]1053
  ЦГАИПД. Ф. 2. Оп. 1. Д. 350. Л. 6.


[Закрыть]
. Но через день, 2 марта, работа возобновилась, и информатор в докладе Окружному артиллерийскому управлению уточняет свое раннее сообщение: «Настроение рабочих не против Советской власти в целом, но против некоторых постановлений власти. Главное требование общего характера: немедленный созыв общегородской конференции, а из местных требований – уравнение пайка служащих и рабочих, выдача недополученных ордеров, отчет выборного в Петросовет председателя Петрокоммуны тов. Куклина, выдача недополученных продуктов за февраль месяц»[1054]1054
  Там же. Л. 10, 10 об.


[Закрыть]
.

Все ушло в эти продовольственные пайки, в ордера, в разговоры о том, кто больше ест и кто больше ворует. И этим все исчерпалось и закончилось. Меньшевики потом сетовали на то, что экстренные раздачи в феврале и марте обуви и одежды быстро заглушили недовольство рабочих, сразу же потерявших вкус к политическим переменам. Но это обстоятельство – скорее диагноз, чем причина. Это итог – непредвиденный, но закономерный для духовной революции 1917–1921 гг.

Таковы основные элементы февральского взрыва. Был неожиданностью он сам, но не его сценарий. Он лишь ярче обнажил такое, что той или иной своей гранью проявило себя в прошедшие годы. Он показал нам политическое действие зачастую без политической мысли. И это очень символично.

Рассматривая психологические перемены в рабочей среде, можно обозначить ряд феноменов, которые подготавливали изменение общественного сознания в 1920-е гг.

Первый из них – это переплетение бытового и политического в повседневной социальной практике. Политизируются многие «структуры повседневности» (одежда, досуг, семейный быт, распределение жилья, товаров и услуг), бытовое поведение становится и частью поведения политического. Желая изменить свой быт, человек должен был пользоваться политическими формулами и обосновывать свою правоту ссылками на политический порядок – и потому бытовой поступок зачастую имел идеологический оттенок.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации