Текст книги "Навеки моя"

– Чтобы не вызвать ее ревности, Эри, тебе нужно было быть совершенной уродиной.

Она отвернулась.

– Может быть, но ведь мы оба знаем, что я заслужила враждебное отношение с ее стороны, не так ли?

Бартоломью отрицательно покачал головой, подошел к окну и оперся рукой о раму, глядя в сгущающиеся сумерки.

– Она всегда была злой и язвительной женщиной. Без сомнения, здесь есть и моя вина.

– Я не верю в это. Тысячу раз я думала о вашей женитьбе, о том, какая она, ваша жена. Но стоило мне встретиться ней, и я все поняла.

Он резко развернулся к Эри, пораженный ее мягким тоном.

– Она сама себя не любит, Бартоломью. В ваших глазах она видит отражение ее собственной ненависти к самой себе, и она не может простить вам этого. Она нуждается в добром отношении.

– Как же! Доброе отношение, – он резко уселся на скамью у окна и мрачно уставился на пустынный сад. – Когда она первый раз появилась у нас, то казалась такой уязвимой, такой… потерянной. Мне стало жаль ее. Папа сказал, что у меня совершенно дурацкие представления о женщинах. Он был прав – я видел в Хестер трагическую героиню, страдающую от несправедливости жестокого мира.

Он коротко рассмеялся, но в его смехе звучала горечь.

– Когда папа умер и она поняла, что я в ней больше не нуждаюсь, что она снова осталась без крыши над головой, она…

Он соскочил со скамьи пошел к двери. Дела и так были слишком плохи. Ему вовсе не хотелось, чтобы у Эри появились дополнительные причины не любить Хестер. Или жалеть его. Положив руку на дверную ручку, он приостановился.

– Не слишком доверяйте ей, нимфа. Хестер никогда ничего не забывает и не прощает.

Беспокойство Эри возросло, когда они взошли на борт парохода «Генриетта Вторая» у Франт-стрит и пароход, пыхтя, двинулся вверх по реке, почему-то называющейся «Хоквартонская топь». Ей стало нехорошо, когда палуба под ногами начала раскачиваться. Она посмотрела через борт на темную воду и постаралась совладать с охватившей ее паникой. Топь выглядела как самая обычная река, но в месте слияния с рекой Тилламук эта река расширялась, а перед впадением в залив достигала четверти мили в ширину.

Она не ожидала, что залив окажется таким большим. Место на северном берегу под названием «Бэй-Сити», которое ей показал Бартоломью, выглядело темным неясным пятном. Южный берег, на котором высился покрытый папоротниками и зарослями бузины утес, был близко, но не настолько близко, чтобы страх Эри уменьшился. Если бы пароход затонул на реке, у нее был бы шанс добраться до берега, но в море это выглядело безнадежным. Вода была серой и мрачной, и она вздрогнула, когда подумала, какие ужасные вещи могут скрываться под ее покрытой зыбью поверхностью.

Прямо по курсу лежала длинная отмель, укутанная туманом, – она отделяла океан от залива. Темное, мрачное небо было сплошь затянуто облаками. Над головой кружили чайки, и их меланхолические крики навевали на Эри чувство одиночества. Она плотнее запахнула накидку, пытаясь стряхнуть с себя страх, который все сильнее охватывал ее.

– Во время отлива все выглядит совершенно по-другому, – сказал Бартоломью, подойдя и остановившись рядом с ней.

– Вы имеете в виду, что океанские приливы и отливы влияют на чистоту воды?

Услышав его вымученный смешок, Эри взглянула на него через плечо. Она заметила Хестер, которая в наряде из грубого черного бомбазина[9]9
  Шерстяная ткань


[Закрыть] с большим количеством черных же оборок и кружев выглядела так, будто она пришла на похороны. Хестер со своего места на корме парохода бросала на них сердитые взгляды – она не осмеливалась бросить свою новую этажерку и подойти к ним.

Эри была потрясена, когда впервые столкнулась с Хестер. Она выглядела намного старше Бартоломью и была ужасно костлявой, ее волосы были мягкими и тонкими, а уголки рта – постоянно опущенными вниз. Чувство вины, мучившее Эри еще до встречи с Хестер, усилилось во много раз. Эри тихонько вздохнула. Ей надо постараться завоевать расположение Хестер. Ради Бартоломью.

– Во время отлива все это превращается в затянутую грязью отмель, и только кое-где струятся ручейки воды, – Бартоломью обвел залив рукой. – Поэтому приходится выходить в море только тогда, когда прилив подходит к высшей точке, иначе вы можете оказаться по колено в грязи, и вам придется тащить пароход на себе.

Эри перевела взгляд на темную и грязную воду.

– Так это на самом деле морская вода или нет?

– В залив впадают пять рек, так что это, скорее, нечто среднее между морской и речной водой.

Бартоломью посмотрел на свои руки, которыми он с такой силой вцепился в поручни, что костяшки пальцев побелели.

– Как ваш желудок? Вас все еще поташнивает?

– Да, и очень сильно. Я полагаю, вы считаете меня глупой, потому что я боюсь пароходов.

– Я думаю, что вы боитесь не пароходов, а воды.

Эри улыбнулась. Как хорошо, когда он рядом, такой уверенный в себе и бодрый!

– Конечно, вы правы. Однажды, когда мне было семь лет, отец повез нас кататься на весельной лодке по реке Огайо. Водная гладь казалась мне огромной, а лодка – крошечной. В ней я чувствовала себя такой уязвимой! Мне никогда не приходилось испытывать такого чувства страха раньше, ни до того, ни после.

– И вы по-прежнему испытываете те же ощущения при виде воды?

– Да. По-прежнему.

Они смотрели друг на друга, счастливые уже от того, что стоят рядом. Эри ощущала их взаимное притяжение, искру, которая, казалось, всегда проскакивала между ними, когда они оказывались рядом, и страстно жаждала оказаться в его объятиях. Ей мало чувства уюта и безопасности, которое давало его присутствие! Ей нужно было прикоснуться к нему и знать, что он испытывает такое же желание. Но этого не произойдет больше никогда. Хестер позаботится об этом.

– На что это вы смотрите?

Услышав ворчливый голос Хестер, Бартоломью небрежно отошел в сторону и сказал:

– Я объяснял мисс Скотт, что воды залива состоят из пресной воды рек и морской воды.

Бартоломью оглянулся на морской простор, чувствуя восторг, который всегда охватывал его при виде океана, особенно после долгого пребывания на суше. Он попытался представить, что Хестер нет рядом, но он ощущал ее присутствие, как иногда ощущал приближающуюся опасность.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Хестер?

– Конечно, на что это ты намекаешь?

– Я ни на что не намекаю, Хестер. Любой может заболеть морской болезнью. Это вовсе не означает, что ты…

– Я сказала, – перебила она его голосом, несколько менее допустимым в обществе, чем тот, который Эри слышала до сих пор, – что я не больна. Я не доставлю тебе удовольствия видеть меня валяющейся в трюме этой посудины и стонущей, как побитая собака.

– Хестер…

Эри вмешалась в надежде предотвратить ссору, произнеся вслух первое, что пришло ей в голову:

– А на маяке есть собаки?

Хестер презрительно фыркнула.

– Нет и быть не может. Собаки – не только умопомрачительно нечистые, но и невыносимые вонючие создания. Я бы не потерпела ни одной из этих гарпий рядом с собой.

–Ты снова читала словарь, Хестер?

Бартоломью произнес эти слова так тихо, что Эри не была уверена, что расслышала их, но Хестер уставилась на него с такой злобой, как будто хотела столкнуть его за борт. Затем, сопровождаемая шорохом черных бомбазиновых юбок, она развернулась на каблуках и начала осторожно пробираться на корму, к своей модной этажерке. Эри повернулась к поручням – ей пришлось вцепиться в них, когда в пароход ударила волна и он вздрогнул от носа до кормы. Она вглядывалась в утренний туман, пытаясь разглядеть сквозь него пристани Барнагата, и по-прежнему ощущала спиной злобный взгляд Хестер.

Интересно, насколько племянник Хестер похож на нее? Мысли Эри перенеслись к ее грядущему замужеству, и ее страх перед водой уступил место сомнениям в правильности того, что она собирается сделать.

Прошлым вечером, проводив Эри до ее комнаты, Бартоломью вручил их багаж попечению пароходной компании и отправил телеграмму Причарду, чтобы во время следующего прилива тот встречал их с лошадьми в Барнагате. После этого Бартоломью нанес визит своему брату Кельвину на старой ферме Нунов и возвратил повозку и упряжку лошадей, которых он одолжил для поездки в Портленд.

В любой момент «Генриетта Вторая» могла вынырнуть из тумана и причалить к маленькой деревянной пристани городка, в котором всего-то и было что почтовое отделение, школа и несколько разбросанных там и сям домишек. Когда это произойдет, Эри наконец-то встретит мужчину, за которого она должна выйти замуж. Человек, который будет лежать рядом с ней в постели каждую ночь, до конца ее жизни.

При мысли об этом ей стало дурно. Она закрыла глаза и стала молиться: «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы мы понравились друг другу».

– Я вижу, Причард получил мою телеграмму.

При звуках голоса Бартоломью Эри открыла глаза. Теперь туман окружал их со всех сторон, создавая ощущение, что раскачивающийся корабль вознесся в облака, отчего ее чувство тошноты только усилилось. Но впереди, не далее чем в пятидесяти ярдах, была видна пристань. Рядом ожидала упряжка лошадей. В некотором отдалении от берега располагалось небольшое здание, выделяющееся на фоне вечнозеленых деревьев темным и мрачным видом, напоминавшим черное платье Хестер, – почтовое отделение Барнагата.

Из здания вышел стройный молодой человек и побежал к пристани, размахивая руками. Сердце Эри учащенно забилось. Был ли это ее будущий муж?

Дети, от загара темно-коричневые, как спелые ягоды вишни, с черными волосами и глазами, повскакали со своих мест на пристани и принялись вытаскивать из воды удочки, когда пароход осторожно приблизился и причалил. Но Эри видела только того молодого человека. Он был худощав, со светлыми волосами и глазами – совсем не похож на Бартоломью.

Стук дерева о дерево заставил ее перевести взгляд обратно на пароход. Прямо перед ней, рядом с бортом корабля, вверх и вниз раскачивалась пристань. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Ее желудок мгновенно взбунтовался. Она глубоко вдохнула соленый морской воздух, чтобы отогнать тошноту. В голове и в ушах у нее звенело. Кто-то кричал: «Дядя Барт, эй, дядя Барт!» – но звук был отдаленным и слабым.

– Мы прибыли, Эри. Теперь вы можете сойти с корабля.

Эри узнала голос Бартоломью и почувствовала тепло его руки, когда он накрыл ее руку своей. Она с трудом проглотила комок в горле, сконцентрировав внимание на этой большой знакомой руке, и тошнота отступила. Эри затем подняла глаза. Он нежно ей улыбался.

– Отпустите поручни, нимфа. Вы уже в безопасности.

Но она не могла сделать этого. Весь мир кружился вокруг нее в водовороте, и вращение это все убыстрялось и убыстрялось.

Рядом раздалось шуршание жесткой ткани, за которым последовал скрипучий голос Хестер:

– Что это с ней, Бартоломью? Она загораживает проход. Я хочу сойти. А тебе следует немедленно переправить мою этажерку на пристань, да так, чтобы ее не поцарапали.

– Ей дурно, Хестер. Мне кажется, сейчас ее стошнит.

Эри видела, как шевелились губы Бартоломью, и откуда-то издалека до нее доносился его голос. Ее желудок больше ей не повиновался. Пока ей удавалось не отрывать взгляд от Бартоломью и не смотреть вниз, она могла бороться с тошнотой и страхом. Она попыталась дышать медленно и глубоко, по все, что ей удавалось, это судорожно хватать открытым ртом воздух. Сильные пальцы отрывали ее руки от поручней. Внутри нее все кричало: «Нет! Нет, я упаду за борт!» – но с губ ее не сорвалось ни звука.

– Это она, дядя Барт? Это она?

Эри поняла, что голос принадлежит Причарду Монтиру. Наконец пришло время познакомиться со своим суженым, если только она сумеет оторвать взгляд от воды, чтобы посмотреть на него. Но она не могла этого сделать.

– Убери девчонку отсюда, Бартоломью. Я сказала тебе, что хочу сойти с корабля. Сейчас же!

Рот Эри увлажнился. В животе у нее начались конвульсии.

– Я пытаюсь, Хестер. Поддержи ее, чтобы она не упала, когда я сниму ее руки с поручней.

– Я? Сам держи ее, это ты привез ее сюда.

– Что с ней, дядя Барт? Она вся позеленела.

Держаться Эри было не за что – кто-то отрывал ее пальцы от поручней. Корабль завертелся, и у нее закружилась голова. Ей надо броситься на середину парохода, иначе она упадет за борт! Одну ее руку уже оторвали от поручней, кто-то принялся за другую. Она больше не могла сопротивляться. Налево, двигайся налево, чтобы, если ты упадешь, все равно остаться на палубе.

– Спокойнее, Эри, все в порядке. Держи ее, Хестер. Я не могу управиться в одиночку.

– Дядя Барт?

Другая рука Эри оторвалась от поручней. Окружающие предметы, цвета и краски пустились в дикий перепляс. Она посмотрела вниз, пытаясь уцепиться за что-либо взглядом. Борт корабля качался вверх-вниз, вверх-вниз. Каждый раз, когда он опускался вниз, Эри видела на пристани ноги в черных ботинках и синих морских брюках. Желчь подступила у нее к горлу. По вкусу она напоминала протухшие рыбьи внутренности. Эри попыталась проглотить ее. Она падала.

«Налево, падай налево».

Она пошатнулась, и тут же сильная рука схватила ее за талию, случайно нажав ей на живот.

Эри стошнило.

Рядом завизжала женщина. В голове Эри на мгновенье возникли жесткие черные сборчатые юбки, затем она потеряла сознание.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Маяк на мысе Кейп-Мирс оказался именно таким, каким его представляла себе Эри, и даже больше.

Хотя до него от Барнагата было всего две мили, поездка заняла целый час. Не однажды Эри охватывала паника, когда лошадь оступалась, и она с ужасом представляла себе, как они падают и катятся вниз по крутой тропинке.

Лес был пронизан ручьями и ручейками, как ладонь – кровеносными сосудами. В каждой впадине били крохотные источники, наполняющие воздух запахом сырости и плесени. Вокруг путешественников смыкались гигантские ели, образуя волшебный мир, где ветви были похожи на окаменевших духов-призраков, они протягивали руки, одетые в изорванный зеленый бархат.

У Эри перехватило дыхание при виде огромного дерева, выросшего на вершине чего-то, что выглядело как толстая, покрытая мхом стена, на которой пустили корни папоротники и небольшие деревца.

– Смотрите, – прошептала она с благоговейным трепетом. – Жутко и красиво одновременно. Но зачем кому-то понадобилось строить здесь стену?

Причард мельком взглянул туда и пожал плечами.

– Это не стена, это упавшее дерево.

– Их называют колыбельными бревнами, – сказал Бартоломью откуда-то впереди. – Дождь, туман и перегной, в который превращаются гниющие деревья, образуют превосходную, питательную среду для мхов и сеянцев.

– У меня такое чувство, будто я попала в какой-то незнакомый новый мир… на другую планету – или на звезду, —

сказала она. – Там, где феи танцуют обнаженными в лунном свете и ткут из тумана тончайшие шелковые занавеси. Бартоломью коротко хмыкнул.

– Это должна быть луна, на звезде слишком горячо. Феи там будут зелеными, и из-под вуали у них будут торчать рожки, – он повернулся в седле и подмигнул Эри. – А если вы заметите нимфу, которая собирается танцевать обнаженной при луне, дайте мне знать.

Хестер презрительно фыркнула:

– Совершенно дурацкий разговор, если хотите знать мое мнение.

Внезапно они выехали на открытое место. Перед ними стояли амбар и два дома, их покрытые белой краской стены и обитые металлом двери и окна сверкали на солнце. Позади зданий протянулась узкая полоска земли, и вдали на самом ее окончании едва виднелась башня маяка. Все остальное пространство занимало море. В сером океане отражались облака, и было трудно различить, где кончается вода и начинается небо. Восхищенная Эри пустила лошадь рысью, проехала мимо Бартоломью к ближайшему краю утеса, там она натянула поводья и спешилась.

Она никогда не думала, что все окажется таким устрашающе красивым. Пенящиеся волны с грохотом разбивались об отвесные зазубренные стены, которые образовывали крохотные, круто обрывающиеся в воду бухточки прямо под ней, Вода отступала, а потом снова вздыбливалась, как рассерженная кошка, и обрушивалась на скалы. Каждая волна была не похожа на другие. Одни с грохотом разбивались о скалы, подбрасывая высоко в воздух брызги пены, другие накатывались спокойно и лениво, и пенные шапки у них были совсем маленькие. Вечнозеленые деревья росли по всему утесу вплоть до самого края. Вода водопадами стекала вниз по покрытым мхом стенам. Море хриплым шепотом напевало колыбельную, в которую вплетались сиплые крики чаек.

На некотором расстоянии от берега высились две темные скалы, похожие на двух зловещих стражей. «Рифы», – подумала она и вспомнила, как Бартоломью рассказывал ей о скалах, на которых укрываются морские львы, тюлени и птицы. Ветер захлестнул ее юбку вокруг ног и сорвал шляпку с головы, которая трепетала теперь у нее за спиной, удерживаемая тесемками. Бурлящая вода внизу и налетавший порывами ветер снова оживили неприятные воспоминания о путешествии на раскачивающемся пароходе. К горлу вновь подступила тошнота, но ей удалось справиться с неприятным чувством. Под ногами у нее была старая добрая твердая земля. Здесь она не могла утонуть.

– Не боитесь свалиться вниз?

Эри резко развернулась на звук голоса. Позади нее, на порядочном расстоянии от края обрыва, стоял Причард. Его темное двубортное пальто, украшенное сверкающими медными пуговицами и значками какого-то рода войск на воротнике, было распахнуто, открывая жилет в тон. На его голове вместо фуражки смотрителя было нечто вроде маленькой круглой коробочки с жестким козырьком, напоминавшим навес над глазами.

– Земля может обвалиться? – спросила она. Он пожал плечами.

– Когда сухо, то нет. Но вы можете потерять равновесие, знаете ли. Иногда ветер стихает так внезапно, что прежде, чем вы поймете, что вам не нужно наклоняться вперед, чтобы бороться с ним, вы уже летите вниз.

Эри посмотрела на пенящуюся воду внизу, которая казалась такой далекой, и вздрогнула. Она отступала от края почти столь же поспешно, как раньше подбежала к нему, и подошла к Причарду. Он сложил руки за спиной и стоял, раскачиваясь на каблуках, вверх-вниз, вверх-вниз, как будто не находя себе места от беспокойства.

– У нас было несколько необычное знакомство, не правда ли? – сказала она.

Он по-мальчишески улыбнулся.

– По правде говоря, не помню, чтобы мы вообще знакомились.

Эри улыбнулась и протянула руку.

– В таком случае, привет, я – Эрия Скотт.

– А я – Причард Монтир.

Он взял ее руку и принялся нервно перебирать ее пальцы, не зная, что еще сказать. Его пальцы были маленькими и, как и его лицо, какими-то безжизненными. Когда он говорил, слова в спешке вылетали у него изо рта, как будто он боялся, что ему не удастся выговорить их по-другому.

– Свадьба должна состояться в следующую субботу. Преподобный Кетчем согласился провести церемонию… если вы не возражаете, – поспешно добавил он, озабоченно глядя на нее. —Вы ведь по-прежнему хотите выйти замуж, не правда ли?

Эри вдруг почувствовала странное желание поправить ему воротник, заправить волосы за уши и отвести его на кухню, чтобы угостить булочками. Его карие глаза были такими же, как у Хестер, разве что его глаза напомнили ей о мягкой летней траве, а не о тундре и ледниках. Его каштановые волосы были сильно набриолинены и разделены пробором пополам, это напоминало ей прическу Джона Апхема. Вот только волосы Причарда отказывались лежать прямо; они завивались колечками на висках, делая его похожим на ангелочка, которого папа водружал на верхушку елки каждое Рождество. Воспоминания больно кольнули ее в сердце. Эри резко отняла свою руку.

– Разве вы не хотите узнать меня сначала? – спросила она, вспоминая унизительные сцены на борту корабля, когда она не сумела совладать со своим желудком. Бартоломью – милый, заботливый Бартоломью – отвел их в дом, где индианка помогла ей умыться и переодеться. Теплый чай и краткий отдых сотворили с ней чудеса. – Знаете, я могу сделать кое-что похуже, чем испачкать своей рвотой вашу бедную тетку.

Его щеки порозовели.

– Я полагал, молодые леди не обсуждают такие неподобающие вещи, как естественные функции организма.

– Совершеннейшая чушь. Если мне может стать плохо на людях и я при этом остаюсь леди, то я имею полное право говорить об этом.

Обдумав ее ответ, он улыбался.

– Да, это довольно глупо, когда простой разговор о совершенно естественных и необходимых вещах должен раз и навсегда определить, хороший или плохой вы человек.

– Конечно, это глупо. Но в мире полно безумных идей. Например, что женщины должны заниматься только воспитанием детей, тогда как они могут быть прекрасными врачами и адвокатами.

Причард нахмурился.

– Но если все женщины будут придерживаться подобных взглядов, что случится с миром? Никто не захочет рожать детей.

– Это абсурд. Карьера не обязательно исключает материнство. Кроме того, отнюдь не все женщины хотят стать врачами или адвокатами. Всегда найдутся такие, которые предпочтут сидеть дома и рожать, как крольчихи, каждый год.

Упоминание ею беременности снова вызвало прилив краски к щекам Причарда. Справившись со своим удивлением по этому поводу, Эри предложила вернуться к остальным.

– Святой Гектор! Тетя Хестер оборвет мне уши, – Причард направился обратно к домам, ведя ее лошадь под уздцы. – Нужно разобрать и разложить багаж, и она просила передать вам, что она считает, что вы должны принять в этом участие.

– Прошу прощения, я и не собиралась увиливать, – Эри поспешно догнала его. – Дело в том, что я первый раз в жизни увидела океан, и это зрелище меня так захватило! Но мне здесь понравится, я уверена.

Причард остановился так резко, что она едва не наткнулась на него:

– Означает ли это, что вы выйдете за меня замуж? Она посмотрела на его напряженное в ожидании лицо, его гладкую кожу и подумала, будет ли так же приятно целовать его, как Бартоломью. Причард был одного роста с ней. Все, что ей надо было сделать, это чуточку податься вперед.

Причард едва не задохнулся от счастья, когда ее губы на один краткий миг коснулись его губ:

– Святой Гектор!

Он взял ее за руки и крепко прижал к себе. Они стукнулись носами, когда он попытался найти ее губы. Поцелуи получился мокрым и неуклюжим, и Эри обнаружила, что отталкивает его, чтобы освободиться.

Наконец он отпустил ее, сорвал с головы кепку, высоко подбросил в воздух и испустил радостный вопль. Он пробежал несколько шагов по направлению к домам, потом обернулся.

– Я должен сказать об этом остальным. Нам будет хорошо, вам и мне, подождите и сами увидите. Я сделаю так, что вы будете рады, что вышли за меня замуж, Эри.

Удивляясь, когда это она дала согласие выйти за него замуж, и ощущая серьезные сомнения в неизбежности обещанного счастья, Эри подобрала вожжи забытой лошади. Будет ли она счастлива в замужестве с Причардом Монтиром? У нее перед глазами возник образ Бартоломью, лампа высвечивала его крепкие мускулы и изгибы его обнаженного тела.

Дядя Ксенос придет за ней. Ее женская интуиция подсказывала это ей совершенно точно. Было трудно поверить в то, что она может погибнуть от руки собственного дяди. Тем не менее, воспоминание о разбитом в кровь лице ее отца служило наглядным доказательством того, что дядя Ксенос способен на все. Если она не выйдет замуж за Причарда, что она будет делать? Бежать еще куда-нибудь? Убегать до конца дней своих, до тех пор пока дядя Ксенос не поймает ее?

Лишь мысли о том, что придется вернуться на корабль и проделать на нем обратный путь через залив, оказалось достаточно, чтобы она укрепилась в решении осуществить свой первоначальный план. Замужество было единственным реальным выходом для нее, и у нее имелся всего один кандидат.

Приняв решение, Эри подняла глаза на постройку, которая станет ее новым домом. За забором во дворе стоял Бартоломью, с тоской глядя на нее. Рядом с ним возбужденно размахивал руками Причард, сообщая дяде хорошие новости. Эри не позаботилась посмотреть, как отреагирует на сообщение Хестер. Ее не беспокоило, как отнесется к новостям тетка Причарда. Для Эри имел значение только мужчина, стоящий у ворот. Даже со своего места она видела, как побелели у него костяшки пальцев на руках, когда он стиснул деревянные штакетины. Те самые нежные руки, которые играли на ее теле до тех пор, пока оно не запело в невероятном экстазе, теперь яростно сжались в кулаки. Она хотела подойти к нему, сказать, что отвергает притязания Причарда, и что она не будет принадлежать никому, кроме него. Но она никогда не станет его: Бартоломью Нун уже был женат.

Бартоломью отвел глаза. Голова его поникла; он отпустил забор, повернулся и нетвердыми шагами направился к амбару. Эри сделала глубокий вдох и судорожно выдохнула воздух, чувствуя себя так, как будто ее обрекли на пребывание в аду.

Причард помахал рукой и крикнул, чтобы она шла к нему. И она пошла, с трудом передвигая ноги, как будто тащила за собой пудовые гири, а не вела на поводу послушную кобылу.

Хестер поедала глазами девушку, стоявшую на пороге кухни, и размышляла, сколько времени понадобится, чтобы прядь за прядью вырвать золотистую копну волос, собранную в прическу у Эри на голове. Кожа девушки была безупречной, но она неизбежно состарится, как это случилось с Хестер. Хестер надеялась дожить до этого. Нет, не так. Она хотела, чтобы Эрия Скотт исчезла из ее жизни гораздо быстрее. Завтра. Вчера.

– Я могу помочь вам приготовить завтрак, миссис Нун? Я бы хотела быть полезной, – сказала Эри.

– Как насчет того, чтобы подоить коров? Захваченная врасплох, Эри уставилась на Хестер:

– Подоить коров?

– Вы ведь знаете, как это сделать, не так ли?

– Нет, боюсь, что не знаю.

– Вы знаете, как сбивать масло? Готовить студень? Сажать бобы?

– Нет, я…

– Тогда какой, к черту, пользы можно от вас ожидать?

– Я ведь могу научиться этим вещам, разве нет?

– Да, можете, – произнес Бартоломью, стоявший в дверях, выходящих на заднее крыльцо. – И особой спешки здесь нет. Или есть, Хестер?

Его жена уловила угрожающую нотку в его голосе и бросила на него яростный взгляд. Будь он проклят, он снова вмешивается.

– Завтра я покажу вам, как доить коров, после того как вы оправитесь от плавания, – сказал Бартоломью Эри. Он отодвинул стул от стола, приглашая ее сесть.

– В этом нет необходимости, – вмешалась Хестер, твердо решившая больше не позволять им быть вместе. Пока Бартоломью обеспечивал ей достойные условия существования и не мешал в достижении того положения в общине, к которому она стремилась, ей было все равно, чем он занимается. Зная, как он носится со своей драгоценной честью, она не беспокоилась относительно других женщин. Но с приездом этой маленькой потаскухи, которая сидела сейчас за ее столом, все изменилось.

– Она может покормить кур и пособирать яйца, – сказала Хестер.

Бартоломью удовлетворенно улыбнулся жене, не обращая внимания на неправильно употребленное слово.

– Отлично. Ну, что у нас сегодня на завтрак?

– Есть каша, – ответила она, наливая ему чашку кофе. – Или я могу поджарить для тебя яичницу-болтунью.

– Было бы замечательно. Эри вскочила на ноги:

– Могу я вам их принести?

Нахмурив брови, Хестер мотнула головой в сторону кладовой для продуктов, находившейся между кухней и столовой:

– Они там. Хотите, чтобы я и вам поджарила несколько штук?

Эри уже открыла рот, чтобы сказать «да», как вдруг взгляд ее переместился с рассерженной женщины на кастрюлю с густой кашей из кукурузной муки, стоявшую на плите.

– Нет, спасибо, мне достаточно каши.

Эри пошла за яйцами. Хестер следила, как ее муж провожает эту девчонку взглядом, и кипела от злости. Никогда Бартоломью не смотрел на нее с таким трепетом и желанием. Даже до их женитьбы, когда он так изголодался по ее телу, что она просто ощущала его вожделение.

С той самой минуты, когда Бартоломью вернулся из Портленда, она знала, что он неравнодушен к этой жалкой уличной девке. Он же женатый мужчина! Хестер размышляла над тем, как далеко они зашли, когда несколько дней отсиживались в доме Апхема.

Если эта мисс Нахалка Скотт рассчитывала заполучить одновременно и Причарда, и Бартоломью, ей придется изменить свои планы, поскольку на этот счет у Хестер имелись собственные соображения. Девка уже получила то, что ей причитается, от Хестер Нун. Бартоломью мог сколько угодно требовать, чтобы она не вмешивалась в отношения Причарда и его невесты, но существовало много способов войти в реку, не замочив ног, и Хестер, еще когда жила дома, в горах Джорджии, освоила их все.

Днем Эри наткнулась на странное сооружение, установленное между деревьями возле амбара. Оно представляло собой крытую конструкцию из мелкой металлической сетки, в которой росли необычные растения. Пока она рассматривала свою находку, из кустов, растущих внутри, с пронзительным криком вылетела птица размером с курицу, с длинным волочащимся хвостом. Испугавшись, Эри отпрянула от клетки.

Взбудораженные суматохой, в траве засуетились другие птицы. По большей части это были коричневые, ничем не примечательные курочки, но самцы выглядели просто великолепно. Они были почти три фута в длину – от клюва до самого кончика остроконечного, с поперечными полосами хвоста, цвет их оперения был рыжевато-коричневый, бока испещрены золотистыми крапинками, а брюшко казалось иссиня-черным. Их черные головки отливали то изумрудно-зеленым, то темно-синим цветом, в зависимости от того, под каким углом на них падали солнечные лучи. Вокруг глаз располагались сверкающие красные пятна, а шею украшало ожерелье из белых перьев. Это были фазаны Бартоломью. Экзотические, как их родной Китай, изысканные, как цветные витражи в кафедральном соборе, они были поистине великолепны.

– Вам нравятся мои фазаны?

Эри снова вздрогнула от неожиданности:

– Бартоломью!

Он стоял в нескольких шагах позади нее, лениво привалившись плечом к ольхе, и на его губах играла теплая и дружественная улыбка, чем-то напоминающая ей освещенные солнцем фиалки, растущие у его ног.

– Они прекрасны, – сказала она. – Самые поразительные птицы, которых я когда-либо видела.

На плече у него восседала еще одна птица, почти такая же диковинная и колоритная, как фазаны.

Проследив за направлением ее восхищенного взгляда, он сказал:

– Это Арлекин, рогатый топорик. Они зимуют на скалах у побережья вместе с хохолковыми топориками. Я. думаю, этот приятель налетел на прожектор маяка. И с тех пор как я вылечил ему сломанное крыло, он повсюду следует за мной, как будто я его мать.

– Сломанное крыло? О бедная маленькая птичка! Арлекин опасливо покосился на нее, когда она протянула руку, чтобы погладить его.

– Собственно, крыло зажило нормально, – сказал Бартоломью. – Не сегодня-завтра, он улетит, чтобы присоединиться к весенней миграции его родичей.

Топорик уклонился от ее прикосновения, пододвинувшись ближе к голове Бартоломью и слегка клюнув его в воротник.