Текст книги "Эхо Миштар. Север и юг"

Тарри, взрослый парень, сидел и общался за ужином не с мужчинами, а с женщинами и детьми. На любую его попытку объяснить что-то Алару Ромар отвечал грубым окриком.

«Ромар боится посягательств на свой авторитет с его стороны?»

И вместе с тем женщины табора, особенно старшие, включая и вайну, явно относились к Тарри с теплом – на изгоя он не был похож…

«Скорее он похож на человека, который всячески избегает демонстрировать даже малейшую власть, нарочно принижает своё положение».

За несколько часов пути Алар вывел для себя теорию-объяснение и расслабился. К тому времени подъём стал более пологим. Порядком уставшая, а потому сердитая Рейна вслух поинтересовалась, не потому ли перевал называют перевалом, что «по дороге язык за плечо переваливается». Вместо ответа Тайра повела рукой, указывая на скалы по обеим сторонам от тропы. Девочка оценила крутизну склонов и больше не жаловалась.

– Добрались, – возвестила наконец Тайра, когда уклон дороги пошёл вниз. – Отсюда до пещеры – сто шагов, не больше. За тем камнем начинается тропа-невидимка – прямой участок почти без зарослей, – и выводит она прямо к пещере. Ну что, девчушку здесь оставим, а сами сходим посмотреть?

– Оставлять смысла нет, – покачал головой Алар. – Если в пещере были ещё твари, не обязательно они там остались до сих пор. Сколько уже времени прошло?

– Да больше пяти дней, – подсчитала быстро Тайра.

– Я бы пять дней взаперти сидеть не стал, – хмыкнул Алар. – И Рейну одну не оставлю. Сила силой, но как киморт она пока слаба… Не обижайся, Рейна, но это так. Но вдвоём надёжнее – с её молодой силой и моим опытом.

– А мне что делать?

– За гурном присматривать. И держать ухо востро.

Тайра фыркнула, принимая эти слова за шутку, но свой нож переложила из сапога за пояс, поближе.

К пещере пошли цепочкой, как через перевал, но только в обратном порядке. Первым отправился сам Алар, готовый в любую секунду обратиться к спутнику. Затем следовала Рейна, за ней – Тайра, ведущая за повод дёргающего ушами гурна. Поклажу оставили недалеко от дороги, наскоро спрятав под кустами.

– Запах странный, – пожаловалась девочка, когда до пещеры оставалось шагов пятнадцать.

– То есть – странный? – насторожился Алар и подал знак Тайре, чтоб она остановилась. – Ничего не чувствую, опиши-ка.

– Я сейчас тоже не чувствую, – призналась смущённо Рейна. – А тут как дохлятиной повеяло. Но больше похоже не на мясо, ну, на лесного зверя, а на рыбьи кишки.

– Рыбьи, значит, – задумался Алар. – Стой здесь, держись ближе к Тайре. Заметишь что-то подозрительное – запалишь вон те кусты, поняла? Если это червь, то его огонь отпугнёт. Хотя днём черви Шалпана обычно не нападают…

Подобрав палку, Алар поджёг её, соорудив неяркий факел на длинной ручке, и направился к пещере один. Ближе к входу действительно появился запах гниющей рыбы. Внутри слышались шорохи, писк, царапанье… Не заглядывая в проём, Алар сунул внутрь горящую ветку, почти затушив её, – и потом заставил пламя ярко вспыхнуть.

Из пещеры хлынули мелкие гибкие зверьки с шерстью песочного цвета.

– Падальщики, – пробормотал Алар. – Откуда столько?

Уже не скрываясь, он зашёл в пещеру, поднимая факел к потолку. В разные стороны разбегались жуки, многоножки, роем вились жирные чёрные мухи. Проскакала к выходу на двух лапках крупная птица с каким-то белёсым лоскутом в загнутом клюве – медленно, не смущаясь присутствием человека. Рыбная вонь сделалась невыносимой. Исходила она из дальнего конца пещеры, от нагромождения камней между полом и стенкой. Дыша сквозь рукав, Алар подошёл ближе и увидел широкую расщелину, в глубине которой что-то шевелилось…

Наружу он выскочил едва ли не быстрее падальщиков. Рейна взвизгнула и с перепугу устроила из куста такой костёр, что гурн ошалел от страха, заметался, истошно вереща, и едва не сбросил Тайру в пропасть. Когда огонь потушили, а животное успокоили, Алар отвёл свой маленький караван подальше от пещеры и спросил:

– Тайра, там раньше были расщелины, дыры в полу?

– Не припомню, – покачала она головой. – Мы за то пещеру и ценили, что там нападать неоткуда. Узкие места были, да, но там разве что змея могла спрятаться.

– Понятно, – кивнул Алар. – Значит, недавно там произошёл обвал. И, видимо, не один, и вскоре разрушение продолжится. Скорее всего, первой появилась сквозная трещина. Очень глубокая. Она совершенно точно доходила до подземного озера, иначе неоткуда было бы появиться червю Шалпана. Первый червь проскочил, видимо, удачно, а вот второму не повезло. Выбираясь, он задействовал потоки морт и спровоцировал обрушение. В итоге в трещине его попросту зажало, раздавило, выбраться он не смог… В общем, падальщики попируют вволю, экземпляр, очевидно, попался крупный.

– И что нам делать? – резонно поинтересовалась Рейна. – Потом-то этот червь догниёт, вдруг за ним ещё какой-нибудь протиснется, помельче?

– Взрослый, обученный киморт мог бы сомкнуть расщелину, – пожал плечами Алар. – Я этого делать не буду, потому что острой необходимости нет, а ты – просто не сможешь. Как доберёмся до города – сообщим об опасности в цех, а киморты отправят сюда кого-нибудь. Нам же не стоит лезть не в своё дело.

– И мы просто уйдём? – не поверила Рейна. Алар подошёл ближе и провёл рукой по её волосам:

– Да. Зато у нас теперь есть ещё одна причина добраться до города целыми и невредимыми. Тайра, указывай дорогу. Сомневаюсь, что вблизи пещеры нам грозит опасность, но отдыхать и уж тем более обедать я бы предпочёл где-нибудь подальше.

– Дорогу-то я покажу, – согласилась Тайра и скосила на него взгляд. – Только что-то мне подсказывает, что не всё ты рассказал.

– Всё, – не моргнув глазом, солгал Алар.

«Просто ни тебе, ни Рейне не обязательно знать, что просто так червь Шалпана на поверхность не полезет. А если уж их было несколько… Вывод один – всю популяцию что-то спугнуло. Возможно, подземные толчки – или вмешательство киморта».

Под уклон идти было значительно легче. За оставшиеся полдня маленький караван преодолел едва ли не в два раза большее расстояние, чем с утра, и перевал остался позади. Погоня так и не показалась, к большому облегчению Тайры. Красный закат в горах предвещал сильный ветер на следующий день, а значит, и смену погоды, и на ночлег остановились в редкой рощице, в стороне от тропы. Пока Рейна, сопя, разводила костёр с помощью новых своих умений, Алар воспользовался моментом, чтобы расспросить спутницу.

– Что не поделили твой отец и Ромар?

Услышав вопрос, Тайра вздрогнула и потянулась к ножу.

– И всегда ты начинаешь разговор с того, что пугаешь собеседника, эстра? – криво улыбнулась она, опираясь спиной на дерево. Стреноженный гурн щипал травку, кося чёрным глазом. – Кто тебе рассказал?

– Никто не рассказывал, сам догадался, – Алар подошёл к ней вплотную, так что стала очевидна разница в росте, и Тайре пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в лицо. – Если бы рассказали, я бы не расспрашивал сейчас.

– И о многом ты сам догадался? – взгляд у неё стал неприятным.

– О том, что ты искала способ сбежать из табора – раз. О том, что Тарри-Трещотку любят больше, чем Ромара, – это два. О том, что между Ромаром и его сестрой, вашей матерью, что-то произошло, после чего она стала его бояться, – это три. А вас двоих, судя по оговоркам, вырастил отец, а не Ромар, – четыре. Вайна поддерживает тебя и Тарри, с Ромаром же дела не имеет, хотя вслух ему не возражает, – это пять. Достаточно ли?

– Ну, и о чем мне рассказывать, коли ты главное уже знаешь? – отвела взгляд Тайра.

– Власть?

– Табор. Табор должен был достаться моему отцу, а после – Тарри, – негромко выговорила она, но в её словах было столько ярости, что Алару стало не по себе. – Это было десять лет назад. Не буду возводить напраслину на Ромара, доказательств-то нет… Но когда табор был в городе, мой отец одним вечером ушёл и не вернулся. А перед тем они с Ромаром крепко повздорили. Думаю, если бы вайна не взяла нас двоих под защиту, то мы бы эти десять лет не прожили. Да и Ромар… Он только зовёт нашу мать сестрой. Крови у них общей нет, он на её младшей сестре женат был, да она родами умерла.

– А теперь вайна стара, но зато влияние укрепила ты, – заключил он так же тихо, чтобы не привлечь внимания Рейны. – И Тарри уж слишком явно показывает, что ни на какую власть не претендует… Что вы задумали?

– Власть поделить, конечно, – нехорошо усмехнулась она. – Ромар давно вокруг меня ходит, в жёны зовёт. Намекал, что моей матери защита нужна, а то мало ли что – дороги-то опасные. Договорился, красавец, сегодня я ему порошка для слабости в похлёбку подсыпала. А после завтрака, как вы ушли и табор стал с места сниматься, я свару устроила. Мол, что позор это – обещания нарушать, перед Аю данные. Ромар меня увещевать пытался, а я только громче кричала. Затем взбеленилась вконец, забрала гурна и заявила, что ухожу. Потом Тарри должен был за оскорбление сестры Ромара на поединок вызывать. Ну, а после того, как ученица вайны так громко ушла да ещё все грешки «старшему» припомнила, от поединка на ножах отказываться – значит, перед всеми свою слабость показать, – Тайра закинула руки Алару на плечи и прижала губы к уху: – Ромар, конечно, проиграл, иначе за мной бы уже погоню отправили. Но возвращаться мне пока нельзя, я же гордая, оскорблённая, поклялась, что совсем уйду. Если вернусь тут же – люди говорить станут, что сговор был. А так – молчать будут. Старший мёртв, ученица вайны сбежала, если ссориться и во всём злой умысел искать – так и табор развалить можно. До первого города, небось, Тарри временно сделают старшим, потому что он победил. А от временного и до постоянного недалеко… Эстра, пойдём вместе до города? Или бросишь женщину одну в горах?

– Такую, пожалуй, бросишь, – усмехнулся Алар – и легко прикоснулся губами к её лбу. – Но не пытайся нас использовать и обмануть, Тайра. Себя я ещё прощу – но не Рейну.

– Аю-Насмешник мне свидетель, я буду вам добрым проводником, и никем более! – пообещала Тайра торжественно. И добавила едва слышно: – Если ты сам не захочешь чего-то другого… Захочешь?

– Спасибо тебе за честность, – громко сказал Алар, делая вид, что не расслышал последних слов, и отступил. Тайра отпустила его с неохотой. – Вернёмся к костру. Рейна волноваться будет.

Подхватив брошенную охапку хвороста, эстра быстрым шагом направился к лагерю. И даже сам себе он не признавался в том, что на долю мгновения увидел на месте Тайры другую женщину – ниже ростом, со светлой кожей и светлыми глазами.

И едва не сказал «да».

4. Город без надежды

Фогарта Сой-рон, пустыня, где-то между городами Шуду и Дабур

Караван продвигался медленно.

Не в последнюю очередь в этом был виноват сам караванщик, Югиль-Далам арх Югиль, осторожный едва ли не до трусости. При малейшей угрозе песчаной бури он приказывал останавливаться, а тхарги, перегруженные мехами с водой, ползли так, что их при желании смог бы обогнать быстрым шагом и обычный человек. А если показывалось в зоне видимости что-то необычное, караванщик сразу же звал Фог, единственного киморта на много дней пути вокруг, и вкрадчиво спрашивал:

– Ясноокая госпожа взглянет на тот бархан?

Или:

– Не думает ли ясноокая госпожа, что то зелёное пятно может быть следом морт?

Фог, не желая спорить по пустякам, откладывала чтение, слезала с тхарга, царапая ладони о шершавую чешую, и бежала смотреть на очередную диковинку, чтобы потом сообщить почтенному караванщику:

– Нет, Югиль-Далам, этот бархан не опасен – гребень возведён с помощью морт, но вряд ли обрушится в скором времени.

Или:

– Зелёное пятно – оптическая иллюзия, опасности нет.

И лишь после этого караван продолжал путь.

Но, несмотря на частые остановки, ничего по-настоящему необычного Фог так ни разу и не увидела, словно ехала не Землёй злых чудес, а обычным трактом где-нибудь в Ишмирате. Иногда встречались миражи, зыбучие пески, барханы странной формы или огромные воронки в песке, ночью издалека можно было наблюдать разноцветное сияние; потоки морт изгибались и дрожали – но слушались, как и прежде. Да и не хотелось Фогарте исследовать что-то новое – слишком жаркое солнце, ослепительно сверкающий песок днём и пробирающий до костей холод ночью. В светлое время суток приходилось кутаться в плотную белую накидку, прятать глаза за «геркой» – продолговатым, слегка загнутым к краям затемнённым стеклом в оправе из жёлтой кости. Крепилась герка так же, как и окулюс, но надевалась исключительно поверх накидки. В таком одеянии и головой не повертишь, и лишний раз с тхарга не слезешь, а уж изучать пустыню… Ночью же хотелось урвать час-другой для изучения записей об эхе Миштар. И таким образом свободными оставались только вечера, сонное время сразу после заката, когда караван вставал на ночлег, и разгорались костры, и тянулись долгие-долгие беседы за пиалой терпкого травяного отвара: намолчавшись днём, люди тосковали по разговорам и взглядам глаза в глаза.

Волей-неволей Фог сосредотачивала внимание на попутчиках.

Желающих отправиться в Дабур набралось немного, всего четыре десятка человек, включая и охрану, – удивительно, если учесть, что последний караван отбыл в этот город полтора месяца назад. Разношёрстная публика: торговцы, несколько семей, возвращающихся из путешествия к северу, наёмники, проворные безликие дельцы, явно не особенно чтущие законы… По вечерам все, кроме охранников, говорили много и подолгу, о чём угодно, но только не о себе и не о своих целях. Фог тоже благоразумно помалкивала, лишь однажды назвавшись странствующим кимортом-исследователем. После этого благородное и весьма обширное семейство уважаемого господина Габри-Алир арх Салама старалось держаться к ней поближе, а рыжий торговец с севера, слишком уж похожий на контрабандиста, бандита или мародёра, наоборот, с тех пор отсаживался за ужином подальше.

На восьмой день пути Фогарта поняла, что лишь она, старый торговец тканями и домочадцы Габри-Алир арх Салама не знают некий секрет, который объединял всех остальных и немой угрозой висел в воздухе. А ясно это стало после хвастливой оговорки караванщика:

– …нечасто за простую дорогу дают тройную цену. А сейчас я всё пересчитал и так мыслю – надо было вчетверо брать.

Тем же вечером Габри-Алир, почёсывая бороду, вспомнил, что караванщик на сей раз обещался довести только до оазиса, от которого один часовой переход до Дабура, а не до ворот города.

Фог задумалась, прикинула, что воды в мехах таким образом хватит и на обратный путь – пополнять не придётся. Затем вспомнила, что в Шуду говорили, когда ушёл последний караван, но не говорили, когда он вернулся. И как-то уж слишком подозрительно легли на это повторяющиеся вопросы Сидше – уверена ли она, что ей нужно в Дабур, а не в Кашим? – и его туманные намёки…

Господин Габри-Алир тоже забеспокоился и стал интересоваться у караванщика, не было ли каких вестей из города. Но хитрый старик отмалчивался и отговаривался песчаными бурями – мол, зачастили они в последние месяцы, гонцы запаздывают, караваны не рискуют пересекать пустыню, а своего киморта, чтоб издалека новости посылать, в Дабуре отродясь не водилось. Так же отговаривались и остальные попутчики: кто делал вид, что не понимал вопроса, кто городил околесицу, лишь бы от него отстали…

Фог бы так и пребывала в неведении до самого конца путешествия, если б ей неожиданно не помог рыжий северянин-контрабандист.

– Жаркий сегодня день.

Когда рыжий на своём ящере-тхарге подотстал от прочих торговцев и поравнялся с нею, разомлевшая на солнце Фог не заметила и мысленно обругала себя. Ни караван, ни караванщик, ни тем более пустыня ей не нравились и особого доверия не вызывали, а насмешливый призрак Сидше щурился из подсознания чёрными глазами, и нёбо щекотал иллюзорный запах отравленных фруктов.

– Жаркий, – коротко и скучно подтвердила Фог, напоказ переворачивая страницу книжки. – Вы по делу ко мне, уважаемый?

– Можно и так сказать, – уклончиво ответил рыжий. За тёмным стеклом герки было не разглядеть ни выражения глаз, ни даже направления взгляда. – Ты ведь киморт, да? Я не ошибся? А… услуги оказываешь?

После бесконечно вежливых, изощрённо-многослойных, вязнущих на зубах южных оборотов короткое «ты» было как пригоршня холодной воды в лицо – вроде и бодрит, но почему-то неприятно. Фог выпрямилась в седле и взглянула на торговца уже повнимательнее. Судя по манере двигаться и говорить, он был ещё весьма молод, хотя кожа, потемневшая от жестокого солнца пустынь, и ранние морщинки добавляли ему возраста. По утрам, ещё до рассвета, он разминался со своим телохранителем – иногда в рукопашной, иногда в ножевом бою, да и стреломёт был приторочен к его седлу явно не для красоты. На пустынном наречии он говорил бегло, но при первой возможности переходил на ишмиратский язык – как сейчас, хотя знал его не слишком хорошо.

А ещё рыжий никому не называл своего имени и никогда не ел из общего котла, предпочитая иногда обойтись сухарями, вяленым мясом из своих запасов и водой из личного меха, если не удавалось приготовить нормальный ужин отдельно.

«И что бы Сидше ответил такому человеку?»

– Смотря какие услуги, – с деланым равнодушием ответила Фогарта, глядя в записи и не разбирая ни строчки. – Попробуйте меня заинтересовать.

– М-м… Двадцать монет? – вкрадчиво предложил рыжий.

Фог улыбнулась записной книжке.

– Я же сказала – заинтересовать, а не подкупить.

– Сорок монет?

На сей раз Фогарта не ответила ничего и углубилась в чтение по-настоящему. Рыжий подождал немного, затем щёлкнул тхарга по костяному гребню на голове и погнал вперёд, но через некоторое время заставил снова замедлить шаг.

– Иаллам.

– Что, простите? – очнулась Фог от тяжких раздумий, как перевести неразборчиво написанное слово с лорги – «согласился» или «посмеялся». Разница была всего-то в одной букве, а вот смысл… – Не совсем понимаю, о чём вы говорите.

– Моё имя Иаллам, – так же тихо повторил северянин. – И я торгую информацией. Мне оплатили хороший заказ на Дабур, но возникла одна трудность. Если окажешь мне определённую услугу, то я поделюсь с тобой новостями, которые ценятся сейчас на вес золота и утаиваются так же тщательно, как имя наследника Великого ишмы.

«Завлекает. И так настойчиво, – пронеслось у Фог в голове тревожное. Губы мгновенно пересохли, а висках застучало. – Значит, не может без меня обойтись. Вопрос в том, насколько я сама в нём сейчас нуждаюсь».

– Я не стану соглашаться вслепую, – твёрдо сказала она. – Пока вы не скажете, что от меня требуется, не обрисуете временные и материальные затраты, я не стану даже и думать о сделке.

– Почти все тхарги и припасы принадлежат караванщику, – заметил Иаллам невзначай. – Он оставит нас в оазисе в часе пешего перехода от Дабура, а сам вместе с охраной погонит ящеров обратно. Порожняком тхарги бегают быстро, за два часа могут покрыть и дневной переход. Подумай, как ты будешь возвращаться, если в город тебя не пустят.

– Я не буду возвращаться, – пожала плечами она. – Киморту очень сложно отказать. Полагаю, меня впустят, что бы там ни случилось.

Рыжий беззвучно рассмеялся и, придержав ящера Фог за гребень, наклонился к её уху:

– А если ты сама побоишься туда входить?

Сухие губы мазанули по щеке. Фогарта дёрнулась, натянула повод, и тхарг шарахнулся в сторону. Иаллам перешёл на пустынное наречие и витиевато извинился, а затем вместе с телохранителем вернулся к остальным торговцам. Сначала Фог не поняла причину столь поспешного бегства, но потом заметила одного из охранников Югиль-Далара: если раньше он следовал шагах в тридцати позади, в самом хвосте каравана, то теперь незаметно переместился ближе к середине.

«Не хочет, чтобы вы с рыжим болтали, – шепнула интуиция вкрадчивым голосом Сидше. – Интересно, почему?»

– Интересно, почему, – вслух повторила Фог и дала себе зарок вечером обязательно разговорить если не Иаллама, так самого караванщика.

Но вышло совсем не так, как она задумала.

А началось всё с песчаной бури.

Сперва забеспокоились обычно равнодушные тхарги. Начали вертеть длинными носами, таращить круглые жёлтые глаза. Югиль-Далар арх Югиль нахмурился и прикрикнул на слугу. Тот, спрыгнув с ящера, добежал до телеги и нырнул под полог, чтобы через полминуты вынырнуть обратно – уже со свёртком в руках. Свёрток Югиль-Далар принял бережно, как величайшую драгоценность. Фог, заинтересовавшись, заставила тхарга ускорить шаг и нагнать караванщика…

Под многочисленными слоями белой ткани оказался окулюс – но не с простыми линзами, а с особыми.

– Увеличивает? И позволяет смотреть в разных диапазонах, да? – азартно предположила Фогарта, глядя, как настраивает караванщик окулюс. – Тепловое видение, затемнённые линзы, а для кимортов, вероятно, ещё и потоки морт?

– Не имею чести знать, о ясноокая госпожа, – приторно улыбнулся Югиль-Далар и затянул ремни на затылке. – Мне сказали, что если увижу через эту линзу красное облако у земли и вихри, то… Садхам! Садхам! – заорал он вдруг натужно, разом побледнев – точнее, позеленев, учитывая его смуглость. – Садхам, знойный ветер! Стоять всем, повозки в круг – садхам идёт!

И воцарился сущий хаос.

За какие-то минуты охранники согнали людей в одну кучу и заставили слезть с ящеров. Телеги и крытые повозки установили кругом и, вытянув тонкие стержни из осей, сняли колёса, а потом опрокинули набок, не особенно заботясь о грузе. Внутри этого загона оказались и тхарги, и люди. Сверху натянули в два слоя плотное полотно, а края его прикрепили к земле специальными кольями с широкой плоской верхушкой.

Едва успели – и по этому полотну, как по туго натянутому барабану, ударили первые порывы ветра.

– А не порвётся? Не улетит? – опасливо поинтересовался господин Габри-Алир арх Салам, обнимая сразу обеих своих жён. Детишки испуганно жались к материнским юбкам и молчали.

– Киморты делали – такое не рвётся… – важно начал караванщик – и тут пришёл садхам.

Красный ветер пустыни – мёртвый ветер.

Сначала шум был несильным, как от обычной песчаной бури. Но он становился громче и громче, пока не поглотил всё – и детский плач, и причитания старого торговца тканями, и даже надрывный рёв оставшегося снаружи тхарга. Стало жарко, как в печке, и душно. Фог, втиснувшись между сундуком и чешуйчатым боком своего ящера, подтянула колени к лицу и уткнулась в них лбом.

«А если полог сорвёт, я смогу укрыть людей морт? Или хотя бы себя?»

В горле очень скоро запершило, и Фог скрутило приступом мучительного сухого кашля. Она слепо зашарила руками по седельным сумкам, чтобы найти флягу с водой, когда плеча вдруг коснулись прохладные пальцы, и в щёку ткнулась пробка меха.

– Выпей! Тут подкислённая вода, хорошо будет, удушье пройдёт, – прокричал Иаллам ей в лицо. И, словно угадав мысли Фог, продолжил: – Да не бойся, не отравлю, ты мне нужна! Без киморта никак!

Дождавшись перерыва между приступами, она открутила пробку и прильнула к горлышку. Вода имела фруктовый вкус и на прикосновения морт откликалась вяло. Никаких опасных зелий, известных ей, Фог не нашла и сделала глоток, второй…

А Иаллам, гибко втиснувшись между ней и тхаргом, крепко обхватил её рукой за талию, прижал губы к самому уху и чётко произнёс:

– Югиль-Далар отправил вас всех на смерть. В Дабуре эпидемия. Впускают-то каждого, надеются на лекарство извне или на чудесное спасение, но не выпускают никого. Половина этого каравана – авантюристы, которые хотят нажиться на богатствах дабурских мертвецов. Другая половина – дураки, которые что-то слышали, да не поверили и сами хотят посмотреть. Я должен проникнуть в город, разузнать о болезни всё и отправить информацию конклаву южных городов. И уже конклав решит, жить Дабуру или сгореть в огне, от греха подальше… Ты поможешь мне потом выбраться из города здоровым, киморт? Я заплачу, чем хочешь – информацией, деньгами! Ты поможешь?

Фог молчала. Вода казалась ей невозможно кислой.

В мыслях было одно:

«Эпидемия. Всё-таки именно эпидемия».

– Не могу обещать, – сказала Фог наконец. Иаллам точно в камень превратился. – Я должна знать больше. Некоторые болезни трудно одолеть даже с помощью морт… Но я постараюсь.

Иаллам затрясся от беззвучного смеха, щекоча дыханием шею.

– «Постарается» она… Учитель объяснял тебе, что лекарь не должен говорить «постараюсь» – только «сделаю» и «справлюсь»?

– А я не лекарь, – откликнулась Фогарта, чувствуя, что сознание начинает уплывать – от жары, от нехватки воздуха, от жажды и от страха перед неизвестной опасностью в Дабуре. – И я правда не могу обещать. Расскажи мне больше об эпидемии. Когда она началась? Как протекает болезнь? И…

– Позже, всё позже, – едва слышно пообещал Иаллам и отстранился. – Сейчас не то место и не то время. Югиль-Далар ведь закон нарушает, когда караван в заражённый город ведёт. Если в конклаве об этом прознают, то его живьём в масле сварят. И я не шучу, киморт. Узнает он, что мы сговорились, – и натравит свою охрану, ему-то всё одно – терять нечего. А нам без каравана по пустыне идти ох как нелегко будет… Всё позже. Когда покажутся стены Дабура, я расскажу, что знаю.

После этого Иаллам ушёл – точнее, отполз в тот край загона, где были его телохранитель и тхарг.

А садхам не утихал до самого рассвета. К концу бури убежище стало похоже на бархан – столько песка нанесло вокруг. От духоты звенело в голове не только у северянки Фог, но и у южан, кажется, давно привыкших к тяготам жизни в пустыне. Но, к счастью, в ту ночь не погиб никто, кроме двух тхаргов, которых не успели загнать в убежище перед тем, как садхам обрушился на караван.

Югиль-Далар арх Югиль оценил запасы воды и пищи, поглядел на измученных бессонной ночью путешественников – и решил отложить переход до следующего утра. Довольны этим были все, кроме разве что почтенного арх Салама:

– Дурной караванщик, – жаловался он Фогарте за трапезой, вяло выскребая кашу из деревянной миски. – Прежде я ходил с другим, но он пропал куда-то. Галиль-Шири арх Акдам звали этого достойнейшего человека. Честный был, брал за переход недорого, речи вёл медовые, точно птица ачир… Слыхали ли вы птицу ачир, о ясноокая госпожа? Нет? А я слыхал однажды на базаре в Кашиме – вот воистину, чего там только не увидишь, чего не услышишь… А о чём я говорил? Ах да, Галиль-Шири арх Акдам, да будут года его неисчислимы, а богатства – необъятны. Упомянутый Галиль-Шири водил караваны только ночью, по холодной поре…

– Вот и сгинул он небось, твой Галиль-Шири, недостойный даже припасть к стопе моего господина, – пробасил вдруг один из охранников каравана, которого Фог считала прежде отчего-то глухонемым – ведь он всегда молчал, а на приветствия даже и кивком не откликался. – Ночью ни садхама издалека не увидишь, ни пустынных тварей, ни злых чудес.

– Ночью зло прячется во мраке, а днём – в сиянии песков, – сердито откликнулся арх Салам, не прибавив даже «почтенный» или «уважаемый». – Но по ночам хотя бы не так жарко. Да и плату твой хозяин берёт непомерную.

Охранник загоготал:

– А ты в следующий раз тогда один иди! В следующий раз, да! – и, шлёпнув черпаком в свою миску изрядную порцию каши, неторопливо направился к повозке, где отдыхали прочие слуги.

Габри-Алир арх Салам горестно заломил тонкие бровки и начал причитать – правда, уже вполголоса, осторожно поглядывая то на жён с детьми, то на охранников, – какой, мол, грубый человек Югиль-Далар, и слуги у него грубые. Фог благоразумно помалкивала, делая вид, что увлечена трапезой, и размышляла между делом.

«Значит, и охранники, скорее всего, знают, что в Дабуре эпидемия и те, кто войдут в город, из него не выйдут. Потому и ведут себя так вызывающе. А купец правды не знает – всей правды так уж точно. Предупредить его? Нет, нельзя… Если Югиль-Далар запаникует, то может приказать перебить всех. Я никогда не сражалась с людьми, смогу ли я выстоять против опытных воинов? А защитить невиновных?»

Наблюдая за тем, как одна из жён арх-Салама покачивает на руках уснувшего ребёнка, Фогарта решила рассказать обо всём купцу, но уже после того, как караван достигнет оазиса.

«Сотворю там убежище из песка, – решила она. – Дом или землянку, что получится. И скажу, чтобы они не входили в город, пока опасность не минует».

О том, что победить эпидемию, может, и не получится, Фог старалась не думать.

К концу путешествия ей уже стало казаться, что надо было сговориться с Иалламом раньше – скрутить караванщика и его сообщников, запугать и потом, вразумлённого, отправить обратно вместе с невезучим купцом и прочими путешественниками, невиновными и несведущими. Однако здравый смысл подсказывал, что, скорее, Югиль довёл бы опасных свидетелей до первого бархана, а там и схоронил бы – запугивай его, не запугивай… Это если бы Иаллам поддержал бы её идею и помог бы справиться с караванщиком.

«А ведь может и не поддержать. Ему нельзя раскрывать себя».

Так прошло целое десятидневье.

На исходе одиннадцатого дня на горизонте появилось тёмное пятно.

– На бурю что-то не похоже, – пробормотала Фогарта себе под нос, щурясь на сияющие пески сквозь мутноватое стекло герки. И хлопнула тхарга по гребню, заставляя нагнать арх Салама: – Что это впереди, почтенный? Не облако, не гора. И морт очень странная.

– Дела морт – не для моего слабого ума, – уклончиво ответил купец, поправляя герку. – Но вы воистину правы, ясноокая госпожа, – то не облако и не гора. Это город.

– Дабур?

– Иного города здесь и нет, на многие дни пути. А столь же великого – не сыскать и во всех южных землях, пусть ныне он и оскудел, – вздохнул купец. В голосе его, несмотря на ворчливые интонации, чувствовалась радость от приближения к дому. – Давно я уехал отсюда… Три года тому назад. И тем слаще возвращение теперь.

– Три года? – удивлённо переспросила Фог. Торговец дёрнул плечом, явно жалея, что сказал лишнего. – И что же заставило вас покинуть родные края, да ещё с семьёй?

Габри-Алир арх Салам внимательно оглядел Фогарту, словно взвешивая мысленно две возможности. А затем произнёс очень тихо – не на южном наречии, но на ломаном языке Ишмирата.

– У меня случился маленький спор с городским советом. Ничтожное разногласие! Совет постановил, что мне надлежит выплатить полученную ссуду в троекратном размере. Я говорил, что сверх оговорённого платить не буду! В уплату мнимого долга совет забрал мой дом и товары. Два года я ждал своей очереди, чтобы пожаловаться в конклав, но не проиграл – решение вынесли в мою пользу. Теперь не я Дабуру, а Дабур мне должен, – хитро усмехнулся Габри-Алир и погладил себя по груди: – Предписание конклава со мной, прямо здесь. Теперь совет не сможет и слова поперёк молвить!