Текст книги "Пилоты забытой войны"

4. Долгое эхо Сухой Речки. Факты и загадки

Пролог

Приморье. Ранняя весна 1971 года. Я, в то время сержант, фельдшер 11-го дивизиона 130-й зенитно-ракетной бригады ПВО, сижу на лавочке возле солдатской бани в деревне Сухая Речка и степенно беседую с дедом-кочегаром. Тот, уютно попыхивая махорочной самокруткой, негромким баском повествует «за жизнь».

Меня, умиротворенного баней, уже начало клонить в сон, как вдруг я услышал невероятное:

– А знаш, сынок, ирадром-то наш американцы штурманули однажды, годе эдак в пятидесятом.

– Да ты что, дед, тут и войны-то не было. В Корее американцы, точно, воевали, а чтобы на нас вот так взяли и налетели – такого и быть не может.

– Очень даже может. Тута ведь не всегда пусто, как сейчас, было. И до войны самолеты были, и в войну стояли, и после. В войну сюда, говорят, даже бомбер американский сел, подбитый. Истребители-то на ирадроме винтовые были, да «кукурузники», а уж, когда для реактивных маловат стал, тогда его и забросили. Так, иногда, «вертушки» летом летают с Нежинки да с Суходола. В мае и прилетят, сам увидишь.

– Дед, ты про налет-то расскажи, – взмолился я. В детстве я перечитал массу книг по авиации и даже хотел поступать в летное училище, да здоровье не позволило. И модели строил, и все тетрадки самолетиками были изрисованы. Но про такое не слышал!

Да тут особо-то и рассказывать нечего. Это по осени было, в воскресенье. Наши не летали, на рыбалку вроде поехали. День хороший был, солнечный Я в стайке возился. Слышу – рев какой-то, незнакомый, со свистом. Выглянул наружу – два самолета без винтов из-за сопок вынырнули – и на ирадром заходют. Потом как дали очередями, потом еще зашли и еще дали. А как улетели – сразу и пожар начался. Говорили после, самолет один сгорел да склад с горючим, трава еще на поле занялась. Тута такое потом началось! Начальство понаехало, разбирались долго, командира полка сняли. Хорошо, вроде никого не убило. Самолеты-то потом побитые с ирадрома убрали. Зенитчикам тоже попало, они там же стояли, где вы сейчас. И в той же казарме жили. Да и што они сделали бы? Пушки-то зачехленные стояли, тревоги не было. А уж потом и до нас добрались. Всех порасспросили и наказали, чтоб много не болтали. Тогда с этим строго было, не то, что сейчас. Но ты все равно, не болтай про это.

– Ладно, дед, договорились.

Потом старшина построил взвод, и мы пошли обратно в дивизион. Но разговор с кочегаром не шел из головы. Служил я в дивизионе недавно, и на аэродроме бывал пару раз: погоняли на машине по громыхающим плитам «взлетки», и все.

Но я уже представлял, что вот из-за этих сопок вырвалась пара серебристых «Сейбров» (непременно чтобы «Сейбров»!), как они пикировали на стоянки, как град пуль из дюжины крупнокалиберных пулеметов обрушился на линейку самолетов и здания, как вспыхнул склад горючего и черный дым накрыл долину.

Надо сказать, что заброшенный аэродром был всего в полукилометре от нашей казармы, и мы часто там бродили, благо ходить в увольнение было особо некуда. Две деревушки: Перевозное и Сухая Речка, да станция Кедровая – вот, пожалуй, и вся «цивилизация» поблизости. Владивосток, по прямой, находился километрах в тридцати, и в ясную погоду был хорошо виден, но добирались мы туда редко – зимой на поезде, летом – на рейсовом катере. Да и служба особо не располагала к поездкам – постоянные тревоги, беготня к пусковым установкам ракет комплекса С-125 и обратно, регламентные работы на технике, наряды, караулы…

Но теперь при каждом удобном случае я ходил на аэродром и искал следы того нападения. И ведь находил! Аэродром поверх укатанной щебенки был покрыт металлическими перфорированными полосами, уже изрядно поржавевшими. Но отверстия от крупнокалиберных пуль кое-где еще можно было различить. Особенно там, где были стоянки. На старом здании КДП с заколоченными окнами тоже было несколько заколоченных и заштукатуренных дырок. Правда, дыры от пуль я видел и раньше, но мысль о том, что кто-то когда-то нападал на СССР, просто не умещалась в голове. Японцы же в войну сюда не залетали. Правда, один гидросамолет-биплан, по дурости, как-то долетел до Владивостока и был сбит пулеметчиками танкера «Таганрог» на рейде Первой Речки.

Камикадзе, наверное.

И окончательно я убедился в дедовой правоте, когда в дальнем углу взлетной полосы среди кучи разного хлама откопал облезлую дюралевую лопасть самолетного винта с английской надписью и боковой пробоиной от крупнокалиберной пули да несколько маленьких дюралевых табличек со штампованным английским текстом. Прихватив с собой пару табличек, я вернулся в казарму. Таблички затолкал в свой альбом, где я рисовал по памяти разные самолеты и хранил в медпункте в нехитром тайничке под столом. На мою беду, медпункт облюбовал и наш капитан-особист, изредка сюда наезжавший. Черт его принес и сегодня. Альбомчик мой, видать, он обнаружил сразу. Вечером меня вызвал к себе командир дивизиона, майор Маевский. В канцелярии, кроме него, сидели замполит, особист и командир стартовой батареи, в которой я числился командиром резервного расчета (помимо своей штатной должности фельдшера). Все они как-то странно на меня поглядывали. В руках командира был мой альбом, а у «особняка» – таблички.

– Ты хоть знаешь, что ты натворил? – с ходу начал командир.

– Никак нет, – ответил я, мысленно перебирая свои последние прегрешения.

– Да я таких, как ты, уже лет десять разыскиваю! Ты откуда эти самолеты знаешь, откуда срисовываешь? Почему у тебя в трех проекциях Як-28П с ракетами? Ты ж его видеть-то не мог, их у нас еще на аэродромах нет!

– Так я ж моделист, товарищ майор, с детства этим занимаюсь. И рисую по памяти, книг и журналов по авиации же здесь не выписывают. А «Як» этот в чешском модельном журнале видел.

– Ну ладно. В общем, месяц тебе сроку, оформишь командный пункт схемами самолетов. От нарядов и караулов пока свободен. Так… А что тебе для этого надо?

– Краски, тушь, кисточки, картон, пленку полиэтиленовую, справочники.

– Замполит обеспечит. Справочники у секретника будешь брать под роспись. За картоном на аэродром сбегаешь – там самолетные ящики изнутри им обиты. У меня всё. Теперь тобой капитан Королев займется, у него тоже есть пара вопросов.

Офицеры вышли. Остались мы вдвоем с особистом.

– Ты вот скажи, где таблички иностранные взял, чего по аэродрому шастаешь, чего там интересного-то такого есть?

Пришлось рассказать. Про деда, естественно, промолчал.

– Слушай, не копай ты эти дела. Они сейчас никому не нужны. Мало ли что тут было в ту войну. Тебе ж через три месяца на дембель идти. Уедешь и забудешь. Понял? А сейчас лучше матчасть изучай, скоро половину дивизиона в спецкомандировку заберут, пахать за двоих придется. И болтай поменьше…

– Есть!

– Ладно, иди. А таблички я себе оставлю, от греха подальше.

Оставалось только последовать приказу. Но мыслишки-то в голове все равно вертелись. И дальнейшие события этому только способствовали. Как-то меня вызвали к заболевшему ребенку в один из домов Сухой Речки, стоявших поблизости от части. Дом был старинный, двухэтажный.

Дал я больной девчонке таблетки, рассказал бабке, как их принимать, и собрался было уходить.

Но бабуля уговорила попить чайку с вареньем. И разговор как-то незаметно опять зашел про тот налет.

Да, страху-то мы тогда натерпелись. Самолеты низко летят, ревут, стреляют, на аэродроме наши самолеты горят. Нам в крышу несколько раз попали, дом-то приметный. Ну, думали, война началась. А одной бабе в огород даже бомба упала, только не взорвалась. Потом военные увезли. На аэродроме, вроде, кого-то ранило. Хорошо дело в воскресенье было, а то бы поубивало всех.

– А вы не помните, как самолеты те выглядели?

– Серебристые какие-то, крылья крестом и на концах вроде поплавки.

Так, уже ясно, что не «Сейбры»: у тех крыло стреловидное.

– Ну, а наши-то какие были?

– Да я в них особо не разбираюсь, они ж только несколько дней как с учения прилетели. Вроде с Воздвиженки или с Камень-Рыболова, точно не помню. Летчик, что у нас на квартире стоял, говорил, что это «кобры» американские. Да пару раз их видела близко, зеленые, на трех колесиках и дверки сбоку, вроде как на легковушках. А так летали у нас разные – и «кукурузники» были, и большие, на двух моторах.

Теперь меня осенило. Попрощался с бабушкой и пошел в дивизион, по дороге обдумывая услышанное. Сомневаться не приходилось. И налет реально был, и наших побили. А самолеты эти, скорее всего, были или «Аэрокобры» или «Кингкобры». Наверное, с ленд-лизовских времен оставшиеся.

И лопасть и таблички на свалке, видать, со сгоревших самолетов, остальное в металлолом сдали или закопали где-нибудь. А американцы – это или «Шутинг Стары», или что-то еще вроде «Тандерджетов» или «Старфайров». Это у них баки были на концах крыльев.

А дальше события закрутились так, что было уже не до исторических изысков. Командный пункт я завесил схемами и рисунками самолетов за две недели, потом у нас (как особист и сказал) забрали несколько офицеров и половину солдат. По слухам – в Египет, Асуанскую плотину защищать. Крутиться приходилось в режиме «через день на ремень». Долгожданные вертолеты тоже прилетели, ожил старый аэродром. Ну а потом и долгожданный дембель настал. Потом учеба, работа, флот… И все забылось на долгое время. Дела, работа, семья…

А вспомнилось в начале девяностых, когда прочитал в журнале «Авиация и время» статью про «холодную войну» на Дальнем Востоке. И уж когда у меня появился Интернет, я от души там покопался и нашел много чего интересного, неоднозначного и загадочного. Оказывается, не одного меня волновала проблема этого заброшенного в приморском захолустье аэродрома. И что события того октябрьского дня имели большой резонанс, изменивший весь ход Корейской войны.

Просеяв в сети многочисленные повторы и одинаковые трактовки событий, я взял на себя смелость привести в систему (в первую очередь для себя) те данные, которые (опять же, на мой взгляд) заслуживают внимания.

Разумеется, в архивах ВВС и ТОФ мне копаться никто не даст, да и не всем это надо знать в мельчайших подробностях. Пусть уж военные историки копают.

А вот чтобы люди помнили об этих событиях, ради этого, наверное, стоило поработать.

5. О ситуации в небе Дальнего Востока

О первом воздушном бое, который произошел в 1945 году над территорией Кореи, когда четверка наших «Аэрокобр» перехватила американский бомбардировщик В-29 уже описано на страницах 5, 6 этой книги.

Постепенно случайные полеты превратились в систематические разведывательные, и воздушная война разгорелась не на шутку, достигнув своего апогея в 50-е годы.

Американский истребитель F-82 «Твин Мустанг»

В мае 1950-го над чукотским аэродромом Уэлькаль произошёл воздушный бой между американскими «Мустангами» F-51 и советскими Ла-11.

Но конфликты происходили не только в воздухе, но и на море.

В июне 1950 года в международных водах боевые корабли Южной Кореи обстреляли кабельное судно «Пластун» Тихоокеанского флота, смертельно ранив командира, капитан-лейтенанта Колесникова. Получили ранения и еще несколько моряков. «Пластун», открыв ответный огонь из 45-мм пушки и пулемета ДШК, заставил корейские корабли отойти.

Выписка из акта расследования обстоятельств обстрела кабельного судна «Пластун» в районе Корейского пролива (Центральный Военно-Морской Архив Российской Федерации):

«23 июня 1950 г. в 16.30 кабельное судно «Пластун» вышло из Владивостока в Порт-Артур, имея на борту двенадцать пассажиров и груз (имущество связи и лес). Курсы корабля располагались вне территориальных вод сопредельных государств. В 20.47 25 июня с кабельного судна в широте 35 градусов 25 минут 2 [секунды], долготе 129 градусов 41 минута 0 [секунд] были обнаружены огни неопознанного корабля, приближающегося со стороны корейского берега. В 21.30 неопознанный корабль приблизился к кабельному судну «Пластун» на дистанцию 1–2 кабельтова, начал освещать корабль и потребовал его остановки. В 21.45… со стороны корейского побережья обнаружены огни еще трех неопознанных кораблей, которые приблизились на дистанцию 10 – 15 кабельтовых и следовали в кильватере кабельного судна «Пластун». В 00.15 26 июня корабли сблизились на дистанцию 10 кабельтовых, один из них зашел на левый борт и с дистанции около 5 кабельтовых произвел по кабельному судну три выстрела из среднекалиберного орудия. Снаряды прошли над кораблем.

По первому выстрелу на «Пластуне» была сыграна боевая тревога. По приказанию командира корабля в адрес оперативного дежурного флота была передана кодограмма об обстреле судна. Одновременно командир корабля приказал сигнальщику передать на ведущий огонь корабль данные о принадлежности своего судна и наличии на борту пассажиров. В 00.30 в ответ на вызов корабль, имеющий на борту номер 701, открыл огонь, сблизившись к тому времени на 100 – 200 метров. Снаряды падали вокруг судна, было отмечено несколько попаданий. Два других корабля дали несколько очередей из крупнокалиберных пулеметов. Судно ответного огня не открывало.

Приблизительно в 01.15 один из снарядов разорвался на мостике, осколками был смертельно ранен командир корабля капитан-лейтенант Колесников и ранены: помощник командира лейтенант Ковалев, рулевой и сигнальщик. Командование кораблем принял раненый помощник командира корабля лейтенант Ковалев и приказал дать полный ход. Расчет 45-мм орудия правого борта открыл огонь по кораблю № 701. Личный состав [109] судна наблюдал попадание нескольких снарядов в корабль № 701, после чего он прекратил огонь и резко ушел в сторону. В 01.21 помощник командира корабля приказал лечь на обратный курс. В 01.50. корабли скрылись из видимости кабельного судна. На рассвете корабли прекратили преследование и скрылись в направлении корейского берега.

Всего по кабельному судну было выпущено более 60 снарядов, а с судна по кораблю № 701 было выпущено двенадцать 45-мм снарядов и израсходовано около 180 патронов ДШК. В результате обстрела кабельного судна было убито три человека: командир капитан-лейтенант Колесников Филипп Васильевич, старшина трюмной команды старшина 2-й статьи Еремеев Константин Семенович и матрос Туркин Валентин Александрович. Тяжело ранены четыре и легко ранены девять человек. В результате обстрела судну нанесены повреждения борта, надстроек, корабельного имущества, грузам и вещам личного состава».

(ЦВМА. Ф. 2. On. 030504. Д. 1068. Л. 2–6).

Самолёт-разведчик А-20Ж «Бостон»

4 сентября 1950 года в районе Порт-Артура был сбит самолет– разведчик ВВС ТОФ А-20Ж «Бостон», вылетевший для наблюдения за американским эсминцем, подошедшим на 26 км к порту Дальний. На подходе к цели разведчик и два истребителя сопровождения были атакованы 11 американскими истребителями. «Бостон» загорелся и упал в море, экипаж ст. лейтенанта К.Карпаева погиб.

Выписка из архивного документа об обстоятельствах гибели советского экипажа самолета А-20ж:

«4 сентября 1950 г. в 26 км к юго-востоку от порта Дальний обнаружен неопознанный эсминец, следовавший курсом 280 градусов. Для разведки эсминца был послан самолет А-20ж [ «Бостон»] в сопровождении двух истребителей. Командирам самолетов было дано указание ближе 15 км к эсминцу не подходить… Самолет А-20ж сделал разворот вправо на эсминец и на подходе к эсминцу был атакован одиннадцатью американскими истребителями типа двойной «Мустанг» или «Лайтнинг». В 12 часов 44 мин. горящий самолет А-20ж упал в море на расстоянии 8 км южнее острова Хайяндао. Экипаж самолета – старший лейтенант Карпаев Константин Павлович, лейтенант Мишин Геннадий Васильевич и младший сержант Макагонов Александр Афанасьевич – погиб».

(ЦВМА. Ф. 14. On. 52сс. Д. 254. Л. 181).

В тот день совершавший патрулирование района эсминец ВМС США «Херберт Томас» зафиксировал на радаре движение неопознанного самолета, летевшего со стороны советской базы. Об этом было сообщено на авианосец «Вэлли Фордж». Звену «корсаров» была дана команда на перехват неизвестного самолета, который летел на высоте 4 тысяч метров со скоростью 325 км/час, курсом 160 градусов. Самолеты ВВС США, разделившись на две группы, через 6 минут приступили к перехвату, взяв его в кольцо. Увидев истребители, неизвестный самолет, по утверждению американцев, увеличил скорость и со снижением стал уходить на восток в сторону Кореи, а не на запад – в направлении Китая. Командир звена перехватчиков лейтенант Ричард Д.Е. Даунс, пролетая над самолетом, сообщил, что нарушителем является двухмоторный бомбардировщик с красными звездами на крыльях. В это время экипаж советского самолета (опять-таки, по утверждению американцев) открыл огонь по перехватчикам. Получив разрешение с базы на открытие ответного огня, командир звена выполнил команду, однако промахнулся. Следом за ним стрелял его ведомый и подбил советский самолет, который загорелся и вошел в штопор. Останки летчика лейтенанта Геннадия Мишина были возвращены на родину в 1956 году. О судьбе двух других членов экипажа до сих пор ничего не известно.

(Из материалов американо-российской комиссии по установлению судеб военнослужащих и пропавших без вести).

Так что совсем не удивительно, что наши войска и флот на Дальнем Востоке находились в состоянии постоянного напряжения и повышенной боевой готовности. Производились передислокации частей и соединений, усиливались части вдоль границы. Но особой тревоги не было, война шла (как казалось) еще далеко.

В этих условиях командование 54-й воздушной армии приняло решение о проведении учений и временной передислокации 821-й ПАП 190-й ИАД на полевой аэродром авиации ТОФ «Сухая Речка», находившийся возле бухты Перевозной Хасанского района, на расстоянии 165 км от Владивостока (по железной дороге) и 31 км (по Амурскому заливу). До корейской границы – 100 км.

Аэродром был построен в 30-е годы, имел грунтовую ВПП, усиленную металлическими перфорированными плитами. Такие комплекты плит в войну поставлялись в СССР по ленд-лизу. Полк перебазировался из постоянного места дислокации – аэродрома Вознесенское (возле Камень-Рыболова) – всеми тремя эскадрильями. На вооружении полка стояли самолеты Р-63 «Кингкобра» американского производства, полученные по ленд-лизу, к тому времени уже изрядно устаревшие и поизрасходовавшие моторесурс. Реактивной авиации на Дальнем Востоке еще не было, направление считалось второстепенным… Личный состав, рассредоточив самолеты поэскадрильно в линейку вдоль ВПП, стал обустраивать нехитрый полевой быт, разбивать палатки. 1 – я эскадрилья была назначена на дежурство. Офицеры штаба дивизии, руководившие передислокацией, убыли в расположение дивизии – пос. Хороль. Командир 821-го полка полковник В.И. Савельев находился в Ново-Сысоевке, в штабе 54-й воздушной армии, для отработки задач по предстоящим учениям. Вместо него оставались зам. командира подполковник Н.С. Виноградов и начальник штаба подполковник Степанец. День 8 октября 1950 года был воскресным и солнечным, летчики отдыхали – учения должны были начаться в понедельник. В готовности находилось только дежурное звено.

И вдруг в 16.17 по местному времени со стороны Владивостока на небольшой высоте появилась пара самолетов необычных очертаний. Они неожиданно снизились и открыли пулеметный огонь по стоянкам самолетов. Несколько самолетов загорелось. Потом, сделав боевой разворот, самолеты еще раз обстреляли аэродром и улетели в южном направлении.

Налет длился считанные минуты, но последствия его еще долгие годы ощущались в советско-американских отношениях и серьезно отразились на ходе Корейской войны. Так что же произошло на аэродроме в тот день?

6. Рассказы очевидцев

Полковник Л. Манзон, в то время инженер 190-й И АД:

…И тут в небе со стороны Владивостока появилась парочка каких-то самолетов на небольшой высоте. Под плоскостями что– то похожее на поплавки. Заспорили, что это за тип самолетов, приняв их за свои – морской авиации. Но тут парочка снизилась и, пролетев вдоль стоянки, почти на бреющем, открыла огонь. Несколько машин загорелось. Заход повторился. Летчики дежурного звена попытались запустить двигатели, но, не получив никаких команд и заметив, что парочка делает очередной заход уже по их стоянке, покинули кабины и залегли на земле. Однако их стоянку обстреливать не стали: видимо, закончился боекомплект. Парочка только пролетела на бреющем и ушла в южном направлении. Загоревшиеся самолеты потушили. Некоторые из них потом удалось отремонтировать, но около десятка пришлось списать.

Что же было? Американская разведка накануне получила данные о размещении советских самолетов вблизи границы с Кореей. Предположили, что полк готовится вступить в боевые действия на северо-корейской стороне, и решили воспрепятствовать этому? В Хороле о случившемся узнали почти сразу – подобные слухи распространяются особенно быстро. Но так же быстро все успокоились, узнав, что никто из людей не пострадал. Командование нашей дивизии ответственности не несло – полк на этот период вышел из состава дивизии. Не предъявили претензий и к командиру полка – его не было в момент ЧП на Сухой Речке… В общем, основную вину возложили на начальника штаба подполковника Степанца и попытались обвинить в трусости командира дежурной эскадрильи, а также – дежурного звена. Делом занялась военная прокуратура.

В итоге начальника штаба осудили за то, что он в нарушение инструкций разрешил поэскадрильное размещение самолетов на стоянках, и за то, что не организовал сразу после перелета связь с ПВО Владивостока. А вот обвинение в бездействии при налете с него сняли – сумел доказать, опираясь на опыт войны, что давать команду на взлет истребителей при штурмовке аэродрома противника, – значит, обрекать экипажи под неминуемое уничтожение при взлете. И точно – Степанец при атаке находился на развернутом полевом пункте управления, держал в руках микрофон, но не счел разумным давать команду дежурному звену. А командиров дежурной эскадрильи в трусости обвинить не смогли: команды на запуск двигателей и взлет они не получали, оставаться в кабинах было бессмысленно. Кстати, меня следователь привлекал в качестве эксперта. Он поставил передо мной вопрос: нельзя ли было с земли сбить атакующие самолеты оружием истребителей? Пришлось разъяснить, что на истребителях оружие закреплено неподвижно, и если бы летчики дежурного звена открыли огонь, то поразили бы только свои самолеты на другой стороне аэродрома.

Из интервью с полковником В.Н. Забелиным, в то время летчиком 821 И АП:

– Конец 1950 года. В Корее уже полыхала война. У нас стали проводить учения с перебазированием частей на полевые аэродромы. 821 – й полк проводил учение с перебазированием авиации и наземного обеспечения. Полк перебазировался, расставили все три эскадрильи по стоянкам, а 8 октября прилетели два «Шутинга» и нанесли удар по стоянкам.

Официальные отчеты и то, что я видел, несколько расходятся. Считается, что один самолет взорвался, и еще шесть было сильно повреждено. На самом деле, было повреждено более двадцати машин, а в полку по штату всего сорок самолетов должно быть. В официальных документах: они сделали один заход и ушли. А на самом деле они сделали два захода. Расстреляли самолеты «Кингкобры», стоящие по линейке. Вот такая ситуация. И никаких МиГов там не было. Американцы расстреляли самолеты своего произвоизводства.

– Так это была провокация, или они перепутали?

– Не перепутали. Это была чистейшая провокация. Они прекрасно знали, куда летят. Пролетели сто километров от нашей границы с Кореей. Они всё прекрасно знали. Это придумали, что молодые летчики заблудились и прочее. Это ерунда.

А пострадавшие были?

– Про пострадавших я не помню. Убитых, во всяком случае, не было.

Один из жителей поселка Перевозное, бывший тогда еще школьником, в интервью газете «Правда Приморья» сообщал: «Уже вечерело, когда в небе над поселком появились американские истребители. Они стремительно прошли над школой, обстреляв ее из крупнокалиберных пулеметов. Самолеты летели так низко, что были видны не только их опознавательные знаки, но и ухмыляющиеся лица пилотов. Слава богу, обошлось без жертв. Никаких бомб не было. Несколько пуль попало в деревянный забор, за которым мы находились, а одна стреляная еще горячая гильза угодила в корову, которая паслась на школьном стадионе.

Наверное, понятна реакция наших летчиков и командования на такую провокацию. Крайние были найдены быстро – командир 821-го авиаполка и его заместитель отданы под трибунал и понижены в должности за «слабое воспитание личного состава полка».

Советское правительство по дипломатическим каналам тоже резко отреагировало на провокационный налет.

Запись беседы первого заместителя министра иностранных дел СССР А.А. Громыко с советником-посланником посольства США в СССР У. Барбуром по поводу обстрела 8 октября 1950 года советского аэродрома в Приморье американскими самолетами.

07.10.1950

Документ № 89.

Секретно

Сегодня, 9 октября, вызвал посланника-советника Посольства США в Москве У. Барбура (посол Кэрк, по заявлению посольства, был болен) по вопросу обстрела советского аэродрома в Приморье американскими самолетами 8 октября и передал ему ноту по этому вопросу. Барбур выразил пожелание послушать содержание ноты. Я прочел ноту, переводя ее с русского на английский. Послушав содержание ноты, Барбур заявил, что он не может ее принять, так как с этим вопросом необходимо обращаться в Организацию Объединенных Наций, поскольку в районе Кореи действуют вооруженные силы Объединенных Наций. Я указал на абсолютную необоснованность доводов Барбура. Я подчеркнул, что в ноте советского правительства речь идет о провокационном обстреле советского аэродрома самолетами военно-воздушных сил США, а не какими-то иными самолетами.

Барбур вновь повторил, что он имеет поручение не принимать таких протестов, так как в Корее действуют только силы Объединенных Наций. Я тут же заметил, что заявление Барбура можно понять и так, что ему известно о том, что упомянутые в ноте американские самолеты совершили налет на советский аэродром с территории Кореи, поскольку он ссылается на вооруженные силы, действующие в Корее. Барбур ответил, что он этого точно не знает, но предполагает, что самолеты могли прибыть с территории Кореи. Я вновь указал на совершенную беспочвенность аргументации Барбура и его отказа принять ноту и заявил, что ответственность за подобные провокационные действия должны нести американские военные власти, находящиеся под контролем правительства США. На этом беседа закончилась.

Присутствовал референт Отдела США т. Васильев. Заместитель министра иностранных дел Союза ССР А.ГРОМЫКО

Приложение 1

НОТА СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

ПРАВИТЕЛЬСТВУ США

9 октября 1950 года. Зачитана и передана А.А. Громыко советнику-посланнику Посольства США в Москве Барбуру 9 октября 1950 года.

Ввиду отказа Барбура принять ноту, она была тогда же направлена в Посольство США

«Правительство Союза ССР считает необходимым заявить Правительству Соединенных Штатов Америки следующее.

8 октября в 16 час. 17 мин. по местному времени два истребителя военно-воздушных сил США типа «Шутинг-Стар» (F-80) грубо нарушили государственную границу СССР и, подойдя на бреющем полете к советскому аэродрому, расположенному на берегу моря, в районе Сухая Речка, в 100 километрах от советско-корейской границы, обстреляли аэродром из пулеметов. В результате обстрела аэродромному имуществу нанесен ущерб.

В связи с этими провокационными действиями американских военно-воздушных сил, выразившимися в грубом нарушении американскими военными самолетами государственной границы СССР и в обстреле советского аэродрома, Советское Правительство заявляет Правительству Соединенных Штатов решительный протест. Советское Правительство настаивает на строгом наказании лиц, ответственных за нападение на советский аэродром и ожидает от Правительства США заверения, что им будут приняты необходимые меры к недопущению впредь подобных провокационных действий.

Советское Правительство считает необходимым заявить, что ответственность за последствия подобных действий со стороны авиации США ложится всецело на Правительство Соединенных Штатов Америки.

(АВП РФ. Ф. 07. On. 23. П. 32. Д. 27. Л. 54–56. Копия).

Изложение беседы и текст ноты опубликованы в сб.: Внешняя политика Советского Союза. -1950. -М., 1953. – С. 220–221.

Приложение 2

ТЕЛЕГРАММА ПОСЛА США В СССР А. КЭРКА ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ США

Москва, 10 октября 1950 г.

Срочно

845. Передается текст сообщения, опубликованного в сегодняшних газетах, о советской ноте по вопросу о якобы имевшем место обстреле советского аэродрома 5.

КЭРК

FRUS. 1950.– Vol. IV. – Р. 1260–1261, а также: Vol. VII. – Р. 920–921.

Приложение 3

ПРАВИТЕЛЬСТВО

США ПРИЗНАЛО ВИНОВНОСТЬ АМЕРИКАНСКИХ ЛЕТЧИКОВ В ОБСТРЕЛЕ СОВЕТСКОГО АЭРОДРОМА

(Сообщение для печати)

НЬЮ-ЙОРК, 19 октября (ТАСС). В связи с протестом советского правительства правительству США, заявленным в ноте от 9 октября 1950 года по поводу обстрела двумя истребителями военно-воздушных сил США советского аэродрома на Дальнем Востоке, правительство США направило 19 октября письмо Генеральному секретарю ООН. В этом письме признается, что «8 октября два американских реактивных самолета совершили нападение на аэродром в районе Сухая Речка». В письме указывается, что нападение американских военных самолетов на советский аэродром явилось «результатом аэронавигационной ошибки и плохого расчета» и сообщается, что «командир данного авиационного соединения смещен и предпринимаются соответствующие меры в целях наложения дисциплинарного взыскания на двух виновных в этом летчиков».

В письме далее говорится, что «правительство США желает публично выразить сожаление по поводу того, что американские вооруженные силы оказались замешанными в этом нарушении советской границы», и сообщается, что правительство США «готово предоставить средства для возмещения любого ущерба, нанесенного советской собственности».

(АВПРФ. Ф. 0129. On. 34. П. 56. Д. 231. Л. 82).

Опубл. «Известия». 1950. 21 окт.

Следует отметить, что с самого начала Корейской войны командующий американскими войсками генерал Макартур просил разрешения президента США на атаку китайской территории или «горячее преследование» (боевые действия в воздушном пространстве КНР в пределах 2–3 минут полетного времени) самолетов противника. В просьбе было отказано, но тем не менее, американцы уже 27 августа 1950 года атаковали китайский аэродром в г. Аньдун и повторили бомбардировку 22 сентября 1950 года. И рейды на китайскую территорию продолжались, хотя официально они были разрешены только в начале ноября.