Текст книги "Возвращение"

– Чем же он занимался?

Пани Вопичкова важно вытянула шею и не без гордости объявила:

– Он предсказывал судьбу.

– Ну-у, я не хиромант, – улыбнулся Юрий.

– Вы думаете, он был хиромантом? Как бы не так! Купил у кого-то немецкую книгу, где на каждый день расписаны предсказания, и шпарил по ней. Уйдет, бывало, в другую комнату, якобы сосредоточиться, а оттуда выходил с готовым ответом, мол, ему озарение было. Еще и сны толковал по соннику. У меня эти книги сохранились. Может, попробуете? Выдадим вас за индуса, так как волосы у вас темные и выговор иностранный. Я сошью вам чалму из синего поплина. Оба станем на ноги.

– Но ведь за мошенничество могут и привлечь.

– А, ерунда! Разве я стану плохое советовать. Все надо делать по закону. У брата было разрешение от полиции, мой покойный муж ему устроил. У меня еще сохранились связи в полиции, могу и вам достать разрешение. Будем вместе работать. Я вам сколько угодно клиенток подгоню, ведь женщин хлебом не корми, только дай погадать на короля. Они, глупые, всему верят.

– Увы, пани Марта, из меня ясновидец как из вас призывник.

– Если будете всего бояться, то наперед предсказываю, ничего вы не заработаете! Эх, пан Иржи, такой шанс упускаете!

«Все словно сговорились, – усмехался Назаров, – только и твердят об упускаемом шансе, который почему-то всегда попирает самую незатейливую мораль».

Полицейской вдове он сказал:

– Знаете, пани Марта, намного выгодней выслеживать неверных супругов. Надо собрать компромат, а после их шантажировать.

– Да где вам! – презрительно фыркнула она. – Тут нужен другой характер, а у вас глаза как у больной овцы – вечно виноватые… Может, пана Иржи самого какая-нибудь панночка бросила?

– Да вы просто Шерлок Холмс!

– И вы не так уж просты, как мне вначале показалось.

Больше разговаривать было не о чем, и пани Вопичкова принялась мыть посуду, громко звеня чашками, чтобы унять досаду.

Наступила осень, а работы все не было. Курортные деньги были на исходе. Юрий уже подумывал о переезде в Германию. По слухам, русские беженцы в Берлине не бедствовали. Разбирая вещи в чемодане, он нашел во внутреннем кармашке смокинга визитную карточку пани Ренаты Жданек, книгоиздательницы, с которой он познакомился на вечере у Кусманеков. Юрий решил воспользоваться ее приглашением.

Пани директриса приняла Назарова в просторном кабинете.

Он поздоровался и напомнил об их встрече на дне рождения пани Беаты.

– Помню, помню, пан учитель! – улыбалась она. – Вы давно ушли от Кусманеков?

– Давно.

– И не знаете, что с ними случилось? Ведь об этом говорила вся Прага.

– Я уезжал на какое-то время…

– В общем, фабрика пана Кусманека потерпела крах. Они разорились. Обычная история для нашего времени. Кусманек давно был в затруднительном положении. Банк, который предоставлял ему кредиты, неожиданно отказал. Кусманек работал на экспорт, а заграничные платежи прекратились в связи с экономическим кризисом. Он был вынужден объявить себя банкротом. Банк завладел его заводом. Генеральный директор банка пан Шеллинг купил с торгов замок Кусманеков и поселился в нем.

– Что стало с паном фабрикантом?

– Умер от разрыва сердца сразу же после катастрофы.

– Какое несчастье! Бедная пани Кусманек…

– Она как раз ничего не потеряла, так как вышла замуж за Шеллинга и осталась хозяйкой в своем замке.

– Вот так поворот!

– Но к делу, – сказала пани Жданек, – чем я могу быть вам полезна?

– Я ищу работу, милостива пани. Может, в вашем издательстве найдется что-нибудь для меня?

– К сожалению, в данный момент ничего стоящего предложить не могу. Все должности сокращены до минимума. У нас перепроизводство книг, их больше, чем читателей. К тому же мы чуть не прогорели на классике. Чтобы спасти положение, переключились на развлекательную литературу: американские детективы и пикантные французские романы – все, что имеет стабильный спрос. Лучше всего берут романы с любовными историями, где много чувственных сцен. Французы умеют писать об этом. Героини таких романов не только падшие женщины, но и добродетельные домохозяйки, уже не представляющие семейной жизни без адюльтера. Это вам не старая добрая классика, на которой мы были воспитаны. Новые западные писатели обходятся без морализаторских проповедей, утомивших читателей. Сейчас все стали поклонниками доктора Фрейда. Романсы и прочая жеманная лирика уже никому не интересны. Впрочем, я увлеклась, простите меня, пан… э-э… – она поискала глазами визитку Юрия.

– …Назаров, – подсказал Юрий, – к вашим услугам, пани.

– Пан Назаров, могу предложить вам работу комиссионера, без жалованья, на проценты с оборота. Страховки тоже нет. Вам придется колесить по республике и объезжать школы, библиотеки, частных книголюбов. Магазины мы обслуживаем сами. В Праге вы ничего не продадите. Если согласны, я прикажу подготовить для вас каталог и альбом с рекламой книжных обложек.

– Согласен попробовать, пани Жданек, – ответил Назаров.

Юрий составил карту маршрутов по Чехии. Он понял, что в отдаленных местечках торговля пойдет лучше, чем в больших городах, и не ошибся. Как и предупреждала пани Жданек, на классическую литературу подписывались главным образом школы и библиотеки, остальные заказчики больше интересовались детективами и любовными романами. И хотя у Назарова не было гарантированной зарплаты, он был рад, что нашел хоть такую работу, позволявшую не чувствовать себя сторонним наблюдателем проходящей мимо него жизни.

Поездки его не тяготили, наоборот, они давали возможность ближе узнать простых людей. Назаров был очарован историей страны с причудливым ландшафтом и такой же архитектурой, запечатлевшей в камне летопись своего народа. В будние дни он разъезжал по провинциям, а субботу и воскресенье старался проводить в Праге – ходил в кино, разыскивал русских знакомых, бывал даже в гостях у некоторых из них.

Очередной «мертвый сезон» не застал Юрия врасплох. Он отложил достаточно денег, чтобы не бедствовать до осени.

Почти каждый день Назаров ходил купаться на берег Влтавы, который с раннего утра был завален разомлевшими на солнце телами. Казалось, вся Прага собралась у воды. Городские пляжи были оборудованы голубыми кабинками для переодевания и летними кафе. Самым дорогим считался павильон с широкой белоснежной террасой, где отдыхающие наслаждались лимонадом и мороженым. При желании здесь можно было и пообедать.

До изнеможения наплававшись в прохладной утренней реке, Назаров отдыхал, лежа на спине и прикрыв глаза полотенцем. Ветерок с реки освежал загорелое тело, но Юрий знал: вот-вот начнется настоящий зной, от которого он окончательно разомлеет, захочет пить, кое-как подымется и лениво поплетется в кафе, где купит бутылку ледяного лимонада, а затем, развалясь в шезлонге под полосатым тентом, будет медленно пить, наслаждаясь колючими глотками. Думать о таких простых вещах было приятно.

Неожиданно его привлекла русская речь, раздавшаяся откуда-то сверху. Он открыл один глаз и навострил уши, потом приподнялся на локте и потянулся за книгой, заодно обследовав свое окружение. По соседству загорали две женщины. Та, что постарше, была в купальном халате и с лорнетом. «Наверное, мамаша, – определил Назаров, – а вторая – ее дочь».

«Вторая» действительно выглядела очень юно. Она была в голубом купальном костюме, с зачесанными назад пепельными волосами.

Юрий перевернулся на живот, чтобы удобней было следить за девчонкой. Притворясь читающим, он смог разглядеть прямой нос, изящно очерченный рот, большие синие глаза и пушистые ресницы.

Впоследствии он вспоминал, что запал именно на ее ресницы. «Эта девочка умеет наслаждаться жизнью, – думал он. – Счастлив будет тот, кто сумеет пробудить в ней чувство…»

– Мама, на нас пялится какой-то чех, – сказала девушка.

Назаров понял, что она говорит о нем.

– Недурен, – ответила мать, посмотрев в лорнет. – Хотя, когда все голые, легко ошибиться. Можно принять за порядочного человека какого-нибудь комиссионера. И с чего ты взяла, что он чех? Среди них шатены редки. Смотри, он читает книгу, наверное, какой-нибудь бульварный роман.

– Тише, мама, вдруг он понимает по-русски…

– Сударыня, – улыбнулся Назаров, повернувшись к старшей даме, – я читаю «Климаты сердца» Андре Моруа.

– Я слышала об этой книге, – сказала дочь, ничуть не смутившись.

– Разрешите подарить вам ее, сударыня. Я уже прочел. – Назаров протянул девушке книгу.

– Зачем же дарить? Только одолжите.

– Вы – русский? – спросила мать.

– Так точно, сударыня.

– Вероятно, вы недавно приехали, иначе мы бы встречали вас в русском обществе.

– Я давно живу в Праге, но нигде не бываю.

– Отчего же? – удивилась она.

– Я занят. Вы верно угадали мое занятие, сударыня, я – комиссионер.

– Но почему не студент?

– Я приехал в Прагу слишком поздно, прием стипендиатов закончился. В Москве я учился на юридическом факультете.

– Как раз на русский юридический факультет сейчас идет прием. Вы можете продолжить свое образование. Мой муж служит там профессором…

– Какой смысл учиться, если нет перспектив? – возразил Назаров.

– То есть как нет перспектив! Скоро все мы сможем вернуться в Россию. После смерти Ленина обязательно произойдет новый переворот, ждать уже недолго. России будут очень нужны образованные юристы.

– Лично я в это не верю.

– Вот еще Фома неверующий! Массарик и Бенеш верят и поддерживают нас, а уж они-то разбираются в международной обстановке.

– Бывает, и политики ошибаются, сударыня.

– Смотря какие! – не сдавалась профессорша. – Я живу только надеждой на возвращение и каждый день молюсь об этом.

– Пусть так и будет, – примирительно сказал Назаров.

Девушка спросила:

– Вы, значит, москвич?

– Мой отец был московским адвокатом. Разрешите представиться: Назаров Юрий Николаич.

– Александра Петровна Вяземская, – улыбнулась мать. – Мой муж – профессор Петроградского университета Кирилл Петрович Вяземский.

Полагалось встать и церемонно поклониться, но, учитывая, что он был «без галстука», пришлось ограничиться учтивым кивком из положения «сидя». Назаров представил себя расшаркивающимся перед дамой в купальных трусах и против воли рассмеялся.

Тень недоумения и гнева пробежала по лицу госпожи Вяземской. Юрий понял, что навсегда утратил ее расположение.

На помощь пришла дочь:

– Не желаете ли освежиться, господа? – она надела голубую резиновую шапочку. – Ты пойдешь, мама?

– Лучше почитаю «Климаты сердца».

Назаров пошел за девушкой к воде. Дойдя до мостков, она обернулась:

– Меня зовут Магдалина, или просто Магда, – она сделала книксен и, вытянув вперед руки, скользнула в реку. Несколько метров проплыла под водой, затем вынырнула, сияя от удовольствия.

Назаров полюбовался ее мокрым детским личиком и тоже нырнул, но вышло, как назло, неуклюже – во все стороны полетели брызги.

– Тяжело вошли, – отметила девушка. – А поплыли наперегонки!

Магда плыла, как рыбка, почти над самой поверхностью воды, лишь изредка поворачивая смеющееся личико в сторону плывущего рядом Юрия. Но он вырос на реке, так что обогнать его было невозможно даже такой ловкой девчонке. Покружив возле нее, он поплыл назад, к берегу. Ступив на дно, стоял по грудь в воде, ожидая возвращения Магды. Вскоре она подплыла и встала рядом. Вода была ей по горло, она то и дело задирала подбородок, откидывая голову назад. Из-за ее шапочки казалось, будто голубой мячик качается на воде. Назаров чувствовал близость ее тела, и ему было несказанно приятно, что вода как бы соединяет их.

Угадав его мысли, Магда нахмурилась:

– Мне пора на сушу, а то мама у меня строгая.

Они вышли из воды и медленно побрели вдоль берега.

– Я хотел бы завтра встретиться с вами, – сказал Юрий очень тихо, чтобы ветерок не донес этих слов до ушей мамаши.

Девушка лукаво спросила:

– Со мной и с мамой?

– Если можно, без мамы.

– Хорошо. В девять утра на трамвайной остановке у Народного театра.

– Буду ждать, – просиял Юрий. – Не забудьте прихватить купальник.

– Хорошо, но имейте в виду, мама не должна знать о нашей встрече.

По дороге девушка несколько раз легко прошлась колесом.

– Браво, пани акробатка! – похвалил Назаров.

Магда подошла к матери и села рядом.

– Освежилась? А теперь домой, папа ждет. Надо еще в магазин зайти, купить что-нибудь к ужину, – сказала профессорша.

Женщины пошли в кабинку переодеваться.

Прощаясь, мать сказала Назарову:

– Мы живем в профессорском доме на Бубенче. Будем рады видеть вас у себя. Приходите без церемоний, мы люди простые. Кстати, в воскресенье у Магды именины. Ждем вас к девяти часам вечера.

– Благодарю вас! – Назаров почтительно поцеловал руку профессорше; он уже натянул брюки. – Я не знал, что на Бубенче есть «профессорский» дом.

– Наш дом кооперативный, построен для русских ученых. Эмиграция живет замкнуто: дети учатся в русских школах, читают русские книги, взрослые работают в русских учреждениях – все у нас свое. В доме даже своя православная часовня, – пояснила профессорша.

А Магда, рассмеявшись, добавила:

– В Дейвице построили два таких же дома, но по завершении работ три инженера попались на растрате. По пражской традиции называть дома по какому-то признаку, скажем, «У синей бочки» или «У золотого орла», эмигранты теперь называют свой кооператив «У трех жуликов».

На этой забавной ноте расстались.

Юрий ждал на остановке больше часа и совсем было приуныл, как вдруг из-за угла ближайшего дома показался знакомый силуэт.

Магда была в яблочно-зеленом платье и белой шляпке. Настроение поднялось, хотелось схватить ее на руки и покружить, пусть бы прохожие думали, что он спятил.

– Еле вырвалась, – выпалила она, не здороваясь, – наврала дома с три короба, чуть сама не запуталась.

– Ничего, выпутываться будем вместе. А где ваш купальный костюм?

– Пришлось надеть на себя, чтобы мама ничего не заподозрила. После купанья надо будет посидеть на воздухе и обсушиться. Но ехать на Подол нельзя, кто-нибудь обязательно нас увидит и доложит маме.

– Мы будем купаться в другом месте, – успокоил ее Юрий.

– Где именно?

– Поплывем на один островок, это не доезжая Подола.

– Знаю… – сказала Магда нерешительно.

Она явно колебалась, и Юрий понял ее замешательство.

– Там нас никто не увидит. Может, вы сомневаетесь, что я джентльмен?

– Ну, хорошо, едем!

Они сели на трамвай, идущий на Подол, но вышли чуть раньше и пошли к реке. Лодочник перевез их на островок посреди Влтавы. Его берег зарос густым кустарником, но за ним виднелась лужайка.

– Я знаю здесь одно чудное местечко, идемте, – сказал Назаров.

– Вы всегда возите сюда своих барышень? – насмешливо спросила Магда.

– Вы угадали, – в тон ей ответил Юрий.

– Мне становится не по себе, лучше вернуться назад.

– Не выйдет. Лодочник уже отчалил и приедет за нами лишь через два часа. Не бойтесь, я вас не съем.

– А я не боюсь. Показывайте ваше местечко.

Назаров привел ее к маленькой отмели. Разложив на траве большое полотенце, он пошел в заросли кустарника и там переоделся. Когда вернулся, Магда сидела в купальнике и вертела в руках сухой ивовый прутик.

– Что скажете, сударь? – спросила она.

– Скажу, что очень рад романтическому свиданию на острове с красивой девушкой.

– А с моей стороны было легкомысленно сразу же согласиться на свидание с незнакомым мужчиной да еще уединиться с ним на пустынном острове. Вы будете плохо обо мне думать.

– Да, очень плохо подумаю, если вы не перестанете хмуриться и терзаться. Давайте просто купаться и загорать, как вчера.

– Хорошо! – она встала. – Я научу вас кувыркаться, это очень приятно. Вы сможете увидеть перевернутый мир. Вот так! – она сделала несколько кувырков на траве. – Теперь вы.

Юрий хотел было встать на руки, но тут же повалился набок.

– Ничего, я вам помогу! Смелее!

Он попытался еще раз. Как только покачнулся, Магда схватила его за ноги и энергичным движением перевернула через голову.

– Не правда ли, очень легко и приятно? – улыбалась она. – Теперь сами.

Назаров несколько раз прошелся колесом.

– Браво! Я начинаю вас уважать.

Они пошли к воде. Магда показала Назарову несколько новых способов плаванья и потребовала, чтобы он их повторил. Назаров послушно выполнял все указания, чем доставил большое удовольствие своему очаровательному «тренеру». Потом они сели сушиться.

– Наверное, вы очень устали, бе-е-дненький, – дразнила Магда Юрия.

– Ради вас я готов на большие подвиги, а замучить меня не так-то просто.

– Ладно, теперь ваша очередь занимать меня разговорами.

Девушка легла на полотенце и подложила руки под щеку, как ребенок, приготовившийся слушать сказку.

Юрий вкратце рассказал ей о своей жизни в Москве, о семье, о войне и бегстве в Константинополь.

– Вы скучаете по дому? – спросила Магда.

– Конечно. Ведь я не знаю, где теперь мама, отец, сестра, и что с ними. Живы ли они вообще. Как бы я хотел их увидеть! Там все изменилось, Москва стала столицей. Смогут ли они привыкнуть к новой жизни? Папа у нас консерватор, ему трудно смириться с советскими порядками, да и мама всю жизнь была светской дамой. Разве что сестра поступит куда-нибудь учиться и устроит свою жизнь. Впрочем, давайте поговорим о нашем будущем, но смело.

– При чем тут смелость?

– Говорить смело, значит, говорить правду.

– Ну, говорите! Я люблю правду.

– А я люблю вас, Магда! – он смотрел ей прямо в глаза.

– Уже? Вы так быстро это поняли? Прямо как в бульварном романе: вчера познакомились, а сегодня уже влюблен по уши. Это же пошло. Так пишут только в рассказиках о…

– …маленьких людях? Но разве мы великие? Обычные люди, да еще с трудной судьбой. Мы грустим о прошлом, мечтаем, что жизнь повернет вспять, хотя прекрасно знаем: не повернет.

– И я не верю, а мама и папа верят…

– Потому что они старики. Им трудно признаться, что все их чаяния – это иллюзии, но мы должны смотреть на жизнь реально. У вас-то, милая Магда, все только начинается.

– Но я не знаю, что ждет меня впереди и что мне делать в этом самом будущем. Помню только, что в прошлом было легко и безмятежно. Я желаю именно такого душевного покоя, какой был раньше, и чтобы все наши переживания были обычными, житейскими, а не эпохальными, чтобы из-за них не преследовали мысли о смерти. Иногда мне бывает очень страшно. Вот вы говорите «жизнь впереди». Но что мне делать в этой новой жизни?

– Пользоваться ею, стать самостоятельной.

– Да, я не самостоятельная, – согласилась она, – и абсолютно ничего не умею.

– Разве вас ничему не учили?

– В Сербии я училась в институте благородных девиц для детей эмигрантов. Питерский Смольный институт продолжил свое существование в городке Белая Церковь. У меня и диплом есть.

– Так вы институтка?

– Самая настоящая «белая пелеринка», прямо как у Чарской. Мама не хочет, чтобы я работала, она считает, что этим женщина унижает себя, что назначение женщины – вести домашнее хозяйство и сделать счастливыми мужа и детей. Русские эмигранты, как правило, бедны, поэтому мама мечтает выдать меня за чеха или немца.

– Она уже научила вас варить кнедлики и печь кухонье?

Магда не обиделась на сарказм Назарова. Она впервые откровенничала с незнакомым человеком, рассказывала о себе, о своей семье. Чуть подумав, она решилась доверить Юрию свой план.

– Я бы хотела работать, но в Праге устроиться на службу невозможно. Выход один: надо уезжать.

– Куда?

– Только в Париж! Я очень люблю Францию, хотя никогда там не была.

– Значит, вы мечтаете выйти замуж за француза?

– Ну почему? Можно и за русского, например, за шофера такси. В Париже, по слухам, они зарабатывают хорошие деньги. Конечно, при условии, что я его полюблю. Впрочем, полюбить-неполюбить – это не самая большая проблема. Труднее всего получить визу.

– И ваши родители отпустят вас в Париж?

– Конечно, нет. Пришлось бы бежать.

Какое-то время они молчали, каждый думал о своем. Магда лежала на спине, закинув руки за голову, и рассеянно следила за облачком, висевшим над их островком. А Назаров следил за выражением ее лица, пытаясь понять, правду ли говорит эта девочка.

– Магда, вы бы могли выйти замуж за меня?

Она продолжала молча смотреть в небо.

Юрий сорвал одуванчик, дунул в ее сторону и осыпал пушинками.

Она повернула к нему лицо и пожала плечами:

– Не знаю… Все же сначала надо влюбиться. А вообще я не хочу с этим спешить. В Праге такое точно невозможно, родители никогда не согласятся отдать меня за комиссионера. Во-первых, у вас нет прочного обеспечения, во-вторых, вы всегда в разъездах. Я бы не хотела сидеть дома одна и вечно ждать, как Сольвейг.

– А если бы я увез вас в Париж, а сам устроился шофером такси?

– Тогда, может, и вышла бы.

– Значит, мое счастье зависит от Парижа?

– Выходит, так. Если у вас серьезные намерения, действуйте.

– И вы согласитесь бежать со мной, если мы получим визы?

– Без малейшего раздумья.

– Я принимаю ваше условие.

– А теперь одеваться! Надо успеть к обеду, не то мама рассердится. Еще и платье испачкала мазутом, когда садилась в лодку…

– Мы зайдем в аптеку и ототрем пятно скипидаром.

Они встали и снова разошлись по кустам. Переодевшись, пошли к тому месту, где их высадил лодочник. Он уже ждал их.

Прощаясь с Юрием на трамвайной остановке, Магда сказала:

– Не забудьте, что завтра мой Ангел. Жду вас в девять.

Расставшись с Магдой, Назаров долго ходил по городу. Он был возбужден и полон решимости. Вновь появилась надежда на счастье. Он и сам часто думал о Париже, про себя называя его «столицей свободы». Кажется, так говорила его мать. Он мысленно обратился к ней, прося материнского благословения: «Помоги мне, милая мамочка! Я знаю, ты обо мне молишься, так попроси у Бога, чтобы Он помог мне уехать в Париж с этой чудной девушкой. Пусть она составит мое счастье, как ты составила счастье папы…»

Назаров вдруг поверил, что теперь ни за что не расстанется с Магдой. Он будет бороться за нее и докажет, что он – мужчина, который способен осчастливить женщину. Разве он любил кого-нибудь до нее? Наташа Донцова навсегда осталась его детской грезой, прекрасной и бесплотной. А остальные? Все женщины были старше и опытней его. Будучи утомленными жизнью, они искали в его объятиях только наслаждения и краткого забвения своих проблем. Он не винил их за это. Каждая из них была и ему утешением. Он искренне увлекался, потакал женским капризам, но лишь потому, что чувствовал себя безмерно одиноким и тоже ждал от женщин ласки, нежности, участия. Как бы ни складывались его интрижки, он всегда верил в любовь и надеялся, что когда-нибудь найдет ее. И вот, кажется, нашел! Это Магда. Теперь только от нее зависит, быть ли ему счастливым, хотя она почти ребенок. Но с характером… Юрий вспомнил, как она заставила его пройтись колесом по лужайке, как учила плавать, и улыбнулся. Милая, прекрасная девочка…

В скромной столовой Вяземских шло приготовление к приему гостей. На столе, покрытом белоснежной скатертью, расставляли дешевую разрозненную посуду, частью позаимствованную у соседей. Сервировка в теперешних условиях, конечно, совсем не та, что была в родном питерском доме, тем не менее по-прежнему, со знанием дела, раскладывали столовые приборы, салфетки, судочки со специями. Холодные закуски уже насыщали воздух пряным ароматом. Между ними громоздились винные бутылки, графинчики с водкой и наливками. Специально нанятая на один день служанка быстро и ловко полировала бокалы сухим полотенцем.

В красном углу под образом Казанской Богородицы мерцала лампадка и стоял аналой с крестом и Евангелием. С порога становилось ясно: вы в русском доме.

Александра Петровна в несколько старомодном вечернем платье и с неизменным лорнетом на золотой цепочке суетилась возле стола. Кирилл Петрович Вяземский, ее муж, обсуждал с ней, как следует рассадить гостей. Из-за этого они мило пикировались. Праздничные хлопоты напоминали профессору о прошлом и согревали сердце. Сегодняшний день словно шептал уставшей от тяжелых раздумий душе: «Не все еще потеряно».

Магде поручили взбивать майонез, который никак не хотел густеть, хотя она стучала ложкой уже около получаса. Именинница нарядилась в свое единственное выходное платье палевого цвета и очень боялась его испачкать, поэтому набросила сверху большое полотенце. Наконец соус был готов, и она передала его служанке.

– Уже восемь! – спохватилась Магда, взглянув на ручные часики.

– Все готово, не волнуйся, – сказала мать, удовлетворенно оглядывая стол.

Магда прошла в свою комнату, еще раз покрутилась перед зеркалом, поправила прическу, подкрасила губы и подушилась из крохотного флакончика Houbigant Quelques Fleurs.

Вскоре начали прибывать гости, в основном коллеги профессора: декан Русского юридического факультета Новгородцев, академик Струве, социальный философ Спекторский и другие, а также их жены и дети. Ученые жили по соседству, в этом же кооперативе. Среди приглашенных были и военные.

Юрий пришел в смокинге. Поздравляя именинницу, он преподнес ей цветы и флакон «Шанели». Магда была в восторге от подарка. Когда Назаров целовал ей руку, она пожала его пальцы в знак особой признательности. Затем представила его отцу.

Профессор оказался благообразным старичком в очках, с седыми усами и бородкой, в черном, застегнутом на все пуговицы сюртуке и галстуке-бантике.

– Чем занимаетесь, юноша? – спросил он.

– Я комиссионер.

– Что ж вы не учитесь?

– В Москве я учился на юридическом факультете, а сейчас надо работать.

– Необходимо продолжить учебу, коллега. Молодому поколению нужно заниматься науками. После смерти Ленина большевикам конец, никакой Сталин им не поможет. Ну кто такой Сталин? Безродный плебей, террорист. Нам всем вскоре предстоит восстанавливать попранную законность в России, в первую очередь священное право собственности как основы всех других прав человека, без соблюдения коих цивилизованное государство немыслимо. Кто это будет делать? Образованные юристы, которых мы подготовим здесь, в эмиграции. Массарик и Бенеш для того и помогли нам создать факультет в рамках так называемой «Русской акции». Таким, как вы, студентам, не закончившим обучение в России, предоставлена возможность довершить его здесь, в Праге. Вскоре нашим выпускникам предстоит вернуться на родину и потрудиться для ее блага.

– Как же это произойдет? Снова война или контрреволюция?

– Об этом знает только Бог, все в Его власти. Но вы же понимаете, что при консолидации научных и культурных сил русского рассеяния…

– Владыка приехал! – крикнул кто-то в передней.

Профессор извинился за то, что вынужден прервать беседу, и поспешил навстречу преосвященнейшему.

Архиерей был не старый, в очках, на скуфье поблескивал крестик, поверх рясы, как водится, панагия. Его сопровождали двое молодых мужчин в подрясниках, один из которых, судя по наперсному кресту, был священник, а другой, наверное, просто послушник или монах. Владыка, судя по толщине линз в очках, был сильно близорук.

Как именинница, Магда первой подошла под благословение, за нею – родители, потом остальные гости. Назаров тоже хотел благословиться, но, посмотрев на Магду, воздержался. Владыка сделал было шаг в его сторону, но, видимо, прочел на его лице сопротивление. Он лишь сочувственно улыбнулся. Это сочувствие неприятно кольнуло Юрия. «Убогий я, что ли! – разозлился он. – Не хочу и не благословляюсь – моя воля! Чай не в гимназии, когда строем шли лобызать батюшке руку. Теперь я целую ручки только дамам».

Назаров приказал себе больше не думать об этом. Тем не менее настроение испортилось. Безотчетность многих движений души нередко озадачивала его. Казалось бы, всегда настроенный на совершение только хороших поступков, он почему-то поступал дурно. Просто по-идиотски. Вот и сейчас, чего ради взыграла гордость? Ах, видите ли, не захотел быть как все.

Никто не обратил внимания на его отщепенство. Священник подал архиерею Евангелие. Владыка подозвал Магду, положил открытую священную книгу на ее склоненную голову и начал читать эпизод, в котором повествовалось о Марии из Магдалы.

После чтения Евангелия священники пропели несколько молитвословий, а затем владыка обратился к имениннице:

– Дорогие о Господе братья и сестры! Возлюбленное о Господе чадо Магдалина! Твоя святая покровительница Мария Магдалина – христианская святая, мироносица, которая, согласно евангельскому слову, последовала за Христом. Она даже присутствовала при Его распятии и удостоилась стать свидетельницей Его посмертного явления. Подражай ее верности Христу и ее несломленному духу! Замечу, что православные и католики по-разному почитают святую Магдалину. На католическом Западе ошибочно принято отождествлять с нею кающуюся блудницу и Марию из Вифании. Магдалина, по мнению латинян, зарабатывала на жизнь блудом, но, якобы увидев Христа, оставила свое постыдное ремесло и пошла за Ним; и это она в Вифании омыла Его ноги благовонным миро, а затем отерла своими власами – et cetera. Католики считают, что в конце жизненного пути святая Магдалина стала отшельницей и обитала на территории современной Франции. А православие чтит ее исключительно как Мироносицу, исцеленную от семи бесов. Аминь!

– Спаси Господи! – ответил ему хор голосов.

Магда и Юрий многозначительно переглянулись.

– А что такое блуд, владыко? – с притворным простодушием спросила она.

– Ты с ума сошла, Магда! – строго сказала Александра Петровна. – Задаешь владыке такие вопросы…

– Слово «блуд» имеет несколько значений, – без смущения ответил архиерей. – Самое общее – это растление или уклонение от прямого христианского пути. Блудом мы называем также незаконное безбрачное сожитие. А когда речь идет о девицах, то предостерегаем их от бесстыдного кокетства, от желаний строить глазки молодым людям, ну и все такое.

– «Все такое» тоже непонятно, – продолжала ломать комедию именинница.

Это было дерзостью, и Александра Петровна строгим взглядом осадила дочь.

Зато барышни и молодые люди поддержали ее улыбками. Один владыка был невозмутим. Он шутливо погрозил озорнице перстом.

Та в ответ поклонилась:

– Спаси Господи, владыко святый, за ваше душеполезное поучение.

– Аминь, чадо! Радуйся о Господе и помни, что не только юность, но и вся жизнь скоротечна.

После молебна все снова по очереди подходили к владыке, чтобы приложиться к Евангелию и кресту. Юрий тоже подошел, и пока, наклонившись, целовал крест, владыка положил ему на затылок свою ладонь и благословил, перекрестив темя.

Когда Назаров поднял голову, то встретился с его улыбающимися глазами и снова вспыхнул, но теперь от смущения. Тем не менее на душе полегчало, и он только из упрямства еще ворчал про себя: «Благословил-таки владычка – изловчился!» – но в этих мыслях уже не было духа сопротивления.

Священник, тот, что был с крестом, провозгласил многолетие Магде и ее родителям. Все вместе пропели «Многая лета», потом владыка благословил трапезу, и стали садиться за стол.