Текст книги "Оруженосец"

ДОЖДЬ В БРОГЕ

На гербе города Брога изображены три золотые чаши. Уместнее были бы обычные ведра. И болотные жабы подошли бы в качестве щитодержателей как нельзя лучше. Что еще может быть символом города, в котором третьи сутки не переставая идет дождь, а жители этим вроде как даже довольны? Я отлично понимаю, как можно радоваться теплому летнему ливню, неистовству грозы, да хоть обычному дождю, когда он приходит после долгой жары и засухи. Но что хорошего в скучном сеногное?

Из-за раскисших дорог мы с сэром Грегори основательно застряли в Броге. Большой позор быть взятым в плен и закованным в цепи. А если тебя удерживает обычная грязь?

Я пытался выяснить у местных, есть ли надежда на то, что безобразие скоро закончится, но добрые жители Брога лишь лениво пожимали плечами. Льет… И в прошлом году лило… И в позапрошлом… И дед мой говорил: когда молодым был – лило… Похоже, дождь не мешал им, набросив на голову рогожный мешок, добежать от дома до трактира, а до всего прочего дела не было.

Время вынужденного досуга сэр Грегори решил посвятить проверке моих знаний.

– Лонг, – коротко бросает он.

– Лонгом именуется полутораручный меч общей длиной в два с половиной локтя, весом… весом…

– Полутораручный! – морщится старый рыцарь. – Можно ведь просто назвать его полуторником. Запомни, мальчик: книжное писание нужно знать и относиться к нему с должным уважением, но нет необходимости ломать язык себе и уши собеседнику. Ты хотя бы понимаешь, о чем говоришь? Или просто задолбил, как сельский пономарь?

Ничего не скроется от проницательного ума моего патрона.

– Просто скажи мне, что ты представляешь, когда слышишь слово «лонг». Какую тяжесть ощущаешь в руке, как думаешь, против какого врага его лучше использовать.

Через несколько часов, когда наставник окончательно вытянул из меня душу вместе со знаниями о холодном оружии, мы спустились вниз, дабы пообедать. Для появления местных жителей было еще слишком рано, но один человек в общем зале все же присутствовал. Судя по тому, что он, стоя спиной к камину, пытался, не снимая, просушить одежду, – приезжий. Ругань же его, отменно цветистая и витиеватая, вкупе с лежащим на столе кожаным чехлом особой формы давала понять, что Брог посетил менестрель. Хорошая одежда и осанистая, несмотря на молодость, фигура – значит, не какой-нибудь осипший от вечных простуд бродяга, мерящий дороги сбитыми в кровь ногами, а искусный певец, переезжающий из города в город не по необходимости, а лишь из любви к приключениям и в поисках историй, о которых можно будет поведать в песнях. Вот повезло! Наверняка хозяин трактира уговорит менестреля спеть вечером для гостей.

Брог сразу перестал казаться мне такой уж безнадежной дырой.

Сэр Грегори, однако, певцу не обрадовался. Хотя сам был не чужд поэзии. В зале старый рыцарь уселся спиной к новому гостю, да еще и напротив окна. К тому же ссутулился, низко опустил голову. Хотя, вполне вероятно, ему просто не нравились излишне непринужденные манеры менестреля, то, как тот сразу принялся распоряжаться в трактире. Мой сеньор не любит шума и суеты, а грядущим вечером без этого точно не обойтись. Заезжий певец громогласно отдавал распоряжения, а местная челядь заполошно металась, не обращая на нас никакого внимания. Рыцарь Грифона мог бы прекратить все это одним словом или жестом, но предпочел удалиться в свою комнату и послать верного оруженосца за съестным в лавку. Я думал, он запретит слушать менестреля, но патрон сам отправил меня в обеденный зал, который вскоре должен был стать музыкальным.

Там уже все подготовили к вечернему выступлению. Столы растащили к стенам, а скамьи расположили так, чтобы все сидящие на них смотрели в центр зала. Там поставили еще один стол, накрытый лучшей скатертью, а рядом пристроили одинокую высокую табуретку. На столе стоял позолоченный кубок для вина и лежала извлеченная из чехла лютня. Хороший инструмент. Не то что, как говорил Ричард, на сухую тыкву бабкину пряжу натянули.

Народу в трактире пока еще было немного, и я удобно устроился на хорошем месте в некотором отдалении от менестреля, чуть наискось. Отсюда можно наслаждаться музыкой и пением, в то же время не слышишь, как исполнитель глубоко вдыхает перед новым куплетом, как отзванивает неловко отпущенная струна, не видишь засаленных манжет, не чуешь присущего странникам запаха конского и человеческого пота. Все это объяснил мне сэр Грегори.

Постепенно народу набрался полный зал, и выступление началось.

Брогу повезло с менестрелем. Голос у мэтра Жоффруа де Малля – так, на южный манер, это сейчас модно, повелел он себя называть, – был приятный и звучный, лютней музыкант владел отменно, баллады знал наизусть. Никаких «вдохновенных» пауз, когда исполнитель вдруг замолкает с лицом свирепым или мечтательным, как будто не в силах справиться с обуревающими его чувствами, а на деле просто забыв слова или музыкальную фразу. А что он пел! Начал с незатейливой застольной песенки, заставившей посетителей трактира улыбнуться, от нее перешел к классической балладе об осаде крепости Беог; за шутливыми жалобами мужа, страдающего от сварливого нрава жены, шла печальная история о погибших влюбленных. Менестрель ни на минуту не позволял слушателям заскучать или просто отвлечься.

Очарованный песнями, я сначала не понял, что происходит. Мэтр Жоффруа начал новую балладу об ужасном коте, обитавшем в пещере на Кошачьей горе, и победившем его отважном рыцаре Лебединого Крыла.

Тварь размером с быка вонзила железные когти в щит храбреца. Тут бы не отвлекаясь слушать о том, что случилось дальше, но именно щит, украшенный гербом Лебединого Крыла, абсолютно целый, чистил и полировал я сегодня утром. Герой баллады – сэр Грегори? А ведь я однажды слышал, как сеньор сам с собой говорил об ужасном коте.

Не успел я толком осознать эту мысль, как менестрель вдруг замолчал. Разом перестал и петь, и играть. Уставился на лестницу, ведущую на второй этаж, так, будто увидел там не ко времени возникшего призрака. Я тоже взглянул, но ничего ужасного не заметил. Только своего патрона.

Похоже, сэру Грегори все же не понравилось выступление мэтра Жоффруа. Кивком разрешив мне остаться на месте, старый рыцарь удалился в свою комнату.

Менестрель же, помолчав еще минуту, с каким-то остервенением ударил по струнам лютни и затянул игривую деревенскую песенку. Про ужасного кота и рыцаря Лебединого Крыла мы больше не услышали ни слова.

Выступление заезжего певца закончилось. Столы и скамьи вернулись на привычные места, а те из посетителей, кто еще не убрел домой, довольные, потягивали свой эль и прочие благословленные если не Творцом Милостивым, так Злым Насмешником напитки.

Я, воспользовавшись тем, что сэр Грегори не сказал, когда мне возвращаться в комнаты, сидел у огня. Песни мэтра Жоффруа настолько меня впечатлили, что уйти спать сейчас было просто невозможно. Как говорилось в тех же балладах, душа воспарила и разум возжаждал. Как же я хочу научиться играть на лютне и петь!

– Эй, парень! Ты оруженосец сэра Грегори Деера?

В Корби нас учили, что, если к тебе обращается кто-то из взрослых, нужно немедленно встать. Сэр Грегори велел вести себя со старшими вежливо, но сохраняя собственное достоинство. Я пытался соблюсти все эти условия – и в результате чуть не уронил табурет. Досадно, особенно потому, что краснеть мне пришлось перед мэтром Жоффруа. Вот черт, будущий рыцарь, дворянин, не обязан тянуться перед простым песнопевцем, пусть даже очень талантливым.

– Оруженосец рыцаря Грифона? – с раздражением повторил менестрель, усаживаясь на освободившийся табурет.

– Да, мэтр.

– Передай своему сеньору, что я сожалею. Ни за что не стал бы петь эту балладу, если б знал, что в трактире сидит сам старый Грегори Деер. Не хочу, чтобы он выпотрошил меня, словно гуся, за то, что я нарушил его право.

– Его право, мэтр?

– Авторство баллад. Добрую половину всех врак про себя он сам и сочиняет.

Непонятные слова. Мне всегда казалось, что тот, кто слагает песни, должен быть доволен и рад, если их поют. И почему мэтр Жоффруа называет творения сэра Грегори враками?

Я хотел спросить, но менестрель царственно махнул рукой, давая понять, что он уже потратил отпущенное на меня время, и вокруг засуетились слуги, подавая певцу кто стакан подогретого вина, кто салфетку.

Сэр Грегори, рыцарь Грифона, осадил бы наглеца даже не словом или жестом – просто взглядом, выгнутой бровью. Я пока так не умею. Оставалось только, не вступая в недостойную перебранку, повернуться и в гордом молчании уйти к себе.

Мой наставник не спал, стоял у окна, вглядываясь в вечерний сумрак.

– Представление закончилось?

– Да.

– Тебе понравилось?

– Понравилось. Сеньор, мэтр Жоффруа сказал, что сожалеет. Он не стал бы петь балладу об ужасном коте, если бы знал, что вы присутствуете в трактире.

– Естественно. Я никому не давал права ее исполнять.

– Почему, сеньор?

– В ней нет ни единого слова правды.

Меня словно обернутой тряпками дубиной по голове ударили. Ни одного слова правды? Но ведь сэр Грегори – ее автор… А менестрель сказал про враки…

– Но, сеньор, вы же сами сочинили…

– Сочинил и отправил в лавки нескольких знакомых книготорговцев. Но никому не давал разрешения исполнять это… сочинение. Ступай спать, мальчик, – велел сэр Грегори, не отрывая взгляда от окна. – В этом спасаемом Творцом месте это сейчас единственное полезное занятие.

Сон, конечно, большое благо, щедрый дар Творца Милосердного, но сейчас он был для меня недоступен. Я лежал, смотрел в потолок и думал, думал…

Ричард любил порассуждать о подвигах своего патрона. По его словам, только безмерная скромность не позволяла сэру Грегори Дееру стать живой легендой. Было время, когда отважный и непобедимый рыцарь Лебединого Крыла разъезжал по дорогам королевства, поражая чудовищ, заступаясь за слабых и обиженных, восстанавливая справедливость. Конь его, рыжий Скорпий, злой, не по-звериному умный, происходил, по слухам, от озерного келпи11
  Келпи – водяной дух, обитающий в реках и озерах. Является путнику в виде коня подставляет человеку спину и увлекает его в воду.


[Закрыть]. Лучшие паладины считали за честь скрестить копья с сэром Грегори, высокородные красавицы бросали победителю турниров платки и ленты, но он оставался верен своей даме сердца, королеве Джоанне, чье имя неизменно провозглашал как воплощение красоты и добродетели. При этом число спасенных им дев исчислялось десятками, ходили слухи, что рыцарь Лебединого Крыла даже вызволил из заточения в башне принцессу сопредельного королевства, похищенную ужасным людоедом, и мог стать ее законным мужем, но мать красавицы, вдовствующая королева, тому воспротивилась. Вдовела ее величество третий раз, потому сэр Грегори от царственной супруги и опасной тещи, подумав, разумно отказался.

Я верил всему и, когда попал в оруженосцы к такому замечательному человеку, был бесконечно горд и рад.

Но сэр Грегори ничего не предпринял, когда я сказал ему про пса из преисподней. До последнего тянул с делом Кровавой Мэри, хоть и не знал, что та, кого считают ведьмой, его бывшая возлюбленная.

Если балладу про битву с ужасным котом сэр Грегори сочинил сам, то, может, и все остальное?..

Что хуже: жить во лжи и неведении или однажды узнать правду, способную уничтожить доверие? Не предаю ли я наставника, усомнившись в нем?

Как же мне хотелось поговорить с кем-нибудь, посоветоваться. Как не хватало всегда уверенного в своей правоте Ричарда и спокойного, рассудительного Джеффри!

Ни к чему мои размышления так и не привели, только не выспался. А тут еще проклятый дождь зарядил с удвоенной силой. Это значило, что ни мы с сэром Грегори, ни мэтр Жоффруа Брог и трактир в ближайшее время не покинем. Не подрались бы сеньор с песнопевцем.

Творец сегодня был особо милостив: менестрель в общий зал не спускался. Только его слуга увлеченно трепался с трактирной челядью о том, что его господин раньше обеда даже не просыпается.

Сэра Грегори тоже было не видать. Пришлось снова подниматься на второй этаж и стучаться к нему в комнату.

Едва, дождавшись разрешения, вошел, как понял: завтрак подождет. У сеньора был посетитель. Дородный мужчина с коротко подстриженной ухоженной бородой и с золотой цепью олдермена на груди. Он что-то настойчиво втолковывал сэру Грегори, но, увидев меня, замолчал.

– Говорите, милорд, – сеньор слегка поклонился гостю, а мне указал на стул в углу комнаты. – Мой оруженосец должен знать все.

Горожанин смерил меня недоверчивым взглядом. Он, верно, думал, что паладины Грифона берут в ученики кого-нибудь посолиднее или, по меньшей мере, помускулистее.

– Как вам будет угодно, сэр рыцарь. Все равно у нас нет другого выхода.

В его словах не звучало ни покорности, ни насмешки. Человек сказал так, как оно есть.

– Я знаю, что правила ордена запрещают вам вмешиваться в дела городов, пока олдермены не предложат найм. Но я хочу обратиться к рыцарю Грифона как частное лицо, ищущее защиты для своего дома и семьи.

– Наш устав дозволяет это, – кивнул сэр Грегори.

– В предместье, именуемом Вонючий Двор, там, где низина, – неторопливо, обдумывая каждое слово, начал олдермен, – пропадают люди. Можно решить, что в этом нет ничего странного: там обитают бедняки, нищие и бродяги, чья жизнь ничего не стоит, а смерть темна. Туда даже городская стража старается лишний раз не заходить. Никто ничего не знал бы, но и у этих несчастных есть те, кому они дороги, кто заботится о них. Те, кому удается вырваться из клоаки. Девчонка поступает шлюхой в хороший бордель, парень нанимается в услужение или в солдаты. Их друзья или родственники, оставшиеся в Вонючем Дворе, пропадают, и они бегут к бейлифу. Это очень редко случается зимой, в морозы, и часто – в период затяжных дождей. Этим никто не хотел заниматься, но с недавних пор начали бесследно исчезать жители других, небогатых, но чистых кварталов.

– Милорд, – спокойно спросил сэр Грегори. – В Броге есть что-то общее для всего города?

– Все сточные трубы идут к Вонючему Двору.

– Вы решили, что паладин Грифона охотно отправится туда? Это занятие как раз для него?

– Какая-то тварь поселилась близ трущоб, – задумчиво сказал горожанин. – Жрала местных, но теперь ей захотелось более вкусной и нежной добычи, чем тощие немытые бродяги. Все здесь если не знают об этом, то догадываются. Я говорил в городском совете, что нужно призвать рыцаря Грифона, но наши скряги удавятся за грош. Они считают, что если их дома стоят высоко, то чудовище туда не доберется. А бедняки, эти отбросы, и так долго не живут.

Олдермен стащил с головы роскошный берет и раздраженно швырнул его на стол.

– Вода в подземных трубах поднимается, – тихо сказал он.

Воспитанникам в Корби пытаются дать разнообразные знания. Помалу и ненастойчиво. Почему-то считается, что школяры, послушав умные речи, сами увлекутся науками. Я, как правило укрывшись за плечом осанистого Джеффри (вот уж кто все слушал и даже записывал!), читал спрятанный под партой рыцарский роман. Так было и в тот раз, когда школу посетил высокоученый анатом… Черт, имя его всюду известно, а я напрочь забыл! Как и все, что он говорил. Врезалась в память только случайно уловленная фраза, что внешняя красота человека зависит от здоровья его внутренностей.

Если это правда и также имеет отношение к городам, то облик Брога скоро станет пугающим, так как с чревом ему отчаянно не повезло. Было оно грязным, зловонным и уродливым.

Мы стояли в просторном круглом зале, из которого во все стороны расходились темные сырые туннели.

Сэр Грегори внимательно осматривал ведущие в них арки, тер стены пальцем, а возле одной даже опустился на четвереньки и принюхался.

– Так-так… Следовало ожидать… Хотя такого непотребства… О чем они раньше думали?!

Наконец осмотр был завершен.

– Оставайся здесь, мальчик, – коротко бросил мой наставник. – Не позволяй никому приблизиться к тебе.

И нырнул в один из туннелей. Отсвет фонаря пару раз мелькнул в темноте и сгинул.

Я остался один. Ждать того, кто мог здесь появиться.

Было тихо. Не гробовое безмолвие, конечно, но все звуки: журчание воды в трубах, стук падающих капель, возня невидимых здешних мелких обитателей – не нарушали гармонию этого места.

И так же идеально сливалась с ним подкравшаяся нечисть.

Я, как учил сэр Грегори, не торчал на месте столбом, а, осторожно ступая, двигался по кругу, резко оборачиваясь и оглядываясь. Как же так получилось, что враг напал с той стороны, куда я смотрел минуту назад?

Скользкие холодные лапы обхватили горло, сжали, приподняли меня так, что чуть не оторвали голову, и швырнули на стену. Удар был настолько сильный, что дыхание перехватило. Хуже того, я выронил меч. Тихо звякнув, он упал в паре шагов от меня. Превозмогая боль, я согнул колени, пытаясь дотянуться до оружия, но тут же пришлось кувырком уходить подальше от врага.

Это меня спасло. Лапы сграбастали воздух там, где я только что стоял.

Снова метнувшись в сторону, – к сожалению, еще дальше от меча, – я поднял глаза.

Чудище было выше меня и раза в два мощнее. Выглядело оно так, будто талантливый скульптор взялся лепить из глины фигуру толстяка, но почему-то решил зло поглумиться. Мускулистый, но оплывший торс проседал на кривых лягушачьих лапах, над которыми нависало огромное брюхо. Толстые, похожие на пиявок (тьфу!) пальцы рук почти касались земли. Вытянутая башка, плотно сидящая на округлых плечах, напоминала палаческий капюшон. Маленькие, подпертые щеками глазки, нос с вывернутыми ноздрями и толстые синюшные губы.

Тварь облизнулась и потянулась ко мне, будто хотела поцеловать. Пакость какая!

Я ударил ее со всей силы голой рукой, не от страха, а от омерзения. Ощущение было, будто врезал по тухлой рыбине. Запах – соответствующий.

Чудищу удар не понравился. Зашипев, оно взмахнуло гибкой, словно бескостной лапой.

Плечи ожгло, как ударом кнута. Даже сквозь куртку и рубашку чувствительно. Сэр Грегори настоял, чтобы мы, отправляясь в подземелья Брога, облачились не в доспехи, а в плотные куртки, усиленные кольчужными кольцами. Двигаться в них легче, но защита хуже. Я невольно дернулся, и нечисть оказалась между мной и мечом.

Шаг в сторону, в обход – и тут же снова свист лапы-кнута. В другую – новый удар.

Тварь загоняла меня в один из темных туннелей.

Если ей это удастся, то потом даже тела моего не найдут.

Меч валялся за спиной чудища. Если бы я не оказался изначально так близко к стене, мог бы попытаться обежать тварь и поднять его.

Отличная мысль, но щелкающие по сторонам лапы-кнуты, вроде как еще больше удлинившиеся, не позволяли мне сделать ни шага в нужном направлении.

А если…

Закрывшись руками, заранее съежившись от предчувствия боли, я шагнул к чудищу.

Живые плети уже не стращали, а на самом деле хлестнули, да так, будто их было не две, а по меньшей мере десяток. Больно, больно-то как!

Нет. Сэр Грегори объяснял, что это не настоящая боль, а придуманная, страх перед предстоящими ударами. Лапы-плети, как бы сильно ни хлестали они, не могут пробить толстую кожу и железо, пугает свист рассекаемого ими воздуха и знание, что должно быть потом. Хотелось отшатнуться, спастись, но я вместо этого кинулся навстречу нечисти. Ударил локтем в дряблый бок и проскочил мимо.

Мои пальцы почти сомкнулись на черене меча, когда лапа-плеть, обвившись, хлестнула поперек груди. Мелкие изогнутые когти впились в плечо. Нечисть потянула меня к себе.

Соединив ладони на рукояти, я развернул клинок назад и со всей силы ткнул им, будто копьем.

Звук, словно лопнул туго надутый бычий пузырь. Сразу за ним оглушительный визг. Запах… Творец Вседержитель, что заставило тебя создать существо, способное испускать такую вонь?

Рванувшись изо всех сил, я вывернулся из захвата, тут же крутанулся на каблуках в другую сторону и, взмахнув мечом, снес чудищу голову. Так просто?

– Молодец.

Сложив руки на груди, сэр Грегори стоял под одной из арок. Я почему-то был уверен, что наставник наблюдал оттуда всю схватку.

– Молодец, все правильно сделал, – повторил рыцарь, приближаясь к валяющемуся в зловонной луже рассеченному телу нечисти. – Не испугался, не побежал. Обычно секл именно этого и ждет. Потом загоняет, давит и высасывает жертву. – Наклонившись, сэр Грегори приподнял кинжалом верхнюю губу нечисти. Два длинных черных острых клыка. А других зубов нет?

– Можем уходить. Мы свое дело сделали. Тушу уберут местные золотари.

– Сеньор, вы успели расправиться со всеми прочими?

– Не с кем было расправляться, секлы обитают поодиночке. Повадки их известны. Эти твари всегда нападают на более слабого. Но ты действовал абсолютно правильно.

Наставник использовал меня в качестве приманки? И ошибся, оставив одного против нечисти? Или опоздал?

– Вы видели все?

– Да. И не собирался вмешиваться. Пойдем скорей. Нет никакого желания, – он покрутил носом, – дальше оставаться в этой клоаке.

Вечером явился олдермен – наш наниматель. Довольный. Оказалось, золотари уже были посланы к трубам. Нашли тушу секла и доложили об этом отцам города.

Олдермен зазывал сэра Грегори на пир в честь победы в лучший трактир Брога, но рыцарь отказался.

Когда заказчик ушел, наставник выложил передо мной на стол стопку золотых монет.

– Забирай. Это честная плата тебе за работу.

– Сеньор, почему?

– Я смотрел и не вмешивался? – правильно понял сэр Грегори. – Бросил своего ученика? Однажды тебе все равно пришлось бы встретиться один на один… даже не с чудовищем, а со своим собственным страхом. Секл наиболее безопасен. Он проворен, но глуп, а шкура у него мягкая. По сути, это просто большая пиявка.

Меня передернуло.

– Это был только первый урок. Осенью отправишься в Сквирел-Кастл. Оруженосцы проходят там обучение всю зиму, с Самайна до Бельтайна. Научишься драться со всякими чудищами.

– Их что там, специально содержат? Или… разводят?

– Нет, – хмыкнул сэр Грегори. – На всех обучающихся все равно не напасешься. Но в Сквирел-Кастле отличные бестиарии, да и тренировочная полоса сделана на славу.

Дождь за окном стих. Теперь вода в трубах под городом спадет. Еще немного, и дороги просохнут, мы с сэром Грегори сможем уехать из Брога. Нетерпеливый мэтр Жоффруа уже гоняет слуг, укладывающих его сундуки.

– Сеньор, позвольте спросить.

– Спрашивай, мальчик.

– В балладе о битве с ужасным котом действительно нет ни слова правды? Или все же…

– Немного, – улыбнулся сэр Грегори. – Только то, что тварь действительно обитала на Кошачьей горе и мне пришлось с ней драться. У нее не было когтей. Это вообще был не кот. Кошачий аспид. Знаешь, кто это такой? – рыцарь взглянул с подозрением.

– Ну-у… Кошачий аспид… Змея?

– Если бы ты ответил по-другому, мальчик, я бы поверил в то, что говорят про выпускников Корби: несмотря на все старания наставников, те школяры, кто происходят из городских семей, считают, что козы – это собаки с рогами. Так вот, кошачий аспид – действительно змея. На башке два костяных выроста, очень похожи на уши, отсюда и название. Здоровенная, отменно ядовитая гадина. Считается лишенной разума, но исключительно хитра и коварна. Селится в глубоких норах близ горных пастбищ, куда детей отправляют на все лето пасти овец. Когда пригоняют отару, старые пастухи шуруют посохами во всех дырах и щелях. Не обнаруживают никого. Уходят, оставляя с овцами детей под присмотром какого-нибудь деда. Когда через пару недель матери поднимаются на пастбище, чтобы проведать своих чад и оставить еды, там уже нет никого живого. Ни людей, ни животных.

– А как же щит, располосованный когтями?

– Нечем было полосовать. Да и щит я с собой не взял. Как и копье. В тесноте норы кошачьего аспида можно орудовать только кинжалом. Перед тем как пробираться туда, я разделся. Лаз натуральный шкуродер, каждый дюйм толщины мешает. Да и не отстираешь потом одежду: сам кошачий аспид покрыт зловонной слизью и любит жрать тухлую мертвечину, утащив добычу в гнездо. Я даже голову обрил, – сэр Грегори хлопнул себя по седой макушке. – Сам посуди, про кого приятнее петь и слушать: про рыцаря в сверкающих доспехах или про голого грязного лысого мужика?

– Но, сеньор, если вам так не нравится эта баллада, зачем было показывать ее людям?

Сэр Грегори снова улыбнулся и сокрушенно развел руками:

– К сожалению, мальчик, я тщеславен.