Текст книги "Мой суженый, мой ряженый"

11

Женя, крадучись, переступила порог, изо всех сил стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Любу, однако та вовсе не спала. Подруга сидела на кровати, натянув одеяло до подбородка, и смотрела на нее уничтожающим взглядом.

– Ну и ну! Скажи, у тебя совесть имеется?

– А в чем, собственно, дело? – Женя с трудом доплелась до постели и рухнула на нее, как подкошенная.

– Она еще спрашивает! – Люба возмущенно покачала головой. – Ты где была?

– Какая тебе разница?

– Большая. – Люба скинула одеяло и оказалась полностью одетая: в длинном свитере и домашних лосинах в кокетливый желтый цветочек. – Я чуть с ума не сошла. Вернее, мы все, Настя, Светка, Санек. Думали, тебя маньяк утащил!

Женя почувствовала стыд и виновато улыбнулась.

– Любка, ну какой здесь может быть маньяк?

– Обыкновенный! А что прикажешь думать, если лучшая подруга, ни слова не говоря, пропадает на целую ночь? Хорошо, что нам Влад встретился полчаса назад и сказал, что Карцев тоже куда-то делся. Тут-то мы и смекнули, что к чему.

– Смекнули, и молодцы, – устало проговорила Женя и принялась расстегивать кофточку.

Она совсем не была готова к допросу, который учинила ей Люба. Меньше всего сейчас хотелось обсуждать с кем бы то ни было произошедшее между ней и Женькой. Но та, похоже, не собиралась униматься.

– Женюр, ты совсем ополоумела? Ты что… спала с ним? С этим…

– Перестань, – резко перебила Женя. – Не смей ничего говорить. Слышишь, я не хочу! – Она сняла джинсы и улеглась, отвернувшись к стенке.

Любка тут же подскочила к ее кровати.

– А как же Санек? Ты о нем подумала?

– Почему я должна о нем думать? Ты же знаешь, между нами ничего не было. Ничего.

– Дура! Он влюблен в тебя по уши!

– Я в этом не виновата. И ничего ему не обещала.

– А этому… этому обещала?

– У него, между прочим, есть имя.

– Да плевала я на него! – срывающимся голосом крикнула Люба. – Женюра, ты же сама себя опускаешь ниже плинтуса! Над тобой… над вами все смеяться будут.

Женя рывком повернулась к ней.

– Кто все? Ты? Девчонки из хора? Может быть, Лось? Мне нет дела, кто и что станет про меня говорить. Тебе ясно?

– Мне ясно, что ты спятила, – проговорила Люба с горькой усмешкой.

– Вот и замечательно. – Женя сладко зевнула. – А теперь дай мне поспать, сделай одолжение.

– Да бога ради. – Люба стремительно направилась к порогу и вышла из номера, демонстративно хлопнув дверью.

Женя снова повернулась к стене и закрыла глаза. Зря, наверное, она так нагрубила Любке. Однако та тоже хороша. Сама путается с кем попало и разрешения не спрашивает, а ее воспитывает. И за что она так ненавидит Женьку? Просто жуть, как будто он ей что-то плохое сделал.

Постепенно мысли в голове стали путаться. На нее навалился сон.

Ее разбудили приглушенные голоса. Их было несколько: один точно принадлежал Любе, два других, кажется, Насте и Нике.

– Спит, – тихо проговорила Люба над ее головой.

– Пусть спит. Не буди. – Это сказала Ника.

– Да ведь она не успеет ни позавтракать, ни собраться.

– Успеет.

– Ой, девчонки, я просто балдею! – со вздохом произнесла Люба. – Женюра и Карцев! Знали бы об этом в институте!

– Правда, странно, – поддержала ее Настя. – Я не замечала, чтобы между ними что-то было. Да и вообще, что она в нем нашла? Дурак набитый, да еще и хам.

– Девочки, вы не правы, – возразила Ника. – Мне Карцев очень даже нравится. И вовсе он не такой, как вы говорите.

– Не такой? – взвилась Люба. – Ты о нем у Вовика спроси. Он с ним в одном классе учился. Говорит, его все ненавидели. Все! И ребята, и учителя. Таких эгоистов поискать надо, для него люди – мусор.

Женя почувствовала, что больше не может этого выносить, и, открыв глаза, села на постели. Девчонки сразу притихли, сконфуженно глядя на нее.

– Не стыдно вам? – спокойно проговорила она, откидывая спутавшиеся со сна волосы. – Может, вы еще меня обсудите?

– Ну зачем ты так, Женюр? – растерянно протянула Люба. – Мы ведь ничего такого не хотели, просто…

– Вот что, – холодно перебила ее Женя. – Я уже один раз сказала тебе: перестань. Моя личная жизнь – не твоя забота. И не остального хора. Я сама разберусь.

– Ладно. О’кей, разбирайся. – Люба поднялась с кровати. Вид у нее был в высшей степени обиженный и ущемленный. – Потом вспомнишь мои слова, но поздно будет. И не забудь, у нас сейчас завтрак. Чао! – Она вышла за дверь.

Настя юркнула за ней, Ника слегка задержалась, глянула на Женю то ли с сожалением, то ли с завистью, а потом тоже вылетела прочь.

«Господи, – с неожиданной злостью подумала Женя, – почему бы всем не оставить меня в покое?»

Она наскоро приняла душ, оделась, застелила постель и спустилась в столовую. Первым, кто попался ей навстречу, был Санек. Он стоял у стены, понурившись. Жене показалось, он ждет ее. Она ощутила дикую неловкость и нежелание что-либо объяснять ему. Однако отступать было некуда. Женя, стиснув зубы, шагнула вперед. Санек поднял голову, и на его лице возникла вымученная улыбка.

– Доброе утро. С Новым годом.

– Спасибо, и тебя также.

Она хотела пройти мимо, но он мягко удержал ее за руку.

– Послушай, тебе не нужно чувствовать себя виноватой. Ты ведь мне все доступно объяснила. – В его голосе не было ни злости, ни осуждения, лишь спокойствие и мягкость.

У Жени защемило сердце. Она опустила глаза, чтобы не смотреть ему в лицо.

– Обещай мне только одно, – так же негромко и спокойно продолжал Санек, – мы, несмотря ни на что, останемся друзьями. Договорились?

– Договорились. – Женя кивнула и тут же увидела Карцева, выглядывающего из дверей столовой.

Ничего больше не сказав, она прошла мимо Санька и остановилась у порога.

– Ну как, выспалась? – спросил Женька, окидывая ее внимательным взглядом, точно проверяя, все ли на месте.

– Слегка. – Женя улыбнулась и взъерошила ему спадающую на лоб челку. – А ты?

– Я не спал.

– Почему?

– Не хотелось. Пойдем поедим. Я тебя ждал.

– Пошли. – Она оглянулась по сторонам и демонстративно взяла его под руку.

Они вошли в зал, будто жених и невеста – не хватало только свадебного марша, Женя сразу поймала на себе многочисленные любопытные взгляды. Она краем глаза покосилась на Женьку – тот был непрошибаем. «Правильно, – решила она. – И мне надо быть такой же, плевать на всех с Эйфелевой башни».

Все-таки ей было не по себе. Они дошли до середины зала и уселись за столом у окна. Женя чувствовала, как одеревенела спина. Аппетита не было. Она машинально взяла в руку вилку и принялась гонять по тарелке скользкий, желтый омлет. Женька насмешливо наблюдал за ней.

– Ты чего не ешь?

– Не хочется что-то.

– Расслабься, Женя. Все девушки одинаковы – очень любят своих подруг и норовят устроить им пакость при первой же возможности.

Женя невольно прыснула и от смеха уронила вилку. Женька смотрел на нее и самодовольно улыбался.

– Вот так-то лучше. А то сидишь, будто на электрическом стуле.

Женя и правда сразу почувствовала себя гораздо спокойней и уверенней. Она удобно устроилась за столом и проглотила, наконец, кусок омлета.

– Откуда ты узнал про подруг?

– Это бобику ясно.

– Почему? – Женя взглянула на него с любопытством. – И вообще – за что они тебя так не любят?

– Потому, наверное, что я не обращаю на них внимания, они мне по барабану, включая твою Чакину. Девушки такого не прощают.

– А я тебе тоже была по барабану? – кокетливо спросила Женя.

– Нет. Ты не такая, как они.

– А какая?

– Не знаю. Я не могу вот так, сразу ответить. И вообще, ты задаешь слишком много вопросов.

Женя посмотрела на него серьезно и пристально.

– Это потому, что мне нравится, как ты на них отвечаешь.

– Я ведь не отвечаю!

– Отвечаешь, – повторила она настойчиво. – Мне достаточно этих ответов.

На самом деле ей было достаточно одного его голоса. Она так долго мечтала, чтобы он поговорил с ней, и вот теперь ее мечты сбылись. Каждое его слово казалось исполненным какого-то значения, скрытого смысла. Или, может быть, Женя жестоко ошибалась?..

– А мне достаточно того, что ты сидишь рядом, – просто проговорил Женька.

Она наклонилась совсем близко к нему.

– Я уже соскучилась. Очень.

– Я тоже, очень.

Женя вдруг поняла: она совершенно позабыла о том, что кругом народ. Еще мгновение, и они бы вновь начали целоваться. У нее кружилась голова.

– Доедай, – велел Женька. – Мы и так опаздываем. Автобус уже стоит.

– Куда мы едем?

– На экскурсию по городу.

– Сядем вместе?

– А как же еще?

Женя кивнула и принялась доедать омлет. Потом она выпила стакан кофе с молоком и побежала в номер собираться.

Люба в дубленке и сапогах стояла у двери.

– Я пошла. Ключ на столике. Тебя ведь не надо ждать, я правильно поняла?

Женя молча кивнула. Люба накинула на плечо сумочку, подхватила чемодан и вышла.

«Неужели теперь она так и будет дуться? – с горечью подумала Женя, доставая из шкафа верхнюю одежду. – Как это глупо. И совсем не по-дружески».

Через пять минут зашел Женька.

– Ты готова?

– Да.

– Тогда идем.

Они взяли вещи, заперли номер и спустились во двор. Большинство мест в автобусе уже было занято. Женька прошелся по салону, в самом хвосте обернулся и помахал ей.

– Сюда.

Она протиснулась мимо девчонок, мимо Любки, старательно глядевшей в окно, мимо Санька – тот уткнулся в какую-то газету. В последнем ряду уже сидели Владик Сидоренко, Вовка Егоров и Глеб Сташук. Все трое, точно по команде, уставились на Женю. Карцев помог ей забраться на высокую ступеньку, а сел между ней и Сташуком.

– Тебе удобно?

– Нормально. Только эти… чего они смотрят? – Женя кивнула в сторону ребят.

– Сейчас перестанут, – спокойно проговорил он и оказался прав.

Через минуту парни уже вполголоса переговаривались между собой, начисто позабыв о находящейся по соседству скандальной паре.

– Все на месте? – спросил Лось в микрофон.

– Все! – заревели хористы.

– Едем.

Автобус мягко тронулся. Женька обнял ее и потихоньку привлек к себе.

– Как ты? Устала?

Она помотала головой и счастливо засмеялась.

– Нет. Мне очень хорошо. А ты не устал? Ведь вовсе не спал всю ночь.

– Я привык мало спать. Мне на работу к шести, вставать приходится в пять утра.

– На почту? – осторожно поинтересовалась Женя.

Он кивнул.

– Жень, а почему ты там работаешь? Столько мест есть нормальных.

– А это что, ненормальное? – Женька пожал плечами. – Меня оно устраивает. Относил свое, и весь день свободен. А главное, голову не нужно напрягать.

– Для тебя это главное?

– Да.

– А почему ты не пошел учиться после школы?

– Пошел. В колледж. – Его лицо приняло пренебрежительное выражение. – Напрасная трата времени.

– Да почему? – удивилась Женя.

– Мне учиться противопоказано. Я – умственно отсталый. Если тебя это напрягает, можешь пересесть, впереди есть свободное место. Одно. – Тон Женьки стал откровенно вызывающим, взгляд из доброжелательного превратился в колючий.

Женя почувствовала, что наступила на больную мозоль.

– Перестань, – попросила она мягко. – Ничего меня не напрягает. Я просто спросила. Просто из любопытства.

– Никогда не говори со мной ни об учебе, ни о работе. Я этого не переношу. – Женька продолжал щетиниться, точно рассерженный еж.

– Ладно, не буду. Только… – Женя едва заметно улыбнулась. – О чем же тогда нам говорить?

– Я вообще больше люблю молчать, – категорично произнес он.

– Хорошо, молчи.

Они посидели минут пять, ни слова не говоря. Затем Карцев обнял Женю покрепче, придвинулся к ее уху и шепотом спросил:

– Обиделась?

– Зачем? – Она усмехнулась. – На дураков не обижаются. Ты ведь именно таким хочешь казаться?

– Почему казаться?

– На самом деле ты вовсе не дурак, и мы оба это отлично знаем.

– Жень, – он осторожно провел пальцами по ее щеке, – если хочешь, поспи. Ехать долго.

– О’кей. – Она прислонила голову к его плечу и затихла.

Автобус мерно покачивался на рессорах. В салоне было тепло, даже душновато. Из динамиков лилась приглушенная музыка. Вскоре Женю действительно начала одолевать дремота. В полусне она почувствовала, как на нее клонится отяжелевшая голова Женьки – кажется, тот тоже не выдержал и уснул. Потом явь и вовсе стала уплывать, на ее месте возникли клочковатые видения, меняющиеся стремительно, как в калейдоскопе. Жене казалось, что они проснулись и целуются на виду у всего автобуса. Она вздрогнула и приоткрыла глаза – ничего такого не было: Женька мирно спал, касаясь головой ее виска. Да и большинство хористов дремали, укачанные длительной дорогой. Женя успокоилась, устроилась поудобней и снова провалилась в сладкое небытие.

Потом автобус вдруг резко встал. Послышались отдаленный шум, голоса. Кто-то громко произнес над самым ухом:

– Эй, Ромео и Джульетта! Приехали!

– Уже? Так быстро? – Женя потянулась и с улыбкой посмотрела на слегка ошалевшего со сна Карцева.

Тот потряс головой, стараясь сбросить с себя одурь.

– Между прочим, я тебя во сне видела.

– А я тебя. Мне снилось, что мы… – Он, недоговорив, усмехнулся.

Автобус стремительно пустел.

– Может, останемся здесь? – неожиданно предложил Женька. – Ну ее, эту экскурсию.

– Да ты что? – Женя решительно поднялась с кресла. – Нет, надо идти.

Он нехотя встал и зашагал к выходу. Она шла за ним, чувствуя, как ее непреодолимо тянет дотронуться до него, хотя бы взять за руку. Ей-богу, если бы не здравый смысл и стыд, она бы и готова была остаться в автобусе, в надежном укрытии за высокими спинками кресел.

Женька спрыгнул с подножки и подхватил ее в охапку, не опуская на землю. Она, смеясь, пыталась освободиться и не могла.

– Вот глупый! Тебе ж тяжело. Я много вешу.

– Не больше, чем ценные бандероли.

Женя поняла, откуда у него эти стальные бицепсы.

– Все равно, поставь на место!

– Так и быть. – Он наконец разжал руки, и она коснулась ботинками асфальта.

Над головой по-прежнему висело серо-багровое небо, вокруг был невероятный простор. Вдалеке мрачно чернел контур Петропавловки. На фоне черно-белого города ярким пятном выделялась туристическая группа, особенно экскурсовод в ядовито-желтой шапочке.

– Поскольку у нас всего полтора часа, экскурсия обзорная. В крепость заходить не будем, только постоим у ворот. Я расскажу о тех, кто томился в этих застенках.

– А то мы сами не знаем, – недовольно проговорил Женька. – Кому вообще нужны эти экскурсоводы?

– Ты не прав. – Женя взяла его под руку. – Идем, послушаем.

Они догнали группу, от которой прилично отстали, и остановились чуть поодаль.

– Крепость была заложена шестнадцатого мая тысяча семьсот третьего года на острове Люст-Эланд в дельте Невы. Она предназначалась для защиты земель, отвоеванных в ходе Северной войны со Швецией. Крепость строилась по плану, составленному при участии самого Петра. Согласно правилам…

Женя рассеянно смотрела на желтоголовую экскурсоводшу и думала, что она ужасно похожа на попугая – такая же маленькая и пестрая, с крохотными блестящими глазками. И говорит так же быстро, неразборчиво, налегая на шипящие.

– …В тысяча семьсот двенадцатом году на месте деревянной церкви Трезини заложили каменный собор. При жизни Петра возвели колокольню с высоким шпилем…

Карцев сзади легонько потянул Женю за рукав. Она обернулась.

– Ты что?

– Ничего. – Он глянул на нее невозмутимо и одновременно хитро.

– Ну и не мешай. – Женя хотела отвернуться, но Женька неожиданно сделал ей подсечку и усадил в снег.

– Ты с ума сошел? – Она глядела на него с изумлением.

– Мне просто скучно. Вставай давай. – Он подал ей руку.

Женя, поколебавшись, уцепилась за нее, но вместо того, чтобы помочь подняться, Женька снова толкнул ее в сугроб.

– Ладно. – Она показала ему кулак и встала, отряхивая пальто. – Сейчас узнаешь, где раки зимуют.

Он, улыбаясь, ждал.

– На твоем месте я бы спасалась бегством. – Женя приблизилась к нему и обеими ладонями толкнула в плечо, однако Женька даже не покачнулся.

– Слабачка ты.

– Сам слабак! – Она толкнула сильней, но он перехватил ее руку. Они весело завозились, пытаясь повалить друг друга на землю.

На них начали оглядываться.

– Ребята, вы спятили? Мешаете слушать! Как маленькие!

– Все. – Женя решительно увернулась и поправила сбившийся набок шарф. – Все, прекрати. Стыдно.

– Давай отойдем подальше.

– Не буду я никуда отходить, мне не тринадцать лет.

Он обнял ее сзади, прижал к себе.

– Ладно, будем так стоять.

Женя хотела воспротивиться, но внезапно почувствовала, что не может и пальцем шевельнуть от охватившего ее сладкого томления. Все остальное стало безразлично. Пусть ее считают сумасшедшей и бессовестной – ей сейчас не до экскурсии.

– Правда, уйдем, – полушепотом проговорила она, оборачивая к Женьке загоревшееся лицо.

Они потихоньку покинули группу, свернули за угол, и их точно кинуло друг другу в объятия. Это была настоящая страсть, дикая и необузданная, неподдающаяся контролю разума. В ней не было романтики, лишь животная сила, исступленная ненасытность. Губы сладко болели, тело мучительно ныло. Если бы не зима, не пятнадцатиградусный мороз, они, не задумываясь, юркнули бы в первый попавшийся закуток…

…Женя пришла в себя и ужаснулась. Нет, не может быть! Это не она стоит тут, посреди улицы, белым днем – и целуется до самозабвения, почти до обморока. Откуда на нее свалилось это помешательство? Постыдная, порочная зависимость от прихоти практически незнакомого человека! Женя, сделав над собой неимоверное усилие, рванулась из рук Карцева.

– Ты… что… куда? – В его глазах плавал туман.

– Хватит. Это немыслимо. Я… никогда не думала, что способна на такое. Это, в конце концов, неприлично.

– Подумаешь, приличия… – Он пожал плечами, тоже понемногу приходя в чувство.

Женя взяла его за руку, как ребенка.

– Пойдем к нашим. Хотя бы сделаем вид, что нам интересно.

– Дура ты, Женька. Зачем делать какой-то вид? Перед кем ты хочешь прилично выглядеть?

– Перед ребятами.

– Наплевать на них.

– Тебе, может, и наплевать, ты привык. А мне – нет!

– Ладно. – Он послушно побрел вслед за ней.

Экскурсия уже заканчивалась. Гид-попугай отвечала на вопросы. Женька кинул задумчивый взгляд на высокие серые стены.

– А казематы там будь здоров, мрачные. Я видел.

– Когда? – удивилась Женя. – Ты разве был здесь?

– Да. Лет пять назад.

– И я была. – Женя посмотрела на строгие и торжественные Невские ворота. – Только давно.

Минут через десять Лось велел идти в автобус. Следующим по плану шел Исаакиевский собор. Вместе с дорогой на его осмотр ушел час с небольшим. Потом хористов отвели в кафе на обед.

Все это время Женя и Женька не разлучались. Они буквально приросли друг к другу, не замечая, что на них косо посматривают окружающие. В какой-то момент в поле зрения Жени попался Санек – он стоял отдельно от всех и ковырял носком ботинка снег. Вид у него был непривычно сумрачный и угрюмый. Женя взглянула и тут же позабыла о нем.

После обеда они съездили на Дворцовую площадь, а оттуда отправились в Мариинку, где для участников фестиваля были забронированы билеты на спектакль. В половине двенадцатого их, наконец, привезли на вокзал. Из брюха «Икаруса» выгрузили багаж. Ребята помогли девушкам донести сумки и чемоданы до уже стоящего на платформе поезда.

На этот раз вагон был купейный. Карцев довел Женю до ее двери и остановился в узком проходе, притиснувшись спиной к стене.

– Я сейчас, – пообещала она. – Только вещи положу и разденусь.

Он молча кивнул. Женя вошла в купе, где уже сидели Люба, Настя и Ника. Вся троица встретила ее ледяным молчанием. Она сняла пальто, аккуратно пристроила его на плечики. Затем задвинула сумку под сиденье и вышла. За ее спиной тут же послышался оживленный шепот. Женя решительно и резко дернула дверь.

– Теперь пошли к тебе.

Пока Женька устраивался на своем месте, она точно так же ждала его в коридоре. Поезд тронулся. Они стояли, обнявшись, и глядели в окно.

– До утра продержимся? – спросил он, отодвигая накрахмаленную шторку, чтобы улучшить обзор.

– Наверное.

– Если хочешь, можешь идти спать.

– Не хочу. Я в автобусе выспалась.

Со стороны тамбура послышался звонкий женский голос:

– Мороженое! Шоколадное, сливочное, эскимо! Фирменное, ленинградское! Кто желает?

Тут же двери купе стали с грохотом отползать. Хор почти полным составом вывалил в коридор. Все совали продавщице деньги.

– Мне три эскимо.

– А нам два сливочных.

– Тут полтинник, с него сдача тридцать три рубля.

Тетка растерянно замотала головой, обвязанной пуховым платком.

– Сынки, дочки! Я так не могу. У вас у всех купюры крупные, у меня сдачи столько нету. Считайте все вместе, а потом разбирайте, кому что нужно. – Она выставила на пол большую корзину, доверху наполненную мороженым.

– Тихо, люди! – прикрикнул Глеб Сташук, доставая из кармана калькулятор. – Говорите по порядку, кто чего берет.

Ребята принялись диктовать заказы. Сташук быстро щелкал кнопками.

– Ша! Проверяйте, ничего не перепутал? Пять по девять, два по двадцать пять, четыре по двадцать, три брикета по тридцать четыре и десять по одиннадцать. – Он стукнул пальцем по клавише.

– Триста восемьдесят семь, – тихо произнес стоящий за его спиной Женька.

– Триста восемьдесят семь! – Глеб торжественно вручил мороженщице четыре сторублевки. – Держите. Мы между собой сами разочтемся. Налетай, ребята!

– Ты откуда узнал? – Женя удивленно поглядела на него.

Тот слегка прищурился.

– Через плечо ему посмотрел. А ты что подумала?

– Так и подумала. – Женя весело рассмеялась. – А мы почему не взяли мороженое?

– Ну его. – Женька поморщился. – Горло будет болеть. Мне утром на работу нужно.

– А мне в институт, к профессору, – спохватилась Женя.

На нее внезапно напал страх. Диплом, конференция, Столбовой – все это показалось забытым, далеким и абсолютно бессмысленным. И что вообще будет, когда они вернутся в Москву?

Точно прочитав ее мысли, Женька спросил:

– Ты что вечером делаешь?

– Занимаюсь. Я и так все запустила за эти дни.

– Давай часов в пять встретимся на Пушке, у памятника. Успеешь закончить до этого времени?

– Что ты! – Женя глянула на него почти с испугом. – Конечно, нет. Там работы невпроворот.

– Когда же тогда? В шесть?

– Жень, лучше послезавтра.

Он мотнул головой.

– Нет, послезавтра не годится. Это слишком долго, я столько ждать не смогу. Завтра в семь, и точка.

Его тон и вид выражали категоричность и непреклонность. Глядя на него, Женя невольно подумала: «А ведь Любка права: он эгоист. Чужие проблемы для него ничего не значат. Интересно, что он видит во мне: новую забавную игрушку или… или ту соломинку, ухватившись за которую можно хоть капельку приблизиться к отвергаемому им миру?»

Женька глядел на нее пристально и напряженно, точно ожидая коварного и жестокого удара. Так, по крайней мере, показалось Жене. «Скорее, все-таки второе», – решила она и, вздохнув, проговорила:

– Хорошо. Завтра в семь.

«Конференция пойдет к черту, – мелькнула у нее в голове полная безнадежности мысль, – да и вообще весь диплом».

На его лице отразилось облегчение. Он осторожно взял ее за плечи и развернул к окну.

– Смотри. Там интересно.

Они стояли и смотрели, как несутся навстречу заснеженные поля и угрюмые, черные леса. Коридор постепенно опустел, затем погас верхний свет. В наступившем сумраке они вновь целовались, от Женькиных рук веяло жаром, а от оконного стекла холодом. «Стрела» летела во тьму, и Жене казалось, что она превратилась в героиню из оскароносного фильма «Титаник» – так же парит над землей, стоя на носу гигантского теплохода в объятиях любимого…

…Позже, когда уже не осталось сил, она сидела на откидном стуле, а Женька рядом, на корточках, и они шептались. Женя плохо понимала о чем. Язык и веки отяжелели от бессонницы, мысли текли заторможенно. А потом поезд прибыл на Ленинградский вокзал.

– Всем до свидания, – сказал Лось окружившей его на перроне толпе. – Неделю отдыхаем. Затем в пятницу, как обычно, в шесть.

Женя и Женька вошли в только открывшееся безлюдное метро. Москва отсыпалась после праздников. Они доехали по кольцу до «Баррикадной». Дальше Женьке нужно было в другую сторону, он и так уже опаздывал.

– Все, пока. – Он обнял ее в последний раз, на мгновение крепко прижав к себе. – Мы обо всем договорились.

– Да. На Пушке, в семь. – Она повернулась и пошла к эскалатору, стараясь не оглядываться.