Текст книги "Проклятое наследство"

– Я не рад. – Дядюшка – или все-таки следует называть его дедом? – снял наконец ботинки, пошевелил пальцами на ногах, снова вздохнул.

– Я так и подумал. – Не дожидаясь приглашения, Клим уселся на единственный свободный табурет. Кошка тут же выбралась из своего укрытия, запрыгнула к нему на колени.

– Не удивился, значит? Это хорошо, потому как разводить родственные церемонии мне недосуг.

– Ваша сестра умерла больше года назад. Вы об этом знали?

– Мы не были с ней особо близки. – Август Берг пожал плечами, почесал живот. – Умерла – земля ей пухом. Ты-то зачем явился?

– Да так, решил навестить по-родственному. – Клим погладил кошку, и она благосклонно мурлыкнула. – Получается, дядюшка, вы единственный мой родственник.

– Навестил? – В дядюшкином взгляде не ощущалось и капли душевности. Да и смотрел он не на Клима, а куда-то поверх его головы. Захотелось обернуться, но Клим не стал, только набросил на плечи пиджак, в башне было прохладно. – А теперь уезжай! Что тебе тут делать? Видишь, живу я небогато, помочь тебе ничем не смогу. По-родственному, – добавил язвительно.

– Так мне ваша помощь и не нужна. Наоборот, я думал, что сам смогу быть вам чем-нибудь полезен.

– Сможешь, – дядюшка кивнул. – Очень мне будет приятно, если ты уберешься и с острова, и из города, и из моей жизни. Знаешь ли, племянничек, я привык к уединению и привычки свои ломать не намерен. Даже ради последнего оставшегося в живых родственника. Я тебя знать не знаю, ведать не ведаю. Может, ты и вовсе не тот, за кого себя выдаешь?

– Показать документы? – усмехнулся Клим. Старик его одновременно и раздражал, и интриговал. Занимательный, оказывается, у него родственник.

– Погоди. – Дядюшка с кряхтением встал, подошел так близко, что Клим отчетливо почувствовал исходящее от него амбре. – Неожиданно мягкие и деликатные пальцы пробежались по его лбу, скулам, подбородку, исследуя, убеждаясь. – Не нужны документы, узнаю породу.

– А я вот не узнаю. Я вообще о вашем существовании узнал не так давно.

– Говоришь, я твой единственный родственник? – Дядюшка хотел было погладить кошку, но передумал, вернулся на свое место. – А родители как же?

– Умерли, я еще ребенком был. Бабка меня вырастила.

Вспоминать детство не хотелось, не было в нем ничего особенного – сплошная лишенная красок муть. Подумалось вдруг, что ведь и в самом деле зря он явился к этому чужому не по крови, а по сути человеку. Но уж коль пришел, то просто так не уйдет, с намеченного пути не свернет.

А в затылке вдруг засвербело и холодно сделалось невыносимо. В затылке холодно, а внутри жарко. Захотелось воды, хоть какой, но лучше бы ледяной. Клим потянулся за стоящим на краю стола ковшиком.

– Не смей! Не тронь! – Дядюшка с внезапной резвостью вскочил на ноги, а Клим от неожиданности едва не столкнул ковшик на пол.

– Воды жалко? – спросил он с невеселой усмешкой и руку от ковшика убрал.

– Вода несвежая. – Дядюшка снова смотрел не на племянника, а поверх его головы. Клим не выдержал, обернулся.

Никого позади него не оказалось. Да и кого он рассчитывал увидеть?

– Пойдем-ка, парень, я тебя провожу. – Август Берг дотронулся до плеча Клима и тут же отдернул руку, словно обжегся. – Все, что хотел, я тебе сказал. Помочь я тебе не могу, в твоей помощи не нуждаюсь. Так что, сам понимаешь, не получится у нас с тобой ничего. Не тот я человек, ты уж извини.

Он говорил и одновременно обувался, а потом поманил к двери, и Климу не осталось ничего иного, как подчиниться. Он спустил кошку на пол, на прощание почесал за ухом. Кошка оказалась душой куда более родственной, чем ее хозяин. Стоит ли такому удивляться?

Снаружи ярко светило солнце, но небо казалось тускло-серым, словно бы выцветшим. Оживляли его и, наверное, украшали лишь парящие высоко-высоко ласточки. Что-то всколыхнулось в душе, какое-то воспоминание, но тут же исчезло, напуганное сварливым голосом Августа Берга.

– И в Чернокаменске задерживаться я бы тебе не советовал. Дыра, а не город. Ни развлечений, ни общества. Как я погляжу, ты привык к обществу.

Клим ко всякому привык: и к обществу, и к одиночеству. Одиночество ему нравилось даже больше. Вот и нашлось хоть одно сходство с дядюшкой. Да толку.

В свою башню мастер Берг возвращаться не спешил, молча шагал следом, верно, хотел лично убедиться, что Клим уберется с острова восвояси. Берг окликнул гостя уже на берегу.

– Стой, – сказал очень тихо, так, что Клим едва расслышал. – Не нужно тебе здесь оставаться, парень. Плохое это место.

– Это вы мне по-родственному сейчас говорите?

– По-человечески. Я тебе не враг, просто…

Он замолчал и в это мгновение показался Климу старым и беспомощным. А еще говорит, что не нуждается в помощи. Впрочем, из Клима помощник еще тот. Бабка всегда считала его негодящим, недостойным ни любви, ни даже малой толики внимания. Может, оттого ему и захотелось повстречаться с единственным своим родственником? Повстречался. Убедился, что зря. Не приняты в их роду теплые отношения. Так оно и лучше. Когда бабка умерла, Клим почти ничего не почувствовал. А напился скорее от облегчения, чем от горя. Хотя кто знает?..

– Так и я вам не враг, дядюшка, – сказал Клим вежливо. – Счастливо оставаться.

* * *

Албасты стояла в углу, приманивала кончиком косы кошку.

– Ну что, старик? – спросила с усмешкой. – Случилось то, на что не надеялся?

– Не тронь его. Слышишь меня? – Август устало опустился на табурет, рукавом стер выступившую на лбу испарину, отхлебнул воды из ковшика. – Он всего лишь глупый мальчишка.

– Не мальчишка. – Албасты покачала головой. – Не ждал, что явится?

– Надеялся, что не явится. – Вода жажду не утолила, захотелось выпить чего-нибудь покрепче. Где-то оставалась бутыль самогона…

– От нас это не зависит.

– А от кого зависит? – Самогона хотелось, а вот искать его не было никаких сил.

– Сам знаешь от кого.

– И что я могу с этим поделать?

– Ничего, старик. Тебе только кажется, что это в твоей воле.

– Скажи еще, что предупреждала.

– Я предупреждала. И жена твоя тоже предупреждала, но ты все по-своему решил. На кого же сейчас пенять? – Албасты вдруг очутилась совсем рядом, дохнула холодом и тленом, заглянула в самую душу.

– Не на кого пенять, – сказал Август устало. – Но мальчишку я тебе не дам, так и знай.

– Мальчишка твой из тех, кто и без меня жизнь свою поломать может. – Албасты вздохнула совершенно по-бабьи, а потом добавила: – Не бойся, старик, я не стану его убивать.

– Ты уж постарайся.

– Тут, на острове, убийц и без меня хватает. Чуешь, пахнет кровушкой? – Точеные ноздри албасты раздулись, втягивая воздух. – Старая кровушка, давняя, но и новая скоро прольется. Мне хватит…

– Не хочу знать. – Август замотал головой. Он и в самом деле не хотел ни знать, ни слышать, ни видеть, но понимал, что не получится. То, от чего он прятался все эти годы, снова вернулось. Или вот-вот вернется…

– Она вернулась, – заговорила вдруг албасты совершенно иным, ласковым голосом.

– Кто?

– Моя девочка. Я ее чую. – Албасты улыбнулась. Лучше бы не улыбалась, не красила ее улыбка.

– Анюта?.. – Час от часу не легче! Сначала глупый мальчишка, теперь вот девочка. И что с ними теперь делать?

– Нет у меня других девочек, старик. Тебе ли не знать.

– Вот то-то и странно, что я не знаю! – Август все-таки вытащил припрятанный самогон, отхлебнул прямо из бутылки. – Мы ведь с Виктором обо всем договорились. Он обещал, что удержит ее, не пустит в Чернокаменск.

– От судьбы не убежишь. Пришло время.

– Она с кем приехала? С Виктором, с Кайсы? Почему они меня не предупредили, что едут?

– Не предупредили, потому что не приехали. Их я не чую. Ее чую, а их нет.

– Час от часу не легче! – Август в сердцах хлопнул ладонью по столу. – Это что же получается, я теперь нянькой должен стать?!

Албасты его не слушала, она прислушивалась к чему-то иному, неразличимому человеческим ухом, а потом и вовсе исчезла. Август только моргнул, а ее и след простыл, осталась только кошка…

А к вечеру явился Пилипейко, Август к этому времени уже успел оприходовать весь самогон, но ни покоя, ни хоть мало-мальского удовлетворения не ощутил.

– Пьете, мастер Берг? – Пилипейко смотрел на него брезгливо.

– Так уже все выпил, господин поверенный. – Август развел руками.

– Плохо, очень плохо. Матрена Павловна желает видеть вас за ужином. Так что советую приложить максимум усилий, чтобы привести себя в надлежащий вид.

Он ушел, не дожидаясь ответа, был уверен, что Берг не откажется ни от дармовой еды, ни уж тем более от дармовой выпивки. Август и не отказался.

…А замок, потревоженный людьми, очнулся окончательно, появление Августа Берга он встретил едва ощутимым удовлетворенным урчанием. Так же, как албасты, ждал приближающегося кровавого пиршества?..

– А вот и наш гений! – Зычный голос Матрены Павловны отвлек от нелегких раздумий. Сама она на крейсерской скорости двигалась вперед, раскинув руки, словно бы для объятий. Не обняла, остановилась, окинула внимательным взглядом, сказала с легким укором: – Скверно выглядите, Август Адамович, не к лицу вашим сединам этакое безобразие. – И головой покачала.

– Уж какой есть, Матрена Павловна. Простите старика! К вам, голубушка, по первому зову! – Август поклонился, хотел было к ручке приложиться, но Кутасова отмахнулась от него веером, проговорила ворчливо:

– Оно-то, конечно, гениям многое дозволено, но в моем доме вы уж постарайтесь…

– А почему это в твоем доме?! – спросила откуда ни возьмись появившаяся Коти. На Августа она даже не глянула, а вот сыночек ее посмотрел ровно с тем же презрением, что давеча Пилипейко. – Что это за самоуправство такое?!

– Ох, боже ж ты мой! – Матрена Павловна вздохнула, колыхнулась всем своим немалым телом, а потом сказала: – Катька, перестань кривляться! Ты же не на подмостках, здесь общество приличное. А ты, малец, – она ткнула закрытым веером в грудь Сержу, – глазюками-то на меня не зыркай, привыкай к правде. Маменька твоя глупа, ума ее только на то и хватило, чтобы Антошку захомутать. Или ты его не умом, Катька?..

– Фу, какая мерзость! – На щеках Коти полыхнул злой румянец. – Серж, не слушай ее! Закрой уши!

– Зря вы так, тетушка, – сказал Серж ласково.

– Да какая я тебе тетушка? – усмехнулась Матрена Павловна. – Ежели б ты был Антошкин сын, я бы еще подумала, племянник ты мне али нет. А тут и думать нечего! – Она вздохнула. – Эх, полный дом приблудышей и приживалок!

Дожидаться реакции не стала, развернулась на каблуках, как бывалый драгун, и пошагала в сторону гостиной. Август направился следом, но краем глаза успел заметить, как сжались и тут же разжались кулаки Сержа.

В гостиной царило оживление, из-за неплотно прикрытой двери доносились звуки музыки. Август невольно поморщился, ибо тот, кто терзал клавесин, был таким же бесталанным, как некогда пани Вершинская.

За клавесином сидела юная Натали. Рядом стоял Пилипейко, услужливо переворачивал ноты. Антон Сидорович привычно дремал в кресле, а Всеволод Кутасов с сосредоточенным видом склонился над шахматной доской. Судя по всему, играл он сам с собой, и игра эта не доставляла ему никакого удовольствия. Баронесса фон Дорф о чем-то вполголоса беседовала с господином Шульцем. Наряд ее был элегантен, так же как и шелковая маска. Лишь она одна отреагировала на появление Августа приветственным кивком, и ему вдруг захотелось узнать, какую тайну скрывает маска. Но это потом, а пока грех отказываться от шампанского. Он уже сделал знак лакею, когда в гостиной появилось новое действующее лицо.

Гость был одет скромно, но аккуратно, выглядел молодо, но молодость свою старался замаскировать очками в солидной оправе. Чувствовалось, что в светском обществе ему неловко и неловкость эту он всеми силами пытался скрыть.

– Миша! – Всеволод Кутасов отодвинул шахматную доску, шагнул навстречу молодому человеку, заключил в крепкие объятия. – Как же хорошо, что ты явился!

– Тебе, Сева, еще попробуй отказать. – Гость улыбнулся с явным облегчением.

– Господа! Попрошу минуту внимания! – Всеволод уже тащил молодого человека в центр гостиной. – Хочу представить вам своего старинного институтского товарища Михаила Евсеевича Подольского! Мама, помнишь, я тебе про него рассказывал?

По слегка изумленному лицу Матрены Павловны было видно, что ничего такого она не помнит, но неожиданного гостя она приняла с улыбкой куда более радушной, чем та, которой встречала дальних родственников. Все ж таки сыночка своего она любила и в знак особого своего расположения по-матерински обняла Михаила Евсеевича, разве что не расцеловала в обе щеки.

Этот вечер можно было бы назвать по-семейному будничным и банальным, если бы не витающее в воздухе едва ощутимое напряжение. И Матрена Павловна, и Коти, и даже баронесса нет-нет да и бросали взгляды в сторону двери, словно бы ожидали следующего гостя. По крайней мере, Августу так казалось, а интуиция его еще ни разу не подводила. Не подвела она его и на этот раз. Гость появился, будь он неладен…

Мальчишка был хорош особой, с чертовщинкой, красотой – самоуверенной и бесшабашной. Такая красота нравится и юным барышням, и зрелым матронам. Добавьте к ней дорогой, скроенный по фигуре костюм, почти военную выправку, нагловато-уверенный взгляд, и получится этакий баловень судьбы. Август заскрежетал зубами, готовый своими собственными руками баловня придушить. Ведь было же ему велено уезжать! Не послушался. Мало того, снова явился на остров, в замок пришел, в самое осиное гнездо…

Не получилось придушить, к племянничку уже спешил поверенный Пилипейко. Вид у него был озадаченный, как у сторожевого пса, который не знал, как правильно поступить: куснуть ли чужака побольнее или приветственно завилять хвостом.

– Господин Туманов? – спросил он, останавливаясь в двух метрах от мальчишки и по-гусиному вытягивая шею.

– Он самый. Добрый вечер господа и дамы! – Мальчишка поклонился всем и сразу. – Разрешите представиться, Клим Андреевич Туманов. Надеюсь, я не заставил себя долго ждать? – поинтересовался он тоном таким любезным, что дамы, все как одна, расплылись в благосклонных улыбках.

Август не ошибся, щенок умел понравиться и юным девицам, и зрелым дамам. Матрене Павловне он точно понравился, потому как и его она заключила в свои хлебосольные объятия, сказала с кокетливой усмешкой:

– Так вот вы какой, оказывается! Признаться, я ожидала увидеть кого-то не столь… – она щелкнула веером, – юного. Но, скажу я вам, так даже интереснее. Ну что же мы стоим тут?! Господа, прошу к столу!

Оказаться за столом рядом с мальчишкой у Августа не вышло, Матрена Павловна посадила Клима по левую руку, на место, которое раньше занимал поверенный, и Викентию Ивановичу это очень не понравилось. Но еще больше ему не понравился тот факт, что по знаку маменьки свободный стул рядом с мальчишкой заняла Натали. Сам же Август уселся напротив. Не получится поговорить со щенком по душам, так хоть понаблюдает, что да как. Никак он не мог взять в толк, что же происходит на самом деле, отчего все семейство Кутасовых, начиная Матреной Павловной и заканчивая Коти, охватило престранное волнение. Даже баронесса фон Дорф выглядела заинтересованной. Впрочем, многое ли можно понять по лицу, почти полностью закрытому маской? Оставалось гадать по глазам, глаза никогда не лгут. Ну, почти никогда.

Вот, к примеру, Михаил, отчество Август благополучно запамятовал, на мальчишку поглядывал с явной неприязнью, складывалось ощущение, что они были знакомы раньше. Всеволод, впрочем, как и Антон Сидорович, к гостю особого интереса не проявил. Антона Сидоровича куда больше занимала еда и выпивка. Анатоль, восседающий справа от супруги, выглядел озабоченным, но природу этой озабоченности Август пока не понимал. Мужа Кутасова в равной мере мог волновать и слишком туго повязанный шейный платок, и появление в поле зрения Матрены Павловны потенциально нового фаворита. Он то нервно теребил салфетку, то любовно оглаживал идеально подстриженные усики.

Серж держался независимо и даже вальяжно, словно бы званый ужин был устроен в его честь. Наверное, сказывалось влияние маменьки, считавшей свое единственное чадо уникальным и с младенчества привившей ему это в равной мере ошибочное и нелепое убеждение.

Лицо господина Шульца прочтению не поддавалось. Августу даже начало казаться, что он так же, как и его хозяйка, носит маску.

Натали Кутасова на гостя, кажется, не обращала никакого внимания, как благовоспитанная барышня, не поднимала взгляда от тарелки. Впрочем, все-таки иногда поднимала, но смотрела при этом все больше на Сержа.

А мальчишка… мальчишка, стервец, чувствовал себя совершенно свободно. Общество его нисколько не смущало, как не смущало и пристальное внимание к собственной персоне. Так все же, что он делает на Стражевом Камне? Нет, что он делает в замке?! Спросить бы напрямую, да теперь, видать, поздно. Раньше надо было спрашивать, без свидетелей. А сейчас только и остается, что ждать, каким боком оно развернется… Хорошо хоть, что мальчишка не бросился к нему на шею с криками – здравствуйте, дорогой дядюшка! Надо предупредить, чтобы и впредь молчал, незачем остальным об этом знать. И без того сердце чуяло – быть беде. Неспроста это все. Ох, неспроста! Может, Матрена Павловна удумала мальчишку женить на Натали, оттого и обхаживает? Жених он завидный, особенно если знать, какое наследство осталось ему после смерти бабки. Узнала? С Матрены Павловны станется, баба она неглупая и хваткая. Опять же, прохвост Пилипейко у нее в услужении, он-то своим долгом считает не только хозяйке служить, но и знать все наперед. Разнюхал?

Вот тут Августа брали большие сомнения. Не стал бы поверенный своими собственными руками копать себе яму. Видно же, что юную Натали он любит со всей доступной его лживой натуре искренностью. Или верность хозяйке сильнее собственных интересов?

Действительность же, увы, оказалась куда неожиданнее и неприятнее. Августу такое даже в дурном сне присниться не могло, хотя он знал толк в дурных снах, а бесконечных кошмаров почти перестал бояться.

– Так это вы тот самый загадочный покупатель? – Ни к чему не обязывающую светскую болтовню неожиданно прервала Коти.

Голос ее вибрировал то ли от волнения, то ли от вечного недовольства судьбой, но на мальчишку она смотрела с улыбкой отвратительно кокетливой. Эх, дурак Антон Сидорович, оттаскал бы разок супругу за косы, глядишь, и норов бы ее улучшился, а то совсем стыд потеряла… Впрочем, не о том сейчас надо думать. Обдумать нужно услышанное. И как можно скорее обдумать.

– Ну отчего же загадочный? – Мальчишка ухмыльнулся и голову склонил этак шутливо-покаянно. – Я ни от кого не прятался.

– Вы-то, Клим Петрович, может, и не прятались, а вот вас от нас прятали. – Коти вперила полный ненависти взгляд в Матрену Павловну, добавила с вызовом: – Что, Матрена, думала за нашими спинами все обстряпать, думала под сурдинку поместье со всеми потрохами продать и со мной не делиться?!

– Почему же только с вами, госпожа Кутасова? – Голос Шульца звучал тихо, а смотрел он не на Коти, а на свою хозяйку. – Хотел бы вам напомнить, что баронесса тоже полновластная наследница и долю свою в этом наследстве имеет.

– Забудешь тут! – Коти зло ткнула локтем в бок задремавшего было супруга. Тот встрепенулся, закивал головой, соглашаясь со всеми сразу. – Налетели, как воронье! Глаз да глаз за вами всеми нужен! Но мир не без добрых людей! Есть еще на свете справедливость!

– Катька, да уймись ты, – сказала Матрена Павловна благодушно. – Ведешь себя как базарная торговка. Право слово, даже неловко за тебя перед Климом Андреевичем. Видите, господин Туманов, – она ласково улыбнулась мальчишке, и на пухлых щеках ее обозначились уютные ямочки, – не получился у меня сюрприз.

– Какой такой сюрприз, тетушка? – опередил Коти Серж.

– Да я тебе не тетушка. Сколько ж можно повторять? – отмахнулась она и тут же желчно добавила: – Ты бы, Катька, научила отпрыска, как надобно вести себя в приличном обществе. Что ж он встревает в беседы взрослых людей?

– Не сметь! – вскинулась Коти. – Не сметь оскорблять моего сына!

– А о каком сюрпризе идет речь? – спросил Шульц, и Август мысленно с ним согласился. Ему тоже было интересно. Вот только чуяло сердце, сюрприз окажется не из приятных.

– Да теперь уже и не выйдет ничего. – Матрена Павловна вздохнула так горестно и так искренне, что Август почти поверил в чистоту ее помыслов. – Мы же этот дом растреклятый, – она постучала указательным пальцем по столешнице, – сколько лет все никак не продадим! Нет промеж нас согласия, понимаешь ли! А тут такой случай представился – покупатель нашелся! – Она по-свойски подмигнула мальчишке. – Грех было не воспользоваться. Я бы поместье продала, а деньги бы поделила. По-честному, – добавила многозначительно.

– Знаем мы твое «по-честному», – снова вскинулась Коти. – Загребла бы себе все, а нам бы пару костей кинула. А может, и костей бы пожалела.

– Ты, Катька, поговори, так господин Туманов послушает-послушает да и откажется от покупки. Потому что с одной разумной женщиной дела вести куда приятнее, чем с одной разумной и двумя… – Речь свою Матрена Павловна не закончила, но и без того стало ясно, на что намекает.

Румянец на щеках Коти сменила смертельная бледность, а баронесса лишь насмешливо дернула плечом да успокаивающе положила руку на ладонь Шульца.

А щенок, значит, покупатель! Ему остров со всеми потрохами понадобился! Зачем?! С какого такого перепугу?! Да он в столице про остров и знать не должен был. Жил бы себе не тужил, развлекался, проматывал бабкины деньги, но не совался…

На племянничка Август посмотрел с плохо скрываемой яростью. И тот взгляд поймал и едва заметно пожал плечами. Мол, сами виноваты, дядюшка, хотел я вам все рассказать, да вы не позволили. А теперь уж чего? Теперь узнавайте все от чужих людей.

Негодник!

От бессильной злости Август скрипнул зубами и до дна осушил бокал с шампанским.

– Так удался сюрприз? – спросил молчавший все это время Анатоль и поправил узел шейного платка. Уж лучше бы вовсе развязал, чем так мучиться.

– А ты как думаешь, лапушка?

Матрена Павловна посмотрела на него одновременно раздраженно и снисходительно. Август подумал, что женское сердце – загадка, что может оно любить даже вот такого, как Анатоль, красивого, но безмозглого. Или не любовь это вовсе, а всего лишь очередное вложение предприимчивой Матрены Кутасовой? За молодого и красивого любовника общество непременно осудит, а ежели это не любовник, а муж, то какой спрос?

– Я думаю, любовь моя, что замок этот продать нужно непременно, а на вырученные от продажи деньги следует отправиться в путешествие по Европе. Потому что тут скука и тоска смертная… – сказал Анатоль и воздел очи к потолку.

– Да уж, скука и тоска… – Всеволод с брезгливостью посмотрел на отчима, а потом с легким сыновьим укором на маменьку. Маменька, видимо, к таким взглядам была давно привычная, поэтому даже отмахиваться от сыновьего укора не стала. Вместо этого потрепала Анатоля по щеке, сказала ласково: – Будет тебе, лапушка, Европа. Вот управлюсь тут и поедем.

– Не спешите. – Коти уже успела взять себя в руки. – Не доверяю я тебе, Матрена, так что управляться вместе будем. Если сойдемся в цене с господином Тумановым. – Она снова улыбнулась мальчишке, и тот улыбнулся в ответ.

– Хорошо кое-кто устроился! – Матрена вперила тяжелый взгляд в Коти. – Я им покупателя на блюдечке, а они еще и нос воротят.

– Никто нос не воротит, – впервые за этот вечер заговорила баронесса. – Нам просто хотелось бы знать условия сделки.

– Будут вам условия. Но сперва мне бы тоже хотелось кое-что узнать. Как это вы проведали про мою затею?

– Из письма доброжелателя. – Кончиками пальцев Коти коснулась лифа платья, словно бы там, в самом сокровенном месте, и сейчас хранилось письмо. – Слава богу, есть и в твоем окружении неравнодушные люди.

А Коти, выходит, не так глупа, как кажется. Зерно сомнения в душу невестки ей заронить удалось. Матрена Павловна перевела вопросительный взгляд на баронессу фон Дорф, и та молча кивнула, подтверждая слова Коти.

– Доброжелатель, надо думать, имя свое не указал? – Матрена Павловна делалась все мрачнее и мрачнее.

– Пожелал остаться анонимным. Да и какая разница! Главное, что мы здесь, и господину Туманову дело теперь придется иметь с нами всеми.

– А ты, Катька, с каких пор научилась дела вести? – усмехнулась Матрена Павловна. – Помолчала бы, не мешала. Я за вас за всех стараться буду.

– Не надо за всех стараться, мадам Кутасова, – сказал Шульц, и Пилипейко посмотрел на него с нескрываемой злостью. – Я дела вести умею, уж поверьте. Поэтому от лица баронессы намерен лично участвовать в сделке.

Он перевел взгляд с Матрены Павловны на мальчишку. Тот кивнул в ответ. По лицу его было не понять, как он относится к сложившейся ситуации, готов ли иметь дело со всей этой ордой или предпочтет отказаться от своей затеи.

– А, позвольте полюбопытствовать, господин Туманов, – спросил Август, разливая шампанское по бокалам, – зачем вам нужна эта затея с островом? Вы ведь, насколько я могу судить, человек столичный, к жизни в этакой глуши непривычный.

– Я ко всякому привычный, Август Адамович. – Хорошо хоть дядюшкой не назвал, стервец. – А что касается замка, так с детства была у меня мечта поселиться в таком вот точно месте, чтобы и остров, и замок на нем.

– Престранная, я вам скажу, мечта. – Август осушил свой бокал. – Вы, верно, не знаете историю этого острова…

– Мастер Берг, – Матрена Павловна не позволила ему договорить, посмотрела так, что сразу стало ясно, стоит Августу продолжить, и маяка ему не видать как своих ушей, – думаю, Климу Андреевичу малоинтересны всякие легенды да глупые россказни.

– Отчего же! – возразил мальчишка с обаятельнейшей ухмылкой. – Мне все интересно: и россказни, и уж тем более легенды.

– Ну, тогда вас, пожалуй, не напугает история о том, что хозяина этого дома загрыз оборотень, – прошелестел в повисшей над столом тишине голос баронессы фон Дорф, – а супруга его сбросилась с башни и разбилась насмерть.

– Чушь! – воскликнула Коти, пожалуй, излишне громко. – Не было никакого оборотня! Антоша, скажи им!

– Оборотня не было, это антинаучно, – кивнул Антон Сидорович.

– Но кто-то же оторвал Сергею Злотникову голову, – возразила баронесса.

– Это был обыкновенный волк. Ну, может быть, не совсем обыкновенный, а бешеный. Тем летом он держал в страхе всю округу, от когтей и зубов его пострадало много крестьян и старателей. Говорят, он заходил прямо в город.

– И заплывал на остров. Странный какой-то волк.

– А что тут странного? – Всеволод вдруг заинтересовался беседой. – Волки ведь неплохо плавают.

– Странно то, – вместо баронессы заговорил Шульц, – что бешенство подразумевает водобоязнь. А тут бешеному зверю пришлось переплыть целое озеро.

– Я смотрю, вы весьма информированы о тех трагических событиях, – не утерпел, вскинулся Пилипейко. – Словно бы лично принимали участие.

– Вы еще скажите, что я был тем самым оборотнем. – Шульц растянул губы в саркастической усмешке.

– Оборотней не существует, – снова повторил Антон Сидорович и придвинул к себе штоф с водкой.

– Но при этом мы только что выяснили, что бешеное животное ни за что не вошло бы в воду, – сказал Всеволод и, словно бы ища поддержки своим словам, обернулся к Михаилу. – Так кто же в таком случае убил Сергея Злотникова?

За столом повисла неловкая пауза и все разом посмотрели на Августа.

– Мастер Берг, вы ведь были очевидцем и одним из тех немногих, кто выжил. – Баронесса говорила только вот в такой тишине, когда слабый голос ее можно было расслышать. – Так кого вы видели?

Он видел зверя. Он видел, как человек превратился в зверя и как зверь перекинулся обратно в человека. Но рассказывать об этом… Или взять да и открыть правду?! Они ведь все равно считают его ненормальным. А мальчишка, глядишь, испугается. Вот только испугается ли?

Клим смотрел на Августа Берга очень внимательно, во взгляде его не было и тени насмешки. Неужто поверил россказням про оборотня? А если поверил, то уберется ли с острова?

Не уберется! Сколько раз Август видел такой вот настырный взгляд. Все они думали, что он всего лишь старый чудак, а они, молодые и смелые, справятся с чем угодно. С кем угодно. Они ведь не понимали, даже подумать не могли, с чем им доведется столкнуться. Клим тоже не понимал, но судьба-злодейка все равно привела его на Стражевой Камень.

Судьба или чья-то злая воля? Сделалось вдруг жарко и душно, а выпитое за ужином шампанское подкатило обратно к горлу. Август зажал рот салфеткой, чтобы хоть как-то сдержать эту мутную, зловонную волну.

– Что это с вами, мастер Берг? – участливо поинтересовалась Матрена Павловна и подвинула поближе к Августу стакан с водой.

– Неужто воспоминания настолько страшные? – усмехнулся Всеволод Кутасов. – В полицейских сводках случившееся на острове семнадцать лет назад происшествие выглядит даже скучно. Но остров и озеро занимательные, с этим я соглашусь. Сколько в общей сложности смертей здесь произошло?

– Да кто же считал, Всеволод Петрович? – Август пришел в себя, воздух наконец мог беспрепятственно проникать в легкие. – А что касается той ночи, так я помню все крайне смутно. Каюсь, был пьян. Может, оттого и в живых остался, что не попался зверю на глаза.

Он виновато развел руками. Интересно, поверили? В то, что он напился, поверить было легко, а вот в то, что ничего не видел – это уже вряд ли. Вот Клим не верит. Заинтересовался той давней историей, аж глаза загорелись. Эх, старый дурак, лучше бы молчал. Такому, как этот, мальчишке скука – наипервейший враг. Понял бы, что на острове скучно, уехал бы сам, и уговаривать не пришлось бы. А теперь уж что…

– Теперь я понимаю, отчего на замок столько лет не нашлось покупателей. Матрена Павловна, предлагаю пересмотреть условия нашей сделки.

А мальчишка-то не дурак, с деловой хваткой. Ишь, как все развернул!

– Если мы и станем пересматривать условия сделки, – опередила Кутасову Коти, – то лишь в сторону повышения цены. – Ведь правда же? – Она вопросительно посмотрела на баронессу фон Дорф, ища в той союзницу.

Баронесса даже бровью не повела, а вот Матрена Павловна из своего благодушного состояния вышла. Августу все никак не удавалось понять, разозлило ее предложение мальчишки или вмешательство Коти. Вполне вероятно, что и первое, и второе. Но в руки она себя взяла быстро, сказала с любезной улыбкой:

– Клим Андреевич, голубчик, давайте не будем спешить. Посмотрите, какой чудесный вечер! Зачем же омрачать его деловыми разговорами? Позже! О делах мы с вами поговорим позже.