Текст книги "Рыцарские сны"

Глава 30

Учебник химии лежал на столе. Но после Лешиного звонка химия никак не хотела лезть в Сашкину голову. Она и так-то не особо лезла, а после звонка – совсем притормозила.

Сашка встала и потопала к зеркалу.

Ох, ох-ох. Голова…

И правда, волосы неопределенно торчат в разные стороны. Сделать бы что-нибудь! Да, надо что-нибудь сделать со своей внешностью!

Где-то в доме есть острые ножницы с прямыми концами…

Сашка бродила по квартире в поисках острых ножниц, но они почему-то никак не попадались ей под руки. Зато попались маникюрные, закругленные на концах.

Сашка встала перед зеркалом и начала подрезать челку маникюрными ножницами.

Что из этого получилось – представить страшно.

Через несколько минут Сашкины руки опустились в изнеможении. Криво и коротко подрезанная челка завершила картину Репина «Приплыли».

Только теперь, глядя на свою кривую, торчащую во все стороны челку, Сашка чуть не расплакалась. Эта челка была похожа на Сашкину жизнь: кривая и непонятная. Что теперь делать?

Оставалось идти в парикмахерскую.

Нет, Сашка не пошла бы туда, ни за что! Тем более после слов Таньки. Чтобы Танька не подумала, что она после ее слов сразу решила все поменять.

Не дождется! Ни за что бы Сашка в парикмахерскую не пошла, но кому теперь расскажешь, что сама себя изуродовала, подрезая челку маникюрными ножницами!

Это еще хуже, чем в парикмахерскую идти…

– Кто же это тебя так изуродовал, деточка? – спросила женщина-парикмахер средних лет.

– Сама, – призналась Сашка.

– Влюбилась, небось? – щелкала ножницами парикмахер.

– Ага, – созналась Сашка.

– Несчастная любовь?

– Вроде того.

– Ну, держись… Я вот тебе скажу – нет на свете, наверно, ни одной женщины без несчастной любви. Так или эдак, а все несчастная. Так или эдак, а все – любовь, а такое бывает, что одна остаешься, да с ребенком. Ребенка надо растить, воспитывать…

Сашка не отвечала. Она подумала, что парикмахер, со своими простыми, житейскими словами, совершенно права. Но боль не уменьшалась и от этих слов.

– Больно, – почему-то сказала Сашка вслух.

– Верю, милая, верю. Сама такая, – улыбнулась парикмахер. – Вот я сейчас из тебя такую красотку сделаю – залюбуешься!

– Да какая из меня красотка? – удивилась Сашка. – Тем более сейчас. Никого видеть не хочется. Хоть подружка и говорит – «забудь», а…

Парикмахер даже приостановилась:

– Нет, тут я не согласна! – сказала она. – Не верь! Не забудется. Если любила – не забудется никогда. Все «проходные», все ненужные забудутся. Но будешь до старости помнить, как любила в первый раз. Только жить надо дальше. У человека сердце такое… Вот, кажется, высохло все, пусто. А нет! Сердце снова начинает оживать, глядишь, и полюбит кого-то… И крепко… И даже сильнее, чем прежде, потому что знает, как это дорого – любовь…

Парикмахер говорила что-то еще…

Что-то такое важное, нужное, теплое. Ее руки летали над головой Сашки. Наверное, не хватало Сашке именно этих, простых и бесхитростных слов. О любви, о жизни, о памяти.

Как ни странно, слова о памяти примиряли Сашку даже с потерей Андрея. И правда, что бы ни случилось, а любовь-то была – ее, Сашкина любовь! Она – любила, и все это останется в сердце, сколько бы ни прошло лет или зим.

Не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

– Ну, гляди!

Парикмахер откинула накидку, и перед Сашкой в зеркале предстала хрупкая, чуть бледноватая, но удивительно симпатичная девушка. С прической каре. С чуть асимметричной прядью светло-русых волос, опускающейся на плечо. И ровной челкой впереди.

С блестящими, немного грустными серыми глазами.

Сашка улыбнулась той девушке, что появилась в зеркале. Не специально улыбнулась, а губы сами разъехались в улыбку. Вроде бы это она, Сашка… и не она, а какая-то лучшая ее часть.

И правда… Красотка!

Красотка!

Удивительно!

– Спа… Спасибо… – Сашка даже выговорить «спасибо» не смогла сразу.

Ей хотелось броситься к парикмахеру и обнять ее. Но мастер сама подошла к Сашке и прижала ее к себе. На мгновение.

– Иди, иди… Не плачь… Жизнь длинная…

Сашка заплатила администратору за стрижку и, окрыленная, вышла из парикмахерской.

Первой, кто оценил прическу Сашки, оказалась, конечно, мама.

– Саша! Да ты красотка прям! Как преобразилась! И как тебе идет! – всплеснула руками мама, едва Сашка вошла домой и сняла шапку.

Сашка крутилась перед домашним зеркалом. Губы снова сами разъезжались в улыбку. А ведь и правда – здорово! И правда – ей идет!

– Слава богу, – сказала мама, глядя на Сашку. – А то я уже и не знала, что думать…

– А что? – обернулась к маме Сашка.

– Да что-то с тобой, доченька… сил нет смотреть. Ты серая стала. Плачешь все время. Как будто у тебя горе, а ты молчишь, в себе все держишь. Ты влюбилась? Он тебя отверг?

Сашка смотрела на маму. Она догадалась!

И вдруг, как и тогда, с отцом, Сашке пришло в голову, что эта женщина – ее родительница. Ро-ди-тель-ни-ца. От этой женщины она, Сашка, когда-то родилась. Эта женщина дала ей жизнь.

А теперь в ней, в Сашке, половина генов – именно от мамы.

Конечно, женщины не идеальной, имеющей массу недостатков. Но у кого их нет, недостатков этих? У отца? У деда? У нее?

Эта женщина родила ее, Сашку. Вырастила с младенчества. Эта женщина любит ее, Сашку, как может. Сочувствует ей всем своим материнским сердцем.

Почему же тогда ей легче признаться в своих бедах какой-то чужой, пусть и доброй женщине, чем матери? Тому человеку, роднее которого у нее нет?

Сашка обернулась… И вдруг… Мысль пронзила Сашкину бедную голову как молния:

«Господи!

Моя мать… Она же любила отца… наверно, не меньше, чем я! Кроме того, она была беременной! Они, наверно, вместе радовались, что у них будет ребенок. Она родила меня! Они вместе жили и меня растили! И он ушел… Он ушел к другой!

Да как же ей обидно! Как ей больно было, что она не может вылезти из этой боли столько лет!

А я ей… Я ей и „забудь“, и „наплюй“, и „брось“… Какая же я глупая! Не забудешь, не наплюешь, не бросишь.

И правда, пока сам не узнаешь, не поймешь…»

Сашка сделала пару шагов к матери:

– Ма… Да, я влюбилась. Полюбила, ма. Но без ответа. Со мной все в порядке. Я тебе обо всем расскажу. Только позже. Ладно?

– Ладно, ладно.

Мать обняла Сашку как-то неловко, боком.

Но обняла. Мать тоже отвыкла от нежностей… Быстро отодвинувшись, мать глянула в зеркало:

– И мне постричься, что ли? Ты в какую парикмахерскую ходила? К какому мастеру?

– А я тебе давно об этом говорила, – только и оставалось ответить Сашке.

Что она и сделала еще разок. И мастера обрисовала.

– Как ее зовут, парикмахера твоего? – спросила мать.

– Не знаю, – ответила Сашка. – Но ты видишь, какой мастер хороший! Ма, ты узнай сама, когда пойдешь. Ладно? И мне скажешь, а то я… И привет от меня передай, ладно.

– Не волнуйся, узнаю, – сказала мать и погладила Сашку по новой прическе. – И привет передам.

Мама. По головке погладила…

Глава 31

Весь остаток недели Сашка занималась уроками. Пару по химии и пару трояков по другим предметам исправила на четверки.

В школе ее новую прическу оценили по достоинству. И не только Танька. Сашка стала ловить на себе взгляды одноклассников. Понятные, между прочим, взгляды. Понятные и приятные.

Можно сказать, заинтересованные.

А если еще добавить, что вместо серой толстовки Сашка все-таки надела на себя синюю кофточку, купленную еще летом и которую она не надевала до этого ни разу, то картина заинтересованности окажется расширенной и дополненной.

Как мало человеку надо!

Вернее, «человекам»…

И вообще, Сашка немного успокоилась. Тоска по Андрею превратилась в какую-то тупую, постоянную боль, сидящую в глубине. Эта тоска перемешивалась с сожалением. О чем? Об ордене тамплиеров. Только о том самом, настоящем ордене.

Об их возвышенных, почти недостижимых идеалах.

А что оставалось ей здесь, в реальной жизни?

Что и кто?

Студент второго курса Андрей. Член какой-то непонятной то ли секты, то ли организации. В которую он был, конечно же, когда-то и кем-то втянут. Но которая ему пришлась по душе. Он чувствует себя в ней как рыба в воде. Хочет достичь невидимых и недосягаемых высот. Управлять людьми и обстоятельствами. С ее помощью.

Андрей желает властвовать над людьми и обстоятельствами. Он готов платить любую цену, поклоняться рогам и пентаграмме.

Надо же сказать себе правду – это так.

Сашке эта организация не нужна. Наоборот. Она очень рада, что унесла оттуда ноги. Правда, она не знает всего, но ей хватило и той малости, что она узнала.

И, самое главное: она готова была стать рыцарю Андрэ и боевой подругой, и сестрой-монахиней, и женой. Но «рыцарь» выбрал себе другую дорогу…

А студенту Андрею она, Сашка, совершенно не нужна.

Не нужна! Обидно! Но это правда.

Остается самое главное, самое огромное «но». Студенту Андрею она не нужна, а вот нужен ли ей студент Андрей?

Остается – любовь. Ее, Сашкина, любовь! А вдруг ее любовь заставит студента Андрея задуматься? Понять? И превратиться в настоящего, благородного рыцаря?

Хоть на немного… На чуть-чуть…

Если отец передаст деньги – она, Сашка, выкупит его долги перед орденом. Она «купит» его свободу! Нет, не сможет он жить так, как раньше, зная, что он свободен! И такой ценой!

Он не сможет не заметить ее отважного и бескорыстного сердца, готового на все ради любимого!

Сладкие мысли. Как Сашке приятно летать вместе с ними по облакам других, не менее красивых «мечт»!

«Бж-ж-ж! Притормози!»

«А если отец не даст денег? Что тогда? Что мне тогда делать?»

Опасение, что отец не даст денег, возвращало Сашку с небес на землю.

«Тогда… надо подумать… Что-нибудь продать? У мамы есть старинный браслет. Он еще от бабушки остался. Интересно, сколько он стоит?»

«Да разве мама разрешит продать браслет?

Никогда!

Что же делать? Украсть?

Неужели я украду бабушкин браслет? Приехали…»

«Тогда что? Остается ограбить банк».

«М-да… Еще немного, и я отправлюсь грабить банк. Но я же никогда не отправлюсь его грабить!»

«Неужели я и вправду могла бы… если бы кто-то мне предложил? Ради спасения друга? Ради любви?»

«Нет! Не хочу думать об этом… Но где же тогда взять деньги?»

«Остается только дед. Наверно, у деда есть. Отложено что-то на черный день. „Гробовые“, как он сам говорит. А отдаст дед свои „гробовые“? Он же их всю жизнь копил! Надо так попросить, чтоб отдал…»

Тут услужливая память вдруг вытащила из своих недр картинки детективного сериала, где кто-то убивает своих близких, чтоб завладеть наследством.

«Да это же ужас! Так черт до чего можно додуматься!» – Сашка вскакивала, махала руками, вертела головой, чтобы отогнать ужасные картинки.

«Вот тебе: не убей, не укради!»

«Но как же быть? Где достать деньги?»

Сумма немалая и заработать она ее, конечно, не сможет.

Красивые мечты бесследно исчезали.

Вот так! От романтических рыцарских видений к размышлениям о краже фамильных драгоценностей, об ограблении банка и о выдуривании «гробовых» денежек у родного деда. И даже хуже.

Прекрасно!

Оказывается, в этой жизни все очень близко. То, что казалось немыслимым, вдруг всплывает в голове!

Не у какого-то матерого преступника, а у нее, у Сашки!

Сашка ловила себя на этих мыслях, уже и не знала, что ей делать: смеяться или плакать.

Нет, никогда…

«Не убей, не укради! Не убей, не укради! Не прелюбодействуй… Уважай, чти отца и мать… а остальные так и не выучила… Надо выучить! Обязательно!»

Эх, Андрей!

Глава 32

В субботу, где-то часа в три, раздался стук в дверь. Сашка даже вздрогнула. Она никого не ждала. Да и к маме никто особенно не приходил.

Успела промелькнуть шальная мысль: «А вдруг это Андрей? У него же есть и адрес ее, и телефон. Все оставляла, когда в секцию записывалась».

Открывать пошла мама. У нее – выходной в субботу. Правда, она частенько берет свои проекты на дом или просто топает в свою контору. Но сегодня мама дома. Валяется на диване и смотрит телевизор. Что-то из жизни муравьев в тропических лесах, по ТВ-каналу о жизни животных и насекомых.

Сашка притаилась, и…

– Здравствуйте, здравствуйте, милые мои!

В прихожей зазвучал родной бас. Дед! Дед приехал! И не писал, и не звонил!

Сашка сорвалась с места и кинулась в прихожую.

– Дед! Ура!

Какое же это счастье – повиснуть на чьей-то крепкой мужской шее! Почувствовать, как колется борода! И даже ощутить запах табака. Дед, конечно, понимает, что надо бросить курить, но никак не бросит.

– Ох, Сашка, как ты выросла! – Дед слегка отстраняет от себя Сашку и придирчиво осматривает ее. – А как похорошела! Мать, ты смотри, у нас уже форменная невеста подросла!

– Подросла, подросла, – соглашается мать, обнимая деда, вернее, своего отца.

– Подрасти-то подросла, а вот ум еще детский. – Не может не добавить мама.

– Ма!

– И правда, Оля, что ты уж, прямо… – басил дед.

Дед разделся и, подхватив сумки, потащил всех на кухню.

– Подарочки принимайте!

Из дедовой сумки на стол проследовали банки с вареньем, медом, домашние закрутки, домашний творог, сыр, масло, пирожки и даже свернутая колечком домашняя колбаса. Двух видов!

– От соседа слева и от соседа справа. От Ивана Семеновича и от Николая Всеволодовича, от Марии Петровны, от Альфии Ренатовны, – перечислял дед. – Ну, и от меня лично.

– А мы своих соседей не знаем не только по именам, но и в лицо, – призналась мама.

– Так пойди да познакомься, – басил дед. – Пирогов напеки да пойди угости.

– Дед, да она не умеет пироги печь! – встряла Сашка.

– А ты, Сашка, мать не закладывай! А ты, Олька, учись! – басил дед.

– С детства надо было учиться пироги печь, а не уравнения решать, – вздохнула мама. – Теперь вот пусть Сашка учится. Надо ее к твоей Марье Петровне на курсы пирогопечения отправить.

– И самогоноварения! – пискнула Сашка.

– Вот я тебе! – притворно замахнулся дед. – Однако…

Пол-литровая бутылочка с чем-то рубиново-красным проследовала на стол.

– На калине, – пояснил дед. – Целебнейшая вещь. От простуды, от депрессии, от сердечных заболеваний…

– От поноса и от перхоти, – не сдержалась и прыснула Сашка.

Дед покачал головой и продолжил перечисление:

– От поноса, от перхоти и от болтливого языка. А также для ума и доброго характера.

– Тогда мне – три стакана!

– Не доросла!

Так, смеясь и переговариваясь, мама и Сашка прыгали вокруг деда. В первый момент Сашка так обрадовалась приезду деда, что даже забыла о своих планах поговорить с дедом насчет денег.

Когда вспомнила – настроение ее немного потухло. И она подумала так: «Ну, раз дед сам приехал – значит, судьба! Вот завтра мама на фитнес уйдет – поговорю с ним».

«Откажет?»

«Не откажет…»

«Откажет?»

«Не откажет… А если откажет? Ну, тогда… Тогда – не знаю…»

Долго предаваться грустным размышлениям не получилось. Мама определила дедовы подарки по местам, потом налила всем чаю. Все попивали чаек, нахваливали пироги…

Хорошо!

После чая мама начала готовить «торжественный» ужин, усадив Сашку за чистку картошки и лука.

Дед отправился покурить на улицу.

Через пару минут на площадке загремел его бас – дед общался с соседями, которых Сашка с мамой не знали не только по именам, но и в лицо.

– А где тут у нас молоток? – вернулся дед через пятнадцать минут.

На полочке, в маленькой кладовой комнатке, хранился полный набор инструментов. Хранились и гвоздики, и большие гвозди, и шурупы разных размеров, и прочие, необходимые в хозяйстве, вещи.

Хранились еще с тех времен, когда после маминого развода путем хитрых обменов отцу была выделена маленькая «однушка», а маме с Сашкой, дедом и бабушкой – нынешняя четырехкомнатная квартира. Правда, две комнатки в ней были совсем небольшими. Одну из них, бывшую бабушкину, сейчас занимала Сашка.

Бабушка умерла через несколько лет после получения квартиры. Дед практически переехал на дачу, но его комнату никто не трогал. Дедовых инструментов в кладовке тоже не трогал никто. Некому было.

Никто не трогал и бабушкину швейную машинку. Она осталась стоять в комнате Сашки.

Мама с Сашкой вообще старались в «дедову» комнату не заходить – уж очень это грустно…

– Зачем тебе молоток, дед?

– Да соседке вашей входную дверь подправить. Замок у нее заело. Между прочим, интереснейший человек. Историк, преподает в институте, занимается проблемами Средневековья.

– Ты смотри! Вот что значит – профессионал! Он уже знает, где соседка работает! – удивилась мать.

Дед слегка наклонился, взмахнув молотком.

– А ключ от сейфа, где у нее деньги лежат, знаешь? – засмеялась мать.

– Собственно, если задаться целью… – протянул дед. – Но какие там деньги у преподавателя!

А Сашка услышала свое:

– Неужели Средневековье? Надо же! Это интересно. Дед, ты не ошибся?

– А что тебя так удивляет? Пойдем, познакомишься.

– Что, прям так вот пойти и прям познакомиться?

Сашка медленно положила на стол нож, которым чистила картошку.

– Идешь? – торопился дед.

– Ладно, иди, – взглянув на неочищенную картошку, кивнула мать. – Попробуй, что ли…

Сашка вышла на площадку вместе с дедом. Ни за что не пошла бы она ни с кем знакомиться, если бы не дед!

Но интересно же! А вдруг…

Вдруг эта женщина знает что-то такое… Важное. Нужное. Необходимое.

Дверь в квартиру напротив была открыта. Накинув на плечи большой платок, соседей встретила женщина средних лет, которую, конечно, Сашка не раз видела и про себя называла «оленихой». Не за оленью грацию, а за большие карие глаза, смотрящие из очков чуть высокомерно и как-то странно.

– Вот, знакомься, – представил Сашку дед. – Маргарита Данииловна. А это – Саша, внучка моя. Говорит, что ей интересна эпоха средних веков.

– Здрасьте, – проговорила Сашка, совершенно не понимая, как продолжать разговор.

– Здравствуйте! Вас это и правда интересует? – улыбнулась «олениха». – Давайте пройдем в комнату. Пока ваш дедушка чинит мой замок.

Глава 33

– Входи сюда, – пригласила Маргарита Данииловна, прикрывая за собой дверь в прихожую.

Книги, книги, книги. Картины. Фотографии в рамочках. Старинная деревянная мебель. Такие квартиры Сашка видела только в кино. И вот, оказывается, «такая» квартира рядом, на одном с ней этаже.

– Тебе интересно, как я живу? – спросила Маргарита Данииловна. – Вижу, как ты смотришь.

– Да… не все… живут так.

– Это – не совсем мои вещи. Моего отца, матери, деда и бабушки. Что осталось. Что мы сумели сохранить за долгие годы. Дед мой был профессором, преподавал историю в университете. Тоже занимался европейским Средневековьем, но это не уберегло его от репрессий. Вот на этой полке – его книги. Его труды. Он погиб в тридцать восьмом году.

Сашка смотрела на старые фотографии. Странное чувство охватило ее. Ей вдруг показалось, что люди, изображенные на фото, родня не только этой женщины, хозяйки квартиры, но и ее, Сашкина родня.

Странное чувство…

– Отец тоже преподавал, только химию, – продолжала женщина, – а я – с детства читала дедовы книжки. Вот и пошла по его стопам.

– А вы… вы одна живете?

– Сын вырос. Сын – военный, моряк, живет в Мурманске. Муж умер шесть лет назад. Одна. Пока работаю еще, а то бы к сыну уехала.

– А что… что у вас с глазами?

(«Спрашивать так спрашивать!»)

– Высокая близорукость. Ношу линзы или очки, как когда.

Маргарита Данииловна вдруг улыбнулась.

– Все спросила? Ну, а теперь я тебя спрошу. Какая страница истории Средневековья заставила тебя прийти ко мне? Это как-то связано с современностью? Или ты – просто так? Из любопытства?

Наверняка эта Маргарита Данииловна была женщиной мудрой. Или – опытным преподавателем. Или и то и другое вместе. Иначе бы она не задала Сашке такого вопроса. Не в бровь, а в глаз.

Сашка опустила голову и проговорила:

– Тамплиеры.

– Вот оно что… тамплиеры. Поэма средневековой жизни. Рыцари в белых плащах.

– Да… – прошептала Сашка. – Я уже читала кое-что…

– Невозможно рассказать о тамплиерах за пару минут. Наверное, ты это понимаешь. Кроме того, я не знаю, что тебе уже известно. Ты хочешь найти святой Грааль? Или тебя интересуют пропавшие сокровища тамплиеров? Тут я могу тебя разочаровать.

Глаза Маргариты Данииловны смеялись.

– Нет, – ответила Сашка. – Хотя сокровища – это, конечно, неплохо. Мне просто… мне непонятно, как их уничтожили. И почему. Мне… очень их жаль. И хотелось бы знать, как их вера в Бога соотносится с нашей церковью.

– Да… А ты знаешь, что покойный Папа Иоанн-Павел II принес от католической церкви извинения за действия инквизиции и крестовые походы?

– Нет.

– Католики приносят покаяние. В 1920 году Ватикан канонизировал Жанну дАрк. Ты же знаешь, что ее сожгли на костре?

– Да. Тоже непонятно…

– Обвинили в колдовстве. Как и тамплиеров. А насчет веры в Бога, в Христа Спасителя… и множества церквей, вернее, церковных конфессий… Ты знаешь, что раньше христианская церковь была единой во всем мире?

– Да. А почему сейчас не едина?

– Потому что в дело многое вмешалось… разногласия в трактованиях Священного Писания. И очень много человеческих амбиций. Желание Рима всех покорить, подмять под себя. У нас, в восточной церкви, было многое, но не было той страшной инквизиции, как у католиков. Желание Пап Римских стать не только выше верующих всего мира, но и выше царей и королей. Тут не расскажешь в двух словах. Надо изучать…

– Да… я понимаю…

– О тамплиерах, наверное, в мире столько наговоров и сплетен, как ни об одной странице в истории Европы. И в истории католической церкви. О них сказано много нехорошего. О том, что тамплиеры признавали существование не только «высшего» бога, но также и бога «низшего» – создателя материи и зла. Он именовался Бафометом. В православии это одно из имен сатаны. Некоторые историки утверждают, что тамплиеры входили в союз с мусульманами и тайно исповедовали ислам. Другие исследователи считают, что тамплиеры были сторонниками восточных или египетских культов. Использовали древнюю магию. Чего только о них не пишут и не говорят…

– Бафомет – это такой, с рогами? – спросила Сашка.

– Да, такой. Просто тамплиеры достигли огромного могущества, в свое время. Общее число его членов доходило до 20 000 человек. Однако воинами оставались в основном те, кто находился на Ближнем Востоке. Образ жизни тамплиеров Святой Земли и Европы резко отличался. «Нигде, кроме Иерусалима, они не живут в бедности»[28]28
  Рыжов В. А., «Взлет и падение тамплиеров», topwar.ru.


[Закрыть], – так написано о тамплиерах в одном из средневековых манускриптов. И, надо полагать, что тамплиеры Святой Земли не слишком любили «братьев» из орденских резиденций Англии или Франции. Богатство и власть развращают людей.

– То есть разлад начался и в самом ордене?

– Возможно, тамплиеры бы справились с внутренним разладом. Но с предательством и завистью короля и Папы – не справились. Я тебе еще вот о чем скажу: чтобы браться за изучение такой сложной темы, желательно самому иметь твердое мировоззрение. Иначе можно сбиться с пути.