Текст книги "33 отеля, или Здравствуй, красивая жизнь!"

Саша Филипенко
«Ванадий»

Рассказ

Я открываю дверь и попадаю в прошлое. Старая мебель и выцветшие обои. Окрашенный белой масляной краской подоконник. Вата между рамами и заклеенные пожелтевшей бумагой щели. Я ставлю чемодан и валюсь на диван. Пружины приветствуют спину. Против меня телевизор “Горизонт”. Точно такой же стоял в нашей квартире, когда семилетним парнем я узнал, что Советского Союза больше не будет. Выходит, ему двадцать пять. Выходит, мне тридцать два. Выходит, диктор ошибался – Советский Союз есть, есть здесь и сейчас. Не гостиница, но аттракцион.

– Предупреждаю, в двадцать два у нас отбой! Вы где живете в Москве?

– На Болотной площади.

– Точнее!

– Ну, не знаю… Напишите: Болотная, дом 2…

– Вам с удобствами номер?

– Да.

– А душ?

– В каком смысле?

– C удобствами и с душем? Или только с удобствами?

– Если можно – и с удобствами, и с душем, пожалуйста.

– Тогда это президентский! Не переживайте, так-то кроме вас в гостинице никого нет.

– А ваш ресторан на первом этаже еще работает?

– Не советую…

– И всё же?

– Так-то да.

Здесь всего два человека: Николай Басков в телевизоре и женщина в телефоне, играет в змейку.

– Добрый вечер!

– Добрый… – самым недобрым тоном отвечает она.

– Я еще успею поужинать?

– Да. А вы вообще кто?

– Я журналист. Пишу репортаж о вашем буддистском монастыре, который собираются сносить.

– А! Так-то на прошлой неделе много было вашего брата!

– И что говорят? Снесут?

– Да как они туда технику-то затащат?! Так-то монастырь на самой горе стоит. Если кто туда бульдозеры и загонит – ему самому нужно будет памятник ставить. Есть посикунчики, будете?

– Это что такое?

– Так-то какая разница? Пельмени такие наши. Больше всё равно ничего нет.

– Вы мертвого уговорите, несите.

Стол грязный, вилки жирные. Вместо салфеток бумага. Чтобы не обидеть хозяйку, я незаметно беру приборы и выхожу в туалет. Вода только холодная, мыла нет. Я решаю подняться в номер.

– Так и будете шастать туда-сюда?

– Я кое-что забыл.

– Вам сметана к посикунчикам нужна?

– Нет.

– А водка?

– Похоже, да.

– Но водка теплая…

Отмывая вилку, я замечаю, что в ванной комнате нет полотенец. “Вы же не просили!” – объяснят мне через несколько минут.

– Полотенца в аренду, по пятьдесят рублей. Двести рублей залог.

– А что, часто воруют?

– Так-то раньше больше халаты брали, но теперь он у нас только один, на экстренный случай.

– За что вы еще берете деньги?

– Хотите сэкономить – не берите в ресторане свечу.

– А ее что, включат в счет?

– Так-то да.

– Думаю, я смогу себе позволить.

Будто в руках моих не вилка, но кадило – стряхивая воду на пол, я освящаю забытую богом гостиницу. В ресторане уже всё готово – на столе рюмка водки, тарелка посикунчиков и свеча (пятьдесят рублей в счет).

– А вы как подниматься-то в монастырь будете? Так-то там всё перекрыто.

Это я знаю, женщина права. Монастырь стоит на пике горы, гора (дура) вымахала на территории горнодобывающего завода. Завод принадлежит проводящему полжизни в нейтральных водах олигарху. Раньше можно было забраться на машине, но служба безопасности завода перекрыла все подъезды к святилищу, отрезав местных буддистов от мирской жизни. Вопрос серьезный – буддисты мешают добывать руду.

– На снегоходах, – отвечаю я.

– А-а-а… Так-то, конечно, да.

– Ну а что местные говорят? Будут отстаивать монастырь?

– Так-то надо бы, конечно. Он у нас градообразующим стал. К нам туристы теперь приезжают, всякие дивлиперопелы из Москвы. Поднимаются туда, по доске катаются…

– Это простирание…

– Так-то не знаю, что они там стирают, но что по доске катаются – видела, по телевизору показывали. Короче, монастырь нам, конечно, нужен, а заступаться за него никто не будет, кому проблемы нужны? Еще водки налить? – Да, только вы ее вынесите, что ли, на улицу.

Всю ночь я не могу уснуть. В номере душно. Пытаясь открыть окно, я вырываю ручку. В конце концов ложусь в ванной. Здесь, кажется, не так жарко.

На завтрак капучино и посикунчики. После – получасовой подъем в гору. За рулем снегохода какой-то бесстрашный щенок. Вероятно, он еще ни разу в жизни не ловил пень. Судя по всему, часто общается с буддистами, во всяком случае, смертью его не напугать. Снегоход болтает, по маске то и дело лупят тонкие ветки. Когда мы наконец добираемся до монастыря, взору моему открывается невероятная красота. Среднестатистический москвич сказал бы так: неподвижная, укрытая снегом Тоскана. Впрочем, медведевская оттепель закончилась, кто теперь ездит в Тоскану? Ветер теребит разноцветные флажки, у меня сводит живот.

Я сижу в самом живописном туалете на свете: в деревянную будку с окошком натурально вплывают молочные облака. Какой-то монах спрашивает: как скоро мы начнем беседу? “Как бог, в которого вы не верите, пошлет, дружище, как бог пошлет. Пять минут, дай мне еще пять минут!”

Я узнаю, что глава общины ругается матом, служил в Афганистане и отрицает холокост. Во время интервью, с удовольствием поедая тушенку, он заявляет, что сноса монастыря не боится, а у меня живой ум. Выпив три чашки крепчайшего чая, я выхожу на улицу. Сейчас мне нравится мерзнуть и смотреть на разбивающиеся о мое лицо облака. “Русский буддизм, – с улыбкой думаю я, – самый суровый и бескомпромиссный буддизм в мире”.

Вечером я возвращаюсь в гостиницу. Номер тот же. Я здесь уже бывал. Искусственные цветы и розовые покрывала. Если в этих краях и следует что-то запрещать, то только попытки “сделать красиво”. Я подхожу к холодильнику. “Вятка”. Нет, такого у нас не было. Никогда. Холодильник пуст, но в морозильной камере имеется прейскурант. Звонить бесполезно, я спускаюсь на вахту.

– Могу я попросить пиво? Мне сейчас очень нужно!

– А у вас в номере нет?

– Черт, зачем вы спрашиваете, если знаете, что там вообще ничего нет!

– Ну, нет и нет! Чего вы так кипятитесь-то?

Я смотрю на женщину. Будда Шакьямуни, без сомнений, гордился бы ею. Мы сами причина собственных страданий. Эта дама давным-давно достигла нирваны. Кажется, еще в советские времена. Никаких иллюзий. В отличие от меня, она видит жизнь именно такой, какая она есть. Я буквально вырываю из ее рук бутылку пива и возвращаюсь в номер. Сегодня я вновь буду спать в ванной. Завтра же улечу в Москву. Я закрываю глаза и понимаю, что в России больше нет необходимости в изобретении машины времени. Вам не нужно вкладывать миллиарды долларов в устройство, способное перенести вас в прошлое. Есть способ проще. И это даже не буддизм. Всё, что вам необходимо, – снять номер в гостинице “Ванадий”.

Ну ладно, добрых снов!

Я спать!

Александр Васильев
С видом на Босфор и Золотой Рог

Личный опыт

В первые я попал в Стамбул в 1987 году по приглашению Национальной оперы, для которой должен был оформить несколько спектаклей. Я влюбился в этот божественный город с первого взгляда. Стамбул, увиденный мной почти тридцать лет назад, кардинально отличается от Стамбула теперешнего. Он был менее развит. Ни о каком метро, ни о каких средствах массовой коммуникации и современных торговых центрах не было и речи! Главная улица Стамбула Истикляль представляла собой дорогу с двухсторонним движением. А сегодня она пешеходная, как Арбат в Москве.

В ту уже очень далекую пору Стамбул кишмя кишел бездомными собаками и кошками, которые жили близ мусорных свалок и без конца выпрашивали еду у прохожих. Количество ничейных животных зашкаливало – Стамбул напоминал один большой питомник для кошек и собак. Много позже всех их перебили. И сегодня бездомная кошка или собака в Стамбуле – редкость. Например, одна собака живет в Пассаже Хазоппуло. Это старинный торговый пассаж, который в XIX веке специализировался на моде, а сегодня собрал внутри себя чайные. Так вот, в этом Пассаже Хазоппуло живет много лет старая доберманша, которая поперек себя шире. Ей около пятнадцати лет. Представить не могу, как ей удается удерживать на своих тоненьких ножках такую тушу! Эта доберманша совершенно не боится людей, она свободно гуляет по улице Пера с биркой на ухе, на которой значится специальный номер, свидетельствующий о том, что она состоит на учете у ветеринара. В свободное от прогулок время доберманша с удовольствием угощается подачками туристов или безмятежно спит.

Также живет в Стамбуле знаменитый кот, обосновавшийся в соборе Святой Софии. Несмотря на толпы в десятки тысяч туристов, он остается совершенно невозмутимым. Мнительные турки уверяют, что в этого кота вселился дух императора Юстиниана.

В Стамбуле я бываю три-четыре раза в год. Меня привлекает красота этого города, его простор, запахи, великолепные пейзажи, близость к морю. Чаще всего я посещаю Стамбул в рамках выездной школы Александра Васильева. Своим студенткам я показываю места, где жили русские, где находились их театры, кабаре, рестораны. О русском Константинополе я могу говорить бесконечно, ведь я умудрился застать его обитателей и узнать удивительных людей, живших там с двадцатых годов. Это и баронесса Юлия фон Клод Юргенсбург, и основательница турецкого балета Лидия Красса-Арзуманова, и балерина Леля Гордиенко, и графиня Эмилия Татищева. Я застал ресторан “Режанс” со всеми русскими владельцами. Конечно, иных уж нет, а те далече. Только балерина Леля Гордиенко до сих пор здравствует. Ей около девяноста лет, и живет она во французском доме престарелых в Стамбуле.

Зная во всех подробностях жизнь эмигрантов в Константинополе, я могу сказать, что описание ее в пьесе Михаила Булгакова “Бег” выглядит односторонним и утрированным. Бедствовавших эмигрантов было немало, но и успешных хватало! Например, совсем недавно в Стамбуле похоронили одну русскую эмигрантку, которая прожила до ста лет в доме, расположенном в самом центре города, возле церкви Святого Антония Падуанского, куда ее семья заселилась еще в 1924 году! Я был поражен, увидев эту восьмикомнатную квартиру в доходном доме на последнем этаже, обставленную очень элегантной мебелью в стиле модерн и ар-деко, с великолепным фарфором, с потрясающим воображение набором с клеймами Фаберже. Поэтому, когда, ссылаясь на Булгакова, говорят о влачивших жалкое существование эмигрантах, нищете, тараканьих бегах, я могу допустить, что это лишь одна из сторон жизни в Константинополе. Сам я видел множество богатейших семей, чье пребывание в Турции иначе как счастливым не назовешь.

Кстати, основателем тараканьих бегов был офицер царской армии Петр Петрович Борадоевский, дочь которого потом жила в Чили и рассказывала мне историю о том, как папе нужно было срочно придумать какой-то бизнес, он понять не мог, как заработать, и в конце концов решил организовать те самые тараканьи бега. Это развлечение пользовалось огромным успехом. И это факт, а не выдумка Булгакова.

В Константинополе обосновалось немало русских актеров, певцов, балерин, писателей, поэтов. Через Константинополь проехали почти все русские военачальники армии Врангеля, а также русская профессура, врачи, инженеры, агрономы.

Русские подарили Константинополю очень много: современный турецкий театр, который был основан учеником Станиславского, турецкий балет, турецкую оперу, симфонический оркестр, радио. Спортивное общество боксеров основано русскими! А также такси и турецкая художественная школа. Русские сделали очень большой вклад в развитие турецкой культуры, и уважение турков к белым русским неоспоримо. Они их называют “биясь русслар” – белый русский, для турков это символ качества.

Я сам очень много работал в турецких опере и балете, оформил в Стамбуле восемнадцать постановок, преподавал, делал выставки и получил дважды премию “Тобаб” из рук президента Турецкой Республики Сулеймана Демиреля за лучшее оформление балетных спектаклей. Первый раз за “Спящую красавицу”, второй раз – за “Анну Каренину”. “Тобаб” – это турецкий “Оскар”, самая главная премия в области искусства, и получить ее иностранцу считается очень почетным.

По этому поводу могу рассказать один курьез. В свое время я преподавал историю моды в американском университете, который называется Билькент, и жил в кампусе в течение двух-трех месяцев. Однажды в университетском магазине, куда я зашел вечерком за фруктами, до моего слуха донеслась русская речь, что было крайне необычно в девяностые годы. Это были две русские женщины. Я с ними тут же заговорил. Дамы, сухо поздоровавшись, заинтересовались, что я здесь делаю.

– Преподаю историю моды и искусство декорации, – ответил я.

Окинув меня скептическим взглядом, одна из незнакомок сказала:

– Вообще не понимаю, зачем туркам нужен иностранный преподаватель, учитывая, что здесь есть великолепные местные художники! Вот мы вчера смотрели балет “Спящая красавица” и восхищались костюмами! Вы бы сходили, молодой человек, на “Спящую красавицу” и поучились! Такие костюмы и декорации – закачаетесь!

И тогда я сказал:

– Мне очень приятно услышать от вас комплимент, поскольку именно я создал эти костюмы и эти декорации.

Тут уж закачались эти дамы, выронив от неожиданности из рук все свои покупки.

Для меня в Стамбуле есть несколько мест, где энергия ощущается совершенно особым образом, – так называемые места силы, совершенно нетронутые цивилизацией. Например, монастырь в Хоре и вся местность вокруг этого монастыря. Или Влахернский дворец византийских императоров. Также совершенно магическими местами являются дворец Бейлербей султана Абдул-Азиза и великолепный блошиный рынок Чукурджума, где можно часами бродить по антикварным лавкам, пить изумительный чай, наслаждаться запахами и торговаться, если у вас есть к этому способности.

Прилетая в Стамбул, я всегда останавливаюсь в Большой Лондонской гостинице (Grand Hotel de Londres) – легендарной “Лондре”, построенной в 1892 году для пассажиров второго класса Восточного экспресса, криминальную трагедию в котором ярко живописала в своем романе Агата Кристи. Кстати, сама писательница останавливалась в другом стамбульском отеле – Pera Palace, возведенном хоть и в один год с “Лондрой”, но предназначенном для пассажиров первого класса Orient-Express. Кроме королевы детективного жанра гостями Pera Palace в разное время становились Грета Гарбо, Мата Хари, Жозефина Бейкер, королева Румынии Мария, Лев Троцкий, Александр Вертинский… “Лондра” похвастаться столь значимым списком знаменитых постояльцев не может. В 1922 году здесь останавливался молодой Хемингуэй, в бытность свою репортером Toronto Star. Да еще, говорят, Джон Рид жил в “Лондре” когда-то. Словом, раз-два и обчелся. Но это не делает ее менее прекрасной!

Этот отель – достопримечательность района Бейоглу, который после 1917 года был заселен русской эмиграцией. Улица, где находится “Лондра”, когда-то была трамвайной. А сама гостиница находилась напротив старинного оперного театра, сгоревшего в шестидесятые годы. Сейчас на его месте находится турецкое телевидение, аналог нашего “Останкино”.

Надо заметить, что “Лондра” потрясающе оформлена. Конечно, не столь избыточно, как в начале XX века, когда интерьер отеля был перенасыщен аксессуарами, изобиловал драпировками в ориентальном стиле и поражал воображение постояльцев количеством кадок с пальмами и множеством клеток с говорящими попугаями и певчими канарейками. Время убило многое. Но и сохранилось немало. Например, отопительная система – на каждом этаже и вдоль лестницы до сих пор стоят антикварные печки-буржуйки, которыми раньше отапливались номера. Во многих комнатах осталась старинная мебель, а в лобби – ретро-проигрыватель с музыкальными пластинками. Бросаешь монетку, а он начинает играть мелодии пятидесятых годов.

Попугай на всю “Лондру” остался только один. Но зато какой! Поскольку отель принимает гостей со всего мира, наш пернатый друг научился разговаривать на самых разных языках, а заодно имитировать звонки всех мобильных телефонов. Особенно виртуозно ему удается изображать пронзительную трель айфона, тем самым вводя в заблуждение окружающих людей, которые тут же начинают судорожно хвататься за свои смартфоны. Но больше всего попугай любит мяукать, потому что в Стамбуле обитают полчища бездомных котов. Коты бесятся, особенно в марте, ведь они ищут, где же та самая кошечка, которая их подзывает. А этот старый облезлый попугай сидит в клетке и знай себе вопит: “Мяу, мяу…”.

Благодаря своей ностальгической обстановке “Лондра” часто становится объектом пристального внимания кинематографистов. Время от времени гостиница превращается в съемочную площадку для шпионских сериалов: повсюду расставлены софиты, на полу валяются кабели, а в баре сидят какие-то дамы в ретро-костюмах сороковых годов… Настоящее потрясение пришлось пережить мне однажды из-за этих съемок. Как-то раз, вернувшись в гостиницу после прогулки, я обратил внимание, что дверь в мой номер приоткрыта. Заглянув в комнату, я оторопел. На моей кровати в самом неестественном положении лежал залитый кровью труп! Перепугался я тогда не на шутку. Еще бы! В моем номере человека убили! И в тот момент, когда я уже собрался звать на помощь портье, убиенный вдруг поднял голову и, приложив палец к губам, прошептал:

– Только тихо! Нам осталось доснять последнюю сцену.

Это оказался всего лишь статист, изображавший труп человека, которого по сюжету фильма застрелили в гостиничном номере.

Особое удовольствие для меня спуститься в лобби отеля и наблюдать за царящим здесь вечным движением – кто-то уходит, кто-то приходит… Это безумно увлекательное занятие! Частенько встречаются колоритнейшие персонажи! Как-то я разговорился с одной американкой весьма преклонных лет, которая проводит в “Лондре” семь месяцев в году. Пенсию она получает в США, а тратит ее в Стамбуле.

– В марте, как только подходит сезон, – рассказывала она мне, – я приезжаю в Турцию и живу в любимой “Лондре” до октября. А в октябре возвращаюсь обратно в Калифорнию.

Часто в гостиницу для того, чтобы просто попить чайку, приходит внучка знаменитой актрисы немого кино Веры Холодной, которую так же, как и бабушку, зовут Вера Холодная. Она родилась в Стамбуле. Ее маму Нонну и тетю Женю взяла на воспитание родная сестра скоропостижно скончавшейся кинозвезды – Надежда. Выйдя замуж за обрусевшего грека и став греческой подданной, Надежда Васильевна в конце двадцатых годов вместе с удочеренными племянницами бежала из пылающей Одессы в Константинополь. Кстати, в “Лондре” живет множество великовозрастных греков, которые приезжают сюда из Афин ностальгировать по старому Константинополю.

В этой исторической викторианской гостинице я чувствую себя как дома! И всякий раз, прилетая в Стамбул, задаюсь вопросом: зачем мне нужна квартира, если к моим услугам целый дом?! В отеле меня всегда ждут, здесь всегда убрано, накрыт стол, а перед входом можно увидеть мой портрет в рамочке, повешенный здесь, очевидно, за верность гостинице. И действительно, в течение последних тридцати лет, наведываясь в Стамбул, я неизменно останавливаюсь здесь. За это время я успел пожить абсолютно во всех номерах, в конце концов остановив свой выбор на триста десятом, где с балкона, украшенного кариатидами, открывается незабываемый вид на Босфор и Золотой Рог.

У входа меня встречает старый портье, сириец Азимет Бей, который служит в “Лондре” более сорока лет. Их и осталось всего двое – старожил “Лондры”: портье да попугай.

– Привет, Васильев! – кивает мне Азимет Бей. – В свой номер пойдешь или в какой другой?

Переступая порог “Лондры”, я заранее предвкушаю вечерние чаепития на террасе, расположенной на верхнем этаже отеля. Это ни с чем не сравнимое удовольствие – прихлебывать турецкий чай из армуды вприкуску с нежнейшим рахатлукумом, любоваться огромными звездами, застывшими над Золотым Рогом, восхищаться мечетями в огнях, слушать протяжные крики муллы… Разве не так выглядит счастье?

Записал Василий Снеговской

Геннадий Йозефавичус
Там, где жила Клеопатра

Рассказ

С великими отелями всегда связана масса апокрифических историй, складывающихся в эпическую мозаику. Где в этих анекдотах истина, где вымысел, понять невозможно.

Вот, к примеру, история про отель L’Albergo della Regina Isabella, Элизабет Тейлор и Ричарда Бертона. В начале шестидесятых Тейлор с Бертоном снимались в пеплуме студии XX Century Fox про Клеопатру. Съемки начались в Лондоне, с режиссером Рубеном Мамуляном. Там было потрачено пять миллионов, Тейлор подхватила пневмонию, а сняли всего восемь минут. Продолжили в Риме, на Cinecitta, уже с Джозефом Манкевичем. Дело пошло быстрее, без воспалений легких, зато с романом, вспыхнувшим у Тейлор и Бертона после первой же сцены близости Клеопатры и Марка Антония: поцелуй киногероев был столь страстным и длился столь долго, что даже святой заподозрил бы неладное. В какой-то момент группа переехала под Неаполь, на Искью, – на острове были найдены подходящие пейзажи для натурных съемок и правильный порт для прибытия лодки Клеопатры – и поселилась в городке Лакко-Амено, в отеле L’Albergo della Regina Isabella, незадолго до того построенном издателем и кинопродюсером Анджело Риццоли. Понятно, что не только связи Риццоли на студии Cinecitta помогли затащить звезд в Лакко-Амено, но и свойства самой гостиницы. Во-первых, она была построена по тогдашней моде – с просторными номерами с балконами, шикарным рестораном, морскими купальнями; во-вторых, стояла на самом берегу, так что волны бились о ее стены; в-третьих, при гостинице были открыты термы с горячими водами и особыми искитанскими грязями, целительные свойства которых стали известны еще во времена Клеопатры. В общем, сплошная la dolce vita, как и положено продюсеру феллиниевской “Сладкой жизни”.

Днем, если исполнительница главной роли была готова работать (Тейлор ее фантасмагорический контракт, по которому она получала сто двадцать пять тысяч долларов в неделю, разрешал не сниматься в период месячных; а потому “месячные” у артистки, опровергая медицинскую теорию и практику, случались каждые пару недель), группа работала, а вечером в тишайшем – до того – Лакко-Амено разыгрывался один и тот же спектакль: из номера мисс Тейлор раздавались крики, брань, звуки бьющейся посуды, а потом артистка фурией выскакивала на балкон и швыряла в Тирренское море одежду партнера. Белые медузы рубашек и трусов Бертона заполоняли небольшую бухту.

Чуть позже, в момент затишья, происходило ожидаемое: рыбаки, уже стоявшие на берегу наготове, прыгали в свои лодки и шли к стенам отеля вытаскивать улов. Дальше рубашки и исподнее, напитанное морской водой, доставлялось по домам, рыбацкие жены стирали, а утром гладили всю эту конфекцию, и уже к завтраку упакованная стирка возвращалась в гостиницу и обменивалась на соответствующие случаю чаевые. И так – изо дня в день, покуда на Искье шли съемки “Клеопатры” и пока отношения звезд развивались в жанре неаполитанского сериала.

Искитанских фотографий 1962 года, слава богу, довольно много. Студия прислала Берта Штерна, главного голливудского портретиста (того самого, который в том же году провел последнюю фотосессию Мэрилин Монро), и тот наснимал – кроме, собственно, съемочной хроники, кучу парных портретов Лиз и Дика. Вот они прибывают на Искью 15 июня 1962 года на катере, а вот загорают на крыше того же катера несколькими днями позже, и Ричард нависает над Элизабет, и сейчас случится долгий поцелуй, а вот Тейлор в смешной шапочке плавает в море, а Бертон ее догоняет, а вот снова катер, он пришвартован к молу, прикрывающему от волн гостиничный пляж L’Albergo della Regina Isabella, а сегодня и сам служит пляжем, на нем расставлены шезлонги и зонтики, крытые тростником, а еще – она в чем-то вроде короткого комбинезона, он – в белых рубашке-поло и брюках, а чуть позже – она во всём белом, он – в рубашке апаш и свободных брюках, она держит его под правую руку, в левой – сигарета, они идут от отеля к площади Святой Реституты в Лакко-Амено. Или моя любимая карточка, цветная, в отличие от остальных: она – на спине, голова повернута к камере, вокруг глаз – сложный макияж в стиле Клеопатры, он – в камеру не смотрит, он увлечен процессом тления своей сигареты, между ними – пачка красного Marlboro, золотая зажигалка, снятые с руки часы. Она улыбается широкой открытой улыбкой, он, судя по всему, рассказывает что-то смешное. Им очевидно хорошо вдвоем: и камеру Штерна, и его самого они не замечают, на игру всё это не похоже. И еще сотни кадров. И это при том, что она в то время была замужем, он – женат, и что общество еще не научилось быть толерантным, и что Ватикан вопил о неприличном поведении заграничных звезд, дающих плохой урок, и даже конгрессмены США (да!) призывали конгресс разобраться с адюльтером на съемочной площадке. И самое смешное, студия не знала, как себя вести, бонзы не понимали, хорош для судьбы картины вот этот конкретный скандал, занимавший первые полосы всех таблоидов мира, или возмущенные промискуитетом домохозяйки будут саботировать просмотры? И даже первая домохозяйка страны, Жаклин Кеннеди, интересовалась происходящим, просила держать ее в курсе и жадно читала журналы, публиковавшие хронику развития отношений Лиз и Дика; ее – примерно во время карибского кризиса – интересовал лишь один вопрос: женятся ли звезды. Мир помешался на этом романе, первый же кадр с поцелуем звезд – был сделан в Риме, на выходе из одного из павильонов Cinecitta папараццо Элио Сорци, проведшим весь день в укрытии, под припаркованной машиной, – послужил ответом “да” на вопрос года, ну а потом посыпались фотографии с Искьи, и вопросов не осталось вовсе. Развод обоих со своими супругами и их первые женитьбы были лишь делом времени.

В те же времена в отеле довольно часто, но не во время съемок “Клеопатры” (сцена бы не выдержала двоих) появлялись великие итальянки – Анна Маньяни, Софи Лорен, Джульетта Мазина. Их именами, как и именами Тейлор и Бертона, названы лучшие номера отеля. Побывал в L’Albergo della Regina Isabella и Кларк Гейбл, и Чарли Чаплин, и, понятно, Альберто Сорди. И конечно, Лукино Висконти, хотя ему останавливаться в гостинице Риццоли было без нужды, в нескольких километрах от Лакко-Амено, в горах, у Висконти была вилла La Colombaia; в парке, окружающем виллу, как того хотел режиссер, захоронен его прах. Отель был средоточием dolce vita, на Искье тогда не надо было как-то специально проводить кинофестивали, звезды и так приезжали к Риццоли: Кампания была итальянским ответом Калифорнии, Искья – чем-то вроде Малибу, L’Albergo della Regina Isabella – Chateau Marmont и The Beverly Hills Hotel вместе взятым.

Впрочем, эпоха Риццоли однажды закончилась. Незадолго до смерти (в 1970 году) продюсер Феллини и Антониони продал гостиницу семье Каррьеро, которой предприятие принадлежит и по сей день. В L’Albergo della Regina Isabella начались новые времена, потому как при Каррьеро главным постояльцем отеля стал L’Avvocato, всемогущий владелец Fiat Джанни Аньелли. Одетый с невероятным вкусом и изрядной долей экстравагантности, чуть прихрамывающий после нескольких аварий, герой-любовник с королевской кровью (мать Джанни была принцессой Бурбон дель Монте), хозяин половины Италии, – Аньелли любил Искью и L’Albergo della Regina Isabella, посещая отель при каждом удобном случае. Вернее, при каждой возможности. И опять же – апокрифическая история: у Адвоката в гостинице был любимый номер и любимый массажист – Сальваторе. Не просто массажист, а доверенное лицо, исповедник и редкий друг. Именно ему, Сальваторе, Джанни Аньелли звонил в том случае, когда хотел провести пару дней на Искье:

– Добрый день, могу я поговорить с Сальваторе, массажистом?

– Добрый день, синьор?..

– Джанни, Джанни Аньелли.

Дальше чуть живая телефонистка соединяла абонента Аньелли с массажистом, тот выслушивал патрона и несся к хозяину отеля предупреждать о прибытии гостя. Из любимого номера выпроваживали гостей, делая им предложение, от которого те не могли отказаться, Сальваторе расчищал свой график, и отель замирал в ожидании Адвоката. Который мог прийти на своей яхте, мог прилететь на вертолете или просто материализовывался из воздуха. И только одна жертва требовалась от Сальваторе – не упоминать в присутствии владельца “Ювентуса” команду “Наполи”. И вообще любую другую команду.

Сальваторе я застал, попав на Искью в первый раз, лет пятнадцать назад. Старик был бодр и силен, каждое утро он приходил на работу; как и во времена Аньелли, у него было множество постоянных клиентов, ради него приезжавших в отель. Он и теперь еще жив и даже иногда заходит проведать своего сына, который тоже массажист. И который делает с людьми ровно то, что на протяжении шестидесяти лет делал Сальваторе: сначала обмазывает ноги, поясницу, живот и спину клиента разогретой до сорока трех градусов искитанской грязью, потом отмывает эту грязь термальной струей, бьющей из шланга, затем засовывает размякшее тело в ванну с бурлящей вонючей водой, а по окончании экзекуции массирует огромными борцовскими руками тело; массирует без сантиментов, безо всякой там эзотерической глупости, честно, как учил отец. Нет, в термах L’Albergo della Regina Isabella есть и разные тайские-балинезийские массажисты – место-то модное; есть косметологи, есть те, кто умеет делать массаж горячими камнями и поющими тазиками, есть даже пара индусов, умеющих капать масло в третий глаз, но даже дамы в Chanel почему-то предпочитают парней старой школы, вот этих, без экивоков, учеников старика Сальваторе. Парням под стать кабинеты: никакого полусвета, ни капли гламура, только кафель на стенах, больничный свет и байковые одеяла, которыми укрывают в момент принятия грязей. А сами грязи – бурое золото Искьи. Говорят, их выдерживают в специальных бассейнах с термальной водой на берегу моря, чтобы они напитались воздухом, чтобы колонии микроорганизмов смогли превратить обычную грязь в лечебные грязи, чтобы магия заработала. И она, магия, работает. Особенно когда представляешь себе обмазанную в районе поясницы Элизабет Тейлор, укутанного байковым армейским одеялом Ричарда Бертона, лежащего в ванной Чарльза Спенсера Чаплина, мятого огромными руками Сальваторе Джанни Адвоката Аньелли. Магия – она же как раз про это, не про грязь, конечно, и не про грязи, а про то, что ровно в этой ванне лежал Чаплин, и что на этом столе Сальваторе делал массаж Аньелли, и что грязи всё те же, и что L’Albergo della Regina Isabella, отель, отметивший в прошлом году шестидесятилетие, всё так же смотрится в тирренские воды, и что рыбацкие лодки всё так же швартуются в небольшой бухте, отгороженной молом, который был возведен еще Риццоли, и что, выбрось вы из окна белые рубашки, им не дадут утонуть, кто-нибудь их обязательно выловит, выстирает и нагладит, прежде чем отдать консьержу отеля.