Текст книги "Кельты. Воины и маги"

Рис. 25. Фрагмент горельефа на серебряной чаше из Гундеструпа, Дания

Основание чаши, внутренняя и внешняя стороны пластин украшены горельефным изображением мифологических сцен, большинство участников которых напоминают персонажей галльской иконографии, а сюжетные параллели можно провести с древнеирландскими сказаниями. Воины, одетые в bracae, несут длинные кельтские щиты и carnyx – трубы (рис. 25). Горельеф на днище представляет сцену заклания быка, в которой некоторые исследователи усмотрели митраические мотивы. Как бы то ни было, стилистические особенности изображения европейских животных и экзотических созданий, в том числе грифонов и слона, вкупе с редко использовавшимся в те времена материалом – серебром, указывают на происхождение гундеструпской чаши из областей Среднего Дуная. Уместно вспомнить и сообщение Атенея о том, что обитавшее в тех краях кельтское племя скордистов ценило серебро превыше золота.

Описанные выше предметы в древние времена люди спрятали в торфяных болотах или закопали в землю, отказавшись, таким образом, от их использования, тем не менее нельзя с уверенностью сказать, что все эти вещи были частью добычи, которую грабители пожертвовали божествам, вернувшись домой после набега на кельтские земли. Хьортсп-рингская находка больше других напоминает собрание воинских трофеев, но здесь возникают некоторые сомнения: лодка изготовлена в манере северных мастеров, а щиты могли создать как кельтские ремесленники, так и местные подражатели, наслышанные о славе кельтского оружия.

Кельтское влияние на тевтонов. Вклад кельтов в развитие варварской цивилизации на территории между Эльбой и Рейном, без сомнения, велик, но отследить его в духовной сфере значительно сложнее, чем в материальной. Причиной появления многочисленных параллелей в кельтских и тевтонских культах и мифологиях, в социальных институтах и лексическом запасе могли стать не только межплеменные заимствования, но и существование общей древней культурной традиции, к которой принадлежали предки этих народов. Обитатели западных балтийских земель тоже подверглись мощному влиянию со стороны носителей культуры полей погребальных урн, но центр этого влияния находился не в североальпийской зоне, а восточнее Альп, обряд же кремации, повлекший за собой изменения в ритуальной и социальной сферах, прочно укрепился на севере к началу последнего тысячелетия до нашей эры. В должное время на датских островах, в Южной Швеции и Северной Германии стали пользоваться популярностью железные мечи гальштатского типа и конская упряжь с бронзовыми деталями. Все эти факторы, вкупе с неопределенной лингвистической ситуацией, указывают на то, что в эпоху превосходства кельтов в Европе, проявившегося в распространении латенской культуры, по крайней мере некоторые тевтоноговорящие племена принадлежали к одной с ними культурной традиции.

Возможно, самым значительным заимствованием тевтонских племен у кельтов в области культа стала практика возведения храмов. Тацит писал о священных рощах и лесах германцев – по-видимому, в его времена это были обычные места поклонения повсюду в зарейнских пределах. С появлением романо-кельтских храмов, прочно укоренившихся на территориях, подвластных Римской империи, началось их строительство – правда, из дерева – и на непокоренных землях варваров. Дальнейшее развитие этой практики связано с созданием таких крупных сооружений, как в Уппсале и во многих других местах, что стало отличительной чертой северного язычества, сохранявшей свою значимость вплоть до наступления христианской эры.

От Тацита известно также имя Веледы, провидицы, почитавшейся племенем бруктеров, которое участвовало в восстании Цивилиса (68–69 годы н. э.). «Veleda» – кельтское слово для обозначения женщины, занимающейся прорицаниями, и бруктеры были скорее кельтами, обитавшими по ту сторону Рейна (и в этом смысле – германцами), нежели тевтоноговорящим народом, заимствовавшим у соседей имя для своего оракула.

На страницах данного исследования подробное филологическое обсуждение кельтских заимствований в тевтонском языке не вполне уместно. Достаточно сказать, что современные немецкие слова «reich»[9]9
  Государство, империя (нем.).


[Закрыть] и «amt»[10]10
  Ведомство, управление (нем.).


[Закрыть] имеют древнее происхождение и свидетельствуют о волне кельтского влияния в политической и социальной сферах. И наконец, нельзя забывать о наблюдении Страбона: германское общество, по его мнению, очень походило на то, что существовало в Галлии до того, как римский урбанизм оказал на него свое разрушительное воздействие, а образ жизни и обычаи перемещавшихся по Средней Европе племен – взять хотя бы свевов с их кочевыми повозками и повсеместное использование кельтских личных имен – были продуктом смешения культур.

Кельтское наследие после крушения Римской империи. Настало время распрощаться с истинными кельтами Древнего мира и обратить взгляд на те народы, которые можно считать их потомками. Прежде всего, не вызывает сомнений, что большую часть Галлии до падения западной империи в V веке заселяли выходцы из кельтских племен. Последовавшие затем нашествия тевтонских завоевателей – вандалов, висиготов и франков, – будучи кратковременными, не смогли существенно повлиять на этнический состав населения. Франки дали стране новое имя и новый политический уклад, французская нация в значительной степени ведет свое происхождение от кельтских предков, и все же фундаментом этой цивилизации стали культура римских провинций, латинский язык, христианство и концепция гражданского правления. Лишь на окраинных северо-западных островах, в Британии и Ирландии, наследие древних кельтов стало основополагающим фактором формирования народов и языков и сохранялось на всем протяжении их истории. Помимо того что это наследие представляет собой богатейший материал для изучения жизни древней Европы, оно, к сожалению, служит благодатной почвой для прорастания бесчисленных псевдонаучных концепций, выдуманных политиками и писателями, которые вольно толкуют вопрос о том, кого можно считать кельтами, кого – нельзя. Впрочем, вместо того, чтобы лишний раз заострять на этом внимание, лучше перейдем к краткому обзору событий на островах, прежде всего в Британии, между I и VI веками н. э. Именно в этот промежуток времени создавались литературное наследие и эскиз языковой и политической карты Европы, которая окончательно оформилась в последующие века.

Римская Британия. Этапы римского завоевания Британии и судьба северных границ, пролегавших между Фортом и Клайдом (вал Антонина), а также между Тайном и Солуэем (вал Адриана), в данном контексте не имеют отношения к делу. Для нас важны племена, династии и даже отдельные личности, которые способствовали сохранению кельтского образа жизни и формированию новых, мелких народностей после крушения Римской империи. В период римского завоевания, начавшийся с вторжения в Британию легионеров Клавдия, главную роль в островной политике играла белгская династия Кунобелинов, правившая катувеллаунами. Вытесненные римлянами из своих владений на юге и востоке, именно они под предводительством Каратака возглавили союз небелгских племен на западе, призвав к сопротивлению силуров и ордовиков на территории современного Уэльса и рассчитывая в дальнейшей борьбе на поддержку бригантов, которые обитали у подножия Пеннинских гор. Но Каратака выдала римлянам Картимандуа, королева бригантов, возможно, так же как и он, имевшая белгское происхождение. Археологические материалы позволяют сделать вывод, что семьи белгских беженцев скрывались на западе Британии – об этом свидетельствуют такие произведения ремесленного искусства, как пивная кружка из Траусфинидда, железная подставка для дров из Кейпел-Гармона и множество металлических изделий белгских мастеров, найденные в торфянике Ллин-Керриг-Бах. И неудивительно, что устная традиция, существовавшая в Уэльсе до эпохи Средневековья, сохранила генеалогию королевского дома катувеллаунов.

Племена, обитавшие на западе Британии в гористых районах между Северном и Ди, находились под постоянным военным контролем римлян, но бурное развитие городов и гражданских институтов, начавшееся на равнинных землях, их не коснулось. Крепости на вершинах холмов пришли в упадок, некоторые были разрушены до основания, а в Честере и Кэрлеоне выросли дозорные башни легионеров. Таким образом, в процессе романизации Британии кельтская национальная традиция постепенно уступала место новому социальному укладу на восточных и южных территориях, а на западе, у обитателей нагорий, угасала в неразберихе и распаде племенной жизни. Аристократия и особенно ученое сословие потеряли свой статус в условиях римской оккупации, и это – основная причина того, что древнейшие пласты сохранившейся валлийской традиции не созданы коренным населением Уэльса, а привнесены извне другими кельтами на закате военного могущества римлян. Новое влияние исходило из Ирландии, откуда в Уэльс переправлялись поселенцы и разбойничьи шайки, а также из Северной Британии в форме целенаправленной колонизации, возможно являвшейся частью римской оборонительной политики (карта 9).

В конце III века ирландские иммигранты появились в Уэльсе и, судя по следам культа Ноденса в Лидни, продвинулись достаточно далеко на восток, по крайней мере до эстуария Северна. В Юго-Западном Уэльсе новые колонисты, известные под именем десиев (dési), заняли древние племенные владения деметов (demetae; от этого слова происходит название поселения Дивед (Dyfed). Поскольку особой военной активности римлян на землях к западу от Тоуи и Кармартена (древний Маридун) археологией не выявлено, можно предположить, что деметы были зависимым племенем, враждебным силурам, и пристального внимания со стороны римских властей здесь не требовалось. Каковы были отношения между деметами и десиями, неизвестно, но ирландское племя основало династию, правившую в Диведе на протяжении пяти веков, и внесло вклад в создание валлийской литературы – свидетельства того, что высадка десиев в Британии была не простым разбойничьим набегом.

В Северном Уэльсе складывалась совершенно противоположная ситуация. Здесь ирландцы предавались грабежам и пытались закрепиться на землях, которые оставались театром военных действий со времен походов Агриколы. Этимология названия северной местности Гвинедд (Gwynedd) и другие признаки свидетельствуют, что это были фении (feni), самая влиятельная часть населения Центральной Ирландии тех времен. Возможно, именно под давлением их правящей династии десии мигрировали из центральных областей Ирландии на юг, а затем, как минимум, некоторые из них вынуждены были перебраться на другой остров. Очевидно, десии и фении враждовали, о чем свидетельствует и то, что римляне по-разному отреагировали на их появление в Британии.

Карта 9. Основные направления миграций кельтов в IV–V веках н. э.

В отличие от жителей Диведа ирландцы, облюбовавшие северо-западные земли острова, надолго там не задержались, а история сохранила лишь британский вариант названия их племени. Это связано с отчуждением территории колонистами из Северной Британии – хорошо организованным бриттским племенем с надежным войском. Такова была практика римских завоевателей, известная по ситуации на других европейских границах Римской империи: сильному, но дружественному племени римляне уступали часть своих владений в обмен на защиту от внезапных нападений внешних врагов. Валлийская традиция и этимология личных имен колонистов свидетельствуют, что основать поселение в Северо-Западном Уэльсе было дозволено вотадинам (votadini; ср. валлийское название Gododdin), чья родина находилась между Тайном и Фортом. Дата их переселения спорна, но это событие должно было произойти где-то на стыке IV и V веков. В путешествие отправились вотадины, известные под именем «сыновья Кунедды», и от них ведут свое происхождение почти все королевские дома Уэльса эпохи раннего Средневековья. Для распространения бриттского языка, связанной с ним литературы и традиционного знания миграция «сыновей Кунедды» имела важнейшее значение. Они принадлежали к бриттскому племени, чья кельтская социальная структура и кельтское наследие в целом сохранились в первоначальном виде благодаря тому, что их политические интересы согласовывались с интересами римлян, а географическое положение владений на самом севере Римской империи спасло их от полной латинизации.

Поскольку мы несколько раз упомянули географическое название Уэльс, стоит несколько слов сказать о его происхождении. «Welsh» и «Wales» – слова тевтонского корня, освоенные английским языком в V веке. Любопытно, что англосаксонское слово «wates», изначально означавшее «инородцы», а позднее – собственно «бритты», по всей видимости, появилось после столкновения в Средней Европе между крупным кельтским племенем вольков (volcae) и тевтоноговорящими племенами. После этого тевтоны, похоже, стали использовать свой фонетически измененный вариант этого кельтского названия для обозначения всех инородцев, а поскольку они последовательно двигались на запад, из инородцев на их пути попадались главным образом кельты.

Каледоны и пикты. Вотадины и другие бритты, обитавшие на севере, за валом Адриана, покорились римлянам не по любви, а из корыстных соображений: еще севернее, на землях за линией между Фортом и Клайдом, жили воинственные племена, в борьбе с которыми им требовалась помощь легионеров. Войску Агриколы в тех краях отчаянное сопротивление оказали каледоны (caledonii). Позднее их не смог остановить даже возведенный вал Антонина, и римлянам ничего не оставалось, как признать автономию еще одного бриттского племени, наряду с вотадинами, для создания буферной зоны.

Различия в материальной культуре обитавших к югу от линии Форта и Клайда бриттских племен и живших на севере каледонов, установлены на основе сравнения крепостей, сохранившихся на вершинах холмов, но археологического материала слишком мало, и требуются дальнейшие изыскания. Интерес представляет замечание Тацита о том, что каледоны отличались высоким ростом и красно-рыжими волосами. Далее он сравнивает их с германцами, подразумевая, по всей видимости, зарейнских кельтов. Исходя из этого, конечно, можно сделать вывод об их происхождении, но массивные крепости с постройками из камней и бревен скорее свидетельствуют о том, что прародина каледонов находилась на среднем западе Европы, к югу от побережья Британии. Точный ответ, впрочем, зависит от даты прибытия каледонов в Шотландию, а современная наука склоняется к тому, что это произошло не раньше середины I века до н. э.

Можно предположить, что в смутные времена последнего столетия до нашей эры и первого после каледонам удалось занять лучшие земли в Шотландии и основать там поселения, тогда как бриттские племена, чуть раньше двинувшиеся с юга, из-за Чевиотских гор, и племена мореходов, мигрировавшие вдоль северо-западного и северного побережий Британии и ближних островов и строившие дома на колесах, удовольствовались тем, что осталось. С некоторой долей допущения можно сказать, что каледонское население состояло из местных жителей острова и кельтских иммигрантов. Язык аборигенов был определенно не индоевропейским, а язык поселенцев хоть и принадлежал к P-кельтской ветви, вероятно, отличался от того, на котором говорили бриттские племена.

Сходство между каледонами, известными латинским авторам со II века н. э., и пиктами (picti), которые впервые упоминаются в письменных источниках в конце III века, на данном этапе развития науки уже установлено. Королевство пиктов, созданное к VII веку и прекратившее свое существование в IX веке, сыграло важную роль в формировании исторической Шотландии. Латинское слово «picti» («крашеные, разрисованные»), использовавшееся как определение – так легионеры пренебрежительно называли варваров, украшавших тела и лица боевой раскраской и татуировками, – за четыре столетия, прошедшие с первого знакомства римлян с северными племенами и до появления христианизированного королевства, очевидно, потеряло свой изначальный смысл. Возможно так же, что для латинян звучание слова «picti» напоминало кельтское pretani или preteni и потому показалось более чем подходящим для именования северного островного народа. С другой стороны, нельзя забывать о том, что Цезарь, видевший собственными глазами лишь обитателей Южной Британии, первым упомянул о варварском обычае наносить на тело узоры голубой краской. Вероятнее всего, на территории острова в период римского владычества этот обычай постепенно отмирал и лишь у обитателей северных земель за валом Антонина продолжал существовать. В этом случае название «picti» было вполне оправданно и в конце III века.

Самоназвание пиктов неизвестно. Слово «picti» фигурирует лишь в исторических документах, созданных латинянами, а также английскими и ирландскими христианами, но по мере того, как римское могущество шло на убыль, а ирландцы и англо-саксы усиливали натиск, общественное мнение в Британии, по-видимому, менялось – начиналась переоценка ценностей и ностальгия по старым порядкам, соответственно возрастал престиж латинских имен, названий и титулов. И пикты, таким образом, могли принять латинское слово в качестве национального самоназвания.

В период между походами Агриколы и появлением исторического королевства пиктов этот влиятельный народ Центральной Каледонии имел достаточно сил и средств, чтобы двинуться на север и подчинить себе прибрежную археологическую провинцию домов на колесах. Рыбаки и мореходы, обитавшие в тех краях, не внесли никакого вклада в историю Европы, но для нас важно, что оркады (orcades) были определенно кельтским племенем, а их острова до сих пор называются Оркадскими. Слова Орозия об этом народе можно истолковать так, что они поклялись в верности Клавдию, а Тацит сообщает об их сотрудничестве с флотом Агриколы. Такую дружбу с римлянами можно объяснить лишь желанием оркадов обрести поддержку в противостоянии внешней угрозе со стороны воинственных соседей, а угроза в данном случае исходила от каледонов. Сведения о языке обитателей прибрежной провинции достаточно скудны и сохранились лишь благодаря ирландцам и скандинавам, позднее оккупировавшим эти земли. Личные имена несут кельтские элементы, скорее всего бриттского типа, но, опять же, наравне с языком завоевателей в те времена мог существовать и более древний язык местного населения.

Скотты. Далее несколько слов следует сказать об ирландских поселенцах и налетчиках в Северной Британии. Римские провинции вместе с пиктами и, чуть позже, с саксами опустошали скотты (scotti), чье имя впервые было записано в IV веке. Само слово «scotti» можно соотнести с ирландским глаголом, означающим «совершать набег», «грабить». Таким образом, это было не самоназвание племени, а определение для отрядов искателей приключений, и в результате их частых нападений латинское название Scotia получила Ирландия, откуда прибывали разбойники, а не ранее XI века оно перешло к основанному скоттами королевству в Северной Британии.

Время шло, и, вместо того чтобы опустошать чужие земли, ирландские мигранты начали создавать свои поселения. Так в Аргайле и на ближних островах к V веку возникло королевство Дал Риада (Dal Riada). Его основатели принадлежали к ветви королевского рода Дал Риада из Северо-Восточной Ирландии, и благодаря им не раньше IV–V веков в Северной Британии прижился гэльский язык. Династический союз скоттского (далриадского) и пиктского королевских домов примерно в 843 году обусловил широкое распространение к северу от Чевиотских гор кельтской традиции ирландского толка. Бриттоговорящее население, однако, продолжало существовать, и такие бриттские королевства, как Стратклайд и Регед, были достаточно сильны в VI веке, но в конце концов эта кельтская ветвь на севере все же отмерла, сломленная скоттами, чьим языком был гэльский, и англами, начавшими экспансию из Нортумбрии. Это послужило причиной двойственности наследия скоттов: гэлоговорящий север Шотландии и англоговорящий юг.

Исторические корни бретонцев. Есть еще один достойный упоминания пример миграции кельтого-ворящего населения, на этот раз из Британии. Бритты, обитавшие на южном и юго-западном побережье острова, переправились через пролив и высадились в галло-римской провинции Арморика, с тех пор за этими землями закрепилось новое название Бретань (ср.: Bretagne (фр.), Brittany (англ.) и britons – бритты (англ.). Современные исследования в области истории и языка этих мигрантов показали, что переселение началось в середине V века, закончилось в начале VII века и включало в себя две основные фазы. Мигранты первой волны, прошедшей в начале указанного периода, покинули южное побережье Британии, напуганные бесчинствами саксов на землях к западу от острова Уайт. Вторая, более масштабная, волна в середине VI века увлекла на континент жителей Девона и Корнуолла – они спасались от воинов из Уэссекса, развернувших экспансию на берега западных морей.

С точки зрения преемственности кельтской традиции бриттские поселения в Арморике внесли вклад лишь в сохранение языка. Эти люди долгое время жили под властью римлян в Британии, а на континенте продолжили существовать в обществе с теми же политическими институтами, где кельтский уклад давно уступил место римскому.

Происхождение слова «gael». Последние существенные изменения в островной кельтской номенклатуре связаны с появлением таких слов, как «gael» («гэл») и «gaelic» («гэльский»). Это англизированные варианты названий, которые долгое время использовались для обозначения ирландского народа и языка, и возникает вопрос, каким образом они пришли на смену известному исстари имени острова – Eire. Древние erainn (эрины), а также племена ulad, connachta, lagin, давшие названия провинциям Улад, Коннахт и Лагин, впоследствии ставшим Ульстером (Ulster), Коннахтом (Connaught) и Лейнстером (Leinster), имели разное происхождение, место обитания и социальный статус на острове. Лишь в процессе дальнейшей эволюции возникла необходимость в общем названии всего народа Ирландии, но появившееся в конце VII века слово «goidel» (гойделы) обусловлено вовсе не политическим воссоединением племен – враждовавшие в те времена династии были далеки от этой мысли.

Наиболее правдоподобной представляется этимологическая связь слова «goidel» с валлийским названием Ирландии – Gwyddel. Мы уже говорили о том, что название местности Gwynedd (Гвинед) в Северном Уэльсе происходит от названия ирландских поселенцев, именовавшихся у себя на родине feni (фении). Созвучное слово «Gwyddel» могло попасть в Ирландию и освоиться в языке в фонетически измененном варианте – Goidel. Каким образом это произошло? По всей видимости, благодаря прибытию на остров в V–VI веках христианских миссионеров из Северного Уэльса, где в те времена было в ходу название Gwyddel, а под мирным правлением «сыновей Кунедды» строились романо-бриттские церкви и процветало христианство. Ничего удивительного, что крещеные ирландцы приняли название «гойделы» перед лицом церкви, начиная новую, христианскую, жизнь.

Однако истинную политическую и общенациональную значимость слово «гойделы» приобрело очень нескоро. Возможно, в какой-то степени его широкому распространению способствовало нашествие викингов в конце VIII века, но более важным фактором примерно в то же время стало искусственное воссоздание истории Ирландии по латинскому канону и появление вымышленной фигуры праотца всех ирландцев Гойдела Гласа. Ирландские церковники состряпали для Ирландии свою историческую схему, позднее нечто в том же духе Орозий выдумал для иудеев и других древних народов. Этот процесс начался, вероятно, в VII веке, и название «гойделы» замелькало в переписанных народных сказаниях и генеалогиях королевских родов.

Терминологическая путаница сохранилась до наших дней, усугубленная учеными, которые использовали слово «гойделы» в филологическом значении «говорящие на языке Q-кельтской ветви» и противопоставляли его «уладам» и «эринам», чье наречие, по их мнению, в корне отличалось. Нельзя забывать и о том, что гойделы в понимании первых ирландских церковников не имели ничего общего с фениями. Слово «feni» изначально было названием древнего населения Ирландии, чье политическое превосходство, по крайней мере в центральной части острова, было весьма ощутимо в период, непосредственно предшествовавший началу христианизации. Однако оно потеряло первоначальный смысл, став родовым именем многих династий, а впоследствии вошло в правовые трактаты как обозначение сословия землевладельцев или свободных людей, имевших право присутствовать на всеобщих собраниях.

Понятия «гойделы» и «фении», таким образом, никогда не отождествлялись, но в формировании ирландского языка именно фении сыграли важную роль. Впрочем, это сложный вопрос, требующий длительного обсуждения и к тому же не связанный напрямую с темой данной главы, призванной наметить в общих чертах линию преемственности кельтской традиции в Европе. Скажем лишь, что ирландский язык в современном понимании, то есть гэльский (goidelg: gaedhilge), был не единственным в древней Ирландии. Не будем пускаться в рассуждения о том, почему гойдельский язык стал общенациональным, обусловлено ли это его популярностью у определенных слоев общества или количественным превосходством говоривших на нем ирландцев, но нельзя не отметить его успех и широкое распространение в Ирландии и Шотландии, по сравнению с полным провалом в Южном Уэльсе, где ирландские колонисты быстро забыли родной язык, обогатив при этом бриттский элементами своей литературной традиции.

Преемственность кельтской традиции. Мы приближаемся к хронологической вехе, за которой изучение кельтской цивилизации становится бессмысленным и начинается история многочисленных мелких королевств, междоусобных раздоров и столкновений с англами, викингами и норманнами. Шли века, появлялись новые влияния, и с исчезновением, вернее, перерождением аристократических сословий кельтский социальный уклад был окончательно утерян. Языки сохранились в основном в земледельческих общинах, среди которых при ближайшем рассмотрении можно выделить даже более древние этнические группы, предшествовавшие кельтам. Как не все, кто считает своим родным языком английский, являются англичанами в других отношениях, так и полный состав кельтоговорящего населения включал в себя социальные группы, которые были древнее или, наоборот, моложе в историческом смысле, чем сами кельты.

Историческая граница исчезновения традиционного кельтского образа жизни и связанной с ним литературной традиции проходит в разных хронологических точках для Уэльса и Ирландии. Валлийцы, то есть северные и западные бритты, в своей борьбе против англов и саксов пережили новый героический век, который принес обильный урожай стихотворных и прозаических произведений, затмивших древние образцы. Прославленные поэты Талиесин и Анейрин в конце XVI века воспевали в старинной кельтской манере своих августейших покровителей и благородных воинов из Регеда и Гододдина. В ту же насыщенную событиями эпоху сражавшиеся за независимость британцы приняли новое имя – cymry («соотечественники»), – в котором остался отзвук древнего названия кельтских племен Уэльса[11]11
  Кимры (cymri).


[Закрыть]. В фонетически измененной форме оно сохранилось до наших дней в названии графства Камберленд (Cumberland) – как память о давних северных владениях бриттов.

Кельтская литературная традиция поддерживалась в Уэльсе на протяжении многих столетий, до тех пор, пока не канула в небытие валлийская знать, вдохновлявшая поэтов и покровительствовавшая им, и даже на исходе XVIII века еще не забылись куртуазные вирши, а уездные рифмоплеты пели хвалу местным сквайрам – своим благодетелям – в манере предшественников, живших больше тысячи лет назад.

В Ирландии, избежавшей вторжения римлян и саксов, кельтские социальные институты долгое время процветали, и существенно видоизменить их не смогли ни викинги, ни норманны. О роли церкви, которая осуществляла цензуру, адаптируя кельтские сказания к христианской реальности, и, что самое главное, сохранила их для истории, впервые создав письменные своды, говорилось в первой главе, здесь же необходимо сказать о другом ее вкладе в развитие кельтской традиции.

С появлением христианских миссий ирландская культура подверглась новому иноземному влиянию, благодаря которому выкристаллизовались национальные, самобытные черты в литературе и ремесленных искусствах, позволившие Ирландии занять особое место в истории европейской цивилизации. Если творцы героического века вдохновлялись свершениями воинской знати из Ульстера и Коннахта или подвигами Фионна мак Кумалла и его отрядов, то золотой век стал эпохой святых и ученых, проповедников и Евангелий, искусной обработки металлов и, наконец, больших каменных крестов, украшенных рельефным орнаментом. Кельтские декоративные мотивы в новом ирландском искусстве существовали подспудно, но во многих других областях культуры старые традиции по-прежнему были в силе. На великом собрании в Друйм-Кете, состоявшемся в 575 году, святой Колумкилле (Колумба) отвел филидам особое место в жизни ирландского общества, и после этого в течение тысячелетия устная традиция и поэтическое наследие оставались в почете и бережно хранились. И лишь в 1601 году трагический исход битвы при Кинсейле положил конец существованию древнего кельтского уклада.

Достойны упоминания хвалебные песни и сатиры ирландских поэтов XVI века, сравнимых с бардами, о которых мы знаем со слов Диодора, а также последние отголоски традиции устной передачи знаний, постепенно угасавших в людской памяти. Однако наибольший интерес представляет преемственность кельтской традиции в социальной сфере, сохранившая обряд королевской инаугурации. Эта церемония, имевшая древнее индоевропейское происхождение, проводилась в Ирландии до конца XVI века. Так взошел на престол в 1592 году Аод Руад Уа Домналл, последний гэльский властитель Ирландии. Ритуальная значимость этой церемонии была настолько сильна, что и в последовавшие затем смутные времена местные предводители кланов продолжали отстаивать обычаи своих предков, совершая обряд облечения властью у священных камней.

Последняя традиционная инаугурация шотландского короля состоялась в 1249 году. После церковной церемонии, предшествовавшей коронации, Александр III был препровожден к священному камню, возле которого принимал приветствия подданных и слушал свою родословную, произносившуюся на гэльском языке. Перечисление имен прославленных предков издревле служило напоминанием о великом предназначении нового короля и предзнаменованием благого правления.