Текст книги "Пророчество льда"

И рок неизбежности не преминул этим воспользоваться, стремительно сдернув с заоблачных высот надрывным воем тяжелого грузовика, несущегося навстречу.

Я прислонился спиной к стене подземного перехода и съехал вниз, садясь на корточки. Память подсунула очередную бомбу, которая не замедлила взорваться в голове шрапнелью воспоминаний. Рядом по гулкому переходу шли другие люди. Шли спокойно и неторопливо, шли, точно зная, куда стремятся. А я никак не мог понять своего направления, не мог найти точку отсчета. Это так же увлекало, как взгляд в пропасть с неприступной вершины, на которую ты поднимался не один день и потратил много сил. Взгляд, который давал спокойствие и тревогу одновременно.

Человек, довольно полный, в хорошем костюме, с кейсом в руках, прошел совсем близко, сделал несколько шагов по направлению к лестнице, но тут сбавил шаг, остановился и полез свободной рукой в карман. Глядя на него, можно было сказать, что в эту ночь ему так и не удалось уснуть. Возможно, так оно и было, глаза не выражали никаких эмоций. Словно он спал прямо на ходу.

Он вернулся ко мне, не поленился нагнуться и сунул в расслабленную ладонь, мятую бумажку и несколько монет мелочью. Я поднял на него взгляд. Мужчина как-то смутился и нелепым и суетливым движением попробовал дать понять, что эти деньги он дает мне как бы из чувства солидарности, не потому, что я похож на нищего или горького пьяницу, а просто потому, что ему вдруг показалось, что они мне нужны.

Не задерживаясь больше, он ушел, чуть прибавив шаг. Я сидел все в том же положении, вертя в руках зеленоватую банкноту, звеня мелочью в чумазых и исцарапанных пальцах.

Я не верил в случайности. Складывая воспоминания обо всем, что со мной произошло, – а память возвращалась стремительно, – я склонен думать, что случайностей вообще не бывает, ни в одном из миров. Случайностью, как правило, называют то событие, последствия которого или причины, не поддаются логическому объяснению нашего разума. Или просто невидны. Но закону глубоко наплевать на нашу логику, и поэтому в случайности так хочется верить.

Город был красивым. Я знаю, что жил в нем раньше, но как-то не замечал всех его прелестей. А может быть, основательно успел забыть. Ведь меня не было в нем почти тридцать лет. Неважно, что здесь и в том мире время течет по-разному. Да, я родился еще раз. У меня было еще одно детство, еще одна юность и зрелость. Были войны и беды, радость и печаль, ликование и уныние. Все что происходит с человеком, когда он просто живет. Мне повезло прожить две жизни одновременно. Не знаю, как такое могло быть, но это утверждение абсолютно верно. Какой-то немыслимой прихотью закона я стал свидетелем двух своих жизней, ни одну из которых я так и не смог прожить до конца. Пока не смог. Может, это последний шанс? И участь моя сейчас в моих руках, осталось только сделать правильный выбор, и всего-то.

Я бродил по городу, не понимая, что в нем изменилось. Все те же улицы, знакомые с детства. Тот же шум, к которому я когда-то был привычен, суета и толчея, все прежнее. Но мои глаза смотрят совсем иначе. Обращаю внимание на то, чего раньше бы и не заметил. Вот, к примеру, человек сидит за рулем автомобиля, стоящего на обочине проспекта. Ничего особенного просто человек, но мой взгляд устремлен куда-то в глубь него, я вижу, что у него хорошее настроение. Он сам не знает причины своей умиротворенности. Он думает, что музыка, звучащая из радиоприемника, натолкнула его на приятные воспоминания. На самом деле это не так, музыка в данном случае послужила лишь ключом, который открыл потайную дверцу сознания и выпустил на волю радость в ощущении мира. Он забыл сейчас о проблемах, забыл, что десять минут назад был раздражен и поругался с таким же, как он, водителем, стоящим в пробке и проявившим большее нетерпение, чем остальные. Он радовался тому, что не опоздал, вовремя успел добраться до назначенного места, и теперь его внутренняя гармония расцветала чудесным цветком светлой ауры. И в этом призрачном, но значимом свете являлось передо мной все вокруг. Все, что окружало, сияло гранями разнообразия. Это было странным и очень необычным. Почему прежде я так стремился покинуть город, я ведь ненавидел его. Мне была противна грязь, духота и смог. Хотелось простора, свободы, независимости. А выходит, что я искал то, что всегда было рядом со мной, то, что всегда было моим. А не будь этого моего стремления, нашел бы я желаемое? Сомневаюсь. Цель всегда одна, а вот пути к ней могут быть самыми разными. И не важно, что раньше я этого не понимал. Главное, что я смог это принять теперь, когда прожил еще одну жизнь. А может, еще не прожил, а только живу?

– Знаешь о том, что в точности прошел маршрут, исхоженный тобой многие годы подряд?

– Мне знаком этот голос! – сказал я, удержав себя от того, чтобы сразу обернуться.

– Как ощущения?

– Самат? Но ведь я!..

– Тихо! – сказал лысоватый толстяк в черном костюме с ярким галстуком. – Ну, разумеется, ты все помнишь. У тебя всегда была отменная память.

– Этого не может быть! Как ты попал сюда?

– Дела, знаешь ли. – Самат сдержанно улыбнулся, и я понял, что это был не совсем он. – Важные дела.

Мой бывший друг так не мог улыбаться. Он либо ржал как лошадь, либо тупо обдумывал услышанную шутку. Промежуточного состояния у него как бы не было. Так улыбался только Синасир-Дидар. И у меня не было ни тени сомнения, что это он. Ведь Самата я убил собственноручно, хоть и не помнил этого.

– Рад снова тебя увидеть. Ты за мной?

– Нет, но хотелось бы. С каким, однако, рвением ты это сказал, все бы так! Это напоминает мне вечные вопросы Марака. Знал бы ты, какие взятки мне предлагали. Одни за бессмертие, другие за смерть.

Самат, лицо которого натянул на себя дух смерти, встретил меня в тенистом сквере, напротив памятника. Осенняя листва, озаренная солнцем, расписала парк золотом особенно ярко.

Мы сели прямо на гранитные плиты фонтана, продолжая беседу.

– Может быть, стоит соглашаться на некоторые заманчивые предложения?

– А я иногда и соглашаюсь, но не потому, что мне деньги позарез нужны, или власть, или чьи-то тайны. А потому, что я сам так задумал.

– Но этот облик ты принял не случайно, зачем же?

– В Маракаре мало кто знает, что ты убил Самата. Он давно отошел от дел, и теперь его тело должно послужить мне. Совсем скоро ты все узнаешь.

Самат, то есть Син, деловито поправил костюм и сел поудобней, положив ногу на ногу. Со стороны можно было подумать, что это довольно преуспевающий бизнесмен, солидный и уверенный в себе. Непонятно было одно: что он делает рядом с таким оборванцем, как я. Именно поэтому наша милая, даже дружеская беседа казалась прохожим более чем странной.

– Есть или пить хочешь? – спросил Син, глядя на ряд торговых палаток, от которых веяло довольно аппетитными запахами.

– Нет. Не хочется.

– Может, тебе денег подбросить?

– Мне сегодня уже подбросили.

– Надо же. Вот бы не подумал. Не знай я, кто ты на самом деле, и медной монеты бы тебе не дал. – И снова улыбка замерла на его лице. – Шучу, разумеется. Собственно, я к тебе не за этим. Мы с тобой давно знакомы, ты знаешь обо мне больше, чем многие смертные. Ты мне не безразличен. Вот я и посчитал своим долгом тебя предупредить, чтобы ты не расслаблялся. Не могу сказать больше, но будь осторожен.

– Это просто какой-то особый дар, этого тела, портить мне время от времени настроение? Я говорю о Самате. Вечно он все делал не вовремя и не к месту.

– У меня те же самые способности, так что считай, мы с твоим отравителем нашли друг друга.

– Хоть с какой стороны ждать опасности?

– Издалека. Оттуда, где ты кое-что не закончил, хотя должен был.

– Это все?

– Достаточно. Ты должен понять. А мне пора. И помни! В том мире для всех, кроме тебя, Самат не умер. Да и, кстати, приведи себя в порядок, а то смотреть страшно.

– Я в порядке.

– Не грусти и не злись. – Син только подмигнул мне, хлопнул по плечу и, развернувшись, быстро пошел вдоль фонтана, который распустил радужный веер водяных брызг и прохлады у него за спиной.

Сейчас он пройдет через людную площадь и скроется в раскрытой пасти подземного перехода, снова исчезнув на какое-то время. У него здесь дела, так он сам сказал. И как он только успевает быть везде, где его ждут дела? Быть может, времени для него вообще не существует? Или он одновременно везде и всюду. Как сложно принять подобную мысль. Что же он за существо? Что за создание, которое и прошлое, и будущее всегда воспринимает как сейчас. Бесконечное настоящее. Непостижимо…

Лицо Маидума скрывал огромный капюшон бурнуса. Он сидел молча, разглядывая веселящуюся толпу. Кубок с вином, стоящий прямо перед ним, так и не был тронут.

– Трудно будет найти спутников среди этих отбросов, мой господин.

Данияр не скрывал своего лица, как и признаков знатного рода, к которому он принадлежал. Он и слугой не казался возле своего молчаливого и скрытного хозяина. Скорее походил на спутника или друга.

– Дальше на север поселений не будет, только горы. Нам нужны хорошие воины. В манускрипте Тотр-Амая говорится, что нам нужен боевой отряд, а лучше целая армия.

– Господин, я не понимаю зачем, если там не с кем воевать.

– Ты еще молод, Данияр. Тебе не все известно о пределах, а я точно знаю, что должен сделать. Прежде чем преодолеть древние врата, нам придется встретиться со стражами. Это рискованно. Да и в тех землях, куда мы отправляемся, нам будет необходим небольшой отряд.

Данияр снова наполнил кубок вином и, не обращая внимания на недовольный взгляд своего господина, осушил его одним залпом. Еще раз внимательно всмотрелся в толпу наемников, которые веселились за соседними столиками, и, шумно поставив кубок обратно, спросил:

– Может быть вон тот здоровяк, он выглядит бывалым и опытным воином.

Маидум перевел взгляд и всмотрелся в увальня, притихшего на краю лавки за шумным столом.

– Не годится, – сказал маг через некоторое время. – Потупил взгляд. Улыбка замерла, скрывая стыд. Ладони мокрые. Он слишком флегматичен, чтобы быть верным и преданным. У него нет морали и принципов. Он ищет выгоды, а не достоинств. Он предатель. Я знаю это заранее. И пояс у него украшен зубами, это плохой признак. Он скорее дикий охотник, чем воин.

– Это человеческие зубы?

– Не будь так наивен! Ну разумеется, они человеческие. Вот только где он их взял? Руки у него крепкие, но вряд ли он смог раскрошить челюсть хоть одному солдату. Пытается создать о себе мнение лучше, чем есть на самом деле. Скорее всего, это зубы крестьян, из которых он выбивал ежегодный налог для своего хозяина.

– Кого же мы ищем?

– Нам нужны воины. Преданные люди. Бадаяны монастыря погибли в битве с кочевниками. Эти дикари собрали огромную стаю, как только узнали о смерти Марака. Князь Виктор преследует нас по пятам. Армия Аракхата полегла у стен своей крепости, и твой отряд исключение. Духи-покровители задержали вас ураганом в дальнем дозоре.

Данияр был в замешательстве. Он не знал, как ему поступать. Новый господин имел печать великого хана. Новый господин был так велик и недосягаем, что Данияр и предположить не мог, что кто-то посмеет восстать против него, но это произошло, и он, следуя за боевым магом по чужим землям, сейчас вне закона. Его преследуют, ему смеются в спину. Но Маидум знает конечную цель своего пути. Ведь он новый хан. Он теперь правитель Маракары, хоть и лишенный возможности быть в своей крепости, этого права у него еще никто не посмел отнять. А кто и попробовал, скоро очень пожалел об этом.

Следовать за ним дальше было рискованно. Либо бесславно пасть в бою, либо стать верным рыцарем и греться в лучах его величия до самой старости. Что-то надо было выбирать. Просто так Маидум его от себя не отпустит. А если и возьмет с собой, то дорого ценить не будет. Неопытный воин стоит малого. Если вообще чего-то стоит. Значит, Данияр должен дать понять своему господину, что он совершенно ему необходим. Проявить верность и преданность, вот что сейчас главное.

– А как насчет того горластого балагура?

Маидум только криво усмехнулся.

– Я его давно приметил, но он один в дальний поход не пойдет, с ним есть молодой оруженосец, и это помеха. С которой нам придется смириться. Поговори с ним, и постарайся сбить цену, я не хочу платить дорого за крестьянина.

Данияр только кивнул, снова наполнил свой кубок и сделал несколько шагов в сторону стола с веселой компанией.

Среди тех, кто сидел на этих скамьях, не было ни одного профессионального воина. Все оружие и доспехи на них были трофейными, с чужого плеча. Никому и не приходило в голову, что это нарушение воинского кодекса. Здесь встречалась и маракарская чеканка, и суарекский доспех, хорошая северная сталь могла находиться на одном поясе с бронзовым жалом кочевников, которые отливаются в каменные формы, разбросанные по всем стойбищам.

Только у одного смуглого паренька с раскосыми глазами был доспех, судя по всему принадлежащий его роду. Тонкая кожаная рубаха с не менее тонкими бронзовыми пластинами, подобранными так тщательно, что стыков почти не было видно. На широком поясе висел Айтар, оружие профессионала. На коже доспеха, не прикрытого бронзовыми пластинами, виднелась блеклая татуировка, что не оставляло никаких сомнений в том, что это человеческая кожа. А притихший обладатель этой угрожающей экипировки не кто иной, как песчаный шакал. Это очень редкая находка для любого отряда. Песчаные шакалы ценились даже среди пустынных воинов. Такие солдаты в отряде – это разведчики и добытчики, они самостоятельны, но могут быть верными и исполнительными.

Первое ощущение, которое посетило Данияра в этот момент, – отвращение. Неприязнь к незнакомцу. Но некоторый опыт и желание угодить господину подсказывали, что именно этот воин нужен им больше всех. Разумеется, шакалы были самыми обычными людьми, не ужасающими порождениями разломов Гиарда, а такие же кочевники, как и многие в бескрайних землях Маракары. Но их главным отличием было то, что кочевали они не с теми овцами и верблюдами, которых выращивали, а вслед за мигрирующими стадами диких антилоп. И ничем, кроме охоты, не занимались. Разумеется, что в отсутствие антилоп они охотились на все, что движется, и потребляли свою добычу, ничего не оставляя. Охотник, принесший в племя добычу, и его семья получали от нее самое лучшее, а именно кровь, сердце и мозг. Все остальное доставалось другим соплеменникам. Весь род передвигался по пустыне пешком. Они считали, что лошадь – это порождение ада, и с бо́льшим удовольствием употребляли ее в пищу, нежели использовали как средство передвижения.

Несмотря на то, что молодой кочевник в этой шумной компании не выделяется и ведет себя осторожно, не вызывало сомнений, что именно он здесь главный. Иначе подобная шайка не смогла бы просуществовать достаточно долго и разбежалась бы сразу после удачной вылазки, поделив награбленное.

Данияр подошел к трактирщику и, не скрывая от посторонних глаз свой тугой кошелек, попросил его принести еще вина и жаркое, заплатив за все это вперед.

Хищники заглотнули наживку почти мгновенно.

Инициативу взял на себя угрюмый детина с гнилыми зубами и изуродованной левой рукой. Калека, который все еще не потерял свой гонор. Он наполнил кружки своих товарищей дешевой брагой и предложил тост:

– Братья мои! Хоть наш князь Виктор и не блистает подвигами, и не так благороден, как его предки, хочу выпить все же за его здоровье, чтоб ему сподручней было давить чумазых маракарцев!

Слаженный хор истеричного хохота прокатился по всей таверне. Хихикал даже глухой старик, сидевший у очага. Хоть он и не слышал, о чем речь, общее веселье поддержал с удовольствием.

– Эй! Ты! Я к тебе обращаюсь. Чумазое отродье. Не желаешь выпить за здоровье нашего князя?

Данияр только злобно взглянул в лицо здоровяка и наигранно поставил на стол кубок с вином, который только что держал в руке. Маидум не вмешивался, ему было интересно, как молодой дворянин продолжит беседу.

– Я пью дорогое маракарское вино, которое завалялось в погребе гостеприимного трактирщика. Готов вылить его на пол, если поднесете мне то же вино, что пьете вы. За здоровье князя.

– Ты смеешься над тем, что мы бедные люди и не можем себе позволить дорогих вин?

– Что вы. Как вы могли так подумать? Я посчитал, что будет невежливо пить вместе с вами что-то другое. Тем более за вашего благородного господина.

– Маракарец! Ты издеваешься над нами! Грязный и вонючий погонщик скота!

– Три дня назад в Ур-Хале я нанял семерых солдат, которые идут вместе со мной и уже получили обещанную им плату. Ты рискнешь назвать их скотом, который я гоню на заклание?

Данияр самодовольно улыбнулся и демонстративно поднял кубок. Из тени плохо освещенного угла появились пятеро воинов. Трое из них держали в руках заряженные арбалеты, у двоих руки замерли над рукоятками коротких мечей. Они были намного опытней и проворней местной банды головорезов. Богаче настолько, что вполне могли позволить себе заказать у оружейника все, что необходимо, не пачкая себя мародерством. Да и слаженность отряда не оставляла шансов бандитам устоять даже в стенах трактира, который просто кишел всяческим отребьем, готовым не раздумывая пустить в дело засапожный нож.

– Наивные крестьяне полагали, что смогут оскорбить потомка древнего рода, не неся за это никакой ответственности?! Зря. Вам придется подойти ближе и извиниться. В противном случае некоторые из вас будут заняты ближайшее время выкапыванием могил для своих товарищей. Не исключено также, что делать это будет кто-то другой.

Скамьи упали гулко, когда сидящие на них люди вскочили, выхватывая оружие. Данияр встал, прикрыв собой пятерку воинов, давая тем самым понять, чтобы они в драку не вмешивались. Поднялся Маидум. Он медленно скинул свой карос и, чуть подавшись вперед, выставил перед собой боевой посох. Бандиты замерли в самых причудливых стойках, держа оружие на изготовку, но уже испуганные тем, что увидели.

Провернувшись в воздухе, посох зазвенел и со свистом пронесся над головами перепуганной толпы.

– Бадаян! – выдохнули бандиты почти одновременно. Даже шакал, сидевший в углу и остававшийся все это время будто безучастным к происходящему, оживился и сдернул с пояса свой Айтар.

Первым не сдержался молчаливый верзила, тот, у которого пояс был украшен человеческими зубами. Маидум среагировал мгновенно, и короткий дротик, брошенный с левой руки, впился увальню точно между глаз. С ужасной гримасой на лице здоровяк рухнул на дощатый пол, вгоняя дротик еще глубже в голову. Еще один неосторожно пошевелился и даже не успел осознать, как его голова отлетела в дальний угол трактира, забрызгивая все кровью.

Маидум только придержал посохом обезглавленное тело, направляя его падение в сторону от себя.

Вперед вышел шакал, предводитель этих голодранцев. На вид ему было не больше двух десятков лет. Худой и низкорослый, он не казался достойным противником, но Маидум сразу оценил врага и не стал нападать первым.

– Довольно, бадаян. Эти крестьяне слишком невежественны, чтобы в полной мере понять, какое оскорбление они нанесли вашему другу. Надеюсь, они уже достаточно расплатились за свою ошибку. Опустите оружие, Верный, и мы уйдем.

– Шакал! Чего стоит твое слово?

– Моей крови.

– Уходите.

Данияр глазам своим не мог поверить, когда увидел, что почти все посетители таверны тихо вышли в широкую дверь. Если бы не вмешательство их главаря, им бы не устоять против такой толпы, даже вдевятером.

– Еще до рассвета нам нужно быть на перевале. Долго здесь задерживаться нет смысла, – сказал Маидум, отдавая посох Данияру, чтоб тот зачехлил его. – Эти отбросы сами последуют за нами. Шакалы мстительны. Если им хватит смелости, то они будут преследовать нас до самых врат. А там их ждет страж предела. Таким образом, отряд станет для нас бесплатным. Знать слабость врага порой стоит большего, чем знать его силу.

В этих дворах легко заблудиться. Но я знаю эти места. Все здесь знакомо, и ничто не удивляет. Все закоулки пройдены мной не один раз. Вот в этом дворе я катался на велосипеде еще мальчишкой. Отсюда сквозь арку виден широкий проспект с быстро мчащимися по нему машинами. Какой был великий соблазн тогда объехать вокруг весь дом вдоль этой шумной улицы. Это было запрещено, но мы все равно рисковали. Вот на этих лавочках мы сидели долгими вечерами, наблюдая в узком квадрате неба между домов, как загораются первые звезды. Желтые квадраты окон, из которых то и дело высовывался кто-нибудь из родителей и звал свое чадо домой. А уходить так не хотелось. Возвращаться в душные квартиры, в мир, где тебе все время говорят, что ты должен делать и как. Отсюда, где ты свободен и предоставлен сам себе. Где рядом с тобой друзья и у вас есть что-то общее. У вас есть задачи и проблемы, которые взрослые просто не могут понять или считают недостойными своего внимания.

Теперь все это кажется смешным и наивным. Крошечный мирок посреди огромного города, где мы пытались быть самими собой. Что теперь? Нас нет? Маленький мирок сузился до того, что легко помещается под кожу и находится где-то внутри тебя. Там, где он всегда и был. А мы в далеком детстве видели только его отражение.

Этот двор пуст. Нет никого. Редкие прохожие пересекают узкие тротуары быстрым шагом и исчезают за писклявыми дверями подъездов. Холодный осенний ветер гонит по пыльной площадке рваную газету, треплет, как игривый пес, швыряет из стороны в сторону. Глаза невольно скользят по окнам. Первый подъезд, третий этаж, окно справа. Это кухня. Там горит свет. Там тепло и уютно. Там за столом тихая беседа за чашкой чая. Там нет суеты. Там немного грустно, потому что кого-то не хватает. Этого не выразить словами. К этому все давно привыкли, и каждый думает об этом по-своему. Но такое состояние все время витает в пыльной атмосфере маленьких комнат.

Почему я раньше об этом не думал? Не приходило в голову, что каждый день, когда меня нет дома, похож на предыдущий. И щемящее чувство в груди не покидает всех обитателей, и каждый звонок в дверь ударяет как током. Где же я был все это время? Что искал? Может, все мои скитания как раз и нужны были для того, чтобы вернуться сюда и посмотреть, как все вокруг изменилось. Не знаю. Но сегодня я здесь оказался не случайно. Хоть я и не собираюсь позвонить в дверь квартиры и свалиться как снег на голову. Сегодня меня там не ждут. Ведь даже если я сделаю все это, в этот дом придет совсем другой человек…

Дальше по знакомым улочкам. По тонкой ниточке воспоминаний. Знакомое дерево. В детстве оно казалось намного выше. Старушки на скамейке, наверно, бессмертные, всегда здесь сидят, в любую погоду…

Память издевается надо мной, впрыскивая пряные образы в замутненное пресное сознание. Хочется бежать, хочется скрыться, но знаю, что не могу. Я слишком долго скрывался от самого себя. А теперь настало время действовать.

Ее дом находился ниже по проспекту, в таком же типовом дворе. Я шел к нему так уверенно, что не было сомнений в том, что этот маршрут был пройден мной неоднократно. А может, мне только кажется. Ведь я никогда и никого не любил. Я не обращал внимания на тех, кто был со мной рядом. Я думал только о себе, о своих собственных проблемах и переживаниях, и мне плевать было на остальных. Словно в театре играл, как плохой актер, копируя своего персонажа, но не вживался в роль.

На улице уже темно, а окна в ее доме погашены. За ними нет никого. За ними нет того света, который позвал меня сюда. За ними нет ее. Чтобы убедиться в этом, мне не обязательно идти туда, все понятно и так. Быть может, она еще не пришла домой. Или больше ее нет в этом доме, и ждать дальше нет смысла?

Здесь, в горах, Данияр чувствовал себя неуютно, ему все время казалось, что он подцепил лихорадку. Но, кроме потливости и тяжелого дыхания, других признаков не было. Это путешествие стало для него необходимостью. Останься он в Арахате, ему бы не поздоровилось. И неизвестно, смог бы он выжить в захваченном кочевниками городе. А сейчас он идет вслед за человеком, на груди у которого висит печать великого хана. А значит, Маидум его преемник, и клятва верности, которую Данияр торжественно произнес когда-то в храме Оракула, распространяется и на этого мрачного мага. И служить ему до́лжно так же, как и прежнему повелителю. Противоречий здесь не возникало. Но сомнение, как червь, грызло душу изнутри. Ему казалось, что он что-то сделал не так, словно предал кого-то. Это не давало ему покоя, хотя внешне он оставался совершенно невозмутим.

Костров не жгли вот уже три дня. Шли преимущественно ночью. Тропы были широкие, и молодая луна светила во все небо. Отсыпались днем, в тепле, спать ночью, без шатра или укрытия было невозможно. Холод мог убить быстрее, чем мечи мародеров, идущих за ними по пятам, во главе с молодым шакалом. Маидум все время сверялся с какой-то записью на тонком листе пергамента. То и дело прикладывал печать к отдельно лежащему валуну, подолгу внимательно слушал и чего-то ждал. Потом путь продолжался. Иногда дорога поворачивала практически в противоположную сторону, и весь отряд в полном недоумении следовал за своим молчаливым проводником. Когда поднялись на четвертый, самый высокий перевал, солнце стояло в зените. Маидум приказал отряду отдыхать, а сам проследовал за высокий выступ скалы. Вернулся быстро, неся в руках глиняный кувшин.

– Без горячей пищи мы не сможем идти слишком долго. Запасы на исходе, мой господин.

– Не имеет значения. Мы уже у цели. Древние врата где-то рядом. Если в манускрипте все написано правильно, то скоро выясним, сможем мы пройти ими или останемся здесь навсегда.

– Кругом только лед и камни.

– Врата здесь, я это чувствую. В кувшине ключ, и как только солнце коснется вон той вершины, я попробую открыть первую печать.

– А если у вас не получится?

– Ничего страшного. Мы встретимся с теми головорезами из стойбища, и они станут нашим провиантом на обратном пути. Если же печать откроется, нам предстоит встреча с хранителями пределов.

– Я верю вам, мой господин, но вера моя будет намного крепче, если вы хоть немного посвятите меня в ваши планы. Если скажете, что я недостоин знать их, моей веры и преданности не станет меньше.

Маидум прищурил взгляд и быстрым движением сбросил капюшон бурнуса. В его взгляде читалась и надменность, и какая-то усмешка. Он словно давно ждал этого вопроса от своего слуги.

– Ты боишься смерти, Данияр? Ты пытаешься всячески оградить себя от нее. Сделать все возможное для собственной безопасности. Это совсем не плохо для воина.

– Мои предки учили меня быть осторожным. Но мне трудно быть осторожным, если я не знаю, чего мне бояться.

– Бойся предательства. Бойся предать. Остальное – доблесть. Смерть в бою с противником, равного которому на земле нет и не будет никогда. Смерть в поединке с самым могущественным из воинов. Это великая честь, и я пригласил тебя разделить ее со мной.

Услышав такое, Данияр не нашел что ответить, но похоже, что его господин и не ждал ответа.

Небрежным движением маг разбил кувшин о камни. На острые скалы вывалился желтый комок замерзшего жира, который он стал разминать в руках, выдавливая через кулак. Наконец пальцы наткнулись на что-то твердое. Данияр внимательно следил за каждым движением.

В руках у мага оказался серебряный предмет, чем-то похожий на маленькую лампаду. Он тщательно очистил эту странную штуковину, еще раз сверил надписи на пергаменте и на самом предмете, потом достал из дорожной сумки шелковую нить и привязал один конец к ключу. Именно ключом являлся этот странный цилиндр с утолщением на конце.

– Никто за четыреста лет не проходил этими вратами. Последний раз, когда это происходило, стражи пределов уничтожили здесь целую армию демонов под предводительством полководца Наг-Вара. Сам генерал остался жив, но миссии своей не выполнил. Опозоренный, он один пришел на битву с хранителями и бесславно пал. После этого на врата были наложены печати. Одну из которых мы сейчас попытаемся открыть.

Данияр был в замешательстве. Если армия демонов полегла здесь, не способная противостоять силе хранителей, то что может сделать маленький отряд людей во главе с одним только магом? Или, быть может, Маидум, великий хан, обладает большей силой, чем все, кто был здесь прежде? Ведь если есть врата, то кто-то все-таки имеет право проходить через них. Почему это не может быть он?

Тем временем маг стал раскручивать странный предмет вокруг себя, держа его за веревку. Сначала ничего не происходило. Маидум крутил все сильнее и сильнее, словно боевую пращу, пока нить и привязанный к ней ключ не стали вибрировать и издавать низкий и протяжный звук. Как будто боевой рог, в который дул сам дух ветра, призывая на битву все стихии этого мира. Звук давил, он был осязаем, как бывает осязаема и жестка вода в пустынных озерах. Звук растекался по окрестностям, словно гул водопада, призывным воем стаи диких волков. Беззвучное эхо катилось по скалам мелкой вибрацией, и от этого становилось как-то не по себе. Сердце словно бы замирало, завороженное этим странным пением.

Справа на склоне сорвалась огромная снежная шапка, увлекая вслед за собой валуны и огромные куски льда. С отвесных склонов сыпались камни. Усилившийся ветер наполнился пылью и снежным туманом. Воздух стал пахнуть так, словно прошла гроза. Можно было подумать, что произошло землетрясение, которое в этих местах бывает не так уж редко, но остальные склоны оставались спокойными.

Быстрым, почти неуловимым движением Маидум остановил вращение своего странного инструмента и указал на склон, с которого только что слетел снежный покров.

– Вот они! Врата. Манускрипт описывал все точно. Мы нашли их. Первая печать снята.

Весь отряд внимательно смотрел на одиноко стоящий каменный столб посреди небольшой площадки на самом краю плато.

– Я останусь здесь, и буду ждать вашего возвращения, – сказал Данияр и немного отошел назад. – Я буду ждать здесь, мой господин…

Маидум только чуть опустил веки и даже как-то расслабился. Возможно, что он ждал чего-то подобного или ему теперь было все равно – никак не понять по его каменному лицу.

– Очень жаль, мой друг. – Хан прошел немного вперед. – Я так рассчитывал на твою помощь, хотел показать тебе другой мир, хотел, чтобы ты стал одним из тех, кто прошел древними вратами. Если честно, то я даже видел в тебе своего будущего ученика. И мне горько, что я ошибся. Но, наверное, к этому можно привыкнуть, к своим ошибкам. Но с ошибками по отношению к себе я просто не вправе смириться. Извини.

Данияр попробовал выхватить меч. Это был великолепно исполненный Арадат, но клинок не успел даже высвободиться из ножен, как стремительный боевой посох мага впился в напряженное тело, словно жало огромной осы. Никто не заметил, как маг преодолел добрый десяток метров, разделяющий его с неожиданным противником и несостоявшимся учеником.