Текст книги "Дети-одуванчики и дети-орхидеи"

Томас Бойс
Дети-одуванчики и дети-орхидеи
Как помочь ребенку превратить его слабости в достоинства

Tom Boyce, MD

ORCHID&DANDELION. THE ORCHID CHILD.

WHY SOME CHILDREN STRUGGLE AND HOW ALL CAN THRIVE

Сopyright © 2019 by W. Tom Boyce, MD

All rights reserved. Published in the United States by Alfred A. Knopf, a division of Penguin Random House LLC, New York.

© Фатеева Е.И., перевод на русский язык, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Из этой книги вы узнаете:

● почему в одной семье вырастают совершенно разные дети;

● как генетика и среда влияют на поведение ребенка;

● что такое неофобия;

● как помочь ребенку избежать стресса;

● почему время – ваш лучший подарок детям.

Посвящается Джилл, Эндрю и Эми

Предисловие Роберта Коула

Автор этих историй – врач, который наблюдает за жизнью своих маленьких пациентов, переживая вместе с ними их взлеты и падения. Читая книгу, я вспоминал свою студенческую практику в медицинском институте у врача и писателя Уильяма Карлоса Уильямса. Доктор Уильямс часто посещал пациентов на дому и видел, как живут и проводят время его подопечные. Конечно, он размышлял об испытаниях, выпавших на их долю, об ожидающих их перспективах и трудностях. Доктор Бойс живет и работает точно так же. Он дал возможность нам, читателям, познакомиться с его маленькими пациентами. Он думает о них, лечит их, переживает за них, и мы испытываем вместе с ним те же чувства. «Только соединять», – говорил писатель Э. М. Фостер, и в этой книге мы будем делать именно это – размышлять над тем, что происходит, когда разные молодые люди сталкиваются с жизненными препятствиями. Мы узнаем очень многое о человеческих страданиях, воспринимая их глазами, ушами, разумом и сердцем врача. Мы прочитаем о трудностях, о доблести и о выносливости, свойственной даже детям. И о многом другом.

Конкорд, Массачусетс, 2017 г.

Предисловие Т. Берри Бразелтона

Это впечатляющая книга, целая коллекция идей и открытий. Доктор Бойс раскрывает важные до– и послеродовые факторы, определяющие дальнейшее развитие детей. Он выделяет особую группу малышей – «орхидей», скрывающихся среди остальных, «одуванчиков», которые нормально растут и развиваются. Дети-орхидеи удивительно хрупкие, с ними нужно обращаться особенным образом – только тогда они раскроют свой потенциал. Одуванчики сделаны из более прочного материала и, скорее всего, преодолеют любые трудности, но результаты у них часто бывают средними или обыкновенными.

Доктор Бойс приводит доказательства, подтверждая их убедительными исследованиями. Он говорит о том, что дети сильно различаются в своем развитии из-за уникального взаимодействия генов с окружением. Это взаимодействие начинается в утробе, когда на плод еще до рождения влияют стресс-факторы, питание и эмоции матери. Мать и еще не рожденный ребенок стараются приспособиться к этим факторам, как будто готовятся жить в тех же условиях после рождения. Таким образом, если мать испытывает стресс, плохо питается или находится в депрессии, ребенок рождается с повышенным уровнем гормонов стресса, он излишне тревожен и ему сложнее обучаться. С другой стороны, дети, чьи матери не испытывали стресса и депрессии и с нетерпением ждали родов, хорошо спят и едят, отличаются высокой готовностью к обучению, построению эффективных отношений и оптимальным развитием. У таких младенцев лучше развит самоконтроль (например, они учатся сосать палец, чтобы успокоиться). Мать, которая сразу же начинает кормить, обнимать, гладить, ласкать ребенка, разговаривать с ним и заботиться о нем, вносит важнейший вклад в здоровое, позитивное развитие.

Все эти события отражаются в эпигеноме ребенка, и, как показывает доктор Бойс, ведут к появлению детей-одуванчиков и детей-орхидей. С самого начала родителям нужно дать возможность распознать нрав своего ребенка и его индивидуальные особенности. Чтобы облегчить этот процесс, педиатр, неонатолог или медсестра могут рассказать об особенностях малыша и научить родителей понимать его поведение. Это полезный язык, облегчающий задачу воспитывать детей ответственным и оптимальным способом. Когда вы понимаете ребенка и его поведение, ваша забота о нем и осознание его нужд многократно усиливаются.

У меня есть своя педиатрическая практика в городе Кембридж, штат Массачусетс, и я сочувствую любящим родителям, которые пытаются защитить своих детей. Но даже младенцам важно пораньше узнать, как справляться со стрессом и трудностями. Подобные механизмы самоуправления должны приобретаться и оттачиваться с самого раннего детства, они нужны и орхидеям, и одуванчикам, чтобы подготовить их к неприятностям, которые рано или поздно встретятся на пути любого ребенка.

Эту книгу, я надеюсь, прочитают все родители и профессионалы (врачи, медсестры, специалисты по раннему развитию, учителя и другие). Она поможет им понять, как растут и развиваются такие разные дети – орхидеи и одуванчики. Книга расскажет вам, как воспитывать каждого ребенка, особенно если ему не подходят традиционные методы воспитания и обучения.

Барнстейбл, Массачусетс, 2017 г.

Введение

Что, если бы дети, которые вызывают у нас особое волнение, оказались самыми перспективными? Что, если бы детей, чья жизнь сопровождается неурядицами и трудностями, на самом деле ждало самое яркое и оригинальное будущее? Что, если бы внешне проблемный и склонный к разрушению ребенок в условиях поощрения и поддержки стал бы не просто взрослым с заурядными достижениями, а вдохновляющим примером процветания и успеха? Что, если бы тяжкое бремя необычной для ребенка хрупкости превратилось бы в определенных обстоятельствах в ощутимое преимущество взрослой жизнестойкости? Что, если бы можно было исправить хрупкость и неуверенность детей при помощи алхимии заботливой семьи или общества и трансформирующего воспитания?

Книга, которая лежит перед вами, представляет собой историю именно такого удивительного превращения. Это повествование родилось из многочисленных исследований детского развития и почти целой жизни наблюдений некогда молодого педиатра, которому повезло стать отцом, потом дедушкой и в конце концов ворчливым и отлично промаринованным детским и семейным консультантом. Эта история, научная и личная, – мой дар ободрения и надежды всем, кто учит детей и заботится о них, волнуется за них, а также тем, кто с детства пытается понять источник своего недуга – отличия от других людей. Если ваша жизнь в какой-то степени напоминает мою, то вы непрерывно беспокоитесь о благополучии и будущем своих детей и размышляете о том, каким образом их стремления и чаяния могут произрастать из ваших собственных. Вас охватывает трепет от их успехов и мастерства, вы живете их страстями, вы гордитесь их достижениями и переживаете из-за их проблем и печалей.

Когда моя невестка была беременна нашим первым внуком, однажды ночью нас с моей женой Джилл разбудил резкий телефонный звонок. Звонил сын, который находился за тысячи миль, в нью-йоркском районе Бруклин. Его молодая жена не могла заснуть из-за периодических приступов острой боли в области бока и таза. Сын с женой сильно беспокоились, будучи новичками в этом деле.

Пытаясь стряхнуть сон, Джилл (по профессии она медсестра) и я собрали неясный, но достаточно подробный анамнез этой боли, пытаясь точнее определить ее локализацию, характер и возможную причину. Больше всего мы оба боялись, хотя не говорили этого вслух, что речь идет о преждевременных родах и появлении на свет недоношенного, тридцатидвухнедельного ребенка, с сопутствующими опасностями и для матери, и для малыша. Однако, узнав больше подробностей, мы пришли почти к однозначному выводу, что причиной боли было мышечное напряжение, возможно из-за того, что худенькая женщина с непривычно большим животом слишком резко повернулась в кровати. Мы убедили юных супругов, что боль, скорее всего, пройдет сама и ее облегчит согревающая подушка и отдых в постели.

После того как мы закончили разговор, я повернулся к Джилл и устало заметил: как ни здорово, что наши дети нашли себе спутников и пустились в самостоятельное плавание, это повлекло за собой неожиданный эффект – количество людей, о которых мы беспокоимся, удвоилось. Мы почти тридцать лет с переменным успехом варились в котле проблем и болезней наших двоих детей, а теперь к ним добавилось еще трое – невестка, зять и тридцатидвухнедельный зародыш-внук – за которых мы тоже вынуждены переживать! Очень, конечно, радостно, но так неспокойно…

Но это все мирные, традиционные заботы – вроде обязательных мин на пути воспитания: двухлетняя дочь упала и разбила губу, пытаясь пописать в раковину; пятилетний сын плакал, почувствовав себя одиноким и покинутым в детском саду; ученик средней школы за один год потерял пять курток и четыре ключа от шкафчика в раздевалке; двенадцатилетний парень страдал от издевательств «друзей», которые засовывали его в мусорный бак; пятнадцатилетняя девушка направо и налево раздавала приглашения на вечеринки в загородном доме родителей, вызывая их раздражение и смятение. Это банальные проступки, с которыми сталкиваются почти все родители в той или иной форме. Хотя иногда о чем-то смешно вспоминать, в момент совершения эти вещи могут вызвать огорчение и расстройство.

Но с этим не сравнить тревогу людей, чьи сын или дочь действительно сбились с пути – наркотики, преступления, разрушительная дружба и прочее. Родители почти физически ощущают боль, наблюдая, как ребенок идет кривой дорожкой, которая все дальше уводит его от нормальной жизни. Это ощущение «тяжести в животе», паника и тошнотворное отчаяние, которое ведет к безумию и ужасу, оборачивается бессонницей и проблемами на работе. Оно способно разрушить даже самый прочный брак из-за недопонимания, недоразумений и раздражительности. Когда вы видите, как ребенок погружается в серьезные психологические и учебные проблемы и зависимости, совершает правонарушения – это почти неописуемая агония. Хотя в моем родительском опыте не было волнений такого рода, я не могу забыть, как всю жизнь был свидетелем подобных страданий из-за моей сестры.

Больше всего на свете я бы хотел, чтобы эта книга принесла утешение, а также подарила надежду таким же страдающим «родственникам»: родителям, учителям, братьям и сестрам, и всем потерявшим уверенность в возвращение своих детей; а также тем, чья вера во врожденное добро и потенциал ребенка несколько подорвана. В истории о той фигуре речи, из которой книга получила свое название – я имею в виду метафору орхидеи и одуванчика, – скрыта глубокая и важная правда о происхождении недуга и спасении каждой отдельной жизни.

Большинство детей – у вас в семье, в классе, в городе и районе – более или менее похожи на одуванчики. Они процветают и благоденствуют почти повсеместно там, где растут. Как и у одуванчиков, благополучие многих детей практически гарантировано присущими им от природы силой и выносливостью. Но есть и другие, больше похожие на орхидеи. Они могут увядать и сохнуть без заботливого ухода, однако, подобно орхидеям, способны вырасти в создания удивительной красоты и изящества, если встречают на своем пути доброту и сострадание.

Обыденная, хоть и неоднозначная мудрость гласит, что дети в столкновении с испытаниями, которые готовит им мир, делятся на два типа – «ранимых» и «неунывающих». Но наши и другие исследования приносят все больше доказательств того, что противопоставление «ранимый – неунывающий» представляет собой ложный (или, по крайней мере, дезориентирующий) дуализм. Это ошибочное разделение, которое приписывает слабость или силу – хрупкость или напористость – отдельным подгруппам молодых людей. Искажение состоит в том, что дети просто разные, как орхидеи и одуванчики, у них разная чувствительность и восприимчивость к окружающим условиям. Большинство наших детей способны, подобно одуванчикам, процветать в любых обстоятельствах, кроме самых суровых и зверских. Но есть и другие, их меньшинство, и они, словно орхидеи, либо ярко цветут, либо вянут, к вящему разочарованию, – в зависимости от того, как мы заботимся о них и ухаживаем за ними. Здесь-то и раскрывается спасительный секрет нашей истории: эти самые дети-орхидеи, которые увядают и опадают, могут выживать и процветать удивительным образом.

Есть и другие причины, чтобы вы, читатель, захотели узнать излагаемую здесь научную историю. Возможно, вы, будучи отцом или матерью, приходите к печальному выводу, что «каждому – свое» и нужен разный подход к воспитанию удивительно разных детей из одной семьи. Может быть, у ваших детей серьезные проблемы в школе или в жизни, несмотря на ваше глубокое внутреннее убеждение, что они выдающиеся и многообещающие молодые люди. Или, возможно, вы школьный учитель, который старается лучше понять этот безумный зверинец, который вы обязаны учить и контролировать. А может быть, метафора орхидеи и одуванчика описывает вашу ситуацию: вы ее всегда ощущали, но никогда не высказывали вслух и не понимали.

На следующих страницах я поделюсь с вами научными данными и практическими советами, которые касаются жизни не только орхидей, но и одуванчиков. Хотя одуванчики рискуют меньше орхидей, они тоже обладают уникальным набором психологических и физиологических черт, понимание которых приведет к более высокому уровню самоосознания, успеха и удовлетворения. Одуванчики тоже сталкиваются с жестокими причудами обстоятельств и условий. Мы видим это, наблюдая за растениями в природе: не важно, насколько вид крепок и устойчив, – каждый может увянуть в любой момент. И хотя эта книга посвящена восприимчивости детей к своему социально-эмоциональному миру, наши корни и чувства продолжают формировать нас на всем жизненном пути, до старости. Это не делает человеческие существа неуязвимыми, но укрепляет их силы и открывает способность к восстановлению и обновлению.

Со скромным, но серьезным намерением я предложу широкому кругу читателей полезные знания и помощь. Мы изучим истоки современных исследований, касающихся стресса и неблагоприятного влияния на развитие ребенка и его психическое здоровье. Мы увидим, отдавая должное временами случайным и неожиданным научным открытиям, как появляются первые признаки существенной разницы в нейробиологической восприимчивости к социальным условиям. Я расскажу вам, что известно об эволюционных корнях орхидей и одуванчиков, почему в одной семье вырастают совершенно разные дети и как эпигенетика буквально взорвала наше представление о взаимодействии генов со средой и о влиянии этого взаимодействия на нас, нынешних и будущих. Я постараюсь обобщить современные данные о том, как различия между человеческими орхидеями и одуванчиками пропадают, когда речь заходит о сохранении здоровья и возникновении хронических заболеваний, об эволюционных достижениях и успехах в учебе и о положительной реакции на профилактическое вмешательство. Я расскажу о том, что известно о любви, поддержке и поощрении орхидеи – будь то ваш ребенок, ученик, пациент или даже вы сами – и как великолепный потенциал человеческой орхидеи можно реализовать в той социальной среде, которую мы выдумываем и творим. Детям-орхидеям мир иногда кажется пугающим и подавляющим местом, но с любовью и поддержкой они могут, как мы с удивлением узнаем, преуспевать даже лучше, чем их сверстники-одуванчики. И в конце концов не ранимость, а восприимчивость защитит орхидею. Когда она получит правильную поддержку, эта восприимчивость превратится в огромную радость, успех и красоту жизни.

Описывая определяющие характеристики орхидей, я также буду размышлять о тех из нас, чей способ существования ближе к одуванчикам, и отмечу, как важны, жизненно важны эти люди, которых Джордж Эллиот назвал «растущим благом мира». Хотя одуванчики во многом отличаются, у них есть свои проблемы и трудности, которые важно понимать и определять. Мы также узнаем, что за полезными категориями «одуванчиков» и «орхидей» лежит настоящая реальность континуума, спектр восприимчивости мира, в котором у каждого из нас есть свое место. В итоге нас ждет замечательное взаимное дополнение орхидей и одуванчиков, которое мы захотим поддержать и дополнить: польза, часто любовь друг к другу, симметрия и взаимность их симфонических ролей в человеческой идеологии и истории, их совместная эволюция – такое необычное и вместе с тем убедительное решение непостижимой дилеммы, которую порождает жизнь.

И наконец, в более широком, глобальном смысле мы живем сейчас во времена возрождающегося пренебрежения – возможно, беспрецедентного – заботой и защитой самых беззащитных людей в мире. Все чаще во многих странах мира, и наиболее заметно, к сожалению, в моей стране, в Соединенных Штатах, беззащитность подвергается нападкам и издевательствам. Бедных стыдят за их бедность. Бездомных презирают как ленивых и неспособных. Беженцев от насилия гонят прочь. Скромность игнорируется. А самые «малые сии» забыты. Существует глобальная и печальная тенденция – отворачиваться от бедствий и нужд самых отвергнутых, лишенных гражданских прав и ранимых людей.

Главная идея этой книги заключается в том, что именно дети в нашем обществе – самые восприимчивые. У них нет силы, они самые зависимые среди тех, кто жизненно нуждается в милости и доброте для выживания. Это наши дети, которые неспособны обеспечить себя, не могут выстоять в одиночку без поддержки или помощи, самые ранимые среди бед и заблуждений народов. Хотя дети-орхидеи, как мы увидим, особенно чувствительны к манере, в которой мы обращаемся с молодежью и защищаем ее, по большому счету, все дети в мире – это орхидеи.

1
История двух детей

 
Это чудо,
Что цветок за цветком
Будет расти
Таким же прелестным.
Хотя зеркала
Не могли показать
Совершенство
Слишком часто – молчание
Удерживает их
В том пространстве.
 

Уильям Карлос Уильямс, «Темно-красный цикламен»

Это история спасения: история о детях, которые, подобно орхидеям и одуванчикам, сильно различаются своим восприятием окружающего мира. Это история, которая вырастает из 25-летних лабораторных экспериментов и исследований в естественных условиях. Автор вложил в нее немало и научного, и личного – как один из ученых, из работ которого она появилась, как один из детей, чья история стала болезненной и захватывающей реальностью еще прежде, чем появилось то, о чем можно рассказать.

История орхидеи и одуванчика началась в тот момент, когда в одной калифорнийской семье среднего класса появились на свет два рыжеволосых ребенка, одним из которых был я. Детей разделяло чуть больше двух лет, и у них было почти «зеркальное» детство, как это случается у близнецов. Их воспитывали со всей любовью, надеждой и радостными ожиданиями послевоенного поколения, и они были друг для друга самыми лучшими и самыми верными приятелями, а их характеры и эмоции были так похожи, как это бывает у братьев и сестер. Однако в решающий момент жизненных перемен пути детей разошлись: один пошел по тропе успехов в учебе, растущих дружеских отношений, долгого и прочного брака и почти неприлично удачной карьеры. В жизни другого ребенка постоянно нарастало психическое расстройство и регресс в сторону психоза и безысходности.

Моя младшая сестра Мэри была милой и непосредственной малышкой с веснушками. Но однажды она выросла и стала ошеломляюще красивой молодой женщиной. В детстве она была похожа на ангела и внешностью, и характером и очаровывала всех вокруг. На ее лице то и дело вспыхивала и пряталась улыбка, и на щеках появлялись ямочки. Она была застенчивой, с острым разумом, скрывающимся за наивными голубыми глазами.

В подростковом возрасте сестра изменила свое имя с Бетти на Мэри, и это, возможно, было ее единственной безнадежной попыткой «перезагрузить» свою уходящую юность, начать все заново, с новым именем. Тем не менее ее погружение в полную бедствий и бессилия жизнь, охваченную страданиями и недееспособностью, скрывало множество малозаметных, но исключительных даров. У нее был взгляд художника и почти интуитивная способность видеть и творить красоту в окружающем физическом мире. В другой жизни Мэри могла бы стать знаменитым дизайнером или декоратором, и даже сегодня многие ее рисунки, стулья, мелкие поделки и безделушки бережно хранятся в домах ее братьев, дочери, племянниц и племянников.

Но самым большим и скрытым богатством Мэри был ее огромный интеллект, который проявлялся, пока она росла и училась. Она была вознаграждена степенью бакалавра Стэнфордского университета и магистра Гарварда. Профессора считали Мэри не просто усердной и многообещающей студенткой, но очень одаренной, наделенной незаурядной проницательностью, наблюдательностью и блестящим умом. Она была, безусловно, самым умным и творческим членом нашей семьи; ее старший брат представлял собой лишь тень ее удивительной прозорливости и видения. По наклонностям и характеру Мэри была интровертом, но на пороге юности она обрела способность завоевывать внимание и привязанность других детей, а также строить близкие и тесные дружеские отношения. Многие ее друзья из начальной школы перешли во взрослую жизнь.

Итак, девочка с рыжими кудряшками, которую родители принесли в дом на третьем году моей жизни, стала моим первым и лучшим другом, постоянным и безотказным товарищем по играм. Мы проводили долгие часы, играя и сочиняя замысловатые истории. Мы редко уставали от общества друг друга, вместе раскручивали бесконечные сказки о воображаемых приключениях и авантюрах и щедро использовали совместные фантазии для волшебной игры.

Я дивился ее изобретательности. Однажды во время дневного отдыха (этот момент запомнился мне на всю жизнь) Мэри засунула в нос целую коробку изюминок, одну за другой – эта авантюра привела ее прямиком в больницу. Там при помощи длинного и блестящего пинцета ее быстро освободили от покрытых слизью изюмин в таком количестве, которое, казалось, просто не могло поместиться в носу трехлетней девочки. Я всегда громко возмущался, когда в долгих автомобильных поездках ее тошнило, обычно на переднее сиденье, иногда на старшего брата, а однажды, что совсем непростительно, на «индейскую палатку», которую я выиграл и которую не мог называть иначе, потому что не знал слов «типи» и «вигвам».

Меня волновала ее безопасность, и однажды мне даже пришлось спасать жизнь моей сестры. Она плавала с надувным спасательным кругом, но задела буй и перевернулась вверх попой и ногами. Когда я перевернул ее обратно и потащил на берег, она извергла из себя фонтан морской воды.

Мы с ней были больше приятелями, чем просто братом и сестрой – это было грандиозное партнерство на равных, с шумными играми без ограничений, без правил, со взаимной преданностью озорным фантазиям. Хотя я не думал об этом в то время, но я любил ее так сильно, как может любить сестру пятилетний мальчик, и она любила меня.

Когда подоспел наш самый младший брат, через десять лет после рождения сестры, мы оба наслаждались радостями, которые выпадают на долю старших, и вместе с родителями присоединились к культу этого нежданного младенца с морковной макушкой. Есть фотография Рождества 1957 года, где нашему брату Джиму два месяца от роду и он окружен лаской и любовью всей семьи до такой степени, что этот снимок мы называем «Поклонением волхвов».

Мы с Мэри стали еще ближе в нашей общей, иногда с элементами конкуренции, радости от пришествия нового маленького брата. Когда наши тела и умы начали меняться с наступлением пубертата, мы вошли в подростковый возраст в состоянии тесной и заботливой дружбы, которая не всегда связывает братьев и сестер. У нас была богатая история, мы были буквально залиты любовью своей семьи и полны общей восприимчивости к природе мира, к характеру и цели нашей жизни.

А потом почва ушла у нас из-под ног. Наша семья переехала за пятьсот миль на север, в район залива Сан-Франциско, где наш папа собирался получить докторскую степень в Стэнфорде, будучи к тому времени весьма «взрослым студентом». В те месяцы, которые предшествовали решению о переезде, отец был глубоко угнетен, он страдал от того, что на языке того времени называлось «нервным срывом», и целыми днями печально лежал на диване в гостиной. Это состояние не давало ему работать, вызывало смену настроения; он часто плакал и тревожился о своем будущем. Тем не менее мы переехали на север, разом лишившись привычного социального, физического и учебного окружения. Мы внезапно погрузились в море нового, озадаченные и испуганные незнакомым пейзажем и социальной обстановкой. У нас не было карт окрестностей, где мы теперь играли, и они казались чужими; в школе мы были окружены толпами незнакомых детей; и даже наша семья, казалось, сбилась с курса и потеряла якорь в этих новых бурных водах.

Девочка с рыжими кудряшками, которую родители принесли в дом на третьем году моей жизни, стала моим первым и лучшим другом, постоянным и безотказным товарищем по играм.

Мы с Мэри пошли в незнакомую школу, а через год или два нам обоим пришлось ступить на еще более чуждую и враждебную территорию средней школы. Наша мама, озабоченная расходами и уходом за малышом, изо всех сил старалась смягчить разрушение мира, перевернутого с ног на голову, но ее собственная опора, наш папа, была захвачена вихрем учебных занятий и студенческих обязанностей. Над браком наших родителей, вечно спорящих о семейном бюджете и воспитании детей, постоянно меряющихся силами и обижающихся понапрасну, внезапно нависла зловещая угроза более серьезных проблем. Умерли наши любимые бабушка и дедушка, а также два дяди. Мы опять переехали в новый дом, ближе к кампусу Стэнфорда, и наш папа, получив степень, устроился на новую, более сложную и поглощающую работу.

Ни одно из этих событий, следовавших одно за другим в жизни молодой семьи в начале 1960-х годов, не было особенно обременительным, или тяжелым, или вообще роковым. Многие семьи испытывают подобные или даже более сильные потрясения; некоторые терпят такие невыразимые бедствия, в которых выживают лишь счастливчики. Но собранные вместе, даже незначительные передряги вызвали тяжелую травму у моей сестры. После нашего второго переезда она пошла в новую среднюю школу, и у нее развилось тяжелое, системное физическое заболевание, которое, к сожалению, не удавалось определить несколько месяцев. Она страдала приступами лихорадки, по всему телу у нее появлялась сыпь, которая потом исчезала. Опухание лимфатических узлов и селезенки сначала наводило на мысль о лейкемии или лимфоме. Мэри периодически укладывали в больницу, где проводили болезненные инвазивные исследования. В конце концов, когда у нее начали опухать и болеть суставы, ее состояние определили как болезнь Стилла – это необычно тяжелая форма юношеского ревматоидного артрита. Наши родители забрали Мэри из школы, и она провела целый год, соблюдая постельный режим, поглощая аспирин и стероиды, прикладывая то холодные, то горячие компрессы, чтобы успокоить горящие суставы. Я с тревогой наблюдал, как жизнь моей сестры замкнулась в стенах ее комнаты. Хотя периодические обострения артрита мучили ее всю оставшуюся жизнь, к концу года она поправилась и смогла вернуться к нормальной жизни.

К сожалению, нормальная жизнь не вернулась к ней. Наоборот, после хронического ревматоидного заболевания у Мэри начали появляться признаки искаженного сознания. Она перестала есть и потеряла в весе, отдалилась от друзей. Ей поставили диагноз «нервная анорексия» – расстройство питания, которое часто встречается у девочек-подростков. Мэри снова и снова возвращалась в больницу для лечения и принудительного питания, сменила несколько школ с особым режимом, лечебным, как надеялись ее психиатры. Но ее все глубже затягивало в водоворот депрессии, бессонницы, ухода от общения, а ее поведение и мысли становились все более необычными. К моменту окончания школы у Мэри начали подозревать страшное заболевание – шизофрению. Пожалуй, это был самый ужасный диагноз, который когда-либо слышали мои родители; хуже его могла быть только смерть ребенка.

Несмотря на это, блестящие способности Мэри привели ее к многообещающему, если не рискованному поступлению в Стэнфорд. Там, несмотря на постоянные проблемы с психическим здоровьем, она продолжала исключительно успешно учиться. Оглядываясь назад, я вспоминаю эти четыре года в колледже как ярчайшие академические достижения и одновременно – резкое погружение в дебри беспокойного и страждущего разума. После получения диплома и короткой неоконченной учебы в юридической школе Сан-Франциско Мэри поступила на магистерскую программу по теологии в Гарвардскую семинарию. Там она надеялась изучать личный религиозный опыт и его общие черты с психиатрическими симптомами. Однако ее собственные психотические симптомы – она слышала главным образом, враждебные, злобные голоса и пережила период кататонии, потеряв способность говорить или двигаться, – привели к глубокому ухудшению. Несколько раз она попадала в местное психиатрическое учреждение, у нее было множество беспорядочных, на одну ночь, половых связей. В итоге Мэри забеременела. Беременность закончилась тяжелейшими родами, и дочь, сейчас милая тридцатидевятилетняя женщина с ограниченными возможностями, родилась с признаками асфиксии и эпилепсией.

Несмотря на очевидные трудности воспитания ребенка-инвалида и преодоление собственных серьезных проблем, Мэри стала заботливой и ответственной матерью, которая растила свою дочь в атмосфере любви и внимания. Однако ее психическое здоровье продолжало наполнять хаосом и отчаянием ее жизнь, которая постепенно стала похожа на груду руин, которые хоть как-то держались вместе только благодаря ее врожденному упорству и нежеланию отступать.