Текст книги "Лиза из Ламбета. Карусель"

– Я скорее останусь один до конца своих дней! – воскликнул он с неожиданной яростью. – Женщины в нашей семье всегда выходили замуж за джентльменов. Вы притворяетесь, что презираете благородное происхождение, и поэтому считаете себя человеком широких взглядов. Но меня воспитали с убеждением, что предки оставили мне достойное имя, и я скорее умру, чем опозорю его. Перед всеми соблазнами в жизни я помнил об этом, и если я слишком гордился своими корнями, то прошу Бога простить меня.

Он был непоколебим, и мисс Ли, которой такая точка зрения казалась нелепой, пожав плечами, отвернулась.

Было получено специальное разрешение, и в следующую пятницу – день свадьбы – Белла облачилась в дорожную одежду. Новобрачные собирались сесть на поезд сразу после церемонии, чтобы в Кале на корабле отправиться прямо в Милан. Декан, услышав об этих планах от мисс Ли, не проронил ни слова. Перед уходом в церковь Белла зашла в кабинет к отцу попрощаться – она хотела предпринять еще одну попытку смягчить его и получить прощение.

Она постучала в дверь, но ответа не последовало, и, повернув ручку, она поняла, что дверь заперта.

– Можно войти, отец? – громко спросила она.

– Я очень занят, – дрожащим голосом ответил он.

– Пожалуйста, открой дверь. Я уже ухожу. Позволь попрощаться с тобой.

Повисла пауза, Белла ждала, а ее сердце колотилось в груди.

– Отец… – снова позвала она.

– Я же сказал, что очень занят. Пожалуйста, не беспокой меня.

Всхлипнув, она отвернулась.

– Пожалуй, ничто так не огрубляет человека, как добродетель, – пробормотала она.

Мисс Ли ждала в коридоре, и очень тихо обе женщины отправились в церковь, где должна была проходить церемония. Герберт стоял у алтаря, и когда Белла увидела его сияющую приветственную улыбку, то осмелела, больше не сомневаясь, что поступает правильно. Мисс Ли провела ее к алтарю. После всех формальностей в ризнице Герберт нежно поцеловал жену. А она немного истерично рассмеялась, чтобы задушить слезы.

– Слава Богу, все закончилось! – произнесла Белла.

Багаж, опережая их, отправился на станцию, куда они сами спокойно пошли пешком. Вскоре прибыл поезд, и счастливая пара отправилась в долгое путешествие.

Когда декан понял, что дочь покинула его дом навсегда, он вышел из кабинета. С болью в сердце он пришел в ее комнату, и ему показалось, будто здесь уже царит одиночество. Он наведался в гостиную, которая тоже опустела. Некоторое время он сидел и, поскольку никто его не видел, беспомощно предавался горю. Он спрашивал себя, чего теперь ему ждать, и, сложив руки, молился, чтобы смерть скорее освободила его от страданий. Наконец, взяв шляпу, он направился через крытую галерею в собор, который так любил, решив, что найдет здесь хоть какой-то покой. Но в трансепте ему на глаза попалась большая плита из отполированной меди, на которой были выгравированы имена всех его предшественников-деканов. Сначала перечислялись странные саксонские имена, словно пришедшие из мифов, потом – мелодичные имена норманнских священников, имена святых, до сих пор упоминаемые в величественных анналах английской церкви, великих проповедников, ученых, государственных деятелей и, наконец, его собственное. Румянец залил его щеки, злость распалила его, когда он подумал, что его имя, достойное и честное, отныне покрыто несмываемым позором.

В обед декан, силясь избавиться от уныния, беседовал с мисс Ли на отвлеченные темы. Через некоторое время она бросила взгляд на часы:

– Должно быть, Белла сейчас как раз уезжает из Дувра.

– Лучше бы вам не вспоминать о ней при мне, Полли, – бросил он дрожащим голосом, стараясь изо всех сил говорить твердо. – Я должен попытаться забыть, что у меня вообще была дочь.

– Полагаю, из всех страстей человеческих наиболее глубоко укоренилась та, что заставляет людей вредить себе, желая насолить тем самым другому, – сухо заметила она.

Позже мисс Ли изъявила желание поехать в Линем, в поместье Ли, и пригласила декана сопровождать ее. Когда он отказался, она потребовала, чтобы коляска была готова к трем. Несколько лет она не видела дом, в котором появлялись на свет ее предки со времен Георга II, и не без несколько сентиментальных чувств смотрела на хорошо знакомые поля, плоские топи и сверкающее море, которое ее пристрастному взору казалось исполненным особого очарования, как ни в одном другом месте. Она поехала в церковь Линема и, получив ключ, вошла и осмотрела камни и таблички, хранившие память о ее прародителях. На новой табличке значились даты рождения, смерти и регалии Эдварда Крэддока, а снизу оставили место для имени его вдовы. Она не смогла сдержать вздох, когда вспомнила, что она сама и Берта, жена упомянутого Эдварда Крэддока, станут последними в этом длинном списке. После них глава семьи Ли будет дописана, и книга Берка забудет о них.

– Элджернон может говорить что угодно, – пробормотала она, – но это была скучная компания. Семьи, как нации, представляют интерес только на стадии упадка.

Отправившись дальше, она добралась до поместья Ли. Белая и квадратная постройка, как всегда, выглядела так, словно ее поставили на землю, как карточный домик. Закрытый со времен смерти Крэддока, мужа ее племянницы, дом казался заброшенным. Когда-то ровно подстриженные и ухоженные газоны теперь заросли сорняками, а клумбы лишились цветов. Запертые ворота, закрытые ставнями окна придавали строению зловещий вид, и мисс Ли с содроганием отвернулась. Она приказала извозчику вернуться в Теркенбери и, погрузившись в собственные мысли, больше не смотрела по сторонам. Она вздрогнула, услышав, как кто-то с изумлением произнес ее имя, и заметила, что на нее смотрит мисс Гловер, сестра викария Линема. Мисс Ли велела остановить коляску, и женщина быстро подошла.

– И кто бы мог подумать, что я увижу вас, мисс Ли? Совсем как в былые времена!

– Не удивляйтесь, моя дорогая. Я остановилась у кузена в доме декана и подумала, что стоит приехать сюда и взглянуть, на своем ли все тут месте.

– О, мисс Ли, должно быть, вы очень огорчены! Бедный декан, говорят, у него просто разбито сердце! Знаете, отец молодого Филда торговал льняными тканями в Блэкстейбле…

– Похоже, мезальянсы у нас в крови. Не удивляйтесь, если услышите, что я вышла замуж за моего дворецкого – весьма уважаемого человека.

– О, но бедный Эдвард был совсем другим человеком, к тому же он стал настоящим джентльменом. Где сейчас Берта? Она никогда не пишет.

– Полагаю, в Италии. Я хочу, чтобы она вышла замуж за Фрэнка Харрелла, сына старого доктора Харрелла из Ферна.

– Но, мисс Ли, она согласится?

– Она пока еще не видела его, – ответила мисс Ли, сдержанно улыбнувшись, – но они идеально друг другу подходят.

– Вас не огорчает, что старый дом стоит заколоченный?

– Моя дорогая, я стараюсь никогда ни о чем не сожалеть – это почти так же греховно, как раскаиваться.

– Я вас не понимаю, – заявила мисс Гловер. – Полагаю, для вас ничего не значит, что здесь, куда ни кинешь взгляд, повсюду земля Ли.

– Вы меня неправильно поняли. Я испытываю некое удовлетворение, вновь посещая это место, но я рада, что живу не здесь. Осмелюсь сказать, что хорошо родиться в деревне на своей собственной земле, даже если ты всего лишь женщина. Мне нравится ощущение того, что мои корни здесь. Когда я тут, то я едва могу устоять перед соблазном раздеться и поваляться на вспаханном поле.

– Надеюсь, вы ничего подобного не сделаете, мисс Ли, – ответила Фанни Гловер, несколько шокированная. – Это было бы так странно.

– Не говорите глупостей, моя дорогая! – улыбнулась собеседница. – Вы так наивны, что каждый раз, когда я вас вижу, то думаю, что у вас за спиной уже должны были прорезаться крылья.

– Вижу, вы все та же.

– Извините, но с каждым годом я определенно молодею. Честное слово, иногда я чувствую себя так, словно мне не больше восемнадцати.

Тут мисс Гловер вставила единственную остроумную ремарку в своей жизни.

– Признаюсь откровенно: я думаю, вы выглядите на все двадцать пять, мисс Ли, – ответила она с мрачной ухмылкой.

– Ах вы нахальное создание! – засмеялась мисс Ли и, приказав извозчику ехать дальше, на прощание помахала рукой мисс Гловер, пейзажам ее юности и полям, которые казались неотъемлемой частью ее самой.

Поскольку декан некоторым образом дал понять, что не особенно желает видеть у себя мисс Ли еще какое-то время, она на следующий день отправилась в Лондон. Внезапно ее охватила непривычная тревога, и она начала сильно жалеть о своем решении провести зиму в Англии. Миссис Мюррей уже уехала в Рим, и вид Беллы, отправлявшейся на континент, еще больше распалил в ней жажду странствий. Она представила себе все восхитительные маленькие беспокойства на таможне, особый, чуть затхлый запах салонов гостиничных автобусов, очаровательную скуку длинных путешествий на поезде, милые неудобства иностранных гостиниц. Перед ее мысленным взором возникла тусклая пасмурность Булони, а ее ноздри словно вдыхали хорошо знакомые ароматы порта и вокзала.

Но поезд, в котором она ехала, остановился в Рочестере, и ее рассеянный взгляд вдруг задержался на пейзаже, который, как она вспомнила, однажды превозносил Бэзил Кент: небо с массивными облаками потемнело и отражалось на гладкой поверхности реки Медуэй; высокие трубы выплевывали клубы дыма, рисующие извилистые узоры на сером фоне, а низкие фабричные здания побелели от пыли. Стороннему наблюдателю это зрелище действительно могло показаться красивым – оно поражало скупостью линий и приглушенными скудными красками, как на изысканной японской гравюре.

Мисс Ли вбежала в дом.

– Дайте мне мой чемодан, – сказала она изумленной горничной. – Можете ехать в Лондон. Я остаюсь здесь.

– Одна, мадам?

– Можно подумать, кто-то захочет со мной сбежать! И побыстрее, иначе я очень рассержусь.

Она схватила сумку, быстро вышла из вагона и, когда поезд умчался прочь, вздохнула с огромным облегчением. Ее удивительно успокаивало то, что она осталась одна в незнакомом городе, где никто ее не знал, и она ощутила удивительное возбуждение. Изучив гостиничные автобусы, выбрала самый лучший и уехала.

С характерным упрямством она не обращала особого внимания на наиболее популярные достопримечательности, которые посещали туристы. Мисс Ли воображала, что произведение искусства может вызвать лишь сдержанный энтузиазм, а его запасы истощались, прежде чем она успевала подойти даже к признанным мировым шедеврам. Если она попадала в новый город на континенте, то обычно бродила там без определенной цели, наблюдая за людьми, и ничто не приводило ее в больший восторг, чем какой-нибудь заброшенный сад или украшенный дверной проем, о котором старый добрый Бедекер[55]55
  Имеется в виду серия путеводителей Карла Бедекера.


[Закрыть], специально оставленный дома, даже не упоминал. Поэтому тем вечером при свете фонарей обитатели Рочестера, возможно, видели изящную, просто одетую даму в летах, которая лениво прогуливалась по Главной улице, осматривая ее внимательно, с живым интересом и терпением, и, очевидно, испытывая при этом чувство глубокого удовлетворения. В те мгновения дом на Олд-Куин-стрит ей казался тюрьмой, верный дворецкий – главным надзирателем, а восхитительный ужин, приготовленный по всем правилам, вызывал большее отвращение, чем похлебка и черствый хлеб.

Наконец, изрядно утомившись, мисс Ли вернулась в гостиницу. Немного отдохнув, она отправилась в ресторан. Официант посадил ее за маленький столик, и, ожидая, пока принесут ужин, она с отсутствующим видом теребила украшение эпохи Возрождения, с которым никогда не расставалась. Мисс Ли еще не успела рассмотреть посетителей, которые сидели в этом большом зале, и теперь, медленно подняв глаза, обнаружила, что ее с ужасом буравит взглядом дама – миссис Кастиллион. Ее лицо стало чрезвычайно бледным, так она разволновалась. Сначала мисс Ли не поняла, в чем дело, но потом увидела, что ее знакомую сопровождает Реджи Бассетт. Обе дамы не подали виду, что заметили друг друга: миссис Кастиллион опустила взгляд и, едва заметно шевеля губами, обратилась к Реджи. Тот вздрогнул и инстинктивно хотел повернуться, но спутница быстро одернула его. Они сидели довольно далеко от мисс Ли и переговаривались шепотом, словно боясь, что их слова донесутся до нее. Мисс Ли с интересом взглянула на них еще раз, и миссис Кастиллион снова поспешно опустила глаза. Она оставалась такой бледной, что мисс Ли даже подумала, будто она может упасть в обморок. Реджи налил в бокал шампанского, и миссис Кастиллион его быстро выпила.

– Думаю, их ужин будет не очень приятным, – пробормотала старая дева, сдержав улыбку. – Интересно, почему они вообще выбрали Рочестер?

Потом она мысленно обругала Фрэнка за то, что он не поделился с ней тайной, которая, как она сразу догадалась, была ему прекрасно известна. На самом деле мисс Ли смутилась не меньше, чем миссис Кастиллион, поскольку и не подозревала, что эту пару могут связывать отношения, предполагающие выезды в деревню по уик-эндам. Но она могла оценить обстановку. Поджав губы и вспомнив, что Пол Кастиллион сейчас должен выступать на политическом собрании на севере Англии, мисс Ли улыбнулась. Ее снедало желание узнать, что предпримут незадачливые любовники, ибо ей всегда нравилось наблюдать за поведением людей в щекотливых ситуациях. Она вроде бы и не смотрела на них, но все же заметила, что их вялый диалог сменился неловкой тишиной, не нарушая которой они и закончили трапезу. Нельзя было отрицать, что сама мисс Ли ужинала не только с невозмутимостью, но и с удвоенной энергией.

– И не знала, что в английских гостиницах так хорошо готовят, – пробормотала она и позвала официанта. – Можете сказать мне, кто эта леди за пятым столиком, если считать отсюда?

– Миссис Барлоу, мадам. Они приехали только сегодня днем.

– А джентльмен рядом с ней ее муж или сын?

– Муж, мадам, как я полагаю.

– Пожалуйста, принесите мне газету.

Миссис Кастиллион и Реджи должны были пройти мимо мисс Ли по пути к выходу, и она, отчасти из вредности, твердо решила не покидать своего места. Она обладала достаточно хорошим зрением, чтобы заметить глубочайшее отчаяние на лице своей знакомой, когда рядом с заказанной чашкой кофе появилась «Вестминстер газетт». Мисс Ли раскрыла ее и вскоре погрузилась во внимательное изучение передовицы.

Помощи ждать не приходилось, и миссис Кастиллион могла надеяться только, что ей самой как-то удастся обернуть ситуацию себе на пользу. Реджи встал и лениво побрел к выходу, уставившись в пол, с сердитой гримасой на красивом лице, которая позволяла предположить: миссис Кастиллион еще достанется за эту нелепую случайность. Но та повела себя более дерзко: она прошла пару шагов за ним, с прямой спиной, покачивая бедрами, как обычно, и, добравшись до мисс Ли, остановилась с изумленным возгласом, который прозвучал весьма естественно:

– Мисс Ли, кто бы мог подумать! Как чудесно, что вы здесь оказались!

Она протянула руку, изображая неимоверную радость. Мисс Ли холодно улыбнулась:

– А я давно вас заметила, миссис Кастиллион.

– Вы здесь ужинали? Как удивительно, что я вас не видела! Но у меня сегодня день странных совпадений. Когда я приехала в гостиницу, то первым делом наткнулась на мистера Бассетта. Я пригласила его поужинать со мной. Похоже, он гостит тут неподалеку. И как вы его не заметили!

– Заметила.

– Так почему же вы не подошли и не заговорили с нами? Мы могли бы поужинать все вместе.

– Вы, должно быть, считаете меня полной дурой, моя дорогая! – произнесла мисс Ли с выражением презрения, смешанного с весельем.

При этих словах миссис Кастиллион вздрогнула, ее лицо вдруг стало серым, а в глазах отразился малодушный испуг. У нее не хватило сил продолжать игру, на успех которой она поначалу рассчитывала. Более того, она поняла, что все это бесполезно.

– Вы ведь не выдадите меня, мисс Ли? – прошептала она с таким страхом, что голос был едва слышен.

– Я не сомневаюсь, что любопытство – мой главный порок, – ответила мисс Ли, – но только не бестактность. Лишь глупцы обсуждают что-то конкретное, люди умные больше интересуются абстрактным.

– Вы знаете, что мать Пола отдала бы половину своего состояния за сведения о том, что я была здесь с мужчиной? О, как бы она обрадовалась, если бы ей представилась возможность поймать меня! Ради Бога, пообещайте, что никогда не скажете никому ни слова! Вы ведь не хотите разрушить мне жизнь?

– Торжественно обещаю.

Миссис Кастиллион вздохнула с облегчением, едва не заплакав от волнения. В зале уже было пусто, если не считать официанта, который яростно вытирал стол, но ей казалось, будто он с подозрением за ними наблюдает.

– Но теперь я тоже в вашей власти, – простонала она. – Боже, как я жалею, что приехала сюда! И почему этот мужчина не уходит? У меня ощущение, что я сейчас закричу что есть мочи.

– На вашем месте я бы не стала, – тихо сказала мисс Ли.

Она ничто не ценила так высоко, как самообладание, и поэтому наблюдала за мисс Кастиллион с неким презрением, ведь эта жалкая демонстрация стыда и страха вызывала у нее отвращение. Никто не относился к общепринятым нормам поведения с большим равнодушием, чем мисс Ли, а брачные союзы особенно ее забавляли, но она глубоко презирала тех, кто нарушал правила, не обладая достаточной смелостью, чтобы принять последствия собственного дерзкого поведения. Добиваться хорошей репутации в обществе и втайне действовать вопреки его представлениям о приличиях представлялось ей проявлением презренного лицемерия. Миссис Кастиллион, догадываясь о том, что скрывалось за пристальным взглядом мисс Ли, с волнением за ней наблюдала.

– Должно быть, вы глубоко меня презираете, – пролепетала она.

– Вам не кажется, что для вас было бы лучше вернуться со мной в Лондон сегодня вечером? – спросила мисс Ли, уставившись на испуганную даму серыми глазами, в которых читались холод и непреклонность.

Бойкое оживление миссис Кастиллион испарилось без следа, и она села перед старшей собеседницей – изможденная и побледневшая, как виновный преступник перед судьей. Но когда прозвучало это предложение, слабый румянец появился у нее на щеках, а уголки губ в мучительном страдании опустились вниз.

– Не могу, – прошептала она. – Не просите меня сделать это.

– Почему?

– У меня духу не хватит его оставить. Тогда он увяжется за кем-нибудь в Чатеме.

– Все настолько плохо?

– О, мисс Ли… Я ужасно наказана. Я не собиралась заходить так далеко, хотела всего лишь развлечься, мне было ужасно тоскливо. Вы же знаете, каков Пол. Иногда он становится таким скучным и занудным, что я просто падаю на кровать и кричу.

– Все мужья иногда скучны и занудны, – задумчиво заметила мисс Ли. – Так же, как и все жены часто бывают сварливы. Но он очень любит вас.

– Я думаю, если бы он узнал, его сердце разбилось бы. Я глубоко несчастна. Я не смогла удержаться. Я люблю Реджи всей душой. А я ему совершенно безразлична! Сначала ему льстило, что я, как он говорит, благородная дама, проявила к нему интерес, но сейчас он остается со мной только потому, что я плачу ему.

– Что?! – изумилась мисс Ли.

– Мать дает ему недостаточно денег, и мне удается помогать ему. Он оплачивает все счета купюрами, которые даю я, а я притворяюсь, будто думаю, что сдачи никогда не дают. О, я ненавижу и презираю его, и все же, если он бросит меня, то, думаю, я умру!

Закрыв лицо руками, она безудержно зарыдала. Мисс Ли размышляла. Через мгновение миссис Кастиллион подняла глаза и сжала кулаки.

– Вот и теперь, когда я приду к нему, он обругает меня, как торговку рыбой, за то, что я предложила поехать в Рочестер. Он скажет, это я виновата, что мы оказались здесь. О, как я жалею, что мы вообще на это решились! Знаю, это был сумасшедший поступок. Жаль, что я вообще встретила Реджи!

– Но почему вы выбрали Рочестер? – спросила мисс Ли.

– Разве вы не помните, как о нем рассказывал Бэзил Кент? Я решила, что никто никогда сюда не ездил, а Пол заявил, что дикими лошадьми его не заманишь. Это все и решило.

– Бэзилу нужно развивать свои эстетические теории в отношении мест менее доступных, – пробормотала мисс Ли, – ведь именно по этой причине я тоже оказалась здесь. Вы знаете, наше родовое гнездо недалеко отсюда, и я ездила в Теркенбери.

– Я забыла об этом.

Некоторое время они молчали. Гостиничный ресторан, в котором практически выключили свет и все убрали со столов, если не считать белых скатертей, казался мрачным. Миссис Кастиллион содрогнулась, когда с болью обвела взглядом помещение и осознала, что страсть, которая представлялась ей чудесной, виделась мисс Ли омерзительной и подлой.

– Неужели вы совсем не готовы мне помочь? – простонала она.

– Почему вы не порвете с Реджи раз и навсегда? – спросила мисс Ли. – Я знаю его довольно хорошо и думаю, он никогда не сделает вас счастливой.

– Хотела бы я, чтобы у меня хватило на это сил…

Мисс Ли осторожно накрыла рукой тонкие, унизанные кольцами пальцы несчастной женщины.

– Позвольте забрать вас сегодня вечером в Лондон, моя дорогая.

Миссис Кастиллион посмотрела на нее со слезами на глазах.

– Не сегодня, – попросила она. – Дайте мне время до понедельника, и тогда я окончательно с ним порву.

– Это произойдет сейчас или никогда. Разве вам не кажется, что первый вариант лучше?

Никто и не подумал бы, что холодный тон мисс Ли может обладать столь убедительной нежностью.

– Хорошо, – сказала миссис Кастиллион, совершенно опустошенная. – Я пойду и скажу Реджи.

– Если он станет возражать, скажите, что таково условие моего обещания молчать о случившемся.

– Как будто для него это имеет хоть какое-то значение! – зло ответила миссис Кастиллион, всхлипывая.

Она удалилась, но вскоре появилась вновь.

– Он ушел, – сообщила она.

– Ушел?

– Без единого слова. В его номере не осталось ни одной вещи. Он всегда был трусом, а теперь просто сбежал.

– И оставил вам счет на оплату. Как похоже на дорогого Реджи!

– Вы правы, мисс Ли: ничего хорошего из всего этого не выйдет. Это конец. Я его брошу. Заберите меня в Лондон, и я пообещаю, что никогда не увижусь с ним снова. Отныне я буду пытаться воздать должное Полу.

Вскоре приехали двуколки, и дамы успели на последний поезд до города. Миссис Кастиллион забилась в угол купе, ее лицо казалось мрачным и бледным на фоне голубых подушек. Она смотрела в темноту и не проронила ни слова. Ее спутница размышляла.

«Интересно, что такого в респектабельности, – думала мисс Ли, – если я приложила множество усилий, стремясь вернуть эту женщину на ее скучный правильный путь. Она всего лишь бедное неосмотрительное создание, и я полагаю, не стоит того, чтобы я так беспокоилась, к тому же я как следует не осмотрела Рочестер. Но мне следует остерегаться: я становлюсь настоящей блюстительницей нравов, если так пойдет и дальше, то превращусь в зануду».

Она бросила взгляд на красивую даму, которая выглядела старой и неухоженной с пудрой на щеках, подчеркивавшей их болезненную впалость. Миссис Кастиллион молча плакала.

«Интересно, знал ли этот монстр Фрэнк о происходящем? Неужели он хранил их тайну самым подлым образом?» – задалась вопросом мисс Ли.

Когда они наконец приблизились к Лондону, миссис Кастиллион оживилась. Она повернулась к спутнице с некой насмешливостью, в которой чувствовалась безысходность.

– Вы обожаете афоризмы, мисс Ли, – сказала она. – Вот вам один, который я открыла для себя: никого нельзя презирать так же сильно, как человека, которого любишь всем сердцем.

– Фрэнк может говорить что угодно, – ответила собеседница, – но ничто не делает людей более забавными, чем ужасная боль.

Пару дней спустя мисс Ли, гордившаяся тем, что строит планы исключительно ради удовольствия их нарушать, отправилась в Италию.